Шеф с системой. Гамбит повара

Глава 20

Прошло несколько дней после той страшной ночи. Жизнь в крепости, на первый взгляд, вернулась в свое привычное русло. Снова раздавался стук молотов в кузнице, на стенах неслась караульная служба, а с тренировочного поля доносились резкие команды десятников, но это была лишь иллюзия. Под внешним спокойствием, как темные воды под тонким льдом, скрывалось гнетущее, параноидальное напряжение.

Степан Игнатьевич не сидел сложа руки. Он начал свою тихую, безжалостную «чистку». Каждый день, под покровом сумерек, в его канцелярию приводили новых людей. Это были не только те, кто имел хоть какие-то, даже самые дальние, связи с Морозовыми, но и просто болтуны, пьяницы, недовольные.

Их допрашивали, проверяли, выворачивали наизнанку всю их жизнь. Управляющий искал своего «крота», и его сеть затягивалась все туже, заставляя каждого в крепости — от простого стражника до старого капитана — нервно оглядываться через плечо.

Я же был полностью сосредоточен на своей задаче. Кухня временно превратилась в настоящую лечебницу. Я больше не создавал блюда для усиления, а создавал лекарства для восстановления.

Пришлось разработать новый рецепт: густой, наваристый бульон из говяжьих костей. В него добавлял особый сбор трав, который, согласно моему Дару, способствовал ускоренной регенерации и восстановлению сил. Помимо бульона готовил восстанавливающие и укрепляющие каши.

Каждый день, три раза, мы с моей командой кормили этой едой всех пострадавших. Было приятно видеть как на бледных щеках воинов, ослабленных ядом, медленно проступает румянец, а в их движениях появляется былая сила.

Работы было много, но в голову нет-нет да лезли непрошеные мысли о наших врагах. Я пришел к выводу, что они не отступят. Тайная война проиграна. Они не смогли взять нас хитростью, сломить изнутри. Значит, теперь они пойдут напролом. Наверняка, готовят следующий, уже открытый, прямой удар. И это затишье — лишь короткая передышка перед настоящей бурей.

Буря, которую я ждал, разразилась на третий день.

Я был в канцелярии управляющего. Мы со Степаном Игнатьевичем склонились над длинным пергаментным свитком — отчетом о запасах провизии на зиму. Я диктовал, а он делал пометки своим грифелем. Работа была рутинной, но жизненно важной. В воздухе висела атмосфера сосредоточенного, делового спокойствия.

Этот хрупкий мир был разорван в клочья отчаянным криком со стен: «Всадник! С запада!».

Мы со Степаном переглянулись. В его глазах я увидел то же, что почувствовал сам, — предчувствие беды. Мы бросились наружу.

Когда выбежали на главный двор, ворота со скрипом отворялись. Воины уже ловили храпящего коня, а на его спине сидел уж слишком маленький человечек для гонца.

Это был… ребенок. Мальчишка лет двенадцати или тринадцати, не больше. Он был босой, его ноги были сбиты в кровь. Одежда на нем превратилась в грязные, рваные клочья, пропитанные чем-то темным — грязью или запекшейся кровью. Он вцепился в гриву руками, шатаясь, как пьяный, его глаза были дикими от ужаса и усталости.

Стражники, наконец, утихомирили коня, сняли мальчугана. Прежде чем потерять сознание, он успел хрипло выдохнуть несколько полных невыразимой боли слов:

— На Заречье напали…захватили деревню.

— Живо! В мою канцелярию! — рявкнул Степан, и его голос вернул оцепеневшую стражу в реальность.

Один из стражников на мгновение замешкался.

— Но, господин управляющий… может, лучше в лекарские палаты?

— Сначала — доклад! — отрезал Степан, глядя на меня. — Алексей здесь, он поможет. А мне нужны сведения. Немедленно. И без лишних ушей. Как только я их получу, мальчика нужно отправить к лекарям.

