Мы почти бежали. Неслись сквозь утренний туман быстрым, изматывающим шагом, который могли выдержать только закаленные воины. Борислав, как и подобало, шел впереди, его острый взгляд пронзал серую дымку, а рука не покидала эфеса меча. За ним — я, а следом — Ярослав и десяток молчаливых, сосредоточенных воинов.
Воздух был чистым и холодным, он обжигал легкие. Я бежал, почти не глядя под ноги, полностью доверившись Бориславу, который прокладывал путь впереди.
«Активировать поисковый фильтр: „Противоядие“», — мысленно приказал, стоило нам забежать в лес. Мир вокруг на мгновение потерял краски, став серым и невыразительным, а затем, тут и там, среди обычной лесной растительности, вспыхнули мягкие, едва заметные огоньки — зеленые, золотые, синие. Мой Дар подсвечивал мне цели.
— Сюда, — скомандовал я, сворачивая с едва заметной тропы в густые заросли. Дальше уже я вел отряд.
Мы продирались сквозь колючий кустарник около десяти минут, пока я не остановился у подножия старой, корявой ели. У самых ее корней, в тени, росло то, что я искал. Невзрачное растение с темно-красным, узловатым стеблем. Для любого другого это был просто сорняк. Для меня — первое оружие.
— Выкапываем его, — сказал я.
Пока воины охраняли, я и Ярослав, опустившись на колени, начали осторожно разрывать влажную, пахнущую хвоей землю. Вскоре показался толстый, почти багровый корень, похожий на скрюченный палец. Я аккуратно извлек его и разломил. Воздух тут же наполнился острым, пряным, почти жгучим ароматом.
— Что это? — спросил Ярослав, с любопытством разглядывая находку.
— «Огненный корень», — ответил я, счищая с него землю. — Яд «Болотная Смерть» бьет по нервам, усыпляя их. Этот корень заставит их проснуться. Он — противоядие против «Тиноцвета».
Ярослав с уважением посмотрел на невзрачный багровый корешок, который я держал в руке.
Собрав достаточно «Огненного корня», мы двинулись дальше. Мой внутренний компас вел нас к ручью, журчавшему неподалеку. Борислав и его люди шли молчаливым, несокрушимым кольцом вокруг нас, их взгляды постоянно сканировали тени между деревьями. Они были нашей броней, позволяя мне полностью сосредоточиться на поиске.
Там, где ручей делал изгиб, образуя небольшую заводь, на скользких, покрытых зеленью валунах, я нашел второй компонент. Это был странный на вид, похожий на темно-зеленую губку, мох, который рос прямо на линии воды, постоянно омываемый течением.
— А эта дрянь зачем? — поморщился Ярослав, глядя, как я осторожно срезаю ножом склизкую, неприятную на вид массу.
— Эта «дрянь», княжич, — пояснил я, — самое важное лекарство. В яде не только травы. В нем есть… рудная отрава. Мельчайшая ядовитая пыль, которую, как я думаю, добывают в старых болотных рудниках. Она оседает в теле, как ржавчина, и делает кровь тяжелой. Этот мох — он как магнит для этой отравы. Он впитает ее в себя и вычистит из тел воинов.
Ярослав на мгновение замер, его лицо выражало смесь отвращения и глубокого понимания. Затем он решительно вытащил из-за пояса свой собственный, богато украшенный кинжал, и, опустившись на корточки у самого края воды, начал так же аккуратно, как и я, срезать мох с камней.
Когда мы собрали достаточно мха, я выпрямился, оглядывая лес. Два из трех компонентов были у меня, но самый главный, тот, что должен был противостоять смоле «сон-травы», здесь не рос. Я закрыл глаза, концентрируясь, пытаясь уловить в своем сознании тот самый, нужный мне отклик, но мой внутренний компас молчал. Вокруг была лишь серая пустота.
— Что-то не так? — спросил Ярослав, заметив, как изменилось мое лицо.
— Я не могу его найти, — ответил я глухо. — Третий компонент. Его здесь нет. Нужно идти дальше.
Мы пошли дальше, но нужное растение так и не попадалось. Час сменялся часом. Мы прочесывали низины, заглядывали под каждый корень, проверяли каждый овраг. Мы начинали уставать, а надежда в глазах Ярослава сменилась тревогой. Время, наше самое драгоценное достояние, утекало, как песок сквозь пальцы.
