Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 19

Подвалы под канцелярией управляющего были местом, о котором в крепости ходили лишь шепотки. Это была не общая тюремная яма, а личное царство Степана Игнатьевича, место, куда попадали те, кто угрожал самому существованию рода Соколов. Воздух здесь был спертым, холодным и пах сырым камнем.

Этой ночью я, вместе с Ярославом, стал одним из немногих, кто спустился в эти глубины по воле управляющего. Мы стояли в тени, наблюдая, как Степан Игнатьевич начинает свой допрос.

Первыми ввели подмастерьев, Родиона и Захара. При свете единственного факела их лица были бледными, почти прозрачными от ужаса. Они дрожали, как осенние листья на ветру. Степан не стал их пытать. Он просто сел на табурет напротив них и подождал, пока стражник выйдет и тяжелая дверь закроется, оставив их втроем в гнетущей тишине.

— Родион. Захар, — начал он, и его голос был тихим, почти отеческим, но от этого становился только страшнее. — Вы еще совсем мальчишки. Родители ваши — честные люди. Трудились на благо рода всю жизнь, а теперь их сыновья сидят здесь, в самом глубоком подвале этой крепости. Знаете, кто сюда попадает?

Он сделал паузу, давая страху сделать свою работу.

— Сюда попадают предатели. Убийцы. Те, кто пытался уничтожить наш род. И участь у них у всех одна.

— Мы не знали! Мы ничего не делали! — всхлипнул один из них.

— Я знаю, что вы не знали всего, — неожиданно мягко согласился Степан. — Я знаю, что вас обманули. Вы — лишь инструменты. Молотки в руках кузнеца. Вот только когда молоток используют, чтобы проломить голову, виноват не только кузнец, но и молоток, который позволил себя использовать. Вы помогли отравить сотни людей. Своих же товарищей. Это факт.

Он подался вперед, и его глаза, казалось, заглядывали им прямо в душу.

— Но у вас есть выбор, какого нет у вашего мастера. Выбор, как именно закончится ваш путь. Вы можете молчать, как он и тогда вас будут судить как полноправных соучастников. Вас ждет долгий, очень долгий и мучительный конец. Или… вы можете рассказать мне все как все было. Без утайки. Рассказать, как старый дурак Михей втянул вас в это грязное дело и тогда, возможно, — он сделал еще одну паузу, — я сочту, что вы были лишь глупыми мальчишками, а не предателями. В этом случае ваша смерть будет быстрой, — он холодно улыбнулся, — может быть, вы и не умрете вовсе, если окажетесь полезными. Выбирайте.

И они посыпались. Сломленные и напуганные, они наперебой рассказывали все, что знали.

Да, это они помогали мастеру. Да, он заплатил им по золотому — огромные деньги. Да, они крепили к ведру какие-то странные, плотные мешочки, пропитанные чем-то липким. Что было внутри? Они не знали. Мастер сказал, что это особый состав для «очистки» воды от речной тины, который испытывают по приказу самого лекаря. Они клялись, что не ведали о яде.

Когда их, рыдающих, вывели, Степан Игнатьевич сделал знак страже. Ввели старого лодочника, Михея.

Это был другой человек. Крепкий, жилистый старик с седой бородой и глазами, которые смотрели на мир с холодным, угрюмым презрением. Он не дрожал. Он вошел в камеру, оглядел нас, а затем демонстративно сплюнул на каменный пол.

Степан молча ждал, пока стража прикует его к стене. Затем он подошел к нему.

— Твои ученики все рассказали, Михей.

Старик лишь усмехнулся.

— Щенки. Что с них взять.

— Они сказали, что ты заплатил им золотом. Вот этим, — Степан высыпал на маленький столик перед стариком горсть монет.

Михей посмотрел на монеты, и я впервые увидел, как в его глазах дрогнул огонек. Но он продолжал молчать. Он был крепким орешком.

— Ты отравил своих братьев по оружию, — продолжил управляющий, и его голос стал холодным. — Ты чуть не обрек на мучительную смерть сотни людей, с которыми ел за одним столом. Тебя ждет не просто смерть, Михей. Тебя ждет такая казнь, о которой будут слагать страшные сказки.

Но старик лишь упрямо мотал головой. Он понимал, что обречен, и, видимо, решил унести свои тайны в могилу.

Тогда Степан Игнатьевич сделал последний ход.

— Хорошо. Ты хочешь молчать — твое право. Но знай, твоя дочь, что живет в Заречье, и двое твоих внуков… Я думаю, князь Святозар сочтет, что предательство — это зараза, которая передается по крови.

