Системный рыбак – 3

Глава 3

Паника продлилась секунды три.

В голове что-то щёлкнуло. Плечи расправились, дыхание стало ровным, а руки сами начали проверять ближайший стол, оценивая рабочее пространство. Что-то подобное я всегда испытывал в начале карьеры перед началом большого банкета.

Мозг заработал с бешеной скоростью, перебирая варианты.

Мясо? Слишком мало, долго, да и моя кухня сейчас не потянет такую готовку. Каша? Суп? Похлёбка? Та же история, долго, нужны большие ёмкости, да и ими местных особо не удивишь. Нужно что-то быстрое, простое, но при этом достаточно сытное и впечатляющее. Что-то, что можно быстро готовить и получать готовое блюдо с пылу с жару. И что будет легко масштабировать до любого количества порций…

Я приготовлю огромную гору румяных блинов!

Универсальное блюдо, которое накормит хоть десятерых, хоть сотню. Минимум ингредиентов и максимум отдачи. В прошлой жизни я готовил их тысячами на благотворительных мероприятиях, когда ресторан участвовал в городских праздниках.

— Маркус, — я повернулся к другу, глаза уверенно встретили его взгляд. — Можешь помочь?

— Конечно! — он встрепенулся. — Что нужно делать?

— Пошли на кухню.

Мы прошли в кухонное помещение, и я принялся за быструю инвентаризацию. Открывал шкафы, заглядывал на полки, простукивал горшки. Мука есть, но мало. Яйца, молоко, соль, варенье… Для скромного ужина на троих или четверых моих покупок хватило бы с лихвой, но для двухсот голодных ртов это капля в море.

— Так, — я выудил из кармана пару серебряных монет, чтобы с запасом, и сунул их Маркусу в руку. — Беги к себе домой, пока вы ещё не переехали. Тащи сюда всю посуду, какую найдёшь: миски, тарелки, кружки. А потом на рынок. Нужны яйца, много яиц. Мука, самая лучшая, какую найдёшь. Также большой кувшин молока, и кусок сала, самый жирный.

Маркус кивнул и уже развернулся к двери, но я его окликнул:

— И ещё, друг. Быстро.

Он сорвался с места, только пятки засверкали.

Я остался на кухне один. Ну, почти один, ведь Рид тут же запрыгнул на подоконник и уставился на меня с выражением кота, который собирается наблюдать за чем-то крайне занимательным.

— Будешь помогать или только смотреть? — спросил я его.

Он послал мне мысленный образ: сытый кот, развалившийся на солнышке.

— Так и думал.

Ладно, к приступим.

Первым делом я вытащил из шкафа две чугунные сковороды. Старые, потемневшие от времени, но добротные. Такие чугунины служат десятилетиями, если за ними правильно ухаживать. Провёл пальцем по поверхности одной из них и удовлетворённо хмыкнул: гладкая, без ржавчины, с той самой патиной, которую невозможно купить за деньги. Только время создаёт такое покрытие.

Отнёс сковороды к колодцу во дворе, набрал воды и тщательно их вымыл. Потом вернулся на кухню и поставил сушиться у печи.

Так, теперь огонь.

Я открыл заслонку печи и поморщился. Внутри лежал пепел столетней давности, похоже придётся разжигать с нуля.

Для начала выгреб всю эту труху в найденное в углу ведро. Пепельная пыль поднялась облаком, и я закашлялся, отворачиваясь, дожидаясь когда осядет.

Нужно растопить ее. Я осмотрелся по сторонам, в углу кладовки нашлась стопка сухих поленьев и куча хвороста, тонких сухих веток. Наломал их помельче, уложил в топку шалашиком, оставив место для воздуха. Между ветками затолкал пучок сухой соломы из подстилки.

Кресало и кремень лежали на полке над печью. Взял их, присел на корточки перед топкой. Первый удар — искра пролетела мимо. Второй — то же самое. На третий раз крохотная оранжевая точка упала прямо в солому.

Затаил дыхание. Искра тлела, разгоралась, но огня не было. Я осторожно подул. Дым пополз тонкой струйкой, и вот уже маленький язычок пламени лизнул сухую ветку.

Отлично.

Подождал, пока огонь окрепнет, потом добавил веток потолще. Пламя зашипело, затрещало, начало набирать силу. Когда хворост разгорелся как следует, подкинул пару небольших поленьев. Большие пока класть рано, задушат огонь.

Дерево занялось с тихим треском. Я прикрыл заслонку наполовину, чтобы не перекрыть тягу и подставил ладони чувствуя, как медленно нарастает жар.

Я же тем временем занялся подготовкой рабочего места. Выставил в ряд несколько мисок разного размера: большую для замеса, среднюю для готового теста, маленькие для ингредиентов. Нашёл деревянную ложку с длинной ручкой. Отыскал половник, немного помятый, но вполне рабочий.

