Русский бунт. Интервенция

Глава 3

Я поднимался по лестнице в неприметном доме на задворках здания Сената, чтобы встретиться с загадочной персоной, которую привез сеньор Фарнезе. И дом, и прислуга принадлежали Тайной экспедиции. Мой давнишний знакомый иезуит сразу по прибытии в Петербург попросил о строжайших мерах изоляции и не возражал, чтобы ею занимался Шешковский. Так что в моей безопасности можно не сомневаться, если только человек-маска не накинется на меня с каминной кочергой. Все остальное, что можно было бы использовать как оружие, давно изъято. Даже тщательный обыск провели на предмет обнаружения флакончика с ядом. И осмотрели перстни на предмет скрытых игл. Все было чисто. И покорность моих гостей однозначно свидетельствовала: мне демонстрируют самую высокую лояльность. Хитрые иезуиты знали, как растопить лед моего недоверия и начать переговоры в куда более доброжелательной атмосфере, чем та, в какой протекала моя первая беседа с Фарнезе.

Мне было чем ответить, шел не с пустыми руками, — с подарком. С хорошей волчьей шубой, неприметной, как любят иезуиты, и теплой. Впрочем, захотят соболя — будет им и соболь. Если придем к взаимоприемлемому договору. Чтобы он состоялся, я нес с собой тяжелый портфель с бумагами.

Все не так просто, как я нарисовал итальянцу. Пока готовился к встрече, выяснил, что мое предложение насчет Амура — в некотором смысле, шкура неубитого медведя (или волка, ха-ха!). Принадлежность левого берега Амура России документами, которые мне предоставили сотрудники азиатской экспедиции МИД, не подтвердилась. Нерчинский договор, будь он неладен, заключенный под жерлами маньчжурских пушек (1). И последующее пограничное разграничение. Была у меня мысль схитрить, сослаться на неоднозначность трактовок переводов, предъявить, в конце концов, на коленке сварганенную фальшивку… Ан нет, не выйдет! Тексты договоров на сложных переговорах в 1689 году составляли… иезуиты. Брали от наших взятки мехами, а играли против нас. Так что мне предстоит выкручиваться, если я хочу и впредь иметь дело с Орденом Иисуса. И у меня есть план, как выйти из трудного положения.

Вошел в зал без стука, без предупреждения — как хозяин, которым собственно и являюсь. Загадочный незнакомец меня ждал с открытым лицом, откинув капюшон. Стоял около камина, грея спину в тепле его очага. При моем появлении низко поклонился. Но я успел заметить землистый цвет его худого лица и мягкие черты коренного южанина-средиземноморца. А ведь ему должно быть чертовски холодно!

— Я принес вам подарок, — сообщил я по-немецки, и иезуит принял сверток, дав понять, что языковых сложностей в общении не будет, — Шубу с царского плеча. У нас так принято. Возьмите и укройтесь без церемоний. Каминного жара вам явно недостаточно, чтобы согреться.

— Холод темницы, кажется, навечно впился в мои кости, и его не изгнать даже солнцем благословенной Флоренции, моей родины. Благодарю за подарок, Ваше Величество, и разрешите представиться. Генерал ордена иезуитов, Лоренцо Риччи.

Черный папа⁈ Я удивленно вздернул брови, ничуть не рисуясь. Иезуит остался доволен моей реакцией. С явным удовольствием взял шубу и накинул на плечи. Позволил себе легкой улыбкой обозначить удовольствие от подарка.

— Присядем? — изобразил я радушного хозяина.

— С преогромным удовольствием. Уместно ли мне предложить вам, государь, горячего вина?

Я покрутил головой в поисках чайника. Риччи, мягко улыбаясь, продемонстрировал мне искусство глинтвейнщика. Плеснул из бутылки красного вина в оловянную кружку и сунул в нее раскаленную в камине кочергу, предварительно сыпанув немного специй. Зашипело. В воздухе разлился резкий винный запах и тонкие нотки корицы, гвоздики и померанца. Так быстро и ловко все проделал, что я не успел испугаться горяченного железа в его руках.