Мальчика бережно подняли и понесли. Мы со Степаном шли следом. Я видел, как воины, сбежавшиеся на шум, молча расступаются, и на их суровых лицах проступает ярость. Они все поняли без слов.

В канцелярии мальчика уложили на лавку у камина. Он дрожал, то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Я подошел к одному из стражников.

— Сходи на кухню, скажи Матвею, чтобы принес укрепляющий бульон. Кружку, не больше и поесть, — тихо сказал я ему.

Пока тот бежал, я опустился на колени рядом с мальчиком и приложил ладонь к его лбу. Кожа была ледяной. Он открыл глаза, и в них был лишь животный страх.

— Тихо, ты в безопасности, — сказал я как можно мягче. — Ты в крепости Соколов. Тебя никто не тронет.

Когда принесли дымящуюся кружку, я взял ее. Ароматный, насыщенный пар окутал нас. Мальчик испуганно отшатнулся, но я не отступал.

— Это не лекарство, это просто еда, — сказал я, поднося кружку к его губам. — Она вернет тебе силы. Сделай один глоток.

Он недоверчиво посмотрел на меня, затем на бульон, и, видимо, голод пересилил страх. Мальчик сделал один маленький, осторожный глоток, потом второй, уже увереннее. Я видел, как тепло начало медленно расходиться по его измученному телу. Дрожь стала меньше. Степан Игнатьевич все это время молча стоял рядом, наблюдая. Он не торопил, дав мне сделать свою работу.

— Как тебя зовут? — спросил я тихо, когда он осушил кружку.

— Тимоха, — прошептал он, и его взгляд все еще был полон ужаса.

— Рассказывай, Тимоха, — голос Степана был ровным, но в этой ровности была сталь. — Рассказывай все, что видел. С самого начала.

И он рассказал. Его рассказ был сбивчивым, прерываемым рыданиями, но от этого еще более страшным.

— Я… я проснулся от криков, — шептал Тимоха, глядя в одну точку. — На краю деревни кто-то истошно кричал. Потом зазвонил набатный колокол. Отец… он старый воин, он сразу все понял. Схватился за рогатину.

Мальчик сглотнул, и его голос задрожал. — Он подтолкнул меня к задней двери, той, что в огород выходит и сунул мне в руку свой старый охотничий нож и сказал: «Ты уже взрослый, Тимоха и быстрый. Ты должен бежать».

Дверь затрещала под ударами снаружи.

— «Беги к дому старосты, — говорил он быстро. — Там, у задней стены, всегда стоит его гнедой жеребец. Он самый резвый в селе. Бери его и скачи в крепость. Не оглядывайся. Не останавливайся, даже если услышишь, что зовут. Расскажи князю о нападении».

— Он… он вытолкнул меня во двор, а сам запер дверь изнутри на тяжелый засов. Я слышал, как он начал двигать стол, чтобы забаррикадироваться, — Тимоха утер слезы.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Мы все поняли, что это был последний приказ, который отец отдал своему сыну.

— Я сделал, как он велел, — продолжил мальчик, вытирая слезы рукавом. — Я бежал через огороды, прокрался к дому, перерезал ножом привязь и вскочил на гнедого. Он был напуган, рвался, но я вцепился в гриву. Я не посмел скакать через село. Повел его к лесу, на холм и оттуда уже к крепости.

Он рассказал, как уже на холме, прячась в кустах и успокаивая коня, видел весь ужас. Как воины Морозовых сгоняли всех, кто остался в живых, на площадь. Как вытащили на середину старосту Мирона и как их главный, в волчьей шкуре, лично отрубил ему голову.

— Они ушли после этого? Ты видел стяги? — тихо спросил я.

Тимоха отрицательно замотал головой.

