Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 25

К вечеру следующего дня на горизонте показались знакомые очертания — сторожевые башни нашей крепости. Мы не стали сбавлять ход, гнали коней без остановки до самых ворот.

Когда мы подъехали ближе, я увидел, как на стенах началась суета. Нас заметили. Я представил, что творится сейчас в головах у дозорных. Они отправили в рейд двести воинов, а возвращается — пятеро, один из которых ранен. Для них это могло означать лишь одно — полный, сокрушительный разгром.

У ворот, нас встретили гробовой тишиной. На стенах, на галереях, у самого входа — везде стояли люди, и их лица были бледными от дурных предчувствий. Ворота медленно, со скрипом, отворились, пропуская нас внутрь.

Мы въехали на главный двор. Нас встречали молчанием. Десятки, сотни глаз — воинов, слуг, ремесленников — смотрели на нас с одним и тем же немым вопросом: «Что случилось? Где остальные?».

Ярослав остановил коня в центре двора. Он выпрямился в седле. Его лицо было покрыто пылью от долгой дороги, доспех — в царапинах и вмятинах. Княжич выглядел уставшим, но никак не побежденным.

Он медленно обвел взглядом застывшую в ожидании толпу, а затем вскинул над головой кулак.

— Заречье наше! — крикнул он, и его голос, усиленный акустикой двора, прозвучал, как раскат грома. — Враг разбит! Пленные освобождены!

И в этот момент крепость взорвалась.

Оглушительный, триумфальный рев глоток, который, казалось, сотряс сами стены. Недоверие и страх мгновенно сменились безудержным ликованием. Люди кричали, обнимались, плакали. Они приветствовали нас. Героев. Победителей.

Ярослава первого стащили с коня, и десятки рук подхватили его, с восторженными криками начиная качать. Я видел, как его лицо, до этого суровое и сосредоточенное, наконец, расслабилось. На нем появилась мальчишеская, счастливая улыбка. Он больше не был «щенком» или просто княжичем. Ярослав заслуженно стал молодым волком, который принес своей стае первую, большую добычу.

Затем волна восторженных воинов хлынула ко мне. Чьи-то руки уже потянулись, чтобы стащить меня с коня и оказать ту же честь, но их тут же остановил грубый окрик Борислава.

— Осторожнее, дурья башка! Он ранен!

Толпа на мгновение замерла. Воины, только сейчас заметившие мою перевязанную руку, растерявшись отступили на шаг.

В этот момент на землю опустили смеющегося Ярослава. Он увидел эту сцену и понял все без слов. Затем шагнул вперед, поднял руку, призывая к тишине, и его голос, усиленный эйфорией победы, загремел над всей площадью.

— Вы чествуете победителей и это правильно! — крикнул он. — Но вы еще не знаете всего!

Он повернулся и указал на меня.

— Пока мы бились в селе, волки Морозовых ударили нам в спину! Они думали, что нашли легкую добычу! Они пришли за нашим знахарем!

По толпе пронесся гневный гул.

— И что же сделал наш знахарь⁈ — продолжал кричать Ярослав, и в его голосе звенела гордость, вперемешку с весельем. — Он не спрятался! Не бежал, а принял бой! Командовал обороной! С поварским тесаком в одной руке и с котлом кипятка в другой! Он ошпаривал их, как свиней, а потом сам встал в строй и не дал им пройти! Еще и командира их взял!

Он снова повернулся ко мне, и его улыбка была широкой и искренней.

— Это не просто знахарь! Теперь он наш боевой знахарь!

И тут толпа взорвалась во второй раз восторженным ревом. Крики «Знахарь!», «Слава знахарю!» гремели так, что, казалось, их услышат даже в землях Морозовых. Меня аккуратно сняли с коня и тоже покачали.

Я смотрел на их счастливые, восторженные лица и понимал, что мой статус изменился навсегда. Я больше не был просто поваром или советником. Теперь я стал еще и боевым знахарем, который прошел крещение огнем и кровью. Стал одним из воинов. Символом их новой, неожиданной силы и живой легендой, которую только что создал для меня мой друг.