Лицо Михея исказилось. Его упрямство, его храбрость — все это рухнуло в одно мгновение. Он задергался в цепях, глядя на управляющего с ненавистью и отчаянием. Степан Игнатьевич ударил в его единственное уязвимое место и победил.

— Говори, — приказал он.

— Паскуда, семью мою решил приплести⁈ — заревел Михей, пуса глаза и страшно разевая рот.

— Ты, гнилой корень, — прошипел Степан. — Ты за золото, — он взял мешочек, — нас всех продал. Семью свою продал, — управляющий зло усмехнулся. — Раз так любишь золото, мы его расплавим и зальем тебе в глотку…

Михей позеленел, выдохнул сквозь зубы и заговорил.

— Ко мне обратился один купец. Я ему лодки чинил. Он и попросил яд смешать и в ведре спрятать, — Михей усмехнулся. — Золотом заплатил, ну я и не стал отказывать. Мне ваш род поперек горла, — Михей сплюнул на пол.

— Обиделся, что князь тебя со своей ладьи снял? — с презрением проговорил Степан. — Если б ты, Михей, брагой не увлекался, то и не снял бы тебя Святозар.

— Много ты понимаешь! — рявкнул Михей. — Он меня снял, потому из-за Гришки!

— Дальше рассказывай, — Степан подбросил мешочек в ладони. Монеты зловеще звякнули.

— Следующая встреча… — прохрипел он, сломленный. — Он должен был принести вторую часть платы и новые приказы. Через два дня, в полночь. У старого дуба на западной границе, у самой реки.

Он замолчал, опустив голову.

— То есть отравления тебе мало было, погань… — управляющий отодвинулся от него как от прокаженного, молча кивнул страже, и те вывели сломленного старика. Управляющий повернулся к нам с Ярославом. Его лицо было похоже на маску.

— Идемте, — коротко бросил он. — Это нужно обсудить.

Мы втроем покинули холодное подземелье и вернулись в канцелярию. Воздух здесь, после спертой атмосферы подвала, казался теплым, но напряжение никуда не делось. Оно лишь стало другим — из мрачного оно превратилось в острое, деятельное предвкушение.

— Позовите воеводу Ратибора, — приказал Степан вошедшему писарю. — Немедленно.

Пока мы ждали, никто не проронил ни слова. Когда Ратибор вошел в кабинет, его лицо было хмурым. Он уже знал об аресте и ждал новостей.

— Мы все узнали, — начал Степан без предисловий, обращаясь ко всем нам, но в первую очередь к воеводе, который не был на допросе. — Старый лодочник, Михей, рассказал все. Его подкупил неизвестный торговец. Михей не видел его лица. Он и передал ему компоненты яда. Целью являлось ослабление гарнизона. Для чего они собирались это делать, Михей, разумеется, не знает.

Он сделал паузу, а затем сообщил главное, глядя на карту.

— Но он сказал нам кое-что ценное. У них была назначена встреча. Для передачи остатка платы и новых приказов. Через два дня, в полночь. У старого дуба на западной границе, у реки.

При этих словах Ярослав, до этого сидевший неподвижно, подался вперед. Я увидел, как в его глазах вспыхнул яростный огонь.

— Мы должны устроить засаду! — выдохнул он, ударив кулаком по столу. — Должны взять этого ублюдка живьем и вытрясти из него имя того, кто отдал приказ! Я сам поведу отряд!

Ратибор одобрительно хмыкнул, ему явно нравился наступательный порыв княжича, но Степан Игнатьевич поднял руку, призывая к тишине.

— И что это нам даст, княжич? — спросил он своим ровным голосом. — Торговец, скорее всего, знает не так много, как нам нужно. Пока мы будем вытрясать из него информацию, противник уже уберет концы. В этом случае мы снова останемся в дураках. Так не пойдет.

Ярослав хотел было возразить, но логика управляющего была безупречной. Он был воином, привыкшим к прямым ударам. Степан же был стратегом.

— Мы не будем его хватать, — продолжил управляющий. — Нам нужно найти всех участников заговора. Увидеть, как они работают, кто еще им помогает.

Он развернул на столе карту наших земель и указал на точку у реки.

