Русский бунт. Интервенция

Глава 2

Желтый лондонский туман, воняющий угольным дымом и нечистотами, не без успеха проникал в плотно закрытое окно в кабинет графа Саффолка, Секретаря Северного департамента при кабинете премьер-министра лорда Норта. Его ведомство, конкурент Южного, уже больше двухсот лет занималось делами Нидерландов, германских государств, а также России (1). Именно по этой причине сэр Ховард выслушивал отчет Джекинса, успевшего выехать из Петербурга морским путем до того, как лед сковал Финский залив.

Английский политик и дипломат сидел в кресле у горевшего камина вполоборота от докладчика, стоявшего навытяжку. Саффолк не предложил ему присесть — не из вредности, так было принято.

— Наверное, соскучились по дымам отечества, Джордж? Я же от них так устал! Когда правительство соблаговолит подарить нам достойный дом и перестанет держать нас в арендованных помещениях, в которых дует изо всех щелей этой лондонской взвесью, по недоразумению названной воздухом⁈

— Если бы вам, сэр, довелось переночевать в русской курной избе, вы бы переменили точку зрения.

Граф покатал на языке варварское слово «curnaia», как сухой боб, скривился и уточнил, о чем идет речь.Он был любопытен от природы, ценил новые впечатления и обожал путешествия. В его расспросах о России не было обычной светской любезности — подлинный живой интерес.

— Это означает «протопленое по-черному помещение», — вежливо пояснил посланец лорда Норта в далекую Московию.

— Бог мой, какая дикость! Надеюсь, в дворцах, где вас принимали, все обстояло иначе?

— Вполне цивилизованно, сэр, даже с избытком. Русские зимой топят очень жарко.

— А как они справляются с морозами, выходя на улицу?

— Шубы, русские меха. Но не подумайте, что на мягкой рухляди можно хорошо сэкономить. Мне за шубу пришлось выложить три тысячи фунтов стерлингов. Наш министр сокрушался, что на гостином дворе при закупки зимней потребности посольства издержали более сорока тысяч фунтов стерлингов.

— Недешевая жизнь, однако, в Петербурге.

— Сейчас все очень подорожало, сэр. Война с османами, смута… Русские даже ввели у себя бумажные деньги, зачем-то привязав их к меди, а не к золоту или серебру. Я вам покажу.

Джекинс протянул начальнику русскую ассигнацию номиналом в 25 рублей. Сэр Саффолк изумленно вздернул брови, не решаясь касаться этого жалкого клочка бумаги.

— Что за примитив! Это не банкноты, а обычные расписки — никакого сравнения с нашей купюрой в десять фунтов. Их же легко подделать!

— Уже, сэр. Умельцы легко превращают цифру 25 в 75. Новый финансист русского царя, — сэр Джордж с трудом выговорил фамилию Бесписьменного, — собирается отменить 75-тирублевую ассигнацию.

— Умное решение в таких обстоятельствах. Но мало что меняющее. Я вижу хорошие возможности для финансовых спекуляцией при наличии параллельных денег в стране.

— Я указал на этот момент в докладе для лорда Норта.

Оба собеседника от души рассмеялись как два великолепно понимающих друг друга партнера. Вслух ничего не нужно говорить — и так понятно, что будут отданы соответствующие приказы и поручения английским купцам, торгующим с Московией.

— Что с вашим отдельным заданием, Джорджи? — спросил граф, переходя на доверительный тон. — Удалось что-то выяснить?

— О, да! Перспективы ошеломительные. У русских новые золотые прииски на Урале, и о «серебришке» они не догадываются. Используют тяжелые крупинки вместо дроби.

Столь презренным словом когда-то окрестили испанцы платину, не подозревая о ее истинной ценности. Четверть века назад испанский же исследователь де Ульоа доказал, что речь идет или о новом металле, или о белом золоте. Финансовый мир насторожился, но проблема была в том, что Мадрид категорически отказывался завозить платину в Европу, предпочитая даже топить ее в океане (2). Британский деловой мир искал независимые источники поставок, и Джекинсу было поручено разузнать о русских перспективах. Смута очень мешала, но и она открывала некоторые возможности. Смерть Екатерины и утверждение на троне маркиза де Пугачев превратила грани возможного в конуры осуществимого.

— То есть мы можем попытаться организовать скупку платины по дешевке?

— Именно так, сэр, именно так.