Тут хлопнула входная дверь, и в кухню ввалился запыхавшийся Маркус. В руках он тащил корзину с яйцами, через плечо висел увесистый мешок, а под мышкой была зажата стопка глиняных мисок.

— Принёс! — выдохнул он, сгружая свою поклажу на стол. — Яйца, мука, молоко в большом горшке сало. Ещё посуды набрал, сколько смог унести.

— Молодец, — я уже развязывал мешок с мукой. — Теперь начинается самое интересное.

Зачерпнул горсть муки и растёр между пальцами. Так и есть, грубый помол. Частицы крупные, неоднородные, попадаются мелкие отруби и какие-то тёмные вкрапления. Из такой муки блины получатся тяжёлыми, словно подошва солдатского сапога.

Я огляделся по сторонам в поисках решения и рванул в сторону кладовки. Толкнул дверцу плечом, и передо мной открылось небольшое помещение, заставленное пыльными полками. Горшки, банки, какие-то мешочки… и оно!

Сито.

Старое, с деревянным ободом и мелкой сеткой из лазурного волоса. Я вытащил его на свет и внимательно осмотрел. Сетка целая, без дыр, обод не рассохся. То что надо.

— Маркус, — я поставил сито над большой миской. — Смотри и запоминай. Берёшь муку, сыплешь в сито и вот так…

Я начал просеивать: лёгкие постукивания по ободу, от которых мука начала просыпаться сквозь сетку мягким белым облачком. На сетке оставались комки и мелкий мусор.

Маркус смотрел на это завороженно, словно наблюдал за волшебством.

— Ух ты, — выдохнул он. — Она совсем другая стала. Пушистая какая-то.

— Именно, — я передал ему сито. — Из пушистой муки получаются пушистые блины. Теперь твоя очередь.

Маркус кивнул и принялся за работу с усердием ученика, постигающего тайны алхимии. Поначалу его движения были неуклюжими, мука летела куда попало, но постепенно он поймал ритм. Тук-тук-тук. Белая пыль кружилась в воздухе, оседая в миске мягким сугробом.

Рид чихнул и демонстративно отвернулся от этого безобразия.

Когда мука была готова, я отмерил нужное количество, используя кружку как меру. Шесть полных кружек легли в миску объёмной горкой. Добавил щепотку соли и размешал.

Чтож, теперь самое важное.

Я погрузил пальцы в центр мучной горки и начал раздвигать муку в стороны, формируя широкое углубление. Стенки ровные, дно плоское. Формируя этакий «колодец», который использовали повара ещё за тысячи лет до появления миксеров и блендеров.

— Это для яиц, — объяснил другу, разбивая первое яйцо прямо в центр углубления.

Желток лёг на белую муку, как маленькое солнце на заснеженном поле. Следом за ним отправились ещё яйца, одно за другим, пока дно «колодца» не заполнилось густой оранжево-жёлтой массой.

Взял деревянную ложку и начал размешивать.

Плавными, круговыми движениями, от центра к краям. Ложка захватывала муку с внутренних стенок «колодца», постепенно вмешивая её в яичную массу. Медленно, аккуратно, без резких рывков.

Сначала получилась густая, комковатая каша. Потом она начала разглаживаться, превращаясь в однородную пасту. Ещё несколько оборотов ложки, и консистенция стала напоминать густую сметану.

— Молоко, — сказал Маркусу. — Бери кувшин. Будешь лить тонкой струйкой, медленно, когда скажу.

Он схватил кувшин и замер в ожидании.

— Давай.

Белая струйка потекла в миску. Я продолжал размешивать, не сбавляя темпа. Молоко впитывалось в тесто, разжижая его, делая более текучим. Ложка двигалась от центра к краям, от краёв к центру, не давая образоваться ни единому комочку.

— Медленнее… Ещё медленнее… Хорошо… Стоп!

Маркус отдёрнул кувшин.

Я зачерпнул немного теста ложкой и поднял её над миской. Тесто потекло вниз ровной, непрерывной лентой. Консистенция то что нужно: жидкая, но не водянистая, с лёгкой вязкостью.

— Теперь твоя очередь, — я протянул ему миску и ложку. — Медленно помешивай ещё пару минут. Не взбивай, а просто води ложкой по кругу.

Пока он работал, я занялся следующим этапом. Поставил маленький котелок на край печи, бросил туда кусок сала. Жир начал медленно плавиться, источая характерный запах. Когда он превратился в прозрачную лужицу, снял котелок с огня и влил растопленное сало в тесто.

Маркус вопросительно поднял бровь, но продолжил мешать.

