Русский бунт. Интервенция

Глава 11

— Вы любите цветы, сударыня, — что ж, я хочу преподнести вам букет, — с этими словами Людовик XVI подарил супруге полгода назад версальский Малый Трианон, небольшой замок-дворец в неоклассическом стиле, окруженный рвами.

Его построили для мадам Помпадур, которая скончалась прежде, чем завершились работы. Поселившаяся в нем фаворитка мадам дю Барри была изгнана с позором, как только умер король-Солнце. Столь одиозные владельцы Марию-Антуанетту не смутили — она была настолько в восторге от замка, что решила ничего не переделывать, лишь сменила вензеля на лестницах и стенах. Малый Трианон превратился в ее личное убежище. Даже венценосный супруг мог посещать его только по приглашению.

Сегодня такое приглашение последовало — идея была в том, чтобы подчеркнуть приватный характер приема несчастного Карла XIII. Он сбежал из Стокгольма в Копенгаген, но последовал дальше, чтобы обрести надежду на возвращение трона. Были мысли о Фридрихе, но по здравому рассуждению свергнутый король бросился в объятья Франции, давнего шведского союзника. И вот он здесь, с тоскою в лице и, кажется, лишенный надежд. Если бы Париж был настроен протянуть ему руку помощи, его бы пригласили на официальный прием, а не на частную беседу — скорее дань вежливости, чем политический расчет.

В Малый Трианон вела лишь одна единственная калитка, через которую прошли трое — Людовик, Карл и граф де Верженн, министр иностранных дел. Королева ждала гостей в одном из залов для приемов. Изящная простота, минимум позолоты, расписанные вручную обои, рокайльная мебель — шведский король ничего не замечал. Он мог думать и говорить лишь об одном:

— Вы бы видели этого русского, Ваши Величества. У него были глаза прирожденного убийцы. На меня смотрела сама Смерть!

— Вы многое пережили, мой дорогой, Париж приведет ваши нервы в порядок, — успокаивала его королева.

Разговор свернул на нейтральные темы. Карл упорно желал получить ясный ответ на единственный интересующий его вопрос и изощрялся в словесных уловках, пытаясь направить беседу в правильное русло. Наконец, он не выдержал и, отбросив неуместную сейчас сдержанность и такт, спросил прямо в лоб:

— Любезные брат и сестра! Вы поможете мне? Вы поможите несчастной Швеции, стонущей под пятом наглого захватчика?

Людовик поморщился, и ему на помощь пришел граф де Верженн.

— Ваше величество! Францию сотрясают мучные бунты! В прошлом году мы пережили несколько неприятных инцидентов — беспорядки в Сен-Дени, Нантерре, Сен-Жермене. Даже в самом Версале! Ситуация не улучшилась, а только ухудшилась после Рождества. Мой король поручил мне оберегать внешнее спокойствие Франции и сохранять выдержку, пока в стране все не уляжется.

— Но мой трон…

— Неужели вы серьезно рассчитываете на десантную операцию королевского флота? У нас на это просто нет средств, не говоря уже о том, что воевать с Россией, не имея с ней общей границы — стратегически бессмысленно. Мы будем действовать дипломатическими мерами.

Марии-Антуанетте этот разговор был неприятен, она с благодарностью посмотрела на графа.

— Не выпить ли нам чаю с бриошами?

Не дожидаясь согласия, она позвонила в колокольчик. На ее зов явился арапчонок в красной курточке и белом тюрбане с пером — один из немногих из числа прислуги, допущенных в королевские залы и комнаты. В Малом Трианоне даже пищу сервировали на цокольном этаже и с помощью механического стола поднимали в столовую.

— Пусть накроют чай в малой столовой на четыре персоны.

Карл понял, что большего не добьется. С трудом допив свой чай, он поспешил откланяться. Скрылся за дверью, такой же несчастный, как мартовский дождь, поливавший версальские парки.