Саффолк вскочил и возбужденно потер руки. Он всегда принимал решения на основе практических соображений, не без оснований гордясь своими аналитическими способностями. Вот почему он задал следующий вопрос, не удосужившись присесть, а напротив, подойдя к Джекинсу ближе, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

— Что царь Петр, он человек дела или очередной сотрясать основ, после которого остается лишь пепел?

— С ним можно делать бизнес, сэр. Он человек, твердо стоящий на земле. От него поступили более чем конкретные запросы. Я поостерегся пока выдвигать встречные требования и промолчал про платину, решив сперва посоветоваться с вами.

— Скажите мне, Джордж, как нам реагировать на казни аристократов? Вы должны понимать, для многих в Лондоне эта тема весьма болезненна, — 12-й граф Саффолк многозначительно постучал себя по желтому, тусклого оттенка жилету в районе левой стороны груди, напоминая собеседнику, где бьется сердце Великой Британии.

Джекинс равнодушно пожал плечами.

— Сколько мы знаем московитов, они все время кого-то казнят. Иван Грозный, царь Питер Великий… Последней постаралась Анна Иоанновна. Допускаю, что массовые казни царя Петра Федоровича — лишь дань национальной традиции. Что поделать? Варварство пустило слишком глубокие корни в этих схизматиках.

Национальные традиции сэр Ховард уважал, о чем неоднократно заявлял с трибуны Парламента. Объяснение посланника его удовлетворило. Тем более, что ему нравился наметившийся вектор европейской политики — такой, что можно и закрыть глаза на некоторые издержки, всегда следующие за государственным переворотом. Лес рубят — щепки летят!

— Поступающая к нам по политическим каналам информация внушает серьезный оптимизм. Петр Феодорович бьет по полякам и шведам, а ойкают наши давние соперники с другого берега Канала. Если он еще смог бы отпинать тещу французского короля, Марию-Терезию, это было бы великолепно. Тогда Парижу станет не до нас, и Людовик XVI не полезет в нашу свару с американскими колониями, где дела идут все хуже и хуже.

— Так все плохо, сэр?

— Увы. Я уже начал переговоры с Гессеном о найме полков для американской экспедиции.

Джордж мысленно присвистнул.

— Дозволено ли мне будет задать вопрос, сэр?

Граф благосклонно кивнул и отправился к своему месту в кресле у камина.

— Почему русские военно-морские флаги развиваются почти у Лондонского моста в районе доков?

— Это эскадра контр-адмирала Грейга. Тяжелое плавание в Бискайском заливе потребовало серьезных восстановительных работ.

— Но, сэр! Для этого существует Портсмут!

Граф Саффолк усмехнулся и уставился в камин, будто желал найти приемлемый ответ в игре пламени.

— Портсмут занят под погрузку экспедиционных войск… — сделал паузу он и, поколебавшись, продолжил. — К черту! Все равно вы вскоре и сами поймете. Мы загнали сюда корабли Грейга, чтобы они подольше не появились на Балтике. Ни к чему, чтобы они оказались втянуты в подобие гражданской войны в России. Пусть там все успокоится. Этим мы окажем услугу царю, о чем вы ему сообщите, когда вернетесь в Россию, чтобы договориться о закупках платины.

Джекинс обрадованно закивал и добавил:

— Полагаю, что проблема еще и в деньгах. Грейгу нечем платить за ремонт.

— Вы, как всегда, прозорливы. Мы можем себе позволить столь расточительную выходку, как предложить царю рассчитаться с нами «серебришком».

Собеседники дружно засмеялись. В который раз. Они были так уверены в несокрушимости своего положения. В силе и мощи Британской империи, которой они служили. В великих возможностях, которые открывало владычество над морями. Ничто, казалось, не могло омрачить их настроения.

До первых выстрелов в английских солдат в американских штатах оставались считанные недели.

Двухдечник «Святой великомученик Исидор», сильнейший линейный корабль русского флота, совершенно терялся в лесу мачт доброй сотни торговцев, набившихся в Доки Сюррея в районе Сити. Как и линейные «Александр Невский», «Жён Мироносиц», «Дмитрий Донской» и два фрегата, «Павел» и «Наталия», входившие в пятую эскадру. Этой дивизии русского флота все время не везло. Она прибыла в Средиземное море к моменту заключения мира с османами и славы не сыскала. Вице-адмирал Елманов отправил ее домой, на Балтику, как единственную эскадру, не требующую серьезного ремонта — и снова неудача. Ноябрь не лучшее время для плавания в Заливе — шторм в Бискае так сильно повредил такелаж, что пришлось просить англичан о помощи. Сунулись в Портсмут, но комендант порта в довольно бестактной форме выпихнул русских в Темзу. Пришли в Лондонские доки — все верфи заняты. «Ждите своей очереди».