— Мы не будем устраивать засаду. Отправим группу наблюдателей. Борислав возьмет лучших разведчиков. Они выдвинутся к старому дубу за сутки до встречи. Залягут так, что их и леший не найдет. Их задача — не вмешиваться. Лишь скрытно наблюдать, опознать связного и проследить за ним, куда бы он ни пошел. Захват будет произведен позже, когда он приведет нас к людям покрупнее, которые дают ему указания. Вот тогда мы и начнем действовать.

В кабинете повисла тишина. Ярослав, хоть и был разочарован отменой атаки, не мог не признать мудрости этого плана. Ратибор молча кивнул, соглашаясь. План был принят.

Две ночи спустя. Западная граница.

Воздух был неподвижным и тяжелым, пах влажной землей и речной водой. Старый дуб, раскинувший свои корявые ветви на фоне звездного неба, выглядел как зловещий страж, охраняющий границу между мирами. Где-то рядом тихо журчала река, ее темные воды несли свои тайны в земли Морозовых.

В этом пейзаже, казалось бы, не было ничего живого, но это была иллюзия.

Борислав лежал на животе в густом кустарнике, его тело было частью земли, его дыхание — частью ночного ветерка. Лучшие разведчики управляющего превратились в призраков. Они находились здесь уже почти сутки, устроив идеальную засаду, замирая при каждом шорохе, сливаясь с тенями. Они были невидимы и ждали.

Время тянулось мучительно долго. Луна медленно ползла по небу, отмеряя часы. Напряжение нарастало с каждой минутой.

Полночь пришла и ушла. Тишина стала оглушающей. Никто так и не появился.

Борислав почувствовал, как по спине пробегает холодок, не имевший ничего общего с ночной прохладой. Что-то пошло не так. Он подал своим людям беззвучный знак — ждать, не двигаться.

Вдруг он заметил движение, но не у дуба, а там, вдали, на старой дороге, что вела к броду через реку. Из-за холма показался одинокий всадник. Он не прятался. Ехал ровным, спокойным шагом, его силуэт четко вырисовывался на фоне неба. Всадник не остановился, не оглянулся. Просто проехал мимо, пересек брод и растворился во тьме на той стороне, в землях Морозовых.

Это было странно. Тревожно и бессмысленно. Одинокий всадник посреди ночи, который даже не попытался подойти к месту встречи.

И тут Борислав все понял. Его тело, до этого напряженное, как тетива, обмякло от горького осознания.

Их раскрыли.

Раскрыли еще до того, как они покинули крепость. Всадник — это не случайность, а послание. Насмешливое послание от врага, который хотел, чтобы они знали, что он всегда на шаг впереди.

Мы не успели дождаться возвращения Борислава. Развязка наступила раньше, и она была страшнее, чем мы могли себе представить.

Когда мы на следующий день сидели у управляющего после обеда, дверь в канцелярию распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге стоял один из гвардейцев управляющего, отвечавший за охрану подземных камер. Его лицо было белым, как полотно.

— Мертвы! — выдохнул он, хватая ртом воздух. — Господин управляющий, они все мертвы!

Мы втроем — я, Степан и Ярослав — переглянулись, и, не говоря ни слова, бросились вслед за стражником.

Спустились по узкой винтовой лестнице в секретные подвалы. Стражник подвел нас к трем камерам, где сидели преступники. Двери были заперты на тяжелые засовы, но сквозь решетчатые окошки в них мы увидели то, что заставило нас похолодеть.

Все трое пленников — Михей, Родион и Захар — были мертвы. Они лежали на своих соломенных тюфяках в позах спящих людей. Не было ни крови, ни следов борьбы, ни признаков агонии. Просто три тела, из которых беззвучно ушла жизнь.

— Замки целы, — глухо доложил начальник стражи, который уже был здесь. — Никто не входил и не выходил.

Ярослав выругался сквозь зубы. Степан Игнатьевич с каменным лицом осматривал засовы, решетки, каменную кладку, ища малейший признак взлома, но его не было. Это была идеальная загадка запертой комнаты.

Я подошел к камере старого Михея. Стражник с лязгом отпер тяжелую дверь. Я опустился на колени рядом с телом. Кожа старика была холодной, но на ней не было ни синяков, ни следов удушения. Я приложил пальцы к его шее, ища пульс, и сосредоточился.

[Анализ Статуса].

Интерфейс Системы вспыхнул в моем сознании. Вердикт был простым.

[Статус: Умер. Причина: Остановка сердца].

Сердце просто остановилось. У всех троих — я быстро проверил остальных — была та же причина. Но это было невозможно. Три здоровых, хоть и напуганных, мужика не могли умереть от остановки сердца одновременно, в запертых камерах.

