Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 17

Эта ночь стала для меня и моей новорожденной команды настоящим боевым крещением. Лекарские палаты превратились в сердце крепости, и мы были кровью, что текла по его венам, не давая ему умереть. Наш «конвейер жизни» работал без остановки. Ритмичный стук пестиков в ступках, тихое шипение котлов на медленном огне, приглушенные команды и шарканье ног — эти звуки вытеснили стоны и отчаяние, наполнив помещение гулом напряженной, созидательной работы.

Я потерял счет времени. Мысли о сне и отдыхе испарились, осталась лишь одна, всепоглощающая цель — следующий котел, следующая партия, следующая спасенная жизнь.

Вскоре я стал замечать, что мои поварята, привыкшие к тяжелому труду, держатся на чистом упрямстве. В то время как ученики Демьяна, хрупкие и не привыкшие к таким нагрузкам, валились с ног от усталости, но, взглянув на больных, где кто-то впервые за сутки начинал ровно дышать, они снова поднимались и брели за новой порцией воды. Надежда оказалась самым сильным стимулятором.

Я был центром этой бури. Не отдыхал ни минуты. Мое тело, усиленное собственными рецептами, работало на пределе, но разум оставался кристально ясным. Я двигался от станции к станции, контролируя каждый этап. Мой новый навык, [Алхимическая Интуиция], был настоящим даром богов.

Больше не приходилось тратить время и энергию на долгие расчеты. Я чувствовал процесс. Знал, когда жар под котлом Федота идеален. Видел, когда отвар из «Огненного корня» готов к очищению, по едва заметному изменению его вязкости.

На своей «Станции Очищения» я работал как автомат, превращая мутное, ядовитое варево в чистый продукт, а на «Станции Синтеза» моя интуиция раскрывалась в полную силу. Я добавлял вытяжку «Искра-цвета» не по выверенным меткам, а по внутреннему ощущению, по тому, как отвар «отзывался» на каждую каплю. Это была алхимия в чистом виде, танец на грани науки и чутья, и он был безупречен.

Забавно, промелькнула в голове отстраненная мысль, пока я в очередной раз снимал шумовкой белковую «шапку». В прошлой жизни я колдовал над консоме из белых трюфелей для дюжины гурманов в ресторане с двумя звездами Мишлен, а здесь — варю литрами противоядие в медном котле, чтобы спасти целую армию. Никогда бы не подумал, что мое главное «блюдо дня» будет называться «Живая Вода», а его главной приправой станет отчаяние и надежда.

Мой конвейер работал, но он состоял из людей, а люди — не машины. Первым начал сдавать самый слабый из учеников Демьяна. Юноша, отвечавший за поддержание огня под котлами с основой, вдруг покачнулся, его глаза закатились, и он начал медленно оседать на пол. Федот, стоявший рядом, в последний момент успел подхватить его, не дав упасть лицом в котел.

Я увидел это и понял, что наш конвейер на грани срыва. Ученики лекаря не привыкли к такой чудовищной, многочасовой нагрузке. Их силы были на исходе.

— Матвей! — позвал я. — В мою кладовую, живо! Принеси мешочек с сушеной смородиной, горшок с медом и пучок «бодрящего корня».

Пока он бежал, я отошел от своего поста и велел поставить на огонь небольшой котелок с чистой водой. Я не мог позволить себе варить полноценное восстанавливающее блюдо, но быстрый, мощный стимулятор был мне по силам.

Когда Матвей принес ингредиенты, я бросил в кипящую воду горсть ягод, щедрую ложку меда и несколько стружек корня, который использовал для собственных тренировок. Я не стал проводить сложных манипуляций. Просто влил в этот простой отвар частичку своего Дара, активируя эффект [Прилив Сил (Краткосрочный)].

— Перерыв! Пять минут! — скомандовал я, и мой голос заставил всех замереть. — Всем пить.

Я лично разлил горячий, кисло-сладкий и невероятно ароматный напиток по кружкам и раздал его — и своим поварятам, и измотанным ученикам Демьяна. Они пили, обжигаясь, и на их лицах отражалось изумление. Эффект был почти мгновенным. Сладкий мед дал быстрый приток энергии, а корень начал разгонять кровь, снимая свинцовую усталость с мышц.