Эйфория толпы была пьянящей, но она была недолгой. Не успели воины опустить нас на землю, как рядом возникла фигура Степана Игнатьевича. На его лице не было и тени радости.

— Княжич, Алексей, Борислав, — его голос был тихим, но прервал шум, как удар кнута. — Немедленно за мной. К князю на доклад.

К моему удивлению, нас не повели в главный зал совета. Вместо этого управляющий провел нас по запутанным коридорам в небольшую комнату в своих покоях, без окон, со стенами, обитыми гобеленами. Здесь уже ждали. Князь Святозар и воевода Ратибор. Дверь за нами закрылась, отсекая все звуки.

— Докладывай, — сказал Святозар, и его голос был тяжелым.

Ярослав шагнул вперед. Он кратко, по-военному четко, доложил о форсированном марше, о внезапной атаке, о полном разгроме сил Морозовых и освобождении пленных. Он рассказал и о нападении на наш тыловой лагерь, и о том, что целью были не припасы, а я.

Когда он закончил, Ратибор одобрительно хмыкнул.

— Хорошая работа, сынок. Дерзко.

Но все ждали реакции князя. Святозар молчал, глядя на своего сына. Затем он медленно поднялся из-за своего кресла — огромный, могучий. Подошел к Ярославу и положил свою руку ему на плечо.

— Ты ослушался моего приказа, — сказал он тихо, и от этих слов у меня похолодело внутри. — Я приказывал тебе провести разведку и отступить, а ты ввязался в полномасштабный бой. Ты рисковал всем. Рисковал собой, рисковал лучшими воинами нашего рода.

Он на мгновение сжал плечо Ярослава так, что тот поморщился.

— Это был безрассудный, мальчишеский поступок… — продолжил он, и его голос был суров, а затем на его лице появилась первая за долгое время, жесткая, но полная гордости усмешка. — … и самая блестящая победа, которую я видел за последние годы.

Он отпустил плечо и хлопнул сына по спине так, что тот едва устоял на ногах.

— Ты поступил, как настоящий Сокол, сын. Не как княжич, а как воин. Я горд тобой.

Это было высшее признание. Признание не только правителя, но и отца. Я видел, как напряженное лицо Ярослава на мгновение смягчилось, и он с трудом сдержал улыбку.

— Но это еще не все, отец, — сказал он, снова становясь серьезным. Он развязал свою седельную сумку и осторожно, словно это был яд, положил на стол главную находку. Амулет из клыка вепря.

В комнате повисла оглушительная тишина. Степан Игнатьевич взял амулет, повертел его в своих тонких пальцах.

— Боровичи, — произнес он сухо.

Ратибор выругался сквозь зубы. Лицо князя Святозара окаменело. Триумф от победы в одной битве мгновенно испарился перед лицом новой, гораздо более страшной угрозы.

— Так вот оно что… — прорычал воевода. — Вот откуда у них столько людей. Вот откуда такая уверенность. Союз заключили.

— Тайный союз, — поправил его Степан. Он посмотрел на князя. — И эта информация, мой князь, не должна покинуть эту комнату. Никогда.

Он обвел нас своим холодным, пронзительным взглядом.

— Убийство наших пленников в подвалах доказало: предатель сидит среди нас и он сидит очень высоко. Если он узнает, что мы знаем о Боровичах, мы потеряем наше единственное преимущество — знание. Для всех остальных, для всей крепости — мы воюем только с Морозовыми.

Совет подходил к концу. Князь поднялся, его лицо было мрачным, но решительным.

— Ты хорошо показал себя, сын. Я горд. Алексей, — он повернулся ко мне, — твоя необычная еда и твой эликсир… они сотворили чудо. Я в долгу перед тобой. Хоть новости и плохи, но вечером мы устроим пир в честь победителей. Это нужно для поднятия боевого духа.

Я понял, что это мой шанс.

— Благодарю за доверие, мой князь, — сказал я, делая шаг вперед и склоняя голову. — Но я был не один. Мои повара трудились без сна, чтобы создать оружие для этой победы. Они тоже герои этого дня.

Я выдержал его изучающий взгляд.

— Я прошу вашего разрешения… позволить им сегодня быть не прислугой на пиру, который вы хотите устроить. Я прошу позволить им быть гостями. Они заслужили эту честь.