Я чувствовал, как нарастает отчаяние. Я вел их вслепую, полагаясь на Дар, который молчал. Неужели я ошибся? Неужели я привел их сюда зря?
«Сосредоточься!» — мысленно приказал я себе. Я остановился, прислонившись к стволу дерева, и закрыл глаза, отсекая все лишнее. Влил всю свою ментальную энергию, весь свой резерв в один-единственный импульс, расширяя радиус поиска своего Дара до самого предела. В висках застучало, а перед глазами поплыли темные круги от напряжения.
И тут, на самой границе моего восприятия, я уловил слабый, едва заметный отклик. растение, которое я искал. Оно было далеко, на северо-западе.
— Туда, — выдохнул я, открывая глаза и указывая рукой вглубь леса, туда, где деревья становились реже, уступая место чахлой, болотистой низине, над которой висел легкий туман. — Оно там. Я чувствую.
Мы снова двинулись, теперь уже почти бегом, подгоняемые последней надеждой.
Лекарские палаты, еще вчера бывшие тихими и почти пустыми, превратились в гудящий, стонущий ад. Помещение было переполнено. Больных клали на все свободные лавки, на расстеленные на полу тюфяки, а когда место закончилось — просто на охапки соломы в коридоре. Их число росло с каждым часом, и паника, которую Ратибор пытался сдержать, выставив стражу у дверей, уже начала просачиваться наружу в крепость.
Демьян и его перепуганные ученики метались от одного больного к другому, как слепцы. Они разносили кружки с дымящимися отварами, но это было все равно что пытаться потушить лесной пожар росой. Отвары не давали никакого эффекта. Воины пили их и продолжали слабеть.
В самый разгар этого хаоса дверь распахнулась, и внутрь, как порыв ледяного ветра, вошел воевода Ратибор. Он прошел мимо стонущих тел, его лицо было мрачнее грозовой тучи. Он подошел прямо к Демьяну, который как раз пытался заставить очередного больного выпить свою бесполезную микстуру.
— Что здесь происходит, лекарь⁈ — прорычал воевода, и его голос заставил всех вздрогнуть. — Мне только что доложили еще о двадцати заболевших из ночного дозора! Мои люди слабеют на глазах, а ты поишь их ромашкой! У тебя есть лекарство или нет⁈
Демьян выпрямился, пытаясь сохранить остатки своего достоинства.
— Это неведомая хворь, воевода… — пролепетал он. — Ее природа туманна. Мои знания здесь бессильны. Я делаю все, что могу…
— Твое «все» — это ничто! — отрезал Ратибор. — Мое войско превращается в сборище калек, а ты мне рассказываешь про туман!
Он выругался в бессильной ярости и вышел, оставив Демьяна одного посреди этого моря страдания. Лекарь стоял, и его трясло от унижения. Он потерпел полный, сокрушительный провал на глазах у всех. В этот момент его ненависть к поганому поваренку, который стал причиной этого унижения, вспыхнула с еще большей силой.
«Пусть провалится, — со злобой подумал он, глядя на дверь. — Пусть не найдет ничего в своем лесу. Пусть вернется с пустыми руками. И тогда все увидят, что он — такой же шарлатан, как и…».
Он не закончил мысль. Потому что в его голове, как удар колокола, прозвучали слова из того самого, тайного письма. Слова его настоящего Хозяина.
«Ты поможешь этому мальчишке. Поможешь всем, чем сможешь. Его успех сегодня — это наше оружие завтра».
Демьян похолодел. Он вдруг с ужасающей ясностью понял то, чего не видел в пылу своей ревности. Провал Алексея теперь означал и его собственный провал. Провал перед Хозяином. И если управляющий и князь просто лишат его должности, то Хозяин… он не прощает ошибок.
Его внутренний конфликт был чудовищным. С одной стороны — жгучая, всепоглощающая ненависть к выскочке-повару. С другой — парализующий страх перед своим господином.
Страх победил.
Скрипнув зубами так, что заходили желваки, Демьян принял самое трудное решение в своей жизни. Он резко развернулся к своим оцепеневшим ученикам. Его лицо было искажено гримасой, в которой смешались ярость и отчаяние.