Ждали, куда деваться? Торговцы отбывали и прибывали, зарабатывая деньги своим владельцам, — эскадра медленно, но верно разлагалась. Эль и крепкие напитки никогда не заканчивались в пабах Доклендс, где грубая матросня накачивалась, дралась и спорила из-за женщин с бесчисленной армией портовых рабочих. Число пострадавших на берегу русских моряков, а то и сбежавших росло день ото дня, несмотря на суровые наказания на баке. И некуда деться: время упущено, Балтику в ее восточной части уже сковал лед.

— Я в совершенном отчаянии, дорогой граф! Мы смогли своими силами привести в порядок четыре из шести кораблей эскадры. Закупили нужные материалы у частных подрядчиков, подготовили к походу. И все! Деньги закончились!

Грейг стоял у скошенного окна своей адмиральской каюты и всем своим видом изображал вселенскую скорбь. Даже его георгиевский крест, казалось, не гордо висел на черно-оранжевой ленте, а болтался на середине груди. Взгляд контр-адмирала был направлен не на собеседника, а на облепивших «Исидора» «остиндийцев», на которых шла активная подготовка в плаванию. Бесили! Как же хотелось бравому шотландцу их сжечь! Точно также, как он лично сжег брандерами в Чесменской бухте турецкий флот.

Роман Воронцов оторвался от дегустации средиземноморских деликатесов из капитанского погреба. Он прибыл в Лондон разведать обстановку, оставив дочь в Париже, где все уже было на мази. Катя развила кипучую деятельность среди парижских радикалов, основала свой салон, удачно подгадав момент: знаменитый салон мадам Жоффрен доживал последние дни, старушка серьезно болела, а ее дочь не жаловала энциклопедистов (3). Центр интеллектуальной жизни Парижа переместился в дом боярыни-рюс, как окрестили Екатерину Дашкову острые языки аристократов. Сие мероприятие щедро субсидировалось из России.

— Царь Петр не оставит моряков своей заботой. Я решу вам этот вопрос. В крайнем случае, возьму займ у лондонских банкиров.

Грейг резко развернулся. Всплеснул руками.

— У вас есть такие полномочия⁈ Неужели? Знали бы вы, Роман Илларионович, в каком двусмысленном положении я оказался. Капитаны не бросили мне ни слова упрека, но в их молчании я слышу намек на мое шотландское происхождение.

— Вы обесцениваете свои заслуги, контр-адмирал. Россия никогда не забудет вашего подвига! И ваш русский безупречен! — польстил собеседнику граф по-французски.

Алексей Самуилович действительно прекрасно говорил по-русски, освоил его за считанные месяцы. И не только язык, но и повадки русского барина. Его белый мундир с зелеными обшлагами и отворотами и зеленый камзол были щедро украшены золотым шитьем, не уступая в роскоши и изысканности кафтану графа.

— Расскажите мне, что происходит в России. До нас доходят весьма противоречивые слухи, а в середине лета мы перестали получать даже указания из Петербурга. Все знают, что в стране случилось большое несчастье, что династия пресеклась, что на престоле новый царь. Но кто он — самозванец? Узурпатор? Вице-адмирал Елманов отправил меня в помощь Кронштадту, а я его так подвел!

Воронцов охотно откликнулся на предложение, даже предложил позвать офицеров. Просторная каюта заполнилась моряками. Все слушали графа, затаив дыхание. Его версия событий в России не то чтобы поразила, но взволновала. Особенно известия о судьбе южной армии, коварстве шведов и предательстве поляков. Но призыв Воронцова принять как есть воцарение Петра III не вызвало энтузиазма. На борту эскадры было немало крепостных, прислуживавшим морским офицерам, своим господам.

В свое очередь, Грейг рассказал Воронцову о состоянии дел в эскадрах, оставшихся в Архипелаге. Оно было удручающим. Три линейных корабля, включая героический «Не тронь меня!», пришлось разобрать на дрова. Для ремонта остальных требовалось не менее полугода и килевание, а также до 300 палубных и до 15 тысяч обшивочных досок, достать которые можно было только в Ливорно. Фрегаты «Слава», «Наталья» и «Архипелаг», а также множество зафрахтованных торговых судов челночными рейсами, пока позволяла навигация, перевозили в Россию греческих переселенцев и пиратов-арнаутов.