Ярослав с удивлением посмотрел на меня, а затем — с восхищением. Степан Игнатьевич едва заметно улыбнулся в усы. Князь молчал, а затем на его суровом лице впервые за этот день появилось что-то похожее на теплую улыбку.

— Ты просишь не за себя, а за своих людей, знахарь. Это достойно. Будь по-твоему. Сегодня твоя команда будет пировать вместе с моими воинами. Как герои.

Я поклонился, скрывая торжествующую улыбку. Я только что выиграл для своих ребят нечто большее, чем просто хороший ужин. Я выиграл для них статус и новую жизнь.

С осознанием этого, после совета, сразу направился на свою кухню.

Когда я вошел, меня встретила тишина. Вся моя команда — мои верные поварята — прекратили работу и повернулась ко мне. Они не знали о Боровичах, не знали о предателе. Они видели лишь то, что их знахарь, их командир, вернулся с победой. На их лицах были гордость и облегчение.

Я собрал их всех у большого центрального стола. Они смотрели на меня, ожидая новостей, приказов, чего угодно.

— Мы победили, — сказал я, и по рядам пронесся тихий, счастливый вздох. — Отряд княжича разбил Морозовых и освободил Заречье. Впрочем, вы это и так знаете.

Я сделал паузу, обводя взглядом их усталые, но светлые лица.

— Но я пришел сказать не об этом. Я пришел сказать спасибо. Мы вместе без сна и отдыха ковали оружие, которое принесло нам эту победу, а потом вы кормили крепость, которая ждала и надеялась.

Я посмотрел на Федота, на Матвея, на других ребят.

— Я знаю, что вам было нелегко, но вы не подвели. Вы действовали как одна команда. И я хочу, чтобы вы знали — я горжусь каждым из вас.

А затем я сообщил им главную новость.

— Сегодня вечером князь устраивает пир в честь нашей победы и, по его личному указу, — я намеренно подчеркнул эти слова, — вы все приглашены на него.

Они непонимающе захлопали глазами.

— Но… кто же будет работать, знахарь? — робко спросил Федот. — Кто будет подавать, убирать?

— Сегодня, — я улыбнулся, и эта улыбка была первой искренней за последние несколько часов, — работать будут другие, а вы сегодня будете почетными гостями.

Этот ход произвел ошеломляющий эффект. Они не верили своим ушам. Они, бывшие кухонные рабы, презираемые ученики, которых никогда не пускали дальше порога, — и вдруг почетные гости на княжеском пиру?

Они поняли, что я не просто поблагодарил их на словах. Я пошел к самому князю и замолвил за них слово. Использовал свой новый, огромный авторитет не для себя, а для них.

Суровый Федот отвернулся, пряча блеснувшие в глазах слезы. Матвей смотрел на меня с таким обожанием, словно я был богом. В глазах остальных я видел не просто уважение. Я видел абсолютную, несокрушимую преданность. В этот момент я окончательно перековал их из бывших рабов в своих людей и создал команду, которая теперь пойдет за мной в любой огонь.

Тишина, наполненная эмоциями, затянулась. Я хлопнул в ладоши, слегка скривившись от боли в раненой руке, и звук получился громким и веселым.

— Ну что, герои? — на моем лице появилась широкая, почти безумная улыбка. — Раз уж мы сегодня почетные гости, негоже идти на пир с пустыми руками. Мы должны принести с собой блюдо, достойное победителей!

Они непонимающе, но с зарождающимся азартом смотрели на меня.

— Федот! — скомандовал я. — Тащите сюда самый большой стол! Матвей, бери ребят, и ваш главный трофей — из холодной кладовой! Сегодня мы покажем всему замку, что такое настоящая осенняя магия!

И кухня взорвалась деятельностью. На огромный стол, который с трудом затащили четверо, водрузили здоровенную тыкву. Огромную, ярко-оранжевую, почти идеальной круглой формы, размером с добрый котел.

Я взял свой самый большой тесак, улыбнулся команде, подошел к тыкве и одним, мощным ударом срубил с нее «крышку», ровно и аккуратно. По кухне поплыл свежий, сладковатый, чуть пряный аромат.