— Готовьте все! — прошипел он, и его голос был неузнаваем. — Мои лучшие инструменты! Самые чистые котлы, ступки! Все, что есть! Принесите из хранилища самый крепкий винный уксус! Когда вернется этот… повар, у него должно быть все необходимое для работы!
Ученики смотрели на него, как на сумасшедшего. Их учитель, который только что проклинал поваренка, теперь приказывал готовить для него свою личную, драгоценную лабораторию.
— Что встали⁈ — взвизгнул Демьян, теряя последние остатки самообладания. — Шевелитесь!
Он отвернулся от них и посмотрел на дверь. Теперь он ждал возвращения Алексея не со злорадством, а с отчаянием утопающего, который ждет своего спасателя и одновременно — своего палача.
Я вел наш небольшой отряд все глубже в лес, туда, где здоровый, пахнущий хвоей воздух сменялся тяжелым, влажным духом гнили и стоячей воды. Деревья становились реже, их стволы — корявыми и покрытыми склизким зеленым налетом. Под ногами хлюпала трясина. Мы вышли к краю торфяного болота — гиблому месту, где, казалось, умерла сама жизнь.
— Оно здесь, — сказал я, и мой голос прозвучал в мертвой тишине глухо. — Последний компонент. То, что должно противостоять смоле «сон-травы».
Ярослав и воины напряглись, их руки легли на эфесы мечей. Место внушало опасения. Мой Дар, настроенный на поиск, пронзал туман, и я, наконец, увидел то, что искал. На небольшой кочке, в самом центре трясины, куда вела лишь одна, едва заметная тропка из мшистых камней, россыпью горели маленькие, фосфоресцирующие голубым светом цветы.
[Анализ]: [Объект: «Искра-цвет»]. [Скрытые свойства: Мощный природный адаптоген. Вызывает краткосрочный шок нервной системы, заставляя ее мобилизовать все резервы].
— Я должен пойти один, — сказал я. — Тропа выдержит только одного. Борислав, Ярослав страхуйте.
Я оставил мешок с уже собранными травами, обвязал пояс веревкой, конец которой вручил Ярославу и, ступая осторожно, как по тонкому льду, начал свой путь по скользким камням и кочкам, перепрыгивая с одного на другой.
Весь мой мир сузился до этих маленьких голубых огоньков. Медленно, шаг за шагом, я преодолел эту тропку, мысленно благодаря себя за то, что тренировался все эти дни. Если бы не тренировки, я бы точно грохнулся в трясину. Затем опустился на колени на влажный мох и начал осторожно, один за другим, срезать драгоценные цветы, укладывая их в кожаный кисет.
Я был так поглощен работой, что не услышал громкого шороха в кустах. Вдруг земля дрогнула. Из зарослей камыша сбоку от тропы раздался оглушительный, яростный визг, и в следующий миг оттуда, взрывая фонтаны грязи, вылетела огромная, черная туша.
Дикий вепрь. Старый секач, разъяренный вторжением на его территорию. Его маленькие, налитые кровью глазки были устремлены на самую легкую, беззащитную цель. На меня.
Я замер, понимая, что не успею ни убежать, ни защититься.
Но я был не один.
— Сюда! — рык Борислава прозвучал словно раскат грома.
Ветеран, как скала, шагнул наперерез несущейся туше. Он не пытался атаковать. Он выставил перед собой свой тяжелый щит, прикрывая меня от атаки вепря. Удар был чудовищным. Раздался глухой хруст, огромного Борислава отбросило на шаг назад, но он устоял.
В тот же миг, как щит Борислава принял на себя удар, десяток воинов, до этого бывшие лишь молчаливой охраной, превратились в единый, смертоносный механизм. Как по команде, они мгновенно образовали полукольцо вокруг взбешенного зверя. Воины выставили вперед копья, прикрываясь щитами, создавая стену из стали, которая не давала вепрю прорваться.
Вепрь, ошарашенный таким сопротивлением, взревел и бросился на ближайшего копейщика. Его удар встретили уже всем отрядом. Пока один принимал удар на щит, двое других тут же нанесли короткие, колющие удары по его бокам. Зверь визжал от ярости и боли, мечась внутри стального кольца, но прорвать его не мог.
В этот самый момент, пока все внимание зверя было приковано к стене щитов и копий, сбоку, легкой, скользящей тенью метнулся Ярослав.
