Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 18

Утро следующего дня было не похоже ни на одно другое. Крепость, еще вчера стоявшая на пороге гибели, медленно оживала. Когда я вышел на главный двор, увидел утреннее построение. Воины все еще были слабы, но они стояли в строю. Они были живы b когда их взгляды находили меня, я видел в них уважение.

Моя команда, моя разношерстная армия, состоящая из поварят и бывших учеников Демьяна, стала настоящими героями. Когда мальчишки шли через двор, чтобы принести воды, воины расступались перед ними. Они больше не были для них прислугой. Им помогали, их угощали, с ними общались и здоровались.

После того как мы приготовили и раздали всем на завтрак укрепляющий бульон с грибами и зеленью, я собрал свою команду на нашей кухне. Позвал я и учеников Демьяна, за которыми сбегал Матвей. Ведь мальчишек тоже стоило вознаградить за самоотверженность. Они выстояли вместе со мной и победили. Они заслужили награду.

— Сегодня, — объявил я, и они удивленно посмотрели на меня, — мы готовим только для себя. Праздничный обед. Вы заслужили пир.

Я решил приготовить для них нечто особенное. Блюдо, которое стало бы символом нашей общей победы. Не просто еду, а трофей. Вепрь, фаршированный по-княжески.

На огромный дубовый стол водрузили главную добычу нашего похода — целую заднюю ногу того самого вепря, что чуть не оборвал мою жизнь.

— Смотрите, — сказал я, беря в руки свой самый острый нож. — Сейчас мы превратим это дикое мясо в произведение искусства.

Я сделал один-единственный, длинный и глубокий разрез вдоль кости, а затем, работая кончиком лезвия, начал аккуратно, миллиметр за миллиметром, отделять мясо. Через полчаса тяжелая бедренная кость лежала на столе, а передо мной — огромный пласт мяса, сохранивший форму ноги.

Я щедро натер его изнутри и снаружи. Сначала взял горсть крупной, сероватой соли, кристаллы которой хрустели под моими пальцами. Не просто посыпал, а втирал ее в мясо грубыми, массирующими движениями, чувствуя, как она впивается в плоть.

Это была основа, которая должна раскрыть глубинный вкус дичи и сделать мясо нежным. Затем пришел черед перца. Я раздавил в ступке горсть черных горошин, и по кухне тут же поплыл пряный аромат. Этой ароматной пылью я покрыл всю поверхность ноги, втирая ее до тех пор, пока мясо не стало темным, испещренным черными крапинками.

И наконец, душа нашей пряной смеси — чеснок. Несколько головок растер в каменной ступке с щепоткой той же соли, превратив их в однородную, липкую и невероятно пахучую кашицу. Этим ядреным составом обмазал мясо изнутри, не пропуская ни одной складки, ни одного углубления. Когда закончил, нога вепря преобразилась. Она пахла пряностями и обещанием невероятного, дикого, первобытного вкуса.

Пока мясо впитывало соль и пряности, мы занялись начинкой. В котле на сливочном масле обжарили мелко нарезанные грибы и лук. Затем добавили к ним сваренную до полуготовности рассыпчатую гречневую крупу и горсть обжаренных на сухой сковороде орехов. Аромат, поплывший по кухне, был густым, орехово-грибным, невероятно уютным.

Затем началось самое важное. Мы с моими помощниками плотно набили освобожденную от кости ногу этой дымящейся, ароматной начинкой. Нога снова обрела форму, стала еще более массивной и аппетитной. Я взял толстую льняную нить и зашил разрез грубыми стежками.

Всю эту красоту мы обмазали медом, смешанным с горчицей, и отправили в жаркое сердце печи на несколько долгих часов.

Когда я вытащил его, по кухне пронесся благоговейный вздох. На огромном деревянном блюде, дымясь, лежал наш шедевр. Нога покрылась темно-золотистой, глянцевой корочкой, которая потрескивала и пузырилась от жара.

Я взял самый большой нож и сделал первый надрез. Хруст запеченной до карамели, а затем, словно освободившись из плена, изнутри вырвалось облако густого, пряного пара, пахнущего дичью и грибами.

Мясо было невероятным. Темное, сочное, пропитанное собственным соком и ароматом перца, оно таяло во рту. А начинка, вобравшая в себя все соки, превратилась в самостоятельное, богатое блюдо. Настоящий обед победителей.

Когда нога вепря заняла центральное место на столе, вся моя команда, забыв про чины и старую вражду, собралась вокруг. Ученики Демьяна несмело садились рядом с моими поварятами, и на их лицах читалось предвкушение. Я взял большой нож и отрезал первый, самый хрустящий, угловой кусок.