Кочерга вернулась в камин. Риччи разлил ароматное вино по небольшим толстым глиняным кружкам и, не говоря ни слова, протянул одну из них мне. Свою демонстративно пригубил первым.

Мне нравилось его спокойная уверенность. Вся его манера держаться, не суетная, деловая, говорила об одном: ему привычны встречи на высшем уровне, его не смутить ни королевским, ни императорским титулом. Я решил воздержаться от вопросов об обстоятельствах его освобождения; захочет– сам расскажет.

— С чего начнем?

— На усмотрение вашего величества.

— Тогда — с моих вопросов. Почему вы здесь? Нет, я понимаю, что ваша цель — прийти к соглашению, что не может меня не радовать. Особенно после некоторых недоразумений под Казанью, попытки моего отравления… — я сделал паузу, в надежде услышать оправдания, но их не было. Черный Папа спокойно смотрел мне в глаза. — Почему изменились ваши мотивы?

— Суть вопроса понятна, — кивнул Риччи. — Попробую объяснить, хотя это непросто. Я увидел в вас правильного Государя! Вы опираетесь на Церковь. В отличие монархов Европы, непонимающих, что творят. Куда они ведут свои государства! Какого монстра пробуждают. Бездуховность под флагом просвещения. Аморальность под лозунгом «гламурного века». Отрицание веры как принцип познания! Будто одно противоречит другому. Будто мы, иезуиты, веками не несли в народы образование! Наше падение — это не частный вопрос крушения смысла жизни членов братства. Это знак, первый шаг заката христианской цивилизации.

Пока он говорил, его голос окреп. Он словно пророчил будущее, и я его хорошо понимал. Как ни грустно это сознавать, но будущий упадок Европы прописан между строк в трудах энциклопедистов. Но с другой стороны, подобные речи, уверен, выдавали в эфир и какие-нибудь тамплиеры перед своим крушением, розенкрейцеры с иллюминатами. Ладно, послушаем дальше.

— Вы же, — продолжил генерал, — даете миру шанс, создаете оазис духовности. Ваш указ о веротерпимости, он вселяет надежду на мирное сосуществование разных религий. Быть может, он даже покончит с войнами за веру. Иллюзия? Кто знает? Но это куда лучше новой волны реформации, которая ждет Европу. Языческие обряды под защитой штыка? Мерзкие секты? Деисты, ретуалисты, вроде масонов, безбожники…

Риччи задохнулся от волнения и отпил из кружки горячего вина. Я воспользовался паузой, чтобы вставить слово:

— По-моему, вы переоцениваете значение моего указа. Я даже не знаю рецепта, как преодолеть раскол нашей церкви.

— Вы, по крайней мере, пытаетесь. Что-то получится, что-то нет. Мы, иезуиты, никогда не были догматиками, за что и пострадали если вспомнить наш провал в Китае. Но об этом чуть позже. Сейчас же я просто излагаю свое видение ситуации.

— Мне предстоит война с католическими странами. Вас это не оттолкнет? Не заставит отказаться от наших соглашений?

— Польша! — презрительно бросил генерал. — Мы воспитали ее аристократию, и она нас предала. Поделом ей! Тем более, как я понимаю, в случае, если вы решите расширить границы на запад, мы сможем восстановить свои миссии на законной основе.

— Вне всяких сомнений! — кивнул я. — Но только в случае лояльности и помощи. Наше соглашение придется подтвержать каждый год. Вы это понимаете?

— Вне всяких сомнений, — повторил за мной Риччи. — В нас вы найдете верных друзей. Караван наших судов с несколькими тысячами штуцеров со всей Европы, а также с селитрой и другими запрошенными вами грузами готов отплыть к Архангельску, как только позволит навигация. Наши разведки в Европе показали хороший результат совместной работы, и она не прервется.

— Благодарю за помощь, оказанную в Москве вашим человеком при задержании убийцы подосланного Разумовским, — Черный Папа склонил голову, показав, что благодарность принята. Я же не мог не задать другой важный вопрос. — А мои контакты с масонами? Они вас не смущают?