— Вы уверены, граф, в возможностях дипломатии в шведском вопросе? — поинтересовался король.

— Сир! Любые изменения границ в Европе невозможны без одобрения всех заинтересованных сторон. Созовем конгресс, и выставим царю ультиматум.

— Он сейчас занят войной с Пруссией.

— Так это прекрасно. Кто бы ни победил — я, конечно, ставлю на Фридриха, — и Петербург, и Берлин выйдут из схватки сильно ослабленными. Будут посговорчивее. В европейском концерте русская балалайка и прусские барабаны не главные инструменты.

— А что моя теща и шурин? Что они намерены предпринять? Венский двор молчит…

Де Верженн бросил украдкой взгляд на Марию-Антуанетту и, скрепя сердце, был вынужден сказать:

— Боюсь, Вена нацелилась на Краков. Что задевает наши интересы как давних защитников Польши.

— Мама занята умиротворением Богемии и Королевства Галиции и Лодомерии. Бунты инспирированы из Кракова. Это беспокойное гнездо ей придется выжечь каленым железом, дабы вернуть в австрийскую империю законность и порядок.

Министр галантно кивнул, хотя в душе у него все клокотало. Австрийцы продолжали нахально нарушать статус-кво, менять границы по своему хотению, обвиняя в этом своего русского соседа. Дай бог, европейский конгресс сумеет поставить на место всех, а не только зарвавшегося Петра III. С ним-то спрвиться легко, а вот с Мариеей-Терезией… Руки де Верженна связывала супруга короля, и с этим можно бороться исключительно через парижские газеты.

— Что слышно из Лондона, граф? — перевел разговор с щекотливой темы Людовик.

— Наши соседи по ту сторону Ла-Манша больше смотрят на запад, чем на восток, Ваше Величество. На американские колонии.

— Ну хоть одной проблемой меньше. Чем меньше английского присутствия в Европе, тем чище здесь воздух!

Фредерик Норт был взбешен. Он метался по кабинету, тряс пухлыми щеками и совсем не походил на себя, немного ленивого, немного комформиста, искавшего в собеседниках одобрения и признания и готового отвечать им проявлением искренней эмпатии. Сэр Ховард Саффолк не мог его узнать, а Дженкинс сжимался от ужаса, чувствуя себя глубоко виновным, понять бы только в чем?

— В тот момент, в ту роковую минуту, когда парламент признает, что в колониях началось восстание, когда все силы и средства английской короны должны быть направлены за океан, русские проглатывают Швецию как яйцо на завтрак. Меня уже начинают обвинять в некомпетентности.

— Но, сэр, шведы сами навлекли на себя молнии и громы. Их вторжение в Россию, которые мы никогда не поддерживали и не одобряли…

Премьер-министр резким взмахом руки оборвал секретар Северного Департамента.

— С московитов довольно и того, что они обрели славу победителя Густава III. Но присоединить большую часть Скандинавии… У меня не укладывается это в голове. Вот просто так, взять и объявить об аннексии! Черти что! Без предварительных консультаций, без зондажа, без одобрения европейских кабинетов… Невозможно!

— Сэр, — попытался вставить слово Джекинс. — Всегда во всем есть свои плюсы. Теперь у нас появится возможность скупать в Швеции лес и металлы по низким русским ценам!

— Ну да, плюсы и минусы… Если ваша молодая супруга оказалось не девствинецей, вы можете успокоить себя мыслью, что вам меньше придется мучиться в первую брачную ночь, — Норт приблизился к Джекинсу вплотную, испепеляя его взглядом. — Знаете, почему вам никогда не стать секретарем Северного Департамента?

— Почему, сэр?

— Вы слишком поглощены вопросами коммерции, Джордж. Поменьше бегайте в Сити, и быть может, сможете разглядеть кое-что еще за стопками гиней и биржевыми котировками.

— Я что-то упустил, сэр?