Он не стал бросаться на вепря в лоб. Используя тактику, отточенную в боях, он обошел его сбоку, и пока зверь, отвлекшись на очередной укол копьем, меч княжича, словно ядовитое жало, нанес один, короткий, но невероятно точный удар — прямо за лопатку, в самое сердце.
Вепрь захрипел, его рев оборвался. Одновременно с ударом Ярослава еще два копья вонзились ему в шею. Он сделал еще пару шагов, а затем рухнул в траву.
Наступила тишина. Ярослав стоял над поверженным зверем, тяжело дыша, его меч был окрашен темной кровью: — Выгодно с тобой, Алексей, в лес ходить, — обратился он к улыбающимся мужчинам. — Еще и дичью разжились.
Я фыркнул, быстро собрав оставшиеся цветы и вернулся на твердую землю.
— Назад, — мой голос был хриплым от напряжения. — Бегом, время дорого.
Мы ворвались в ворота крепости к обеду. Измотанные до предела спешным пешим походом, покрытые грязью и потом. Стражники у ворот шарахнулись в стороны, узнав княжича и Борислава, и провожали нас потрясенными взглядами.
Усталость валила с ног, но я знал, что отдыхать еще рано.
— К управляющему, — бросил я Бориславу, едва мы миновали ворота.
Степан Игнатьевич, который, очевидно, ждал нашего возвращения, принял нас сразу.
— Я нашел все, что нужно, господин управляющий, — сказал я, переводя дух. — Я готов начать готовить противоядие, но для этого мне нужно место.
Степан Игнатьевич поднял бровь.
— На кухне такое готовить неудобно, поэтому лучше подойдут лекарские палаты, — пояснил я. — Это идеальное место. Там уже есть котлы для отваров, и все больные собраны в одном месте, но мне нужно, чтобы Демьян и его ученики не мешали, а беспрекословно выполняли мои указания.
Управляющий несколько секунд молча смотрел на меня, а затем на его губах появилась едва заметная, хищная усмешка. Он оценил дерзость и логику моего хода.
— Хорошо, — сказал он. — Ты получишь доступ в палаты.
Он повернулся к Бориславу.
— Проводи советника. Проследи, чтобы лекарь Демьян предоставил ему все необходимое. С этой минуты и до особого распоряжения, — он сделал паузу, чеканя каждое слово, — лекарь и все его ученики поступают в твое полное распоряжение, Алексея.
Теперь, вооруженный властью, я направился в самое сердце эпидемии.
Когда я распахнул дверь, на меня обрушилась волна горячего, спертого воздуха, пахнущего болезнью. Помещение было забито стонущими телами. Ученики лекаря, бледные и обессиленные, едва держались на ногах, разнося воду. Хаос достиг своего пика.
В центре этого ада, у стола с отварами, стоял Демьян. Когда он увидел меня, на его лице отразилась сложная гамма чувств: ненависть, удивление и, вопреки всему, тень отчаянной надежды.
Наступила напряженная тишина. Все разговоры стихли. Все взгляды — и больных, и здоровых — были устремлены на меня.
Я прошел прямо к его рабочему столу, где уже были расставлены чистые котлы и ступки, положил на стол свой мешок со свежими травами и, только после этого, медленно повернулся к лекарю, который стоял, скрестив руки на груди.
— Спасибо, Демьян, — сказал я ровным, деловым тоном, в котором не было и намека на издевку. — Ваша предусмотрительность экономит нам драгоценное время.
Я видел, как его лицо исказилось, словно он проглотил желчь. Он ничего не ответил, лишь коротко, дергано кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
Я высыпал на стол свежие, полные жизни коренья, мхи и цветы. Их яркие краски и живой, лесной аромат были разительным контрастом с серой атмосферой смерти, царившей в лазарете.
Демьян смотрел на свежие травы и коренья, которые я нашел, на мое решительное лицо, на умирающих воинов вокруг. Я видел, как в его глазах идет чудовищная борьба между гордыней и долгом.
Затем он медленно повернулся к своим ученикам.
— Несите ему все, что он просит, — процедил Демьян, и в его голосе было столько злости, что мальчик вздрогнул. — И помогайте во всем. Беспрекословно.
Работа по созданию противоядия началась.