Вскоре на бледных щеках учеников лекаря проступил румянец, прошла дрожь в их руках. Они смотрели на меня с новым, еще большим благоговением. Я не просто командовал ими, а заботился о них, поддерживал их силы своим же искусством. Этот простой жест сплотил нашу разношерстную команду крепче любых приказов.

— А теперь — за работу, — сказал я, когда последняя кружка была осушена.

И они вернулись к своим постам с новыми силами.

Сцена глазами Ярослава

Ярослав, пришедший проверить как идет дело с лекарством, вошел в палаты и замер. Воздух был густым, горячим и влажным от пара, пах потом и травами. В центре этого ада, у котлов, метались люди.

Его напарник, Алексей, с лицом, серым от усталости, но с горящими глазами, руководил процессом. Вокруг него вращались все остальные: чумазые поварята и бледные, дрожащие ученики лекаря. Они работали на пределе, их движения были механическими от изнеможения. Ярослав смотрел на их лица и видел отчаянную, упрямую решимость.

И тут один из учеников Демьяна, юноша, отвечавший за поддержание огня, вдруг покачнулся. Его глаза закатились, и он начал медленно оседать на пол. Федот, стоявший рядом, в последний момент успел подхватить его, не дав упасть головой в котел.

Ярослав увидел, как Алексей, заметив это, бросил все и подбежал к ним. Как он быстро сварил какой-то бодрящий отвар и заставил пить его не только упавшего, но и всех остальных, давая им пять минут передышки.

Ярослав также понимал и то, что отвар — лишь временная мера. Люди были истощены. Они таскали тяжеленные ведра с водой, ворочали поленья, перетаскивали медные котлы. Их силы были на исходе. Вся работа была на грани срыва.

И тогда княжич принял решение.

Он не стал отдавать приказы. Молча подошел к двум пустым ведрам, стоявшим у входа, поднял их и, ни на кого не глядя, вышел во двор, направляясь к малому колодцу. Воевода Ратибор, вошедший следом, ошарашенно посмотрел ему вслед, затем на стонущих воинов, на измотанных до предела поварят, и его лицо окаменело. Он понял все без слов.

Когда Ярослав вернулся, неся два полных, тяжелых ведра, и молча поставил их у станции промывки, по лазарету пронесся шепот. Княжич. Наследник рода. Таскает воду.

— Воины! — рыкнул Ратибор, и его голос заставил вздрогнуть даже тех, кто был в полузабытьи. — Вы будете смотреть, как эти мальчишки надрываются, спасая ваши жизни⁈ Те, кто еще может стоять на ногах, — за мной! Мы будем их руками и ногами!

Эффект был подобен взрыву. Те немногие воины из охраны и легкобольные, что были в палатах, тут же вскочили на ноги. Они начали выхватывать ведра, подхватывать дрова. Через несколько минут весть разнеслась по крепости и к лазарету потянулись другие — слуги, оружейники, даже конюхи. Все, кто был здоров и мог хоть чем-то помочь.

Возвращение к Алексею

Я оторвался от очередного котла и замер, только заметив изменения. Мне больше не нужно было отвлекать своих уставших ребят на тяжелую работу. За них это делали другие. Могучие воины Ратибора теперь отвечали за огонь. Сам Ярослав организовал бесперебойную поставку воды. Гвардейцы управляющего носили котлы.

Княжич подошел ко мне.

— Спасибо, — только и смог сказать я.

— Это мы должны благодарить тебя, Алексей, — ответил он, вытирая пот со лба. — Ты дал нам надежду, а мы поможем всем, чем сможем.

Я кивнул, и работа возобновилась с новой силой. В эту ночь, в огне и пару, рождалось не только противоядие. Рождалось новое единство.

Когда первые, бледные лучи рассвета пробились сквозь окна лекарских палат, они застали нас на ногах. Ночь была долгой и изнурительной, но мы выстояли. Атмосфера в помещении изменилась до неузнаваемости. Мучительные стоны почти прекратились, сменившись ровным, глубоким дыханием спящих людей. Воздух все еще был тяжелым, но в нем больше не было запаха смерти. Его вытеснил тонкий, свежий аромат «Живой Воды», который, казалось, очищал не только тела, но и саму душу этого места.