Риччи тонко засмеялся.

— Прошу меня простить за откровенность, но я уже не сомневаюсь в вашей гениальности. Уверен: масоны для вас — лишь полезные идиоты. Но тссс… Я ничего не говорил.

— А себя вы к идиотам не причисляете? — заострил я тему.

— Причисляем! — огорошил меня иезуит. — Мы же приходим в чистое поле, пашем, сеем, а взошедшие ростки собирают те, кто понял, что наши услуги больше не нужны. Идиоты! Мы идиоты!

— В вас говорит крушение надежды.

— Нет. Я говорю о нашей миссии на Земле и об оценке ее теми, кто судит нас по себе.

Я глотнул вина, покатал чашу между ладоней. Откровенность Риччи требовала осмысления. Иезуитам палец в рот не клади — хитрецы каких поискать. Даже чистой правдой могут так запутать, что не разберешь, верить или нет.

— Как я понял вашу сложную конструкцию, вы готовы прийти, создать и уйти, если так сложатся обстоятельства. Мне этого не нужно. Изгонять вас в мои планы не входит, — решил уточнить формулировку.

— Люди смертны.

— Увы. Но вы готовы рискнуть.

— Да!

— Тогда перейдем к делам практическим.

Я встал и выложил на стол кипу документов. О них пахло архивной пылью и веяло энергией людей, канувших в прошлое, но пытавшихся привести этот мир в подобие порядка. Не только от древних печатей, но и от самих текстов, на которых остались и жирные следы от пальцев чжурчжэней, и капельки чьей-то не то крови, не то случайно пролитого вина. И от неровных строчек, выведенных рукой дрожащего от волнения или страха писца.

— Это договора и протоколы разграничительных комиссий с картами и примечаниями, — указал я на выложенную кипу бумаг. — Говорим на чистоту! Амур нам не принадлежит! Ни левый, ни правый берег.

— Я знаю, — кивнул генерал, не скрывая удовольствия от моей честности.

— Вы осведомлены об этом из отчетов португальца Тормаса Перейры и француза Жана Франсуа Жербильона — членов вашего Ордена, сделавших все, чтобы русские, осажденные маньчжурами в Нерчинске, заключили крайне невыгодный для них договор, но с удовольствием принявшие от тех же русских меха в качестве взятки.

— Ваш подарок — отличная шуба — после этих этих слов… Вы умеете шутить, Ваше величество, — улыбнулся главный иезуит, ничуть не смущенный коварством своих предшественников. Он его одобрял!

— Дальнейшая история амурского разграничения, полагаю, скрыта от вас, ибо папа сделал все, чтобы разрушить миссионерскую деятельность в Китае. Его испугала конкуренция с конфуцианством.

Сеньор Лоренцо отсалютовал мне кружкой.

— Вы великолепно осведомлены о делах вашего восточного соседа.

— Увы, не так, как хотелось бы. Итак, дальнейшие переговоры уже этого столетия. Они, вопреки изначального намерения, не только не улучшили нашу границу — они ее ухудшили, сдвинув ее дальше к северу и создав некую амурскую дугу на левом берегу, хотя Амур как граница между двумя империями — это прекрасный водораздел.

— Тогда что же мы обсуждаем? Где собственно предмет для нашего договора?

Риччи веселился. Он давно догадался, что у меня есть туз в рукаве.

— Вы слышали о Даурии? О стране неисчислимых богатств?

— О ней говорят, — резко посерьезнел генерал. — Есть неточные карты. Скорее наброски, созданные с чужих слов. Некая земля, лежащая за Амуром, куда китайцы так и не смогли проникнуть из-за твердой позиции Цинов, запретивших даже переселение китайцев в приамурье на правом берегу.

— Далеко на севере, в стране Якутия, сидел сто с лишним лет назад любопытный воевода. Он тоже прослышал истории об этом необыкновенном крае. И отправил на юг казаков. Они дошли до большой реки, до ее устья. И создали карту страны Даурия. Это была великая тайна. Когда заключали Нерчинский договор, наши послы знали о ней и специально настояли, что вопрос пограничного разграничения этой земли нужно отложить до составления точных карт. Логично, если учесть, что они сидели в осаде. Территория между реками Уде и Амуром так и осталась за рамками договора.

