Разрушители миров

ТАНК ПО ИМЕНИ БОБ

автор: Ларри Коррейя

Какой склад ума позволяет стать эффективным воином? Возможно, наивный психолог, который не привыкший к нуждам войны, увидел бы психопатическую личность. Но честь, долг и месть также требуют, чтобы мозг был приучен игнорировать отвлекающие факторы, которые могут привести только к поражению, мозг, настроенный концентрироваться на единственной важной вещи — победе в битве любой ценой. Особенно, когда победа приносит с собой меру справедливости для единственно важной вещи. Семьи.

С запада приближались два разведывательных танка, используя развалины в качестве прикрытия, а третий прятался в деревьях с другой стороны заводского комплекса. С южной стороны по крыше склада двигалось отделение пехоты в в экзоскелетах, вооруженное переносными противотанковыми ракетами. Бронетранспортер, из которого высадился отряд, объезжал здание, пытаясь зайти мне с фланга.

Я видел все это с помощью десятков камер, установленных на моем бронированном корпусе, и глазами роя дронов. Я ощущал вибрацию через свои амортизаторы, которые были достаточно чувствительны, чтобы я мог точно оценить вес и скорость тех страшилищ, которых не могли увидеть мои многочисленные глаза. Множество угроз были просто светящимися точками разного размера и яркости на моей карте боя. Квантовый процессор 10-го поколения загрузил всю эту информацию в мой мясной мозг, чтобы оценить и утвердить приоритетные цели.

Первоначальный вариант стрельбы мне показался удачным. План сражения принят. Вступить в бой.

От выстрела моего 180-миллиметрового главного орудия мой активный камуфляж покрылся рябью. Дроны-корректировщики, посланные вражеской пехотой, точно узнали, где я нахожусь, но это не будет иметь долгосрочного значения, потому что я уже сдавал назад, пробивая своим телом несколько стен. Кирпичи от отдачи разлетелись в пыль под моими полистальными гусеницами, когда мои кормовые минометы открыли огонь.

В двух тысячах метров мой выстрел поразил вражеский танк, который думал, что он надежно спрятался за деревьями. На тепловизоре появилась яркая полоса, когда мой бронебойный снаряд пробил башню легкого разведчика. Затем последовала вторая, гораздо более яркая вспышка, когда взорвался магазин танка. По лесу прокатился огненный шар.

Ракеты ударили в обломки, за которыми я прятался, но к тому времени я уже был на второй огневой позиции, а автомат заряжания зарядил в трубу еще один 180-мм APFSDS[12]. Я не мог видеть следующего разведчика, но чувствовал, где он находится. Я уничтожил его прямо сквозь стены. Три слоя кирпича и один слой легкой брони едва замедлили проникающий снаряд. Мои химические сканеры подтвердили уничтожение, потому что в атмосферу внезапно добавился торий и радиоактивный дым. Попадание в реактор.

Я продолжал двигаться, чтобы избежать ответного огня, но на этот раз это не имело значения, потому что парни в экзоскелетах были слишком заняты, уклоняясь от минометных снарядов, которые я сбрасывал им на головы. Только в моих расчетах не была учтена структурная целостность склада, и все это чертово сооружение рухнуло на них, похоронив под собой бедных придурков, которые не смогли вовремя спрыгнуть. Выжившие не представляли особой проблемы, поскольку теперь они в основном были слепы. Я даже не успел заметить, как мои системы точечной защиты автоматически сбили все их беспилотники.

Квантовый процессор был сверхэффективным, но не отличался изобретательностью. Для этого и нужны были мясные мозги. Поэтому, когда я увидел, откуда выскочит БТР, пытаясь прицелиться из своей пусковой установки в мою менее бронированную заднюю часть, я развернулся, наклонил нос, а затем на полной скорости пронесся по заводу, круша оборудование, трубы и мебель, прямо сквозь наружную стену, чтобы врезаться в удивленный БТР. Он был чуть больше бронированного автомобиля, так что я даже не почувствовал хруста. Но все равно было приятно отправить эту маленькую штучку кувыркаться.

Последний разведчик понял, что я не в его весовой категории, поджал хвост и убежал. Эти маленькие ублюдки были слишком быстрыми. Я засек, что он разгонялся до 160 км/ч, когда он ехал по старой парковке завода. Танк-разведчик сметал брошенные машины со своего пути с такой же легкостью, с какой я раздавил их БТР. Моя башня медленно повернулась, ведя его. Их водитель был хорош, он вилял из стороны в сторону, отчаянно пытаясь уйти. Это не имело значения. Я пробил им моторный отсек и оставил гореть.

Я двухсоттонная машина для убийства.

Меня зовут Боб.

— Доктор, он меня слышит?

— Похоже, интерфейс работает правильно, центр обработки языковых данных в его мозгу будет получать звуковые импульсы, транслируемые через наногель. Так что, в принципе, да, слышит, но наверное похоже на глас Божий во тьме, говорящий: "Да будет свет". Я не знаю, поймет ли он и как много он запомнит. Повреждения были значительными, а это экспериментальная технология.

— Сможет ли он общаться?

— Пока нет. Сначала нам придется обработать его мозговые волны с помощью кодера, чтобы иметь возможность переводить импульсы непосредственно в звук. Это займет несколько недель.

— У нас нет нескольких недель. Нам предстоит война. Если Трибунал запросит, субъект должен связаться с ними и согласиться участвовать в этом проекте. Это ясно, доктор?

— Да, сэр.