— Что-то — это слабо сказано! От меня только что вышел датский посланник. Король Кристиан VII в панике. Его уния с Норвегией под угрозой. Он просит срочно оказать ему помощь и напоминает, что его мать никто иная, как дочь нашего покойного короля Георга Второго!

12-й граф Саффолк не выдержал:

— Он бы еще сослался на королеву Каролину Матильду Великобританскую, с которой развелся и заточил в тюрьму, откуда мы ее еле вытащили. У короля очередной приступ болезни души. Чем может Петр III грозить Норвегии? Она не вторгалась в его земли. И вообще… Что такое эта Норвегия? Кому она интересна?

— Беда в том, господа, что кому-то в Осло пригрезилось, что казаки на подходе.

— Вы уверены, сэр, что известие пришло из Норвегии, а не явилось плодом очередного видения короля Кристиана?

Норт тяжело вздохнул:

— С Кристианом никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Король болен, король не в себе. Вот же напасть на нашу голову!

— И как же нам реагировать?

— Если бы я знал…

В кабинете повисло тягостное молчание. За окном завывал ветер, долетевший с Атлантики и принесший с собой проливные дожди. В комнате пахло сыростью, несмотря на все ухищрения прислуги дома на Даунниг-стрит, 10. Не спасал даже горевший камин.

— Мы можем предъявить царю ультиматум, подкрепив его военно-морской демонстрацией на Балтике? — разомкнул уста лорд Норт. — Потребовать убраться из Швеции?

— Сейчас, когда Петр сцепился с Фридрихом? Когда мы окончательно разорвали союз с Берлином? (1) Это может показаться, будто мы готовы сражаться за чужие интересы.

— В парламенте не поймут, — нахмурился премьер. — Дурацкая ситуация. Что бы мы не сделали, все выглядит полным идиотизмом.

— А что если нам конфисковать русские корабли, стоящие на Темзе? И пообещать их вернуть, когда Швеция обретет свободу.

Джекинс испуганно ойкнул:

— Русские могут ответить нам конфискацией активов английских подданных.

— Нет-нет, — убежденно заключил лорд Норт. — К чему так обострять? Нам хватило проделок Фридриха, когда он отказался возвращать долги, пока не будут возвращены его корабли. Дурной пример заразителен. Давайте пока просто отправим нашу эскадру с дружественным визитом в Осло. Покажем всему миру, что мы готовы защищать датчан и что на Балтике нам нет соперников.

— А что будем делать с эскадрой Грейга?

— Пусть побудет под надзором. Оставим эту карту в нашей колоде до подходящего момента.

Лондонская таверна «Повешенные и четвертованные», что неподалеку от Тауэра, в этот вечер бурлила, как котел с моряцким потажем. Громкий гомон десятков голосов, смех, ругань на всех языках мира, звон кружек, скрип половиц под грузными сапогами, густой запах эля, рома, табака и кофе — все это сливалось в привычную симфонию приличного кабака. У столика в углу, отгороженный от основного шума плотной завесой сизого дыма, сидел вице-адмирал Самуил Карлович Грейг. Перед ним стояла пустая кружка из-под эля и почти полная из-под рома, которую он время от времени подносил к губам. Лицо, обветренное и покрытое сетью мелких морщинок, выражало смесь усталости, скуки и нарастающего цинизма.

Он был здесь уже… сколько? Третий месяц? Четвертый? Казалось, целую вечность. Русская эскадра все-также стояла в порту, снаряжать ее никто не собирался. Матросы спивались, уже случилось два бунта на кораблях. Англичане, эти надменные протестанты, делали вид, что ничего особенного не происходит, но Грейг видел — они ждали. Ждали, когда Россия окончательно погрязнет в междоусобице, чтобы урвать свой кусок. А он? Он сидел здесь, в этом проклятом Лондоне, пил ром и чувствовал, как гниет без дела.

— Гнить… Вот и вся моя карьера… — пробормотал он себе под нос, осушая кружку.