— Насколько я осведомлен, — поведал по секрету Грейг, — Елманов намерен ввести в Черное море как можно больше кораблей. С такой просьбой к нему обратился наместник Румянцев в начале осени. Единственное, что останавливает вице-адмирала, — это отсутствие надежной якорной стоянки и базы для зимовки. Генерал-аншеф Долгоруков обещал заключить с крымским ханом договор аренды Ахтиярской бухты. Там уже возводятся укрепления…

Граф Воронцов покинул гостеприимных моряков в смешанных чувствах. Судя по сухому прощанию капитана 1-го ранга, командира «Исидора» Сурмина, далеко не все моряки готовы принять перемены в России.

«Пожалуй, я пока воздержусь решать финансовые проблемы нашего флота в Лондоне», — к такому выводу пришел Роман Илларионович.

Без меня меня женили!

А что мне еще могло прийти в голову, когда по возвращении в Петербург я узнал, что у меня завелась ни много ни мало… фаворитка! Таковой назначили Агату Львовну Курагину!

Кто назначил? Вот тут непонятно. То ли молва народная, то ли некие силы бывшего двора, прячущиеся пока в тени.

Об этом мне поведал Жан, пока помогал переодеваться с дороги. А ему — Антошка, бывший камердинер Павла, отбивавший чечетку каблуками своих башмаков, чтобы занять место возле моей персоны. Как ни странно, мой французик не возражал, объемы Зимнего его пугали. И среди придворной челяди он себя чувствовал белой вороной.

— Господин Шешковский месье Антуана проверили, возражений не имеется.

— Да погоди ты со своим Антошкой! Ты мне толком расскажи, что тут такого стряслось, что все на ушах стоят. Дворец не узнать: кареты у входа, в коридорах суета…

— Царевна Наталья Алексеевна прием в вашу честь готовят. И гостей изволят принимать. Также и мадемуазель Курагина. У нее теперь в покоях аншлаг. Посетители с прошениями, подарки, цветы посыльные доставляют…

Я почесал в затылке.

— Ничего не понимаю. Какие покои с подарками? Разве Курагина не со всеми фрейлинами поселилась?

— Ваше Величество, как же можно? — Жан закатил глаза — так обычно слуги намекают, что хозяин-то того, недоумок каких поискать. — В ее положении⁈ А вдруг вы соизволите ее навестить? Да и где ей давать частные аудиенции?

— Так, стоп! Куда въехала Августа? В свои бывшие комнаты?

— Никак нет. В них теперь обитает мадемуазель Агата. А царевна заняла покои бывшей императрицы.

Вот это я понимаю! Вот это сквоттинг высшей пробы! Самовольное занятие жилых помещений наипервейшего разряда во всей Империи! Ну я им сейчас устрою!

— Жан! Твой Антошка далеко?

— Ожидает решения своей судьбы под дверью, — невинно разъяснил француз.

Его настойчивость и эта наигранная простота со всей ясностью мне подсказывали, что Жану хорошо так позолотили ручку за протекцию. Ну-да и черт с ним! Как ни меняй порядки в империи, все равно старые неписанные законы пока берут свое.

— Пусть этот претендент на мой ночной горшок мухой метнется к обеим красавицам и сообщит, что я немедленно их жду в своем кабинете! Немедленно!

— Как прикажите!

Жан исчез, а я, недовольно бурча себе под нос, отправился в кабинет посмотреть бумаги, пока жду Августу с Агатой. В запасе не меньше получаса. Ни на секунду не поверю, что уложатся за меньшее время. Прическу поправить, надушиться, срочно поменять ленту или бантик, который вдруг разонравился…

Разодетый в новую ливрею Жан торжественно меня сопровождал и сдал с рук на руки Почиталину.

— Что нового, Ваня? Есть что интересное?

— Рад видеть, Ваше Величество, в добром здравии и с венком победителя!

Я нервно вздрогнул. И этот туда же! Что с людьми чертоги императорские творят! Дезинфекцию что ли назначить? Атмосфера здесь что ли заразная? Скоро в ноги падать начнут.

— Ваня! Брось ты эти политесы! Я все тот же Петр Федорович! Не мы ли с тобой мерзли зимой под одним тулупом в оренбуржских степях?

Почиталин смутился.

— Принцесса Августа…

Остановил его резким взмахом руки. Теперь понятно, откуда ветер дует.

— Доклад!