С рассветом наступил перелом. Это не было мгновенным чудом. Воины, получившие лекарство первыми, не вскакивали на ноги. Они были все еще слабы, измождены болезнью, но они были живы. Лихорадка спала, с их лиц сошел пепельно-серый налет, а в глазах, когда они их открывали, появилась ясность.

Дверь тихо отворилась, и вошел воевода Ратибор. Он двигался без своего обычного грохота, почти бесшумно, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Он пришел не как командир с инспекцией, а как старый солдат, пришедший проведать своих товарищей. Его взгляд медленно обходил ряды лежащих воинов, и я видел, как суровая маска на его лице медленно тает, уступая место облегчению.

Он увидел, как один из стражников, еще вчера бившийся в судорогах, теперь спокойно пьет воду из кружки. Как другой, которого принесли без сознания, теперь сидит, прислонившись к стене, и тихо разговаривает с учеником лекаря.

Но его путь лежал в тот самый угол, где лежал ветеран, которого сам Демьян приговорил к смерти. Воин уже не лежал. Он сидел на своем тюфяке, и хотя его руки дрожали от слабости, он пытался почистить свой кинжал. Увидев воеводу, он попытался встать, но Ратибор остановил его жестом.

— Лежи, Гришка, — голос воеводы был непривычно мягким.

— Не могу, воевода, — хрипло ответил ветеран. — Стыдно… Я уж думал, отхожу… а этот повар… он слово свое сдержал. Он меня с того света вытащил.

Ратибор ничего не ответил. Он лишь молча смотрел на своего старого друга, и я впервые увидел в глазах этого железного человека блеск непролитых слез. Он обошел все ряды, увидел десятки таких же примеров и понял, что я не просто остановил эпидемию — я повернул ее вспять. Мы все повернули.

Закончив обход, он нашел меня у котлов, где я, шатаясь от усталости, руководил подготовкой новой, утренней партии противоядия. Часть моих помощников дрыхла. Я разрешил ученикам Демьяна и поварам перевести дух. Только меня заменить было некем. Как же мне все-таки помогли мои тренировки. Если бы не они, я бы свалился от усталости и тогда кто-нибудь не дожил бы до рассвета.

Ратибор подошел и положил свою тяжелую руку мне на плечо, но на этот раз он не молчал.

— Я командую воинами всю свою жизнь, Алексей, — сказал он тихо, и в его голосе, обычно похожем на скрежет стали, звучала непривычная хрипотца. — Я видел, как они умирают от стрел, от мечей, от болезней, но я никогда не видел, чтобы кто-то вот так, голыми руками, вытаскивал их обратно с того света. Ты сегодня выдержал битву поважнее любой настоящей битвы и одержал победу. Я этого не забуду.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— С этого дня, — он крепче сжал мое плечо, — любой в этой крепости, кто посмеет тебе навредить, будет иметь дело лично со мной.

Я стоял, оглушенный его словами. Эта прямая, солдатская благодарность и обещание защиты от сурового воеводы, для которого главным мерилом всегда были сила и результат, значили для меня больше, чем любые другие похвалы. Это было настоящее признание. Признание воина воину, пусть наши поля битвы и были так не похожи.

К полудню наш конвейер произвел достаточно «Живой Воды», чтобы напоить всех, кого нужно, но Степан Игнатьевич мыслил масштабно. Он понимал, что яд мог затаиться в телах тех, у кого симптомы еще не проявились. Нужно было вычистить заразу из крепости полностью.

По его приказу на главной площади выставили огромные столы, на которые мои поварята вытащили котлы с противоядием. Была объявлена централизованная раздача лекарства для всех, кто пил воду из главного колодца за последние дни.

Весть о том, что повар нашел лекарство, уже облетела всю крепость. Двор заполнился людьми. Воины, слуги, ремесленники — все они выстраивались в длинные, молчаливые очереди.