— Превосходно. Итак, начинаем. Доброе утро, капитан. Без паники. Я генерал Хванмок, Западное командование, Силы Обороны Валенса. Сначала хорошие новости. Вы все еще живы. Вы были серьезно ранены, но вас эвакуировали в безопасное медицинское учреждение. Теперь плохие новости. Синдикат неожиданно напал. Колония в беде, и большая часть СОВ была уничтожена. Их возможности в информационной войне намного превосходят наши, поэтому они взломали все наши автоматизированные системы. Наши пилотируемые системы не идут ни в какое сравнение с их системами. Так что нам надирают задницы. А теперь по-настоящему плохие новости, для вас лично, поэтому я скажу вам прямо. Большая часть вашего тела была разрушена и не подлежала восстановлению, но мы спасли ваш мозг. В настоящее время он находится в ванне с нанитами.

— Извините, генерал, но я фиксирую всплеск активности миндалевидного тела. Уровень глутамата резко повышается.

— Что это значит?

— Предполагаю, он в панике и находится в состоянии сенсорной депривации, что может привести к необратимым повреждениям. Мне нужно снова усыпить его.

— Послушайте меня, капитан. Вы снова уснете на некоторое время. Я знаю, что милосерднее всего было бы отключить вас, но вы единственный офицер бронетанковой службы, который у меня есть, а это значит, что я не могу позволить вам пропасть даром. Мне жаль, но вы нужны вашим людям.

— Я ввел седативное средство. Субъект теряет сознание… Я не могу поверить, что мы действительно это делаем. Это нарушает медицинскую этику и десятки правил.

— Не волнуйтесь, доктор. Нам нужно беспокоиться только о том, что нас будут судить за военные преступления, если мы проиграем войну. Победителей не судят.

Убрав с дороги разведчиков Синдиката, я направился к перекрестку Кан. Он находился всего в нескольких километрах отсюда, и там враг разместил свое региональное командование и склады материально-технического обеспечения. Это была логичная цель, предложенная Квантумом. Но интуиция подсказывала мне, что я мог бы причинить больше вреда в другом месте… Только на самом деле нельзя сказать, что у тебя есть внутреннее чутье, когда тебе больше нечем чувствовать.

Флот вторжения Синдиката во время своего приближения вывел на орбиту кучу спутников-шпионов и связи. Теперь, когда они примерно знали, где искать, у меня не было возможности скрыться от их глаз в небе, пересекая открытые сельскохозяйственные угодья. У меня был активный камуфляж, но я не мог двигаться на полной скорости и при этом не сбрасывать столько тепла в атмосферу, и перегреюсь, и светиться буду, как маяк, на тепловизоре. Не было и действенного способа замаскировать следы разрушений, которые я оставлял за собой. Мои широкие гусеницы оставляли на мягкой терраформированной почве достаточно глубокие колеи, чтобы их тени были видны из космоса.

Мои системы подвергались бомбардировке вражескими сигналами. Синдикат пытался взломать меня, точно так же, как они проделали это со всеми другими системами вооружения СОВ во время вторжения. Ранее их программы пробивали валенсийские файрволы, как будто они были сделаны из фольги. Только на этот раз они с треском провалились, и их хакеры, вероятно, не могли понять, почему. Они нацелились на полностью автономный роботанк, только каждый раз, когда они пытались захватить систему, она немедленно переопределяла управление на бортовое ручное[13]. Что должно было быть просто невозможно, потому что для одновременного выполнения такого количества процессов вручную потребовалась бы команда из двадцати человек, а группа людей, работающих сообща, не могла бы так эффективно управлять системой вооружения.

Но для меня самого это было так же просто, как пошевелить своими старыми конечностями. Мне просто нужно было подумать об этом, и это происходило… Мясные кибернетические мозги для победы.

Спутники перестали бомбардировать меня сигналами, попытки взлома прекратились. Теперь они скорее всего направят воздушные силы Синдиката на мою позицию, чтобы уничтожить меня старомодным проверенным способом.

Но вместо того, чтобы прятаться или совершать маневры уклонения, я продолжал двигаться прямо, прямо к самой очевидной цели в этом районе, потому что я хотел, чтобы эта боевая авиация преследовала меня. Лучше заняться воздушной поддержкой сейчас, чем потом, когда мне нежелательно будет отвлекаться.

Экран моего дрона первым заметил их. Один из моих маленьких летунов-невидимок заметил четыре быстро движущиеся цели, приближающиеся ко мне. Они прижимались к земле чуть выше уровня верхушек деревьев, чтобы не попасть на мой радар, но они еще не заметили мой дрон. Должно быть, на спутниковых снимках было видно, что у меня установлен рельсотрон, потому что летуны не осмеливались показываться из-за горизонта. Как только мой беспилотник подсветил их лазером, летуны начали маневры уклонения, но было уже слишком поздно. Как только они были помечены, я выпустил шквал умных ракет, чтобы выследить их.

Ганшипы[14] запустили контрмеры, чтобы сбить с толку тепловые лучи и ослепить беспилотники. Четыре шара искусственного солнечного света временно осветили близлежащие фермы. Я переопределил рудиментарный искусственный интеллект ракет, потому что они просто полетели бы туда, куда, по предположению машины, должны были полететь их цели, но вместо этого я руководствовался инстинктом. Мне удалось поразить два, и эти летуны Синдиката проложили пылающие канавы через кукурузные поля. Двум другим все же удалось увернуться. Вот только одному из них пришлось резко сильно подняться, чтобы не врезаться в сарай на выходе из маневра. Двух секунд видимости над горизонтом было более чем достаточно, чтобы я выстрелил в него из спаренного рельсотрона. Прицеливание не было мгновенным, но достаточно близко к этому. Одно из крыльев летуна развалилось, и корпус превратился в газонный дротик со скоростью 1 Мах[15].

Они связались не с тем танком.