— Наиболее интересной, — моментально подобрался Почиталин, — нахожу корреспонденцию от московских архитекторов.

— Давай!

Я заинтересовался не на шутку посланием, изучив которое остался очень доволен присланными эскизами. В восторге, так правильнее! Когда взял в руки эскиз Баженова с изображением моего будущего дворца, аж крякнул от удовольствия. Хочу, хочу, хочу! Узнаваемые строгие пропорции дома Пашкова. И неузнаваемые — дворец венчал воздушный бельведер со словно парящими парными колоннами, с круговой галереей, переходящей в широкую обзорную площадку. Наверняка, вид с нее на Москву будет потрясающим (4).

Не разочаровал и проект нового здания Московского Университета от Казакова. Тут как раз без неожиданностей. Все узнаваемо, разве что несколько путала точка обзора, выбранная для эскиза — противоположный зданию берег Неглинки.

«Одобряю!» — размашисто начертал я на обоих проектах и принялся составлять записку Безписьменному, чтобы выдал архитекторам достойную премию. Ну и включил траты в бюджет. Вот бы чем заняться в первую очередь на досуге. Впереди у меня война, а она пожирала деньги… стремительно! Сейчас меня спасали военные трофеи, плюс уральское золото. А дальше? Чиновникам и армии плати, порох и ружья покупай, а теперь еще на бюджете гирей повиснут все эти роскошные дворцы!

Я оглядел бывший рабочий кабинет Екатерины, словно примеряясь, что бы такого продать.

Стены украшены гобеленами с видами Петербурга и портретами предшественников — Петра Великого и Елизаветы Петровны. В центре — два стола с изящными изгибами, соединённые между собой. На одном — стопки бумаг: доклады правительства, проекты указов. Вторая часть стола — для письма. Стоит массивная малахитовая чернильница, большое пресс-папье. В углу — этажерка с книгами: Монтескьё, трактаты по праву, стихи Державина. Над полками висит карта империи. Вот ее то я точно снимать не буду — полезно втыкать булавки в новые территории, напоминать себе, чем заняться в приоритете.

Особое место занимает «кладовая» — шкаф с драгоценными тканями для подарков и мелочами вроде лент для фрейлин. Тут ничего не разграблено, все как было при Екатерине. Надо бы своим мамзелям отдать — вроде как подарки привез, может, и поверят.

На стене — портрет кисти Рокотова: профиль, напоминающий античные камеи. Рядом эскиз Левицкого, где изображена жрица Правосудия, бросающей мак в огонь — символ жертвенного служения. Наверное, тоже оставлю.

— А вот и мы! — раздалось с порога, и в кабинет впорхнули Августа с Агатой, не удосужившись спросить разрешения войти.

Они бросились мне на шею и засыпали поцелуями, не дав подняться из кресла. Моя решимость устроить им выволочку исчезла без следа.

— Наш победитель! Наш герой! Мы так соскучились! Завтра же праздник! Ликование! Фейерверки и триумфальная арка в огнях! Ночь наша! Только посмей уклониться!

Я, весь обслюнявленный, по-идиотски хлопал глазами, не пытаясь даже вставить хоть слово. Лишь осторожно тискал за талию чертовок, которые, похоже, уже победили. Ибо мои руки уже сползли ниже талии и прихватили приятные округлости чуть пониже.

Когда первые восторги схлынули, все же собрался с духом и обрушил свой гнев на головы своевольниц. Ну как гнев? Так, на минималках. Скорее даже раздражение.

— Сперва вопрос к тебе, Августа? Кто разрешил переезд?

— Петя! Что за странный вопрос? Ты понимаешь мое положение?

—?

— Вообще-то, я теперь хозяйка твоего двора!

— Поясни!

— Прекрати сверкать глазами! Мне нисколечко не страшно. Я высшая на данный момент дама в империи по своему статусу. И пока ты не женился, обязанности хозяйки дома нести мне. Увы, это мой крест! И я к этому готова!

Августа в лицах изобразила трудности несения креста. Судя по шикарному платью (это так одеваются в третий квартал траурного года⁈), бриллиантам в ушах и на груди трудности ее ждут серьезные.

Черт побери, а ведь она права! Хотя… В Москве упустила свой шанс, будучи ошеломленной и напуганной происходящим. Да и не перед кем там было блистать. А сейчас, попав в привычную среду обитания, немедленно взяла быка за рога. И хрен ее теперь остановишь. В монастырь отправить? А за что? Может в госпиталь санитаркой? Великие княгини не чурались… Но ведь не пойдет! С характером. А скандал мне сейчас совсем не нужен. Послы, дипломатия, высшие чиновники…

— Ты сам требовал от меня, чтобы я занялась чем-то полезным! — Августа наклонилась ко мне, показала полукружья груди в декольте.