— Нет. Они остались. Они согнали всех наших людей в амбар старосты, заперли и выставили стражу. К селу подходили еще отряды с телегами. Дальше я не стал ждать и поскакал к вам просить о помощи…а стяги. У них были стяги Морозовых.

Я слушал его, и во мне поднималась черная ярость, какой я не чувствовал никогда в жизни. Этот мальчик не просто сбежал. Он выполнил приказ своего отца, приказ воина. Он рискнул всем, чтобы принести весть и дать нам шанс спасти тех, кто остался.

Степан Игнатьевич дал знак страже.

— Уведите мальчика сначала к лекарям. Накормите, оденьте, дайте ему лучшую комнату. Он — гость князя, — он глянул на Тимоху. — А ты, пока никому ни слова. Твой рассказ может разжечь панику.

Тимоха серьезно кивнул.

— Я Матвея попрошу, чтобы он его к нам временно забрал, — сказал я управляющему. — Нельзя его сейчас одного оставлять.

Степан Игнатьевич молча кивнул. Когда дверь за ребятами закрылась, управляющий медленно поднялся и подошел к карте. Он долго смотрел на маленькую точку с надписью «Заречье».

— Это не набег, — сказал он наконец, и его голос был тихим и смертельно опасным. — Это война. Они окопались на нашей земле и бросили нам вызов, на который мы не можем не ответить. — Ступай к себе, Алексей, а я пойду к князю. Сейчас, наверняка, объявят совет.

Мы готовились к раздаче ужина, когда дверь распахнулась. В проеме стоял Ярослав. Он не просто был в ярости. Княжич был раздавлен.

— Алексей, — выдохнул он, входя на кухню. Мои поварята затихли.

— Княжич, — я подошел к нему. — Каково решение?

Он с грохотом опустил кулак на дубовый стол.

— Решение⁈ Решение — сидеть и ждать! — в его голосе звенела горечь и унижение. — Мне отказали.

Он подошел к столу и оперся на него руками, опустив голову.

— Ты сам слышал рассказ Тимохи. Ты видел его глаза, но отец и Ратибор… они видят в этом ловушку. Они считают, что Морозовы намеренно нас провоцируют, чтобы мы вывели войска из крепости. Они хотят собирать ополчение, укреплять границы… ждать!

Он посмотрел на меня, и в его глазах пылала бессильная ярость.

— Ждать, Алексей. Пока враг укрепляется на нашей земле! Они хотят сидеть и думать. А я… я так не могу.

Он отошел от стола и в отчаянии провел рукой по волосам.

— Что мне делать, Алексей? Я не могу просто сидеть здесь. Ты — мой советник. Посоветуй.

Я молчал, но мой мозг работал с бешеной скоростью. У этой ситуации было две стороны. Ярослав прав — бездействие это позор, смерть для людей и репутационные потери. А еще это сигнал врагам, что мы утремся — бейте еще.

С другой стороны старые волки, Степан и Ратибор, правы по-своему. Бросать все силы в неподготовленную атаку на врага, который ждет тебя — это самоубийство. Морозовы не дураки. Они наверняка приготовили ловушку. Получался замкнутый круг.

И тут я понял. Проблема была не в самой идее атаки. Проблема в ее названии, и в масштабе. Я вспомнил название быстрых, дерзких атак из моего мира, которые делали, чтобы не дать врагу закрепиться и потрепать его. Называется такая тактика разведка боем. Правда, у нас не совсем она, но что-то похожее сделать можно.

— Княжич, — начал я осторожно. — Твой отец и воевода во многом правы. Нельзя бежать всеми силами и воевать с Морозовыми за деревню.

— А что надо? Сидеть и ждать⁈ — насупился княжич.

— Что ты будешь делать, если кто-нибудь ударит по крепости пока все войско у Заречья? — спросил я его в ответ.

Княжич задумался и пожал плечами, явно не зная, что ответить

— Ты просил у них поход, а надо было не так просить…

— А как⁈ — с надеждой спросил он.