Синдикат захватил большую часть нашего небольшого бронетанкового флота без единого выстрела. Они смогли изучить наши местные основные боевые танки. И, вероятно, они ожидали, что у меня будут такие же возможности, как у них, за исключением того, что мое новое тело было прототипом из другого мира, украденным и тайно доставленным сюда бандой торговцев оружием. Оно было более боеспособно, чем наши обычные танки практически во всех отношениях. И поскольку я уже устал от того, что за мной шпионили, пришло время продемонстрировать им еще одну из моих возможностей.

Я остановился на пастбище, отследил спутники Синдиката и позволил квантовой системе обработать решения по стрельбе. Моему рельсотрону не хватало мощности, чтобы преодолеть низкую орбиту, но мне не понадобился кинетический удар. Достаточно было поджарить их хрупкую электронику. Следующие несколько минут я провел, стреляя лазерами в пространство. Убедившись, что это полушарие временно свободно от спутников-шпионов, я снова двинулся в путь. Только на этот раз я ехал не к очевидной цели, перекрестку Кан. Я изменил направление и взял курс на город Фу'Ан, столицу Валена, на дальнем конце континента.

— Как у вас сегодня дела, капитан?

Голос доктора прорезал всю мою вселенную. Мне потребовалось мгновение, чтобы вызвать примитивное изображение клавиатуры, которая была имплантирована в мой мозг. Каждая клавиша пульсировала с немного иной частотой. Я думал об одной клавише за раз, пока мой мозг не настраивался на эту частоту. Этот импульс регистрировался через проволочную сетку, в которую был обернут мой мозг, и эти буквы отправлялись на дисплей, где их мог прочитать доктор.

Пожалуйста, Док. Зовите меня просто Боб.

— Очень хорошо. Пусть будет Боб. Моделирование интерфейса проходит успешно?

Учитывая, что я был полуторакилограммовым комком клеток, лишенным чувств, почти без воспоминаний и всего остального, и мне больше нечем было заняться, я безостановочно гонял программы, которые они в меня закачивали. Это было похоже на то, как если бы ребенку дали поиграть в видеоигру о беге, прежде чем дать ему шанс поползать. Это была суперзапутанная непрерывная бомбардировка информацией.

Да. Все идет замечательно.

— Это здорово. Ты, кажется, в хорошем настроении.

Могло быть и хуже.

— Это лучше, чем быть мертвым.

Думаете?

Доктор молчал очень долго.

— Да… извините. Окей, я просто зашел сказать вам, что генерал хочет ускорить сроки. Он раздобыл идеальную испытательную машину из другого мира. Я знаю, что вам нужно больше времени, чтобы подготовиться, прежде чем мы подключим вас, но у нас его может не быть.

Дела снаружи настолько плохи?

— Я не буду врать тебе, Боб. Дела идут неважно. Синдикат захватил половину континента. Пока что мы удерживаем их в Нью-Сиднее, но к востоку от границы СОВ ушли в подполье, и мы, по сути, ведем партизанскую войну.

Я был с восточного побережья колонии, из красивой, терраформированной зоны, которую, если не приглядываться, можно было принять за старую Землю. Я знал, что это маловероятно, но я должен был спросить.

Есть что-нибудь о Мэй и детях?

— Я искал, я правда искал, но записи в беспорядке, а центральная сеть не работает. В последний раз ее видели в Фу'Ане, но там было так много боев. Мне жаль, Боб. Я до сих пор не знаю, где твоя семья.

Здорово, док. Я ценю ваши усилия. Заверьте генерала, что я буду готов.

Я вернулся к своим симуляциям.

После шестнадцати часов непрерывных боевых действий мне пришлось спрятаться в старом туннеле, чтобы дать возможность своим системам снабжения и ремонта поработать. Я был таким большим, что едва помещался в туннеле, предназначенном для суперпоездов. Мой рой дронов рассредоточился в поисках полезных материалов, в то время как ремонтные роботы выползли наружу и начали осматривать повреждения. Больше всего я беспокоился о своих гусеницах. Полисталь самовосстанавливается, но сегодня я проехал почти тысячу километров на совершенно новых гусеницах. Если бы я сбросил одну из них в бою, то стал бы легкой добычей, пока мои боты не смогли бы выбраться и починить ее, а боты будут легкой добычей на активном поле боя.

Мои дроны пометили несколько предметов, которые, как мне показалось, были бы полезны в качестве металлолома, поэтому я отправил нескольких роботов-дармоедов забрать их. Многие вещи могли послужить сырьем для моего внутреннего производства. Я приберегал фабричные снаряды для труднодоступных целей, но я мог сделать боеприпасы из любой стали, латуни, меди, свинца, алюминия или пластика, которые находили мои роботы. Все время, пока я использовал боеприпасы, я производил их еще больше. С топливом было сложнее, но ранее я нашел разбитый грузовой хоппер[16] Синдиката, и мои роботы извлекли все химикаты из его груза и топливных баков, так что моих запасов хватит еще на некоторое время.

Я расположил дроны так, чтобы они образовали периметр безопасности. За последние несколько часов я убил так много членов Синдиката, что, вероятно, все их силы вторжения сейчас охотились за мной. Я не мог рисковать активной передачей данных, но несколько моих дронов действовали как пассивные антенны, проверяя местные коммуникации. Были несколько сообщений Синдиката, запрос-ответ, вот только взломать их шифрование было выше моих сил. На всякий случай я отметил позиции, с которых поступали эти сигналы, как потенциальные будущие цели.

Я также перехватил несколько сообщений с использованием обычных шифров СОВ. Я был уже достаточно далеко на востоке, и тут были только партизаны, нерегулярные войска и ополченцы. Они были в отчаянии, голодны и в бегах, так что я не ожидал от них особой помощи. Но когда я расшифровал их сообщения, то обнаружил, что все разговоры были обо мне. Все говорили о гигантском танке из другого мира, который устроил настоящий ад по всей колонии. Я вызвал достаточно отвлечений и разрушений, чтобы они смогли извлечь из этого выгоду и провести несколько атак против сил Синдиката. Вот и славно.