— Жир делает блины эластичными, — пояснил я. — Они не будут рваться при переворачивании и не прилипнут к сковороде.

Ещё несколько минут работы, и тесто было готово. Накрыл миску чистой тряпицей и отставил в сторону.

— Пусть отдохнёт. Минут двадцать, не меньше.

— Отдохнёт? — Маркус посмотрел на меня с искренним недоумением. — Тесто что, устало?

Я усмехнулся.

— В муке есть клейковина. Когда ты её мешаешь, она напрягается, становится упругой. Если сразу начать печь, блины будут жёсткими, как подмётка. А если дать ему постоять, клейковина расслабится, и блины получатся нежными.

Маркус посмотрел на меня так, будто я только что объяснил ему устройство Вселенной.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил он. — Я думал, готовка это просто… ну, бросил что-то в котёл, поварил и готово.

— Готовка это искусство, — я похлопал его по плечу. — А сейчас, пока я буду тут возиться, помоги подготовить обеденную зону. Протри столы, расставь лавки. Скоро к нам начнут приходить гости.

Маркус кивнул и вышел из кухни. Через минуту из гостиной донеслись звуки его возни: скрип двигаемой мебели, шлёпанье тряпки по дереву.

Я же вернулся к печи.

Пламя разгорелось в полную силу, и теперь нужно было его укротить. Взял кочергу и заглянул в топку. Так и есть, огонь горел неравномерно: слева языки пламени лизали свод, а справа угли едва тлели.

Нет, это никуда не годилось. Для блинов нужен стабильный, умеренный жар. Слишком горячо и тесто подгорит снаружи, оставшись сырым внутри. Слишком холодно и блин получится бледным, резиновым, без той самой золотистой корочки.

Я принялся работать кочергой, перераспределяя угли. Сгребал их в две отдельные кучки, формируя две зоны с разной интенсивностью жара. Левая погорячее, для начального обжаривания. Правая поумереннее, для доведения блина до готовности.

Поставил обе сковороды на левую зону. Чугун начал медленно прогреваться, впитывая жар. Поставил ладонь в нескольких сантиметрах от поверхности и стал ждать.

Одна минута… две… три…

Воздух над сковородой задрожал от жара. Достаточно.

Насадил кусок сала на кончик ножа и провёл по раскалённой поверхности первой сковороды.

Шшшшш!

Сало зашипело, оставляя за собой блестящий след. Запах жареного жира ударил в ноздри. Я быстро обработал вторую сковороду и отложил нож в сторону.

Всё готово. Осталось дождаться, когда тесто «проснётся».

Я снял тряпицу с миски и заглянул внутрь. Тесто преобразилось, вместо слегка комковатой массы в миске покоилась гладкая, однородная смесь. Её поверхность отливала лёгким глянцем, а консистенция стала идеально текучей.

Зачерпнул половником, поднял, опустил. Тесто стекало ровной лентой, без рывков и брызг.

А дальше всё решали секунды. Первый половник теста полетел на раскалённую сковороду.

В тот же миг провернул запястье, и сковорода описала быстрый круг. Тесто метнулось от центра к краям, растекаясь тончайшим слоем. Секунда, и дно было покрыто ровным блином, полупрозрачным, как рисовая бумага.

Не теряя времени, я повторил операцию со второй сковородой.

Теперь обе стояли на огне, и началась настоящая работа.

Краем глаза я следил за первым блином. Тесто на поверхности теряло влажный блеск, становясь матовым. Края начали подсыхать, приподнимаясь над сковородой. Снизу доносился тихий шорох, это корочка отделялась от чугуна.

Пора!

Я поддел блин кончиком ножа и одним ловким движением подкинул. Блин взлетел в воздух, перевернулся и мягко приземлился обратно на сковороду, уже другой стороной.

Нижняя сторона открылась во всей красе: оранжеватая, источающая аромат, от которого начинает урчать в животе даже у сытого человека.

Я тут же переключился на вторую сковороду. Переворот и ещё один блин взлетает в воздух.

Вскоре первый блин был готов. Я снял его на большую тарелку, которую заранее поставил рядом. Тонкий, золотистый, с кружевными краями и россыпью светло-коричневых пятнышек. Первый солдат блинной армии.

И понеслось.

Смазать, налить, распределить, перевернуть, снять. Смазать, налить, распределить, перевернуть, снять. Две сковороды работали в противофазе: пока на одной блин доходил, на другой я заливал свежую порцию. Руки двигались сами, без участия сознания на полном автомате.

Огонь в печи то и дело норовил выкинуть какой-нибудь фокус. Полено прогорало, и жар падал. Или наоборот, угли вспыхивали слишком сильно, грозя спалить очередной блин. Я постоянно поглядывал в печь, подкидывал щепки, сдвигал угли кочергой, регулируя температуру.