Я снова вернулся к Михею и активировал свой улучшенный [Анализ Ингредиентов], направив всю мощь своего Дара на сканирование поверхности его тела. Я искал аномалию, чужеродный элемент, что угодно.

И я нашел.

На шее старика, прямо под ухом, мой Дар зацепился за микроскопические, почти полностью распавшиеся следы вещества, которого не должно было здесь быть. Я пригляделся внимательнее и обнаружил маленький дротик в его шее почти за ухом.

[Обнаружены остаточные следы неизвестного алкалоида нервно-паралитического действия. Соединение нестабильно, распадается при контакте с воздухом в течение часа. Вызывает мгновенный паралич сердечной мышцы.]

Я поднялся с колен.

— Яд, — мой голос прозвучал в тишине подвала неестественно громко. — Быстродействующий, почти не оставляющий следов. Он вызвал почти мгновенную смерть.

— Но как⁈ — воскликнул Ярослав. — Двери были заперты!

Я показал ему и Степану Игнатьевичу дротик, затем поднял голову и посмотрел на единственное отверстие в камере, кроме двери. Крошечное, зарешеченное окошко под самым потолком.

— Им не нужно было входить, — сказал я. — Убийца подкрался к окошку и выстрелил.

Я посмотрел на управляющего, который слушал меня с мрачным, понимающим видом.

— Духовая трубка, — заключил я. — И крошечная, отравленная игла. Тихо, беззвучно, смертоносно. Они даже не успели понять, что произошло.

— Снова ты нас выручаешь, Алексей, — вздохнул Степан Игнатьевич. — Как догадался?

— Ну не могут трое мужчин одновременно умереть, так? Значит им кто-то помог. Я и решил осмотреть тела на предмет этой самой «помощи», — пояснил я управляющему. — Думаю, при осмотре вы или ваши люди нашли бы тоже самое.

Молча мы вернулись в канцелярию и ждали последнего донесения, которое должно было стать либо нашей первой победой в этой тайной войне, либо последним гвоздем в крышку гроба наших надежд.

Прошло еще два часа, прежде чем в кабинете снова появился Борислав. Он был покрыт ночной росой и дорожной пылью. Воин вошел, и по одному его лицу я все понял.

— Пусто, — доложил он коротко, обращаясь к управляющему. — Мы пролежали до самого рассвета. Никто не пришел. Лишь один всадник проскакал по дальней дороге, но к дубу даже не приблизился.

Ярослав сжал кулаки.

— Ушли… твари. Пронюхали!

Но Степан Игнатьевич оставался невозмутимым. Он медленно сложил все части головоломки воедино: наш гениальный план расследования, арест, допрос, ловушка у дуба, и, наконец, тихая казнь всех свидетелей в запертых камерах. Он посмотрел на нас, и его голос прозвучал зловеще.

— Они не «пронюхали», княжич. Они знали.

Он поднялся из-за стола и подошел к окну, глядя на темную, спящую крепость.

— Они знали, что их замысел провалился еще в тот самый момент, когда мы арестовали лодочников. У них есть глаза и уши внутри этих стен. И судя по скорости реакции — очень высокопоставленные глаза и уши.

Он повернулся к нам, и в его глазах горел недобрый огонек.

— Вы не понимаете? Насколько изящен ход со встречей у дуба! Это была приманка, на которую я, старый дурак, клюнул. Они заставили нас отправить лучших разведчиков на границу, следить за пустым местом, пока их убийцы бесшумно работали здесь, в самом сердце крепости. А убийство пленников… — он сделал паузу, — это не просто зачистка свидетелей. Это тоже послание.

Он обвел нас тяжелым взглядом, давая своим словам впитаться в наше сознание.

— Послание очень простое и очень страшное. Оно звучит так: «Вы не доберетесь до нас никогда. Мы можем достать кого угодно, где угодно, даже в ваших самых защищенных подвалах. Мы всегда на шаг впереди».

В кабинете повисла тяжелая тишина. Я осознал всю чудовищность нашего положения. Мы столкнулись с врагом, который не просто силен. Он был невероятно умен, информирован и безжалостен.

— Играть в шпионов, когда о каждом твоем шаге знают наперед, — это самоубийство, — подвел итог Степан.

Он подошел к карте земель, висевшей на стене.

— Они показали нам, что их тайные ходы нам не по зубам. Что ж. Значит, мы перестанем играть в прятки и зачистим всех, до кого доберемся. Нужно удвоить бдительность.