Затем моя антенна поймала сообщение с высоким приоритетом, закодированное непосредственно для меня.

Я скачал его и взломал. Как и ожидалось, генерал Хванмок был крайне взбешен. Он потратил миллионы на импорт супертанка и тратил свое время на незаконный научный проект не для того, чтобы я просто отправился на безумную самоубийственную миссию в одиночку. Он приказал мне немедленно возвращаться на базу.

Я не подчинился приказам, просто сейчас не мог вспомнить, почему я не подчинился именно сейчас. В моей памяти словно образовалась черная дыра. В этом не было ничего странного. Таких случаев было много. Но это было недавнее воспоминание, а не старое. Это воспоминание не было утрачено из-за повреждения мозга, которое я получил, когда мое тело взорвалось. Причина была другая, но когда я попытался вспомнить, это меня просто разозлило и расстроило.

Я сбросил сообщение генерала в корзину для удаления и вернулся к изготовлению новых боеприпасов из переработанных автомобилей и мусора. Завтра у меня будет важный день.

— Окей, Боб, мне нужно, чтобы ты был очень внимателен, пока мы проводим диагностику. Если почувствуешь, что что-то не так, дай мне знать.

Мой мозг, который теперь был напичкан кремниевыми чипами и полчищами нанитов, был заперт в бронированном ящике, наполненном питательными веществами и наэлектризованным желе, и этот ящик только что подключили к гигантской военной машине, которая обрушивала на меня волну за волной новой странной информации, которую я отчаянно пытался перевести в разумные копии моих старых человеческих чувств. В этой ситуации не было ничего, что было бы так.

Как скажете, док. Кажется, здесь все в порядке. И я отправил ему эмодзи с поднятым вверх большим пальцем.

Тогда впервые за несколько месяцев я смог видеть. Хотя это было такое причудливое сочетание изображений, собранных по кусочкам десятками камер, работающих во всех диапазонах, что, если бы у меня все еще было тело, у меня, вероятно, закружилась бы голова.

Вау.

— В чем дело, Боб?

Включилась визуальная система. Это немного сбивает с толку, вот и все.

Я впервые смог увидеть своего врача. Я не знал, чего ожидать. Оказалось, что он толстый и растрепанный австралиец.

— Может, мне ее выключить?

Нет. Видеть приятно.

Затем у меня появился звук, и это были не просто слабые мясистые мембраны и вибрирующие кости. Это были сотни микрофонов, которые могли буквально слышать звук падающей булавки, передавая потоки данных прямо в мою слуховую зону коры головного мозга. И что самое приятное — поскольку мое старое тело подвергалось воздействию множества громких шумов — никакого шума в ушах!

Затем подключились химические анализаторы, и я снова смог почувствовать запахи. Только теперь это был молекулярный анализ полного спектра. В настоящее время над моим новым телом работали тридцать техников, и я мог бы сказать вам, что каждый из них ел сегодня. С тех пор как первые колониальные корабли Валена прибыли из стран Тихоокеанского региона Земли, на обед употреблялось много рыбы и перца. Мое собственное тело пахло металлом, резиной и маслом. Неньютоновская жидкость, из которой состоял слой моей умной брони, пахла чем-то вроде мятной свежести.

Это была та самая умная броня, которая позволяла мне чувствовать. Моя кожа состояла из слоев молекулярно связанных пластин, но жидкая умная броня, заключенная между слоями, сжималась при каждом прикосновении к любой из пластин. Кто-то приваривал к моей спине миномет. Температура сварочной дуги была около 6000 градусов. Щекотно.

И было немного странно.

— Вы можете испытывать небольшой дискомфорт, пока сенсорные комплекты танка калибруются под химию вашего мозга. Может потребоваться несколько дней, чтобы установились соответствующие закономерности.

Вы делали это раньше?

Доктор рассмеялся.

— Никто не делал такого раньше. Мы используем ту же базовую технологию, которая позволяет пилоту напрямую взаимодействовать разумом со своим самолетом, только модифицированную для ваших… обстоятельств.

Я был знаком с этой технологией. Взаимодействие человека и машины создает синергетический эффект, делая их более эффективными, чем сумма их составляющих. Я смутно помнил, что у меня когда-то был имплантат в основании черепа, который позволял осуществлять подобный интерфейс, но, как и большая часть моей долговременной памяти, детали были нечеткими.

Это кажется немного более экстремальным.

— Мне нравится думать об этом как об упрощенном или оптимизированном процессе. Поскольку нет физического барьера в виде тела, который мог бы помешать и замедлить процесс, задержки между вами и системой будут абсолютно минимальными. Вы думаете, система действует. Схема должна быть даже более эффективной в бою, чем те результаты, которые мы получаем от роботов пятого поколения. И в отличие от наших полностью автономных подразделений, Синдикат не сможет вас взломать.

Я помню, как читал о нескольких подключенных пилотах, которых однажды взломали на какой-то захолустной планете.

— Это было на Глоссе. Они использовали червя, который заражал имплантаты пилотов и медленно перепрограммировал их мозг так, чтобы никто не узнал. Насколько нам известно, у Синдиката нет ничего подобного. К тому же, к тому времени, когда мы будем готовы отправить вас на задание, вы будете настолько точно настроены, что станете единым целым с танком, и сможете почувствовать вторжение такого рода и принять контрмеры в тот момент, когда они попытаются это сделать.

Когда я смогу испытать свое новое тело?

— Не сейчас. Нам придется некоторое время держать ваши двигательные функции отключенными для всеобщей безопасности. Но хорошо, что вы так стремитесь к этому.