Это было похоже на жонглирование. Только вместо мячиков у меня были две сковороды, половник, кочерга и живой огонь.

— Ого! — раздался восхищённый возглас.

Маркус стоял в дверях кухни, с тряпкой в руках и мукой на лбу.

— Маркус, ты как раз вовремя, нужна твоя помощь, — не отрываясь от работы, сказал я. — Видишь масло на столе? Бери. Каждый новый блин смазывай тонким слоем. Чтобы стопка не слипалась.

Брат кивнул и подскочил к столу, схватил кусочек масла и принялся работать. Блин за блином ложились в стопку.

Первая стопка росла на глазах. Десять блинов, двадцать, тридцать…

Я работал без остановки. Руки только и успевали мелькать над огнём, а каждое движение было выверено до миллиметра.

Пот стекал по лбу. Жар от печи опалял лицо, но я не не мог остановиться.

Это была настоящая битва, не с врагом, а со временем, с ограниченными ресурсами и я собирался её выиграть.

Стопка достигла высоты в локоть. Начал вторую.

Маркус замер у стола, забыв про масло в руке. Рот приоткрыт, глаза следят за каждым моим движением.

— Как ты это делаешь? — выдохнул он. — Они все одинаковые!

Вторая стопка росла так же быстро. Сорок блинов, пятьдесят, шестьдесят…

Тесто в миске убывало, но я уже замешивал следующую порцию. Маркус, не дожидаясь указаний, принялся просеивать муку для второго замеса.

Сто блинов. Сто десять.

Вторая миска теста опустела. Маркус, перемазанный мукой с головы до ног, уже замешивал третью.

— Ты как магический голем из сказок, — пробормотал он, глядя на мои руки. — Не устаёшь вообще?

— Устаю, — я перевернул очередной блин. — Но это не повод останавливаться.

Третья миска опустела, за нею четвертая… На столе уже возвышались пять внушительных гор золотистых блинов. Они блестели маслом, источали умопомрачительный аромат, и от одного их вида рот наполнялся слюной.

Триста пятьдесят. Триста шестьдесят.

Последняя порция теста. Я выскреб миску до дна и вылил остатки на сковороду. Последний блин получился чуть толще остальных. Готово.

Я опустил сковороды и вытер руки о тряпку. Плечи гудели, пальцы подрагивали, но внутри разливалось тёплое удовлетворение.

Триста шестьдесят два блина за три часа.

Маркус стоял посреди кухни и смотрел то на горы блинов, то на меня. Его лицо выражало что-то среднее между восхищением и священным ужасом.

— Ив, — выдавил он наконец. — Это было… я даже не знаю, как это назвать.

Я открыл было рот, чтобы ответить.

И в этот момент раздался стук в дверь.

Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее.

Я вытер руки о тряпку и направился к двери. Маркус остался на кухне, охраняя блинные башни с видом дракона, стерегущего сокровищницу.

На пороге стоял Флинт-старший. Позади него маячили седобородый Лим и широкоплечий Молотов. Все трое были одеты по-праздничному, насколько это было возможно для охотников: чистые рубахи, причёсанные волосы, у Лима даже борода была аккуратно заплетена в косичку.

— С новосельем тебя, Ив, — Флинт протянул мне одеяло. — Чтоб не мёрз, пока печь не раскочегаришь как следует.

Лим выступил вперёд, неся перьевую подушку в льняном чехле.

— От жены моей. Сама набивала, говорит, на такой спать будешь крепко, как медведь зимой.

Молотов ухмыльнулся и поднял глиняный кувшин, в котором что-то многообещающе булькало.

— А это от меня лично! Медовуха, прошлогодняя. То что нужно для душевной компании!

Я принял подарки, ощущая в груди странное тепло. Чувствовалось, что охотники хотели не просто сделать подарок, а принести нужные вещи, что действительно пригодятся в новом доме.

— Проходите, располагайтесь, — отступил я в сторону. — Маркус покажет, куда вещи положить. Угощение скоро будет.

Охотники гуськом прошли внутрь.

Не успел я закрыть дверь, как по тропинке к дому уже ковыляла следующая фигура. Равенна опиралась на клюку, но шла бодро, словно никакие преграды её не остановят на пути к моему дому.

— Ох ты ж, — она остановилась у калитки и окинула взглядом двор. — Работы тут у тебя, парень, непочатый край. Забор латать, крышу проверить, колодец подновить…

— Знаю, — я развёл руками. — Но постепенно справлюсь.

— Справишься, дело то молодое, — она кивнула и протянула мне глиняный горшок, тёмный и увесистый. — Вот, лесной мёд. И травы для взваров, — из складок юбки появился пучок сухих стеблей. — И от дурного глаза.

Я принял подарок с благодарностью.