Я бессовестно врал. Были и воевода Головин, и якутские казаки. Вот только до моря они не дошли, потопили на порогах порох и свинец, вступили в жестокую схватку с местными князьцами, понесли большие потери и не рискнули выполнить задание начальника. В России в подробностях не знали об устье Амура.

А может, и не врал. Существовала другая версия, согласно которой экспедиция письменного головы Василия Пояркова, «проведывание неясачной землицы», добралась и до Амура, и проплыла по Охотскому морю от его устья. Но вот беда: документов о ней, о плавании в амурском лимане мне предоставить не смогли. Что-то могло сохраниться в Якутской приказной избе или в московских архивах. Но карт точно не было.

И все же в злосчастном Нерчинском договоре действительно существовала лазейка для того, чтобы побороться за Даурию. Ни Петр, ни, тем более, его наследники этой возможностью не воспользовались. Я же планировал исправить эту ошибку. В том числе, с помощью иезуитов.

А Риччи… Он слушал меня, ловя каждое слово. Будто я рассказывал историю новых конкистадоров, которым выпало совершить невероятное и сверхмалыми силами завоевать целый континент. И подготовить приход иезуитов — своих более педантичных последователей и первопроходцев. Сеньор Лоренцо, словно воочию, уже видел, как в окружении сопок и диких кочевников вырастают иезуитские миссии.

Я продолжал соблазнять:

— Даурия прекрасна. Жирная земля, богатейшие недра, реки, полные ценной рыбы. К моменту вашего появления на этой земле там будет стоять русский форт под моим красным флагом!

— Как это возможно⁈ — вскричал Риччи. Былая выдержка его оставила лишь на секунду, но он тут же взял себя в руки, прокрутил возможные варианты в голове. —.Вы отправите туда свои корабли впереди нас? Те, что сейчас застряли в Портсмуте?

Я не торопился с ответом. Он ждал.

— Признаюсь откровенно, у меня была такая мысль. Но по зрелому рассуждению, я пришел к выводу, что так поступать неправильно. Люди не пешки. Заранее предвижу ваши контраргументы: присяга, приказ, военно-морские силы для того и созданы, чтобы бороздить океаны во славу своей страны… Но нет! Прежде мой флот должен присягнуть именно мне, а моряки — принять взвешенное решение в соответствии с нашими новыми законами, служить им далее на хрупкой скорлупке, где их положение хуже каторжников, или покинуть корабли.

Черный Папа в дискуссию вступать не стал. Принял мою позицию, как она есть, и уточнил:

— Получается, нам навстречу выйдет экспедиция по суше.

— Вы не успеете добраться до нужного места в навигацию текущего года. Речь о следующей. Когда вы появитесь, вы найдете моих людей здесь!

Я вытащил заранее подготовленную карту — не древнюю, а созданную по моим подсказкам — и ткнул в нужную точку. Сеньор Лоренцо впился в пергамент таким взглядом, будто перед ним, как минимум, ключи от храма Господнего. Он судорожно сглотнул.

— Почему на карте перед континентом изображен остров?

— Потому что это Сахалин, и этой действительно остров. Он отделен от материка проливом, проходимым для кораблей. Я назвал его Татарским.

— Вы там были!

— Нет. Но название — в моей власти. Вы понимаете, какой секрет я вам только что открыл? Англичане и французы попытаются открыть его с юга и не преуспеют. И будут трубить на весь мир, что вход в реку заперт мелями. А вы уже будете там, в устье…

Риччи будто меня не слышал. Его глаза были прикованы к карте, а пальцы жадно теребили край пергамента.

— Генерал, очнитесь! Эта карта для вас! Нет смысла пытаться ее запомнить.

— Что от нас потребуется?

— Я еще не услышал нужного слова.

— Да! Да, да, да!!!