Синдикат взорвал меня. Они вторглись на мою планету. Я даже не знал, жива моя семья или мертва. Я хотел убить каждого захватчика. Я хотел почувствовать, как их тела лопаются под моими ногами, словно я наступаю на виноградину. Я тысячи раз запускал боевые симуляторы и убивал миллионы воображаемых захватчиков, но это не помогало. Моя беспомощность подпитывала мою ненависть, и, поскольку мне больше нечего было делать, все в моем сознании вращалось вокруг огненного солнца, которое я создал из своей ярости.

Я просто хочу внести свой вклад, быть полезным, вот и все.

— Я тоже, Боб, — заверил меня доктор. — Я тоже… Генерал здесь, чтобы все осмотреть. Если вы позволите, я на некоторое время отключу все ваши внешние раздражители, чтобы дать время программному обеспечению обновиться. А пока, почему бы вам не запустить другую симку?

Отличная идея, док. Сделаю.

Только это была ложь. Я не хотел снова погружаться в темноту, поэтому изменил показания, которые мог видеть врач, чтобы показать, что я отключен от танка, хотя это было не так. Обмануть его было легко. Для него это была работа, но это была моя жизнь. Он здесь только работал. Я в этом жил.

— Статус, доктор? — Генерал вошел в рубку управления. Камеры и биометрические сканеры в моей башне показали, что это был шестидесятилетний мужчина очень угрюмого вида, с корейской ДНК и множеством заболеваний, связанных со стрессом.

— Интеграция проходит на удивление хорошо, но я беспокоюсь о субъекте. Не волнуйтесь. Мы можем говорить свободно. Я снова усыпил его.

— Если мы сможем доказать, что это работает, мы сможем получить разрешение и финансирование на переоснащение всех остальных танков, мехов и бронетранспортеров, которые у нас есть на складе, но до тех пор он — единственный мозг, который не отторг имплантаты. Либо наше доказательство концепции сработает, либо мы облажаемся. Делайте, что считаете нужным. Пока это работает, мне все равно.

— Дело не в физическом состоянии биоматерии или процессе интеграции. У него на удивление все хорошо. Дело в его психическом здоровье. Вот, взгляните на это. — Доктор подвел генерала к одному из дисплеев. Мои камеры не могли заглянуть так далеко в диспетчерскую, но я увеличил изображение и поймал частичное отражение от защитных очков одного из техников, чтобы иметь возможность читать дальше. — Как вы можете видеть, в его префронтальной коре наблюдается деградация, а миндалевидное тело гиперактивно.

— И что?

— Это то, что мы наблюдаем у реактивно-агрессивных и жестоких преступников.

— Отлично.

— Нет, я имею в виду импульсивный, неуместно враждебный, возможно, психопатический тип. Субъект был не таким, когда мы впервые подключили его, но он деградировал. Именно такой мозг мы могли бы увидеть у заключенного, помещенного в камеру смертников после того, как он потерял рассудок в результате дорожно-транспортного происшествия и задушил кого-то. Я тщательно контролировал уровни серотонина и окситоцина, но это не сильно изменило ситуацию. Наши нейробиологи изучили это и согласились с моей оценкой. Эти данные свидетельствуют о серьезных нарушениях способности принимать моральные решения.

— Мы пытаемся создать армию невзламываемых бронированных супервоинов, чтобы отразить вторжение, доктор. А не устраивать чаепитие.

— Я понимаю, но это не принесет нам никакой пользы, если они будут неуправляемы. Хуже того, когда я разговариваю с субъектом, он кажется удивительно вежливым, сдержанным и даже невероятно оптимистичным, учитывая его ситуацию. Как вы можете видеть, всякий раз, когда он общается с нами о том, как у него дела или самочувствие, у него активизируется передняя поясная кора, а также вентральная и дорсальная латеральная префронтальная кора.

— Объясните попроще, доктор.

— Это те части, которые мы используем, чтобы сформулировать ложь. Когда испытуемый говорит, что с ним все в порядке, это явно не так. Анализируя интенсивность его активности на протяжении всего срока действия программы, можно сделать вывод, что его мировоззрение неуклонно ухудшалось, и он лгал все больше и больше, чтобы скрыть свое истинное душевное состояние. Когда он не лжет активно, кажется, что он постоянно в ярости. Он может сорваться в любой момент.

Генерал надолго замолчал.

— Итак, мы поместили возможного лживого психопата с проблемами управления гневом в супертанк с пушками, которые могут сносить горы?

— По сути… да.

— Плохо. Мы не можем сейчас повернуть назад. Все остальные субъекты отключились, когда мы их подключили. Встройте аварийный выключатель, который мы можем щелкнуть, если он взбесится и начнет стрелять в неправильном направлении, а затем продолжайте. Если его выступление произведет впечатление на высшее командование, они дадут нам больше мозгов для экспериментов, и вы сможете выбрать хорошие для следующего поколения. А пока работайте с тем, что у вас есть. Часы тикают.

Оказывается, мне действительно нравилось давить людей.

Из моего человеческого детства осталось одно отрывочное воспоминание, в котором я вспоминаю, как стоял на пляже и хлюпал пальцами ног по мокрому комковатому песку. Такое же похожее приятное чувство испытываешь при езде по пехоте. Обычные солдаты были мягкими. Те, что в экзоскелетах, были хрустящими. Как морские ракушки.

Я проехал по улицам города Фу'Ан, уничтожая Синдикат. Хлюпики и хрустики набросились на меня с портативными ракетами, ранцевыми зарядами и даже гранатами, которые едва царапали мою краску. Мои пулеметы и огнеметы быстро справились с ними. Пока мы играли в скоростные салочки между высотками столицы, я беспокоился о других танках.