В этот момент дверь на кухню отворилась, и вошел Ярослав. Он был не в парадной одежде, а в простой тренировочной рубахе, и на его лице была теплая, искренняя улыбка.

— Слышал, у героев сегодня пир, — сказал он, и все тут же вскочили. — Сидите, сидите. Я пришел не как княжич, а как… товарищ, чтобы поблагодарить каждого из вас.

Он обошел стол, каждому пожал запястье или по-дружески хлопнул по плечу. Для этих ребят, еще недавно бывших на самом дне иерархии, это было немыслимой честью. Когда он дошел до меня, то сел на скамью рядом, принимая предложенную мной тарелку.

— Боги, Алексей, — выдохнул он, попробовав первый кусок. — Ты и впрямь колдун.

Прежде чем мы успели погрузиться в еду, я поднялся, держа в руке свою кружку. Разговоры тут же стихли. Два десятка пар глаз — моих верных поварят и бывших учеников Демьяна — устремились на меня.

— Я хочу сказать пару слов, — начал я, и мой голос прозвучал в тишине гулко. — Два дня назад мы были просто поварами и учениками лекаря. Мы боялись, ненавидели и не доверяли друг другу. А потом пришла беда.

Я обвел взглядом их лица.

— Я видел ваш страх. Видел вашу усталость, когда вы валились с ног, но я видел и то, как вы поднимались снова. Как вы работали плечом к плечу, не спрашивая, кто повар, а кто лекарь. Вы не просто варили отвар. Вы вытаскивали с того света своих братьев, отцов, друзей. Каждый из вас.

Я поднял кружку выше.

— Сегодня здесь нет поварят и учеников. Сегодня здесь одна команда. Команда, которая спасла эту крепость. Я горд работать с вами. За нас!

— За нас! — гулким эхом отозвались они, и в этом крике я услышал рождение чего-то нового. Настоящего братства.

Мы ели, и какое-то время на кухне царила атмосфера заслуженного, мирного праздника, но я видел, что Ярослава что-то гложет. Отложив ложку, он пододвинулся ко мне и Матвею, который сидел с другой стороны.

— Я рад видеть их такими… счастливыми, — кивнул он на ребят. — Но пока мы празднуем, враг остается на свободе.

Он замялся на секунду, а потом все же решил выложить свои мысли.

— Степан Игнатьевич рвет и мечет. Он уже арестовал и допрашивает всех, у кого были хоть какие-то связи с Морозовыми, но зашел в тупик. Мы знаем, что колодец отравили, но не понимаем, как. Главный вопрос, на который нет ответа: как отравители могли постоянно добавлять яд в главный колодец, не будучи замеченными стражей?

Он пояснил то, о чем я и сам уже думал.

— Понимаешь, судя по всему, яд поступал в воду не разом, а малыми, но постоянными дозами. Если бы они вылили в колодец бочонок с отравой, то первые же выпившие скончались бы в страшных муках, и тревогу подняли бы немедленно. Эта хворь была медленной, ползучей, она косила всех почти с одинаковой, слабой силой, будто каждый глоток воды был отравлен совсем чуть-чуть. Но как этого добиться? Подходить к колодцу каждую ночь, чтобы подлить яду? Стража бы их заметила.

Наш маленький праздничный стол превратился в «совет дилетантов».

— А может, — робко предположил Матвей, — они бросили на дно что-то, что медленно растворяется? Какой-нибудь ком из глины, пропитанной ядом?

Ярослав покачал головой.

— Степан думал об этом и отмел эту мысль. В этом случае яд действовал бы неравномерно. Те, кто зачерпнул воду со дна, отравились бы сильнее. А хворь косила всех одинаково, от первого до последнего.

Я слушал их, и мой мозг, привыкший к кулинарной логике, вдруг нашел странную, но до боли знакомую аналогию.

— Странно… — пробормотал я, глядя в свою тарелку. — Когда я хочу, чтобы бульон медленно и постоянно набирал вкус и аромат от специй, но не стал мутным, я опускаю в него… маленький тканевый мешочек с травами.

Мы все трое замерли, глядя друг на друга.

— Мешочек… — выдохнул Ярослав, и его глаза расширились от озарения. — Мешочек! А что, если они прикрепили такой мешочек к… ведру⁈

Матвей подхватил мысль, и его лицо озарилось догадкой.

— Точно! Каждый раз, когда ведро опускают, мешочек намокает и отдает в воду новую порцию яда! Поэтому заражение было постоянным! И не нужно было подходить к колодцу!