Равенна уже прошла мимо меня в дом, но вдруг остановилась. Её взгляд зацепился за Рида, который сидел на подоконнике и вылизывал лапу с видом абсолютного безразличия ко всему происходящему.

Старая травница прищурилась. Её глаза задержались на коте, словно она что-то заметила или почувствовала.

Но в итоге старушка ничего не сказала, только хмыкнула многозначительно и прошла дальше.

— Маркус! Поставь мёд на стол, пожалуйста, и разлей по пиалам!

Я развернулся к калитке. Следующий гость уже протискивался в неё. Чжао. Толстый торговец отдувался и вытирал лоб рукавом, будто пробежал марафон, хотя от рынка сюда было десять минут неспешного шага.

— Уф! — он сунул мне корзину с глиняной посудой. — На новоселье положено дарить что-нибудь полезное. В ней лежали миски, плошки, пара кружек.

— Спасибо, пригодится.

— Ещё как! — он понизил голос. — Слушай, правда, что собираешься из дома торговать?

— Ага, трактир хочу открыть.

Глаза торговца заблестели.

— Так это отлично! Соль нужна будет? Специи? Могу по-соседски поставлять!

— Обсудим позже. Сейчас не до дел.

— Конечно-конечно!

Чжао удовлетворённо крякнул и направился внутрь.

Плотник Курт молча принёс моток верёвки и железные скобы. Буркнул что-то про крышу и втиснулся в гостиную. Ткачиха Марта вручила стопку полотенец и последовала за ним.

Когда они протиснулись внутрь, я понял, что так дальше дело не пойдёт.

Дом был забит под завязку. Люди стояли плечом к плечу, кто-то уже сидел на подоконниках. Маркус с трудом протискивался между гостями, балансируя с подносом пиал. Воздух стал душным, пахло потом, шерстью и благовониями, что подожгла Равенна.

А следующие гости уже стучали в калитку.

— Маркус! — позвал я. — Выносим всё во двор.

Паренёк высунулся из кухни с вопросительным взглядом.

— Здесь не поместимся. Нужны столы, лавки, всё, что можно расставить снаружи.

Слова мои разнеслись по гостиной. Охотники откликнулись первыми.

— Дельная мысль, — Флинт-старший кивнул. — Молотов, Лим, за мной. Курт, ты тоже.

Мы дружно вышли во двор. Становилось прохладнее, приближались сумерки

Флинт с Молотовым вынесли из дома мою единственную большую скамью. Курт откуда-то притащил доски и козлы, за пять минут сколотив импровизированный стол. Маркус суетился, расставляя табуретки. Соседи, заметив суматоху, стали приносить свои лавки, ящики, один умелец, даже бочонок откуда-то приволок.

Длинный стол выстроился вдоль забора. Скамьи окружили его полукругом. Молотов разжёг костёр в каменном очаге, языки пламени взметнулись вверх, отбрасывая тёплый свет на потемневшее небо. Дым пополз вверх, неся с собой запах горящих дров и смолы.

Двор преобразился. Ещё недавно он казался заброшенным и пустым, а теперь пламя костра освещало лица людей, блики играли на деревянных поверхностях столов. Кто-то повесил старый фонарь на крючок у двери, добавив ещё света.

Я посмотрел на это пиршество и невольно усмехнулся. Вот оно, настоящее деревенское новоселье.

Гости потянулись из дома во двор. Женщины расселись на лавках, мужчины устроились по краям стола. Разговоры возобновились, на этот раз громче и раскованнее.

Поток гостей не прекращался.

Бабка Лана подошла к калитке, неся корзину с пирожками. Капуста, грибы, картошка. Она поставила их на стол.

— Новоселье без угощений не новоселье, — буркнула она, отводя взгляд.

Гончар Ховард притащил кувшин с квасом и поставил рядом с пирожками. Марта принесла горшок с тушёной капустой, которая ещё дымилась. Её муж нёс деревянную миску с квашеной редькой.

Стол заполнялся. Вяленое мясо от охотников легло рядом с соленьями от другой семьи. Тётка Глаша, дородная вдова, державшая пекарню на рынке, притащила целую плетёнку свежего хлеба, румяного и ароматного. Кто-то поставил корзину с маринованными огурцами и редькой в меду…

Деревенский стол рос стремительно наолнялся простой и сытной едой.

Я встречал гостей у калитки, благодарил, направлял к столу. Многих видел впервые. Но все они знали меня, или того, кем я был раньше. Странное чувство. Будто меня принимали в семью, о существовании которой я даже не подозревал.

Во дворе становилось всё теснее. Люди устроились вокруг стола, кто-то стоял у костра, грея руки. Разговоры нарастали, перемешиваясь со смехом и позвякиванием посуды.