— Измени слова. Измени цель, — я шагнул ближе. — Не проси у них поход всего войска. Попроси один стремительный удар. Разведку боем.

Ярослав замер, в его глазах вспыхнул огонек понимания.

— Скажи, что тебе нужен небольшой, самый быстрый отряд. Не для освобождения села — это слишком опасно, а для того, чтобы прощупать силы врага. Нанести дерзкий, стремительный удар, не дать им закрепиться, постоянно их тревожить и тут же отступить. Сделать дерзкую вылазку. Это язык, который твой отец и Ратибор поймут. Они дадут тебе воинов для разведки, но никогда не дадут воинов для штурма.

На лице Ярослава медленно появлялась улыбка. Не веселая, а хищная, полная азарта. Он увидел путь.

— Разведка боем… — он произнес слова, пробуя их на вкус. — Не дать закрепиться… Алексей, ты… откуда только у тебя такие идеи рождаются⁈

Он больше не выглядел раздавленным. Он снова был командиром, у которого появился план.

— Я вернусь к отцу. Сейчас же. А ты… — он посмотрел на меня, и в его взгляде была не просьба, а уверенность в моем ответе. — Готовь свое оружие, советник. Оно нам понадобится для этой «разведки».

В то время как в крепости Соколов кипела ярость и готовился ответный удар, в захваченном Заречье, в доме убитого старосты, царило расслабленное, победное спокойствие.

Глеб Морозов стоял, склонившись над большим дубовым столом, на котором была расстелена карта земель. Рядом с ним, заложив руки за спину, стоял его союзник — воевода рода Боровичей, могучий и хмурый мужчина по имени Богдан.

— Мой человек донес, — сказал Глеб, не отрывая взгляда от карты. Его голос был спокоен, но в этом спокойствии чувствовалась сталь. — Как мы и предполагали, в их гнезде сейчас переполох. Совет разделился. Старики, во главе с самим Святозаром и его верным псом Ратибором, настаивают на осторожности.

Богдан хмыкнул, его губы скривились в жестокой усмешке.

— То есть, они собираются сидеть за стенами и смотреть, как мы укрепляемся на их земле?

— Именно, — Глеб выпрямился, и на его лице отразилось презрение. — Святозар предсказуем, как смена времен года. Он стар и боится. Он будет собирать ополчение, совещаться, отправлять разведчиков… Пройдет неделя, а то и две, прежде чем он решится на ответный удар. К тому времени здесь будет не село, а наша передовая крепость.

Глеб усмехнулся. Затея с отравлением крепости провалилась, но все равно сыграла ему на руку. Пока они отвлеклись на шпионов внутри, он смог перебросить войско и неожиданно атаковать, да еще и союзника нашел.

Все шло по плану. Они намеренно ударили по самому больному, чтобы посмотреть на реакцию. И реакция, как и предсказывал их «друг» в крепости, была именно такой, какой они ждали — медлительной и нерешительной.

— А что же их щенок, Ярослав? — спросил Богдан. — Он ведь горяч. Неужели стерпит?

— Щенок будет лаять и рваться с цепи, — отмахнулся Глеб. — Но отец не даст ему воли. Он слишком боится потерять единственного наследника в безрассудной атаке. А повар… — он усмехнулся, — повар пусть варит ему успокаивающий отвар. Наш друг подтвердил: старая гвардия взяла верх. Они будут ждать.

Он взял со стола два серебряных кубка, наполнил их вином из кувшина, стоявшего здесь же.

— Так что у нас есть время, союзник. Время, чтобы превратить это место в плацдарм, с которого мы будем разорять их земли всю зиму. К весне мы выпьем из них все соки, и только тогда нанесем решающий удар.

Он протянул один кубок своему союзнику.

— Так выпьем же. Не за быструю победу, а за долгую, мучительную агонию рода Соколов.

— За агонию, — ответил тот, принимая его.