Он махнул рукой, пытаясь привлечь внимание трактирщика, но тот был занят где-то в другом конце зала, пытаясь разнять драку двух солидных джентльменов. Грейг досадливо крякнул и снова потянулся к бутылке рома.

В этот момент тень упала на его стол. Грейг поднял глаза. Над ним стоял человек. Невысокий, в простом, неброском платье, с лицом, которое тут же забываешь, стоит отвернуться. Не моряк, не офицер, не купец. Просто человек из толпы.

— Господин вице-адмирал? — голос у него был тихий, но отчетливый. Без акцента.

— Я. Чего тебе? — Грейг недружелюбно сощурился. Не любил, когда незнакомцы нарушали его уединение, пусть и весьма условное.

— Вам привет из Петербурга, — сказал мужчина по-русски, сел напротив, не дожидаясь приглашения. Движения у него были точные, экономичные. Он не привлекал внимания.

Грейг насторожился. Не часто с ним говорили тут по-русски.

— Вы из столицы? От кого⁇

Мужчина чуть заметно улыбнулся.

— От того, кто ныне занимает Зимний дворец. Петр Федорович. Он просил передать вам это.

Он протянул сложенный в несколько раз лист плотной бумаги. С сургучной печатью. На вид — самый настоящий государственный документ. Грейг, уже порядком захмелевший, взял письмо, повертел его в руках.

— О как! Патент! От самого царя Петра? Забавно. А представляться-то как изволите? Или так и останетесь безымянным курьером?

— Можете звать меня Просто Джоном, если угодно, — ответил незнакомец. В его глазах не было ни подобострастия, ни страха. Только спокойное ожидание.

Грейг фыркнул, небрежно сломал печать и развернул письмо. Он читал медленно, пьяные глаза с трудом скользили по строчкам. Сперва на лице его появлялось все большее удивление, потом недоверие, а затем и откровенное веселье. Наконец, он откинулся на спинку стула и рассмеялся.

— Полным адмиралом⁈ Главой Балтийской эскадры⁈ — он тряс письмом в руке. — Меня⁈ Самуила Карловича Грейга⁈ Самозванец, этот… Емелька, кажется, его зовут? Хочет, чтобы я стал начальником несуществующей эскадры⁈ Да где он ее возьмет⁈ Она же… здесь гниет! А главное… — Грейг понизил голос до хриплого шепота, снова наклонившись над столом, — англичане нас никогда не отпустят. Им это невыгодно, понимаете? Они не допустят усиления русского флота. Особенно сейчас!

Просто Джон спокойно ждал, пока адмирал выдохнется. Он не отвечал на смех, не пытался перебить. Когда Грейг умолк, откинувшись назад и прихлебывая ром, гость из России заговорил:

— Вы газет не читаете, господин вице-адмирал? Лондонские? Или русские сводки из Петербурга?

— Читаю. И там пишут… ну, всякое пишут. Что русский трон шатается. Что бунт по стране…

— А про флот?

— Нет у России больше флота. Балтийский в Италии. А я… — Грейг махнул рукой в сторону порта. — Вы все сами видели…

— Ошибаетесь! Новый император Петр Федорович… — Просто Джон сделал едва уловимую паузу, давая словам повиснуть в воздухе, — … сейчас располагает флотом, насчитывающим более тридцати вымпелов. Из них семь линейных кораблей.

Грейг закатил глаза.

— Байки для простолюдинов. Откуда? Построил? На какие шиши?

— Захвачены у шведов.

Вот тут смех сошел с лица Грейга. Захвачены у шведов? Это было… неожиданно. У шведов, которые были уверены в своем превосходстве на Балтике? У Карла XIII, этого павлина?

— У шведов? — он повторил, уже не смеясь, а задумчиво. — Как? Когда?

— Месяц назад. Все корабли целые, часть даже снаряжены. Так что флот есть. И он растет. И императору Петру Федоровичу нужны толковые офицеры. Те, кто не побоялся огня и воды. Те, кто прошел через Чесму. Те, кто знает, что такое настоящая война на море, а не парады на Неве. Ему нужны офицеры, которые… не гниют в Лондоне.