Следующий стук.

На пороге калитки стоял мастер Лорен По. Глава местной школы культивации выглядел так, будто случайно забрёл не в тот район города. Тёмное строгое одеяние, прямая спина, взгляд человека, привыкшего, что перед ним расступаются.

Гости притихли. Я заметил, как Лим с Молотовым переглянулись, а Флинт-старший чуть выпрямился.

— Мастер По, — я поклонился, как было принято в его школе. — Не ожидал вас увидеть.

— Новоселье есть новоселье, — он чуть качнул головой в ответ. — А ты, похоже, больше не тот мальчишка, что приходил ко мне за медяками почитать свитки.

Он протянул мне деревянную табличку с выжженными символами.

— Это даёт тебе право, как жителю деревни, бесплатно изучить одну из обычных техник в павильоне школы.

Я принял табличку, повертел в руках. Символы были мне незнакомы, но энергия, исходящая от дерева, ощущалась отчётливо.

— Благодарю, мастер По.

По двору прокатился негромкий гул. Даже Флинт-старший, обычно невозмутимый, заинтересованно приподнял бровь.

Мастер По задержал на мне взгляд, в котором читалось что-то похожее на любопытство. Потом молча прошёл к столу и занял место в дальнем углу, подальше от основной толпы.

Следом за ним пришёл староста Элрик.

Он шёл неспешно, с достоинством человека, который никуда уже не торопится. Седые волосы аккуратно зачёсаны, одежда простая, но добротная. За ним следовала женщина в богатом платье, видимо его жена.

Элрик вручил мне небольшой кожаный мешочек, в котором звякнули монеты.

— Серебро на порог, — сказал он негромко, но так, чтобы слышали все. — Согласно традиции. Деревня рада видеть, что ты оправился от своего… недуга и стал полноценным членом нашей общины.

— Благодарю, староста.

Он кивнул и прошёл к столу, усевшись рядом с мастером По. Женщина последовала за ним, одарив меня любопытным взглядом.

В этот момент раздался ещё один стук. Открыл калитку и увидел, что на пороге стояла Амелия.

Она была одета в простое, но элегантное платье, без обычных своих шёлковых излишеств. Волосы собраны в аккуратную причёску, лицо спокойное. За её спиной маячил слуга с плетёной корзиной в руках.

— Добрый вечер, — произнесла она с прохладной учтивостью.

Но её взгляд задержался на мне чуть дольше, чем полагалось по этикету.

— Проходи, — я отступил в сторону. — Рад, что пришла.

Слуга внёс корзину и поставил её на стол. Внутри оказались баночки с дорогими столичными специями, фарфоровая чайная пара тонкой работы и бутылка с замысловатой этикеткой.

— Подарки от семьи Флоренс, — Амелия чуть склонила голову.

Гости зашептались. Появление столичной аристократки на деревенском новоселье было событием из ряда вон выходящим.

Я поблагодарил её и указал на свободное место ближе к костру. Амелия села, сложив руки на коленях, и принялась с любопытством оглядывать собравшихся.

Ну что же, двор был полон. Гул голосов заполнял пространство, смешиваясь с треском костра и запахом дыма.

Пора выносить угощение.

Я позвал с собой Маркуса и мы вернулись на кухню. Пять башен блинов ждали своего часа. Я взял первую, Маркус подхватил вторую. Рид спрыгнул с подоконника и важно пошёл следом, будто сопровождал процессию.

Когда мы вышли во двор, разговоры стихли.

Я поставил блюдо в центр стола. Свет костра плясал на золотистых кругах, и блины казались почти волшебными. Тёплые, манящие, пахнущие домом и топлёным маслом. Едва заметный пар поднимался над стопкой, растворяясь в прохладном вечернем воздухе.

Маркус поставил рядом вторую башню. Я вернулся за третьей, принёс её и расположил рядом с первыми двумя. Потом мы поставили на стол мёд и варенье.

Гости молчали, глядя на блины. Огонь отбрасывал блики на их лица, и я видел, как в глазах людей отражалось любопытство, смешанное с лёгким недоумением.

— Это что? — спросил кто-то из охотников.

— Блины, сладкая выпечка, угощайтесь.

Несколько секунд никто не двигался. Гости смотрели на блины так, будто перед ними была какая-то невиданная диковинка. Хотя в общем-то, это было правдой.

Первым потянулся Элрик.

Староста взял один блин, повертел в руках, рассматривая золотистую поверхность с узором из светло-коричневых пятнышек. Он осторожно надкусил край.

И замер.

Его челюсть перестала двигаться. Глаза медленно расширились. На морщинистом лице проступило выражение, которое я видел уже не раз в своей прошлой жизни: удивление, сменяющееся осознанием, осознание, переходящее в блаженство.