— А теперь — за дело! — командовал я. — Матвей, твоя команда — вычистить нашу «посудину» от семечек! Федот, на огонь самый большой казан! Будем готовить для нее наполнение!

Моя кухонная команда работала слаженно. Пока младшие поварята с хохотом выскребали из тыквы семена и волокна, на главном очаге уже кипела работа. В большой сковороде шкворчал растопленный жир. Федот бросил в него горы нашинкованного лука, и по кухне поплыл сладкий дух. Затем туда отправились куски мяса. Они шипели, покрываясь румяной корочкой.

Я добавил к мясу грибы, несколько кислых яблок, нарезанных кубиками, и заранее сваренную до полуготовности перловую крупу. Все это залил густым темным элем, добавил горсть можжевеловых ягод, тимьян и щедрую ложку меда. Начинка медленно забулькала, превращаясь в густое блюдо вкусное само по себе.

Затем началось самое интересное. Мы сняли сковороду с огня и, работая все вместе, начали начинять нашу гигантскую тыкву этим дымящимся, пряным варевом. Когда она была наполнена до краев, я накрыл ее срезанной «крышкой» и запечатал стык пресным тестом.

— А теперь, — сказал я, — осталось ее запечь.

Федот посмотрел на меня с сомнением.

— Знахарь, она же сгорит сверху, а внутри сырой останется. Слишком большая. Жар ее неравномерно возьмет.

— А мы его заставим, Федот, — я улыбнулся. — Мы не будем ее жечь, а построим для нее вторую, личную печь. И эту печь мы потом съедим.

Я видел на их лицах полное недоумение.

— Матвей, — скомандовал я. — Тащи сюда ржаную муку. Остальные тащите воду и побольше!

Когда ингредиенты для последнего шага подготовили, я продолжил.

— Сейчас мы приготовим самое простое, пресное тесто.

Далее мы начали смешивать в огромном корыте ржаную муку и воду, создавая огромное количество плотного, серого, липкого теста. Затем взяли наш гигантский, начиненный тыквенный «котел» и начали полностью, без единой щели, обмазывать его этим тестом, создавая толстый, герметичный панцирь.

— Вот так, — сказал я, разглаживая последний шов. — Это тесто на жару превратится в твердую корку. Оно запечатает внутри весь сок и весь пар. Тыква не сгорит. Она будет медленно и равномерно томиться в своей собственной бане, становясь невероятно нежной. А потом…

Я хитро улыбнулся. — … потом у нас будет не только тыква, но и самый вкусный хлеб, который вы когда-либо пробовали, пропитанный изнутри мясным, грибным и тыквенным соком.

Когда мы закончили, наша оранжевая красавица превратилась в огромный, серый, гладкий валун из теста.

Затем, все вместе, с помощью рычагов, мы осторожно закатили наш «валун» на огромной лопате в раскаленное жерло хлебной печи.

Когда мы отошли, я посмотрел на свою команду. Они были в муке, уставшие, но их лица светились от гордости. Мы не просто приготовили еду, а творили кулинарное чудо, проявив невиданную ими доселе смекалку. Это было лучшее начало для праздника, на который они впервые шли не как прислуга.

Мы успели еще отдохнуть и привести себя в порядок, а вечером начался пир. Это был мудрый ход. Гарнизон, одержавший первую за долгое время победу, нуждался в празднике. Нужно было поддерживать боевой дух, который мог стать нашим главным оружием в предстоящей войне.

Большой зал гудел. Столы ломились от простого, но сытного угощения — жареного мяса, хлеба, сыра. Воины, пьяные от эля и победы, горланили песни и требовали у Ярослава все новых рассказов про битву за Заречье. Они чествовали Ярослава, который сидел во главе стола рядом с отцом, и каждый раз, когда кто-то поднимал кубок за «молодого сокола», зал взрывался одобрительным ревом.

Отдельной радостью для меня в этот вечер был вид моей команды. Как я и просил, их не заставили работать. Они сидели за отдельным, почетным столом, рядом с десятниками. Неловкие, смущенные, в своей лучшей, чистой одежде, они с гордостью принимали угощения от воинов.