Меня преследовал средний танк Т-20, пытаясь прицелиться в мой менее бронированный зад, но я завернул за угол здания банка Леопольда, прежде чем он смог взять меня на мушку. Он выпустил очередь из своей автоматической пушки, надеясь поразить меня сквозь стену. Снаряды попали в знаменитые каменные статуи львов у входа и уничтожили их.

Я бы откатился назад и ударил в средний танк, пока он перезаряжал оружие, чтобы наказать его за порчу наших местных достопримечательностей, но в конце 4-й улицы, всего в 200 метрах от меня, показался тяжелый танк Синдиката Т-50. И на таком расстоянии его 200-миллиметровое гладкоствольное орудие с очень высокой вероятностью пробьет мою броню.

Т-5 °Cиндиката был самым тяжелым танком, когда-либо созданным человечеством. Кроме того, он был полностью автоматизирован, и благодаря этому реагировал быстрее, чем это мог бы сделать экипаж из людей. Я был гибридом, быстрее, чем человек или машина. Поэтому за то время, пока Т-50 целился, я с заносом врезался в тротуар, резко развернулся, наклонил переднюю часть гласиса[17] для достижения наилучшего угла удара и развернул башню в сторону новой угрозы.

Он выстрелил. Бронебойный снаряд попал, но угол моего отклонения был идеальным, поэтому он проскочил по моему боку, высекая сноп искр. Жидкая интеллектуальная броня все еще сильно сжималась под этим ударом, и я отчетливо почувствовал отдачу в активной зоне реактора. Ох. К счастью, гель, в котором плавал мой мозг, был потрясающим шокопоглотителем, иначе из моих мозгов получилась бы яичница.

Я выстрелил в ответ. Мой 180-й взревел. Дульный выстрел выбил все окна в квартале. Несмотря на то, что я был очень тяжелым, удар, который я только что получил, сместил меня достаточно, что я немного промахнулся. Вместо того чтобы попасть в уязвимое кольцо башни, мой пенетратор попал в край башни. Расплавленные осколки полетели по улице.

Квантум сообщил мне, что автомат заряжания Т-50 будет готов за семь десятых секунды до того, как будет готов мой следующий снаряд, поэтому я дал задний ход и врезался в насыпь. Резные каменные колонны рухнули. Меньший Т-20 разрядил свою автопушку через насыпь, ища меня.

Я выскочил с другой стороны на Барлоу-стрит. Жители Валенса, оказавшиеся в ловушке в оккупированном Фу'Ане, бежали, спасая свои жизни. Я старался никого из них не раздавить. Они были хорошими хлюпиками.

Второй тяжелый Т-50 был там, разворачиваясь ко мне броней, но его уязвимый бок все еще был виден. Он ожидал, что я двинусь по 4-й улице, и я застал его врасплох своим крайне неортодоксальным подходом. Я рефлекторно ударил его из своего основного орудия. В его боку появилась светящаяся дыра. Из дыры брызнула жидкая интеллектуальная броня. Но она не воспламенилась. Это было самое сложное в автоматических танках — нет экипажа, который можно убить. Но нас разделяла всего сотня метров, поэтому, когда он повернулся, я выстрелил из своего спаренного рельсотрона прямо в дыру, которую только что проделал.

Крошечный сверхскоростной снаряд пролетел в дыру, врезался во что-то, а затем запрыгал внутри, как самый злейший в мире мячик для пинг-понга. Танк перестал поворачиваться, и из дыры вырвалось оранжевое пламя.

Я не мог оторваться от Т-20, и его скорострельная автоматическая пушка несколько раз попадала в меня, когда я въезжал в Музей изобразительных искусств Валенса. Его более мелкие снаряды не пробивали дальше первого слоя моей брони, но они оторвали один из моих минометов и уничтожили одну из моих камер. Мозг преобразовал это в ощущение, как будто меня ткнули в глаз раскаленной добела кочергой.

Я пробил стеклянную стену, а затем свернул налево, к лестнице. Мои датчики сообщили мне, что, хотя пол впереди был мраморным, под ним был подвал, и эта конструкция никак не могла выдержать мой вес. Если я не хотел остановиться и застрять, мне придется идти дальше, прямо через главный выставочный зал. К счастью, Синдикат уже разграбил все ценные произведения искусства, так что я всего лишь разрушал лучшую архитектуру моего народа, а не культуру целого поколения.

Я танк, но даже танки могут быть чувствительны к подобным вещам.

Я застал врасплох еще больше хлюпиков с другой стороны, и они были одеты во вражескую форму, поэтому я обстрелял их из своих пулеметов. Взрывы прокатились по моим колесам. Маленькие ублюдки пытались выследить меня! В полистиле образовались дыры, но они быстро затянулись, прежде чем гусеница порвалась. Десять секунд разбрызгивания пуль вдоль и поперек улицы, и большая часть хлюпиков была нейтрализована.

Только тогда сработала сигнализация. Автоматически сработали системы точечной обороны и сбили приближающуюся ракету в воздухе. Боеголовка взорвалась всего в пятидесяти метрах над моей башней, и меня осыпало дождем пылающих обломков.

Просканировав, я увидел робота, висящего на стене сорокового этажа здания Нанг. Двуногое транспортное средство оскорбило меня, как будто это была машина, притворяющаяся человеком. Он спрыгнул со своего насеста, когда я открыл ответный огонь. Мой снаряд снес два верхних этажа высотки. Мех приземлился на плоскую крышу тридцатиэтажного жилого дома и скрылся из виду.

Я опустил молот и двинулся прочь так быстро, как только мог. Вокруг меня танки, надо мной — мехи. Ситуация не из приятных.