Элрик прожевал и сглотнул. Потом посмотрел на блин в своей руке так, будто только что нашёл слиток золота в куче мусора.

— Предки милосердные, — выдохнул он. — Это… это невероятно.

Равенна взяла блин и откусила кусочек, обмакнутый в её собственный мёд. Пожевала. Её глаза, обычно прищуренные и настороженные, вдруг стали мягкими, почти мечтательными.

— Парень, — сказала она тихо, — это не еда, а самая настоящая алхимия!

По двору прокатился вздох.

А потом все потянулись к столу.

Руки мелькали над блюдом, а блины исчезали один за другим. Их макали в мёд, намазывали вареньем, а кто-то ел просто так, без ничего. И каждый, кто пробовал, на мгновение замирал с изумлением на лице.

Молотов разом запихнул в рот целый блин. Его лицо исказилось, сначала от усилия прожевать такой объём, а потом от чистого наслаждения. Он издал звук, который я бы описал как мычание счастливого быка.

— Ммммф! — выдавил он с набитым ртом. — Вот это да!

— Такие нежные, — Флинт-старший смаковал каждый кусочек.

— И сладость, — добавил Лим, доедая уже второй блин. — Мёд отлично подходит. Хотя и без него было бы отлично.

Я наблюдал за ними, прислонившись к стене дома. В груди разливалось тепло, от хорошо сделанной работы, которая принесла людям радость…

Амелия сидела у костра, держа в руках блин. Она откусывала маленькие кусочки, жевала аккуратно, видимо как учат в местном институте благородных девиц. Но я видел, как дрогнули её губы, как она на мгновение прикрыла глаза, а щеки слегка порозовели.

Мастер По попробовал один блин. Его лицо осталось нечитаемым, но он взял второй. А потом третий.

Первые три стопки закончилась за несколько минут. Я вернулся на кухню и принёс еще две и они уже таяли медленнее.

Гости ели, переговаривались, смеялись. Двор наполнился звуками довольства.

Молотов не стал церемониться, он открыл свой кувшин и начал разливать медовуху по кружкам. Густая, янтарная, с запахом луговых трав и мёда.

— За хозяина! — гаркнул он, поднимая свою кружку.

— За Ива! — подхватили остальные.

Медовуха потекла рекой. Курт открыл вино от Амелии, оно досталось старосте и мастеру По. Разговоры становились громче, смех раскатистее.

А потом кто-то запел.

Старую охотничью песня, про леса и дальние тропы. Молотов подхватил басом, Флинт подтянул вторым голосом. Женщины присоединились на припеве. Мелодия растеклась по двору, простая и цепляющая.

Я стоял у порога и наблюдая за праздником. Костёр потрескивал, люди ели, пили, пели и шутили, мое новоселье явно проходило как надо. Тётка Глаша, дородная вдова, подошла и уставилась на меня снизу вверх с прищуром опытного оценщика.

— Слушай-ка, парень, — сказала она громко, так, чтобы её слышали все гости. — А ведь ты был деревенским дурачком, прости за прямоту. А теперь что? Дом, деньги, уважение… — она многозначительно подняла палец. — Настоящий перспективный жених!

По двору прокатился смешок.

— А у меня, между прочим, — продолжила тётка Глаша, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, — племянница на выданье! Красавица, умница, пироги печёт так, что за уши не оттащишь…

— Благодарю за лестное предложение, — я изобразил поклон, — но боюсь, что сейчас мне не до женитьбы. Трактир сам себя не откроет.

— Ха! — она хлопнула себя по бёдрам. — Скромничает ещё! Ну ничего, мы подождём!

Гости рассмеялись, но я заметил, как после этих слов на меня стали поглядывать совсем по-другому, как на потенциальную добычу.

Несколько женщин постарше шептались, бросая на меня хитрые взгляды. Молодая вдова из соседнего переулка вдруг оказалась рядом и предложила помочь с уборкой. Чья-то дочка, о которой я раньше и слыхом не слыхивал, то и дело попадалась на глаза, застенчиво улыбаясь.

М-да. Вот уж чего не ожидал, так это оказаться в центре брачного рынка деревни.

Вечер стремительно набирал обороты. Запах блинов смешивался с запахом алкоголя и дыма от костра.

В какой-то момент услышал разговор у дальнего края стола.

— … слыхал, остров посреди реки исчез? Вот так просто взял и ушёл под воду…

— Парсий говорит, что река теперь ещё опаснее стала. Какие-то тени в воде мелькают…

— Да ну, какие тени? Обычное течение…

— Ага, обычное… Речные демоны это!

Я отвернулся и зашёл ненадолго в дом. О реке и о том, что под ней, вспоминать сейчас не хотел.

Маркус тащил из кухни пустые миски. Его лицо светилось от счастья.