В самый разгар пира двери на кухню распахнулись, и по залу пронесся гул.

По моему знаку четверо воинов, пыхтя и обливаясь потом, вынесли на огромном дубовом щите наш шедевр — гигантскую тыкву, запеченную в хлебном панцире. Она была огромна, как валун.

Они водрузили ее на центральный стол, прямо перед князем. Святозар с изумлением смотрел на это кулинарное чудовище.

— Что это, знахарь? — пророкотал он.

— Это, мой князь, — ответил я, выходя вперед с большим ножом в руках, — блюдо, достойное победителей. Называется «Сердце Осени».

Я подошел к тыкве и, взяв в руки молоток, нанес по хлебной корке несколько точных, сильных ударов. Панцирь с громким треском раскололся, и изнутри, словно джинн из бутылки, вырвалось облако густого, ароматного пара. Когда пар рассеялся, все ахнули. Под твердой хлебной скорлупой скрывалась нежная янтарная мякоть тыквы, до краев наполненная дымящейся, сочной начинкой.

Я взял большой половник и зачерпнул первую порцию — нежное мясо, перловку, грибы и куски сладкой, тающей во рту тыквенной мякоти, пропитанной мясным соком. Эту первую, «княжескую» порцию я поставил перед Святозаром.

Он молча взял ложку, попробовал. Медленно прожевал. Затем его суровое лицо расслабилось, и на нем появилось выражение удовольствия. Он даже глаза прикрыл.

— Боги… — выдохнул он. — Это… это так вкусно. Настоящий вкус победы.

Зал уже готов был взорваться ревом, но Святозар поднял свою руку, призывая к тишине. Он медленно поднялся со своего места, держа в одной руке ложку, а другой взяв свой кубок.

— Мы, Соколы, — начал он, и его гулкий голос наполнил весь зал, — привыкли доверять стали мечей и крепости наших стен. Мы привыкли, что победу нам приносят сила и доблесть.

Он обвел взглядом своих воинов, а затем его взгляд остановился на мне.

— Но сегодня мы пируем в честь победы, которую нам принесло и другое оружие. Оружие, рожденное не в кузнице, а на кухне. Выкованное не из стали, а благодаря уму, знаниям и невиданному мастерству.

Он поднял свой кубок высоко над головой.

— Я поднимаю этот кубок за человека, который спас эту крепость от яда и вместе с нашим молодым соколом помогал возвращать Заречье! За нашего знахаря, Алексея! За ум, что острее любого клинка, и за мастерство, что крепче любой брони! За знахаря!

— ЗА ЗНАХАРЯ! — взорвался зал единым, оглушительным ревом.

Воины вскочили со своих мест, поднимая кубки и кружки. Этот тост, произнесенный самим князем, был не просто похвалой, а признанием моих заслуг. С этой минуты я перестал быть просто полезным советником. Я стал гордостью всего рода.

Очнулся от веселья когда время уже приближалось к полуночи. Пир потихоньку сворачивали.

Кивнув Степану Игнатьевичу, молча развернулся и покинул шумный зал.

Я шел по тихим, ночным коридорам крепости в малую кухню. Передо мной стояла новая задача, грандиозная по своему масштабу. И этой задачей являлась будущая война на истощение. В ней победит не тот, кто сильнее ударит, а тот, кто дольше продержится. Продержится за счет ресурсов и запасов, а вот это уже не территория воинов. Это моя территория.

Я вошел на свою кухню. Здесь, после шумного зала, царили тишина и порядок. Зажег одну свечу, и ее слабое пламя выхватило из темноты блеск чисто вымытых котлов и ряды глиняных горшков.

Я чувствовал азарт мастера, перед которым поставили невыполнимую задачу.

В тишине ночной кухни, пока вся крепость праздновала одну выигранную битву, я начал планировать, как выиграть всю войну. На дощечке начали появляться первые наброски моего нового, самого амбициозного проекта: система долгохранящихся, высококалорийных рационов, которые позволят нашим отрядам действовать автономно.

Мой «Железный Запас».

Они хотели втянуть нас в долгую войну на истощение.

Они просто не знали, что в этой игре у меня нет равных.