А еще чудо, до этого скрытое за стенами лекарских палат, выплеснулось наружу. Двери лазарета распахнулись, и воины, помогающие нам начали выводить наружу первых исцеленных. Они все еще были слабы, опирались на плечи своих помощников, но они шли сами. Они были живы.

По толпе пронесся гул, похожий одновременно на вздох облегчения и молитву. Люди видели своих товарищей, которых еще утром считали мертвецами, и их недоверие сменялось благоговейным шоком. Они смотрели на меня, стоявшего у котлов и лично следившего за раздачей, и в их взглядах я видел нечто новое. Это был не страх перед колдуном, сотворившим непонятное чудо, а глубочайшее уважение к мастеру, который своим трудом и знанием вырвал их братьев из лап смерти.

Именно тогда, в этом гуле сотен голосов, я впервые услышал это слово. Сначала как шепот, потом все громче и увереннее. Оно передавалось из уст в уста, от воина к воину.

«Знахарь».

Я стоял и слушал, как рождается моя легенда.

В стороне, в тени арки, стояла другая группа людей. Демьян и рядом с ним — те самые седобородые, консервативные капитаны. Они тоже пришли посмотреть на раздачу и молча наблюдали за происходящим.

Теперь они не могли ничего возразить. Одно дело — спорить о «сомнительной еде» и плести интриги и совсем другое — оспаривать факт спасения сотен жизней на глазах у всей крепости. Любая оппозиция против меня в этот момент была бы равносильна предательству. Они были не просто побеждены. Они были раздавлены и обезоружены чудом, которое не могли ни понять, ни оспорить.

Когда последний житель крепости осушил свою кружку с противоядием, гул на площади начал стихать. Люди, измотанные страхом и болезнью, ждали, что будет дальше. В этот момент тяжелые дубовые двери княжеских покоев распахнулись, и на крыльцо вышел сам Святозар.

Он не просто стоял на крыльце, как обычно. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, он медленно, тяжело спустился по ступеням на площадь. Толпа расступилась перед ним, образуя живой коридор.

Князь подошел прямо ко мне. Я стоял, шатаясь от усталости, в окружении своей команды — моих поварят и учеников лекаря, которые инстинктивно сбились в кучу за моей спиной. В наступившей тишине Святозар положил свою тяжелую, мозолистую руку мне на плечо.

— Я не знаю, кто ты — повар, лекарь или знахарь, — сказал он громко, и его голос, усиленный тишиной, разнесся по всей площади. — Но сегодня ты спас моих людей и мою крепость. Род Соколов этого не забудет. С этого дня ты под моей личной защитой. Любой, кто скажет дурное слово в твой адрес — скажет его мне в лицо.

Это было высшее признание. Абсолютная защита, дарованная сюзереном. Я почувствовал, как по толпе прокатилась волна одобрительного гула, готовая взорваться приветственными криками. Но я остановил ее.

Прежде чем кто-либо успел закричать, я кивнул и посмотрел князю в глаза.

— Благодарю за доверие, мой князь, — сказал я так же громко и четко. — Но эту победу одержал не я один. Я бы не справился без своей команды.

Я обвел рукой стоящих за моей спиной ребят. Они замерли, не веря своим ушам.

— Мои поварята и ученики лекаря Демьяна работали всю ночь без сна и отдыха, — продолжил я. — Каждый из них вложил в это спасение свой труд. Мы победили, потому что действовали сообща.

Этот ход произвел ошеломляющий эффект. Ученики Демьяна, которых все привыкли считать лишь тенью своего учителя, смотрели на меня с изумлением и искренней, неподдельной благодарностью. Они ожидали чего угодно — но не публичного признания их заслуг. Мои поварята расправили плечи, их глаза горели гордостью. Они больше не были кухонными рабами. Они были частью команды-победительницы.

Я поднял голову и встретился взглядом с князем. Святозар смотрел на меня с новым, еще большим уважением, видя во мне не только умельца, но и мудрого лидера, способного сплотить людей.

Я одержал победу, но эта победа и публичное признание сделали меня слишком заметной фигурой.

Война не закончилась. Она просто перешла на новый уровень.