Атаман Лысов мне не нравился, я ему не доверял, и не без оснований. Но стоит ли мне вести себя, как девушке из будущего, которая, глядя на себя в зеркало и решив, что ее не устраивает нос, бежит к пластическому хирургу? Отрезать мешающее проще простого, но искусство правителя — найти, как применить неправильный «нос», сыграть сданными картами, а не менять их все время на новые из колоды.

Дмитрий хитер и коварен. Качества, плохо подходящие, по моему разумению, сибирскому губернатору, но незаменимы для… переговоров с маньчжурами и китайцами. Он даже немного на них похож — низкорослый, с козлиной бородой и неярко выраженными раскосыми глазами.

Лысов амбициозен, он рвался к самостоятельности, интриговал — я спровадил его подальше на Восток от греха подальше. Теперь у меня есть что ему предложить, есть чем сыграть на тонких струнках его черной души. Хочешь, атаман, славы Ермака и Хабарова? Хочешь, чтобы имя твое веками в песнях звучало? Так ступай и добудь себе Имя!

В конце концов, в настоящую минуту Лысов должен двигаться от Кяхты к Нерчинску с традиционным зимним объездом Сибирской губернии. То есть, даже в географическом смысле он единственный из моих людей ближе к нужной мне точке — к устью Амура, куда кровь из носа нужно вытолкнуть большую Даурскую экспедицию.

Расстояние между Нерчинском и устьем Амура по моим прикидкам выходило в полторы тысячи верст. По сибирским меркам — рукой подать. Но это по прямой, и не все так, увы, просто: горные речки, хребты, бездорожье или водный путь без разрешения по китайской территории — какой выбрать маршрут, решать атаману, но экспедиция обещала быть трудной.

Деньги на нее у Лысова под рукой, к концу зимы в Кяхте скопится огромная сумма. Пошлины с китайских купцов составляли треть всех поступлений от таможни Российской империи. Обороты русско-китайской торговли немалые, хоть и снизились из-за смуты. Больше двух миллионов рублей.

Есть и нужные специалисты. В Нерчинске давно работала экспедиция, занимавшаяся картографической съемкой и исследованиями реки Хилок. Прямой продолжатель дел знаменитой Второй Камчатской экспедиции, она окажет бесценную помощь в изучении возможностей судоходства по Амуру, сухопутных путей будущей Даурской губернии или Приамурского края (2).

Инструкции… И письма! Мне нужно найти такие слова, такие доводы, чтобы атаман мне не запорол своей самодеятельностью эту важнейшую экспедицию. Я оттачивал и оттачивал формулировки, советуясь со многими, вплоть, до князя Щербатова.

Нравился мне этот старичок, я его часто приглашал к себе во Дворец. Поручил ему нарисовать герб и знамя будущей Даурской губернии. Заодно поинтересовался его мнением насчет планируемого торжества по случаю победы при Каспле — я решил использовать князя в качестве лакмусовой бумажки, чтобы ненароком не зазвездиться.

— Фейерверк, парад у триумфальной арки, награждения отличившихся — как думаешь, князь, палку не перегнул?

— Как можно, государь! Славу русского оружия не токмо можно, но нужно всячески поддерживать! Ты ж палить праздничными огнями собрался для героев, а не для своей фаворитки!

Подколол?

Изменился старинушка — мундир свежий, в глазах молодой блеск, спина уже не горбится. С Перфильевым спелся, работает по его заданиям, списки награжденных сводит воедино, всю плешь мне проел насчет организации Инвалидного Дома по типу французского. Дело это важное и срочное. Только по-другому назову. Дом ветеранов! Так оно красивше звучит. Кому только его припоручить? Максимовой? Она в предсвадебных хлопотах после обручения с Ожешко. Торжество наметили на лето…

Итак, письмо и инструкция Лысову. Второй день над ними бился вместе с Почиталиным. Задергал Безбородко и всех чиновников, до коих дела китайские и сибирской губернии отношение имели.

— Ваня! Прочти мне вслух, что мы там записали для Дмитрия насчет состояния Подсолнечной империи (3)?