Наверное, мне следовало послушаться генерала. Танки не должны действовать сами по себе. Мы важная часть общевойскового наступления. В одиночку мы уязвимы. Вот только я был не в настроении сотрудничать с тех пор, как генерал щелкнул выключателем после того, как я ослушался его приказа вернуться на базу. К несчастью для него, я уже велел одному из своих ремонтных роботов выудить маленький заряд взрывчатки из моей мозговой коробки.

Я не помню, чтобы когда-нибудь был таким импульсивным или злым, когда был человеком. На самом деле я очень хорошо ладил с другими. Люди говорили: “Этот Боб, он действительно хороший парень”. Только то был Боб-человек, а не Боб-танк. Боб-человек был мягким. Боб-танк был металлическим. Старый Боб подчинялся приказам, а затем возвращался в свою будку, чтобы сидеть в темноте и играть в симуляторы. Новый Боб был разъяренным богом войны.

Мои сенсоры предупредили меня, что робот перепрыгивает с крыши на крышу. Четырехметровый фальшивый человек пытался зайти мне за спину, чтобы нанести удар по моим уязвимым местам. Оставшиеся Т-20 и Т-50 приближались ко мне с разных сторон. Из трех угроз одна должна была обязательно поразить мои жизненно важные органы.

Решение было. Автоматизированной системе никогда бы не позволили нанести такой значительный материальный ущерб гражданской инфраструктуре без одобрения командования на нескольких уровнях. Но я не был автоматизированной системой. Я был Бобом.

Робот синдиката двигался параллельно мне, держась достаточно далеко от края крыши, чтобы я не мог прицелиться в него из своего рэйлгана, и двигался слишком быстро, чтобы прижать его минометами. Поэтому вместо этого я прикинул, на какое здание он прыгнет следующим — на двадцативосьмиэтажный офисный комплекс — и просканировал опоры. Когда я увидел, как тень робота взмыла в воздух, я внезапно изменил курс и врезался своим двухсоттонным телом прямо в основные опоры конструкции. Я сломал хребет здания.

Комплекс рухнул как раз в тот момент, когда робот приземлился на его крышу. У него не было другого выбора, кроме как съехать на нем вниз.

Я выскочил с другой стороны, скрытый стеной пыли. Я немедленно повернулся, целясь в то место, где только что стоял Т-20. Я успел мельком увидеть средний танк на тепловизоре, прежде чем его скрыло клубящееся облако пыли, но этого было достаточно. Лобовая броня среднего танка не могла сравниться с моим 180-ым, ударившим в упор. Я выстрелил ему прямо в сердце. Снаряды в его магазине, загоревшись, уничтожили полквартала.

Падение здания уничтожило еще один торговый центр поменьше, по соседству. Мехи были крепкими, но не танками. В результате падения ему оторвало одну руку и покалечило одну ногу. Он застрял, насаженный на сломанную двутавровую балку. Я повернул свою башню и выстрелил из рейлгана в кабину пилота. Робот соскользнул по балке и затих.

Центр города был разрушен. Это, безусловно, очень много разрушений. И тогда я понял, что, наверное, мне следовало сначала проверить, нет ли в этих зданиях дружелюбных хлюпиков. Ну да ладно… Становилось все труднее и труднее помнить о существовании этих маленьких человечков.

Я поискал Т-50, но облака пыли и дыма мешали. Один из моих беспилотников заметил его, но слишком поздно, так как он уже взял меня на мушку. Я попытался развернуться, чтобы наилучшим образом отразить угрозу, но мои гусеницы не смогли справиться вовремя. APFSDS разрушил мой внешний слой. Интеллектуальная броня затвердела и поглотила мощный выброс кинетической энергии, но и этого оказалось недостаточно. Мой внутренний слой замедлил снаряд еще больше, но он все равно прошел. Горящие осколки пронзили мое тело.

Все это было воспринято как ужасная агония.

Мой двигатель был поврежден. Я не мог подать питание на гусеницы. Я поворачивал башню, питаясь от аккумулятора, и прицеливался, пока Т-50 перезаряжался. К сожалению, он уже отходил в укрытие.

Только если мне суждено было умереть, я заберу его с собой. Я выстрелил ему в переднее колесо, прежде чем он успел скрыться. Колесо разлетелось вдребезги, и Т-50 накренился набок. Сломанная гусеница соскочила.

Ремонтные роботы Синдиката немедленно выскочили из танка и принялись за работу. Я открыл по ним огонь из своих пулеметов, пока перезаряжал основное орудие. Боты разлетелись на пластиковые конфетти. Мои собственные ремонтные роботы уже приступили к работе, за исключением того, что мои повреждения были внутренними, так что они были защищены от огня стрелкового оружия.

Т-50 снова попал в меня. Этот снаряд не пробил, но так сильно встряхнул меня, что все мои датчики на несколько секунд отключились. Как только помехи рассеялись, я выстрелил в Т-50. На нем осталась светящаяся вмятина, но чрезвычайно прочная лобовая броня выдержала.

В течение следующих нескольких секунд две самые совершенные боевые машины в истории человечества по очереди били друг друга по носу.

Я совершил несколько коротких поездок по нашей секретной базе и протестировал каждую из своих систем вооружения в отдельности, но это была моя первая ограниченная боевая операция с полной загрузкой и снятием всех контролирующих устройств. Работая совместно с 57-м полком СОВ, я должен был вступить в бой со взводом разведчиков Синдиката в старом заводском комплексе к востоку от Нью-Сиднея. Сказать, что я горел желанием, было бы преуменьшением.

Я был припаркован в лесу, в то время как моя команда техников проводила несколько последних проверок. Доктор стоял на моем переднем гласисе, светя лазером в один из моих башенных глаз, чтобы проверить калибровку прицеливания.

— Итак, Боб, это твой звездный час. Высшее командование наблюдает, так что веди себя наилучшим образом. У тебя все получится.