Просто Джон взглянул Грейгу прямо в глаза, и адмирал почувствовал, как сквозь пьяный туман пробивается острый луч трезвой мысли. Он действительно гнил. Его опыт, его знания, его амбиции — все это было ненужным балластом в этом чужом городе. Он был тут чужак вдвойне. Шотландец на службе у русских.

— Допустим… допустим, вы не врете, — Грейг выпрямился, голос его стал тверже. — Есть флот. Есть приказ. Но как я… как мы… попадем туда? Англичане…

— У меня есть… скажем так договоренность, — Джон снова улыбнулся, теперь чуть шире. — С капитаном патрульного брига в бухте. Он… сговорчив. Закроет глаза на многое. Разумеется, за соответствующую цену. И лоцман. Надежный, хоть и продажный.

Грейг нахмурился. Подкуп офицера Ройал Нэви? Это уже серьезно.

— А что насчет ваших… кораблей? — Джон понизил голос еще больше. — «Святой Николай». «Африка». «Святой Павел». Они ведь еще на ходу?

Удар в самое больное место. Его фрегаты. Его гордость и утешение в этом изгнании. Они были готовы к выходу в море. Только кто бы их выпустил…

— На ходу, — глухо ответил Грейг.

— Прекрасно. Погрузить команду. Тайно. Офицеров, матросов… Тех, кто готов рискнуть. Ночью. Пройти мимо брига. Идти на восток. Две недели хода… И вы в Кронштадте. С тремя фрегатами. Это будет… весомое прибытие.

План был дерзким. Рискованным до безумия. Но… осуществимым. Если верить этому Просто Джону.

— Значит… я должен буду присягнуть этому вашему Петру Третьему? — спросил Грейг. Это был главный вопрос. Не просто бежать. Не просто служить. А присягнуть.

— Именно. Как уже сделали многие. Румянцев. Граф Петр Александрович. Долгоруковы. Задунайский и князь Юрий Владимирович.

Грейг вздрогнул. Румянцев? Легенда русского воинства? Невероятно.

— И… — Просто Джон выдержал эффектную паузу, — … вице-адмирал Сенявин. Алексей Наумович.

Грейг открыл рот. Сенявин? Его коллега по Адмиралтейств-коллегии? Человек старой закалки, преданный Екатерине?

— Сенявин⁈ — вырвалось у него. — Вице-адмирал Сенявин⁈

— Уже полный адмирал, — спокойно поправил Джон. — Назначен Петром Федоровичем.

Эта последняя новость окончательно выбила Грейга из колеи. Румянцев, Долгоруковы — это генералы. Сухопутные. Но Сенявин… Адмирал. Свой. Если уж он присягнул… Значит, в Петербурге происходит нечто гораздо более серьезное, чем он представлял. Не просто бунт черни. Это… передел власти.

Грейг молчал. Пьяный туман в голове рассеялся полностью, сменившись холодной ясностью и тяжестью мыслей. Флот у самозванца есть. Захвачен у шведов. Генералы и адмиралы присягают. План побега на его же фрегатах.

— Мне… мне нужно обдумать это. И обсудить с капитанами и офицерами, — наконец произнес он, голос его был глух. Он смотрел не на Джона, а куда-то мимо, в пустоту.

— У вас есть время до завтрашнего рассвета, вице-адмирал, — сказал Просто Джон, поднимаясь. — Решение за вами. Но помните, история не ждет. Особенно тех, кто гниет в портовых кабаках, пока в России творится ее новое будущее.

(1) Англо-прусский союз, созданный в годы Семилетней войны, к середине 1770-х полностью себя исчерпал. Формально он был прекращен в 1775 году, но распался еще в 1762-м. С этого момента в Пруссии активно насаждалась англофобия.