Я слушал их, и в моей голове сложилась последняя, самая важная деталь.

— Но чтобы он не отвалился от постоянного трения и нахождения в воде, нужен не просто клей. Нужен особый, очень крепкий и водостойкий состав.

Ярослав, который, в отличие от нас, с детства наблюдал за работой всех крепостных ремесленников, хлопнул себя по лбу так, что гулко прозвучало по всей кухне.

— Рыбий клей! Тот, которым чинят лодки и рыбацкие сети!

Наступила тишина. Мы не нашли преступника, но мы нашли кое-что поважнее — метод совершения преступления.

Мы втроем — я, Ярослав и Матвей — почти бегом неслись по коридорам крепости, оставив на кухне ошеломленную, но счастливую команду. Наш праздничный обед превратился в экстренный военный совет, и теперь мы несли его результаты тому, кто мог превратить нашу теорию в стальной аркан на шее предателей.

Мы ворвались в канцелярию управляющего без доклада. Стражник у двери попытался было нас остановить, но, увидев несущегося впереди княжича, лишь растерянно поклонился.

Степан Игнатьевич сидел за своим столом, заваленным отчетами о допросах. Он поднял на нас усталые, но острые, как иглы, глаза, и в них не было удивления, лишь вопрос.

— Господин управляющий, — начал Ярослав, едва переведя дух. Он говорил быстро, взволнованно, как гончая, напавшая на след. — Мы думаем… мы думаем, мы поняли, как они это сделали.

Степан отложил грифель и сложил руки на столе. Он не перебивал.

— Вы искали того, кто подходил к колодцу, — продолжил Ярослав. — Но что, если им не нужно было подходить? Что, если яд добавлялся в воду сам, малыми дозами, каждый раз, когда кто-то набирал воды?

Ярослав посмотрел на меня, давая мне слово.

— Это как в кулинарии, господин управляющий, — сказал я, делая шаг вперед. — Когда я хочу, чтобы бульон медленно и постоянно набирал аромат, я опускаю в него маленький тканевый мешочек со специями.

Я видел, как глаза Степана на мгновение расширились. Он явно искал сложные заговоры, а разгадка лежала в простой, бытовой логике.

— Мешочек, прикрепленный к ведру! — подхватил Матвей, не в силах сдержать волнения. — Каждый раз, когда ведро опускали, мешочек намокал и отдавал в воду новую порцию яда! Поэтому заражение было постоянным и равномерным!

— Но чтобы он не отвалился, нужен особый клей, — закончил Ярослав, нанося финальный удар. — Водостойкий. Как рыбий клей, которым у нас чинят лодки!

Мы замолчали, взволнованно глядя на управляющего. Мы принесли ему свою, возможно, безумную, но на наш взгляд, безупречную теорию.

Степан Игнатьевич молчал несколько долгих, напряженных секунд. Он смотрел на нас, и на его каменном лице не отражалось никаких эмоций. А затем он медленно, очень медленно кивнул. Не нам. Самому себе.

Я увидел в его глазах огонь профессионала, который только что получил тот самый недостающий элемент, ту самую ниточку, потянув за которую, он мог распутать весь клубок. Он был впечатлен. Впечатлен нашей дедукцией, нашим свежим, не замыленным взглядом.

— Рыбий клей… — проговорил он тихо, словно пробуя улику на вкус. — Мешочек или мешочки, спрятанные в обручах или в стыках на ведре… Гениально. И дьявольски просто.

Он поднялся из-за своего стола. Перед нами снова был не уставший следователь, а хищник, готовый к охоте.

— Спасибо, — сказал он, и это простое слово было высшей похвалой. — Вы нашли способ, осталось найти саму крысу.

— Привести ко мне немедленно старосту ремесленной слободы, — отчеканил он вошедшему писарю. — Живо.

Пока мы ждали, управляющий ходил по кабинету, и я видел, как в его голове уже выстраивается план дальнейших действий. Он не делился с нами своими мыслями, но это было и не нужно. Охота началась, и мы, дилетанты, передали след в руки опытного, безжалостного зверя.

Вскоре в дверь робко постучали, и в кабинет ввели низкорослого, крепко сбитого мужчину с мозолистыми руками и испуганными глазами. Это был староста ремесленников, мастер-кузнец по имени Василий, человек, привыкший иметь дело с молотом и наковальней, а не с яростью управляющего делами всего княжества.

— Звали, господин управляющий? — пробасил он, низко кланяясь.

— Звал, Вася, — Степан Игнатьевич остановился прямо перед ним, и его тень, казалось, полностью поглотила ремесленника. — Отвечай на мои вопросы.