Знает, чертовка, чем бить. Почти нокдаун. И ведь бьет меня моим же оружием! Переселенческий вопрос, как говорил один классик — он «архиважный».

— Кто мне обещал назначить министром⁈

— Эээ…

И, правда, обещал. Хорошо не подумав. Как представлю реакцию Перфильева на женщину в его Правительстве…

Откашлялся. Встал в полный рост.

— Августа! Твоя идея стать хозяйкой Зимнего правильная и достойна награды!

Царевна исполнила книксен и, гордо вздернув голову, потребовала:

— Нам нужно многое обсудить! Бюджет, расписание приемов и балов, как будем проводить парадные обеды…

— Не гони лошадей, невестушка! У меня война, забыла?

— Ты отправишься в Польшу, — не спросила, а констатировала Агата и со вздохом добавила. — Польки такие красавицы!

Я постарался как можно суровее на нее взглянуть.

— Теперь с тобой. Что за новости⁈ Какая еще фаворитка⁈

Княжна мило покраснела и пискнула:

— Это не моя идея! Это все принцесса Августа! Я не хотела, Петербург меня пугает…

— А что не так⁈ — взъярилась царевна и даже подбоченилась. — Все привыкли к фаворитизму. Между прочим, такая персона есть важная часть государства. Значительное лицо! Во Франции мадам Помпадур даже вела собственную политику!

— Мы не во Франции. И копировать худшие образцы предыдущего правления не имею никакого желания, — огрызнулся я, чувствуя, что мои доводы звучат слабовато — Потом у мадам Помпадур не было отца, который покушался на Людовика.

Агата вспыхнула, уже была готова выдать что-то резкое. Но Августа схватила ее за руку, сказала:

— Прежде всего, Ваше Величество, вы одинокий мужчина. И было бы странно, если рядом с вами не появилась бы женщина. И какую участь вы ей уготовили? Тайной содержанки? Или можно решить все цивилизованно, как принято в просвещенных странах?

— И чем ты нынче занимаешься, важное лицо государства? — с усмешкой поинтересовался я у красной как рак Агаты.

— Ко мне ходят люди со всякого рода прошениями. Получить место при дворе. Облегчить участь родственника, попавшего в ссылку. Пристроить детей на службу. Хлопочут о пенсиях, о потерянных имениях. Иногда просто хотят завязать знакомство. Приглашают к себе в дом. Расспрашивают о том, что всех ждет. Дипломаты пристают с вопросами о политике.

— Вы уже до послов добрались⁈ — ужаснулся я.

— Какие к нам претензии⁈ — тут же вмешалась Августа. — Так принято!

— Так принято, так принято… — передразнил я ее. — Много воли взяли! Накажу!

— О, мы этого так ждем! Накажи нас, государь!

Они снова на мне повисли.

Шах и мат, царь-батюшка! Увы и ах, мужчины побеждают на поле брани, а женщины в альковах и в дворцах. Так принято! Тьфу…

«Впрочем… — задумался я,– в идее фаворитки что-то есть».

Вдруг меня прошиб холодный пот. А что будет, если Агата залетит? Почему только Агата? И Августа!

Я обнял девушек и незаметно пошарил рукой, пытаясь понять, не потолстели ли они.

«Нужно попросить Максимову их осмотреть. Обязательно».

(1) В 1782 г. Северный и Южный Департаменты были объединены, и появился знаменитый Форин Офис.

(2) Платина легко вступает в соединение с золотом. Поскольку считалась бросовым металлом, ее активно применяли фальшивомонетчики. Поэтому до 1778 г. испанская корона всеми путями пыталась ограничить поставки платины в Европу.

(3) Салоны Парижа сыграли важную роль в подготовке Французской революции. Но два важнейших — салоны мадам Жоффрен и Жюли Леспинас — прекратили свое существование к 1776 г. Единственное исключение — салон мадам Анн-Катрин Гельвитус, просуществовавший до взятия Бастилии. Но он находился в пригороде, в отличии от придуманного нами салона боярыни-рюс.

(4) Деревянный бельведер на доме Пашкова сгорел в пожаре во время оккупации Москвы Наполеоном. Восстановлен в каменном виде и в несколько отличном от первоначального.