Доктор был моим единственным другом в течение последнего года. Я вас не подведу.

— Подождите. У меня сообщение. — Доктор взглянул на дисплей на своем запястье. Прочитал. И тут мои химические датчики зафиксировали феромоны страха. Термометр сообщил мне, что температура на его щеках повысилась, когда он внезапно покраснел и занервничал.

Что там?

— Ничего. Не беспокойся об этом. — Он попытался спрятать дисплей за спину.

Но танки по своей природе любопытны, поэтому я отправил одного из своих самых маленьких дронов за ним, полетать. У меня было время сфотографировать экран, прежде чем он сунул его в карман.

Я не мог поверить своему дрону. Я перечитал это еще раз, внимательно. Доктор снова принялся проверять глаза вдоль моей пушки, как будто мой единственный друг в мире только что не предал меня.

Как давно ты узнал?

— Что узнал, Боб?

Что моя семья погибла во время вторжения.

Доктор застыл.

— Что? Я не понимаю, о чем ты говоришь…

Я слегка повернул башню. Дуло моей пушки сбило его с ног. Он приземлился в грязь тремя метрами ниже.

— Аварийное отключение! — закричал он, очевидно, от боли при падении. Мои датчики сообщили мне, что у него сложный перелом ноги. — Аварийное отключение!

Переопределение.

Доктор был потрясен. Он не знал, что я на такое способен.

Скажи мне правду, Док. Как давно?

Он не хотел отвечать. Я подал немного мощности на гусеницы и подкрался к нему. Остальная часть моей технической поддержки разбежалась.

— Остановись, пожалуйста. С самого начала. Я знал об этом с тех пор, как они привезли тебя ко мне. Там был хаос, но уже в первоначальных отчетах они были указаны как жертвы. Я не мог тебе сказать, потому что ты и так пережил слишком большой стресс.

Я еще немного подвинулся вперед.

— Я больше не лгу, клянусь. Тебе нужно было сосредоточиться на чем-то позитивном. За что-то бороться. Я не мог отнять у тебя надежду. Не вини меня, не я убил их. Их убили террористы Синдиката. Я тот, кто спас тебе жизнь и дал шанс дать отпор.

Это было непросто переварить, но у меня был квантовый суперкомпьютер, который помогал мне в этом, так что это не заняло у меня много времени. Среди множества военных материалов, которые мне дали, было руководство по консультированию в связи с утратой. Я мог бы проработать своими мясными мозгами все стадии скорби примерно за 7,5 секунд. Но через 2 секунды я остановился на третьей стадии: гневе. Мне показалось, что на этом стоит остановиться.

Я хотел раздавить доктора, но вместо этого дал задний ход и объехал его. Он был прав. Мои люди просто солгали мне. А Синдикат забрал мою семью. И они за это заплатят.

Все блокировки памяти, которые я сам установил себе, чтобы сосредоточиться на своей миссии мести, были сняты. Я вспомнил все: что вызвало мое неистовство и что привело меня сюда, в мой старый родной город. Я собирался умереть, и меня это устраивало. Но будь я проклят, если не прихвачу с собой этот последний Т-50.

Моя лобовая броня была пробита дважды. Мой двигатель был уничтожен. Мой реактор был поврежден. Один из моих аккумуляторов треснул и горел, но мои роботы продолжали тушить его. Т-50 тоже был поврежден, но все еще сражался.

К сожалению, к этой позиции приближалось много пехоты Синдиката. Я не знал, что прикончит меня первым, танк-монстр или хлюпики. Лучше бы это был танк. Быть убитым маленькими кусками мяса было бы совершенно недостойно для бога войны. Я открыл огонь из всех своих пулеметов и минометов, чтобы отогнать ракетные расчеты.

Еще один снаряд Т-50 отскочил от моей брони. Умная броня приняла на себя слишком много ударов и уже не могла затвердеть настолько, чтобы поглотить их все. Выброс кинетической энергии грозил разорвать меня на куски. Мой автомат заряжания вышел из строя. Это означало, что бронебойный снаряд, только что вставленный в ствол моего орудия, будет моим последним выстрелом. Моя система наведения была неисправна. Придется действовать инстинктивно.

Я выстрелил.

Снаряд попал в уже ослабленное место бронепластины и прошел насквозь. Могучий Т-50 погиб в огненном столбе.

Я просчитал цифры, но надежды не было. Я скоро умру. Мои ремонтные боты не справлялись с контролем повреждений. Даже на изготовление запчастей ушло бы несколько дней, чтобы устранить повреждения только моей ходовой части, а к моей позиции уже приближалось более шестисот солдат Синдиката. Мои беспилотники предупредили меня, что они сейчас устанавливают свои батареи переносных противотанковых ракет.

По радио пришло сообщение с использованием старого шифра СОВ.

— Ответьте, неопознанный танк СОВ. Это сопротивление города Фу'Ан. Вы нас слышите?

Мой приемник работал, но передатчик был неисправен. Я послал ремонтного робота, чтобы он починил его. Что-то было в этом голосе…

— Если вы не можете ответить, я, по крайней мере, надеюсь, что вы нас слышите. Спасибо. Эти два мегатанка были единственной защитой, которую мы не могли пробить. Вы открыли нам дверь, чтобы вернуть этот город. Силы самообороны выдвигаются. Ваша жертва не будет забыта. Да благословит вас Бог.

Я не мог в это поверить. Я узнал этот голос. За последний год он изменился. Вырос. Видел всякое. Но это был мой сын. Мой сын был все еще жив. Отчет оказался неверным. Если Шон выжил, то, возможно, и остальные тоже.

— Спасибо тебе, кто бы ты ни был.

Это папа.

Ракеты посыпались дождем.