— Слушаю, господин.

— Кто в крепости работает с рыбьим клеем? — спросил он, и его голос был тихим, но от этого еще более весомым. — Человек, что чинит лодки и отвечает за изготовление этого клея.

Староста нахмурился, напряженно вспоминая. Было видно, что он перебирает в голове каждого мастера в своей слободе.

— Рыбьим… — бормотал он. — Так его мало кто варит, господин управляющий. Рецепт мудреный, да и нужен он редко. Столяры своим, костным, обходятся. Плотники тоже… Лодки…

Он на мгновение замер, и я увидел, как в его глазах вспыхнуло узнавание.

— Есть такие, — сказал он уже увереннее. — Старый Михей, лодочник. Он один у нас по этой части мастер. У него еще двое подмастерьев, Родион и Захар. Молчаливые парни, нелюдимые. Они как раз на прошлой неделе княжескую ладью смолили и чинили. Только они и работают с таким клеем. Больше некому.

Степан Игнатьевич слушал, и его лицо оставалось непроницаемым, но я заметил, как в его глазах сужаются зрачки. Круг замкнулся. Метод, о котором мы догадались, привел нас к конкретным людям.

— Хорошо, Вася, — сказал управляющий. — Можешь идти. И забудь об этом разговоре. Понял?

— Так точно, господин, — пробормотал староста и, пятясь, поспешил покинуть кабинет, явно радуясь, что так легко отделался.

Когда дверь за ним закрылась, Степан Игнатьевич подошел к своему столу и на чистой дощечке написал три имени: Михей, Родион, Захар.

— Они, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к нам. — Все трое живут в южной части. Нелюдимые. Идеальные исполнители.

Он поднял на нас взгляд, и я увидел в нем удовлетворение.

— Вы дали мне нить, — сказал он. — А теперь я поймаю за нее крысу.

Я остался в канцелярии управляющего вместе с Ярославом. Степан Игнатьевич не предложил нам уйти, и я понял, что он хочет, чтобы мы стали свидетелями финала этой части его игры. Солнце уже садилось, окрашивая небо в кроваво-красные тона. В кабинете сгущался сумрак, который не мог разогнать даже яркий огонь в камине. Мы ждали.

Это было самое мучительное ожидание в моей жизни. Я снова и снова прокручивал в голове нашу цепочку умозаключений. Мешочек. Ведро. Рыбий клей. Все казалось таким логичным, таким безупречным. Но что, если мы ошиблись? Что, если это была лишь одна из версий, а настоящие отравители сейчас заметают следы?

Ярослав, в отличие от меня, был спокоен, как скала. Он сидел в кресле, положив руки на эфес своего меча, и его лицо было непроницаемым. Он верил в нашу теорию.

Прошло около часа, когда дверь без стука отворилась. В кабинет бесшумно вошел Борислав. Он двигался с той же смертоносной эффективностью, как и всегда. За его спиной остались двое воинов, которые тут же закрыли дверь.

— Господин управляющий, — ровным голосом доложил Борислав, делая шаг вперед. — Приказ выполнен. Все трое взяты.

Степан Игнатьевич, который все это время неподвижно смотрел на огонь, медленно поднял голову.

— Сопротивление? — спросил он.

— Никакого, — ответил Борислав. — Были застигнуты врасплох. Они не ожидали. Вели себя тихо. Слишком тихо. Как люди, которые знали, что за ними придут.

Он подошел к столу управляющего и положил на него два предмета.

Первым был маленький, грязный кожаный мешочек. Борислав развязал его и высыпал на стол остатки темно-фиолетовых, почти черных сушеных лепестков. Запах был слабым, но я его узнал.

— «Тиноцвет», — сказал я, и мой голос прозвучал хрипло. Это была основа яда «Болотная Смерть».

Вторым предметом был другой мешочек, побольше и потяжелее. Он был сделан из дорогой, хорошо выделанной кожи. Борислав высыпал из него на стол горсть золотых монет. Они тускло блеснули в свете камина.

— Нашли в тайнике под верстаком, — пояснил он.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Наша теория подтвердилась. Это были они.

Степан Игнатьевич долго смотрел на монету, затем поднял свой холодный взгляд на Борислава.

— В подвалы, — приказал он. — Всех троих. Допросить с пристрастием. Я хочу знать все: имена, маршруты, связных.

Борислав кивнул и так же бесшумно покинул кабинет.

Я смотрел на горстку золота, лежавшую на столе. Охота на исполнителей была закончена.

Да только скорее всего это всего лишь часть плана Морозовых. Что же они задумали?