Секретарь откашлялся, стал зачитывать с листа:

— «Империя Цин сейчас не та, что в момент заключения Нерчинского договора, чжурчжени сильно поддались китайскому влиянию и погрязли во взятках и разврате. Айсиньгёро Хунли, шестой маньчжурский государь маньчжурской династии Цин, правит уже сорок лет под девизом 'Цяньлун», «Непоколебимое и славное». Он еще бодр и полон планов на завоевание окрестных земель. К счастью, его не интересует Даурия, а амурское правобережье искусственно ограждено от китайских переселенцев. Левобережье все также остается для Цинов неизвестной землей. Если встретишь там китайских торговцев, расправляйся с ними безжалостно, никто и слова не скажет — они есть контрабандисты и преступники по законам соседней с нами империей.

С маньчжурами действуй лаской и подкупом. Трать серебро и меха щедро. Чем дольше нашу крепость «не заметят», тем легче потом будет договориться. Если сможешь какой-нибудь договор о чем угодно с маньчжурским наместником заключить, то нам будет в радость. Пущай потом этого чиновника богдыхан казнит, зато мы с бумажкой останемся. Войны избегай всячески, помни о важности торговли в Кяхте, а придут корабли иезуитов, устрой чжурчженям демонстрацию, показав им дальность орудий наших союзников и их силу. Если трижды задумаются, стоит ли с нами воевать, тож в нашу пользу'.

— Так, давай-ка слово «искусственно» поменяем на «законом», иначе Лысов не поймет. Теперь прочти кусок про взаимоотношения с местным населением.

Ваня нашел нужный отрывок и снова принялся читать вслух:

— «Дауров обижать не смей! Не следуй дурному примеру атамана Ярофея Хабарова и не забывай, что его свои же товарищи в цепях привезли московскому царю, понеже своими злодействами и притеснениями он не токмо казаков мучил, но и ясачный народ обижал. Действуй лаской, от ясака освободи на десять лет, а прибудут иезуиты, во всем им помогай. Головой мне отвечаешь за них! Реченым иезуитам миссионерской их работе не препятствуй, но и веру православную держи крепко среди своих людей. Сии кондиции чти свято!»

— Это нормально получилось, — я задумался, пытаясь сообразить, что упустил. — Вот еще добавь: «Захотят дауры на правый берег уйти, им не мешай. Вернутся, пашню не бросят. А ежели увидят милосердие наше и помощь бескорыстную в лечении, а также честную торговлю, станут нам верными подданными. Не о барыше мечтаю, а о том, чтобы встать крепкой ногой на берегу Тихого океана. Тебе ж от того будет слава и почет, и награда великая от меня». Записал?

— Да, государь.

Я хрустнул позвонками, распрямляя спину. Потер покрасневшие глаза.

— Устал. Надо перерыв сделать. Еще бумаги остались на подпись?

— Указ о назначении генерала Овчинникова гетманом всея Малой Руси.

— Давай подпишу.

Почиталин протянул рукописный, с красивыми завитушками, указ. Я поставил размашистую подпись.

(1) Нерчинский договор 1689 года и русские, и китайцы считают невыгодным и унизительным. Заключался он в странных условиях — во время осады маньчжурами Нерчинского острога. В перерывах между заседаниями шли бои. В итоге, появился документ, по которому русские оставляли албазинское воеводство, сохранив за собой левый берег верховьев Амура. Пограничное разграничение огромной территории, к востоку от будущего Хабаровска, было отложено на потом. Деятельность разграничительных комиссий первой половины XVIII века, этого края не коснулась. К этому вопросу вернулись после экспедиций А. Гаврилова 1846 и Г. Невельского 1849 гг. Последний доказал, что в Амур возможен проход судов

(2) Секретная Нерчинская экспедиция планировала сплавиться по Амуру в 1755 г. и готовилась дипмиссия в Пекин, чтобы договориться о свободе судоходства. Но предательство одного каторжника-перебежчика, который наболтал китайцам сказки о целях похода, похоронило этот план.

(3) Так в русских документах того времени называли Поднебесную империю Цин, причем с маленькой буквы.