— Ив, это лучший вечер в моей жизни! — выдохнул он. — Все такие довольные, все едят и хвалят! А песни! Ты слышал песни?

— Слышал, — я усмехнулся. — Спасибо, без тебя я бы не справился.

Парень покраснел и отвернулся, но я видел, как он улыбается.

Во дворе постепенно стихали разговоры. Гости начали расходиться. Кто-то благодарил за угощение, кто-то обещал зайти ещё. Женщины собирали свои корзины и горшки. Мужчины допивали последние кружки.

Мастер По подошёл ко мне перед уходом.

— Ив, — сказал он негромко. — Есть ещё кое-что, — он сделал паузу. — Через два месяца состоится Праздник Меры. Любой желающий сможет официально подтвердить свой уровень культивации.

— Спасибо, я учту это, — ответил спокойно, поняв, что культиватор явно заметил мой черезчур быстрый прогресс.

Он задержал на мне взгляд, словно хотел что-то добавить, но передумал. Кивнул и ушёл.

Костёр догорал, отбрасывая последние блики на пустые столы. Скамьи стояли в беспорядке. Кое-где валялись забытые кружки и тарелки. Но в воздухе ещё витал запах блинов и медовухи. И этот запах был тёплым, домашним. Рид выскользнул из тени и потёрся о мою ногу.

На столе возле входа высилась целая гора подарков. Деревня снарядила меня в новую жизнь.

— Ну что, — сказал я коту, — новоселье состоялось.

Когда калитка закрылась за последним из гостей, я привалился спиной к дверному косяку и позволил себе выдохнуть. Во дворе остались только Марк и Амелия.

Слуга Амелии собирал грязную посуду. Звук глиняных мисок, сталкивающихся друг с другом, разносился в тишине. Он переносил тарелки в дом, где складывал их аккуратной стопкой на кухонном стол.

Я прошёл через двор к крыльцу. Маркус сидел на ступеньках, привалившись к перилам. Рядом с ним, чуть в стороне, устроилась Aмелия. Она сидела прямо, как и положено аристократке, но её плечи расслабились, а взгляд блуждал где-то в темноте двора.

Слуга прошёл мимо нас с очередной охапкой посуды. Скрипнула дверь. Звяканье глины о глину донеслось из дома.

Рид запрыгнул на крыльцо и устроился рядом с Маркусом, обернув хвост вокруг лап.

Я опустился на ступеньку между парнем и девушкой. Костёр догорал, отбрасывая слабые блики на опустевшие столы.

Несколько мгновений никто не говорил. Просто сидели и смотрели на угли.

Маркус первым нарушил тишину.

— Ну и денёк, — Он потянулся и зевнул. — У меня, кажется, ноги отваливаются.

— А у меня руки, триста шестьдесят два блина это вам, не шутки.

— Триста шестьдесят два? — Амелия удивлённо приподняла бровь. — Ты считал?

— Привычка.

Маркус вдруг хитро ухмыльнулся и полез за пазуху. Через секунду в его руках появилась небольшая глиняная бутыль, заткнутая деревянной пробкой.

— Это ещё что? — спросил я.

— Медовуха, — он заговорщически подмигнул. — Притащил тайком, пока старшие не видели.

Он выбил пробку зубами и протянул бутыль мне.

Я понюхал. Сладкий запах меда и чего-то травяного. Ну что ж, почему бы и нет. При взрослых жителях деревни мы не пили, а вот сейчас можно расслабиться после тяжелого дня.

Сделал глоток. Жидкость разлилась по телу тёплой волной.

— Неплохо, — я передал бутыль Маркусу.

Он тоже глотнул, крякнул и передал дальше.

— Нет, спасибо, — Амелия покачала головой. — Я лучше взвар.

Рядом с ней стояла кружка с тёплым ягодным настоем, который я приготовил для гостей из трав Равенны. Она подняла её и сделала маленький глоток.

Некоторое время мы просто сидели молча, глядя на закат. Небо меняло цвета: от золотого к оранжевому, от оранжевого к розовому, от розового к тёмно-синему.

— Знаешь, — Маркус вдруг заговорил, — я вспомнил свою первую охоту.

— И?

— Мне было двенадцать. Отец взял меня на кабана. Настоящего, взрослого, со здоровенными клыками. Я был уверен, что готов. Тренировался месяц, точил нож каждый день, представлял, как буду героически сражаться…

Он сделал паузу и глотнул из бутыли.

— И что случилось? — спросила Амелия, явно заинтересовавшись.

— Мы нашли кабана. Отец говорит: «Давай, сын, твой выход». Я выхожу из укрытия, поднимаю копьё… и тут эта туша разворачивается ко мне мордой.

Маркус изобразил жестами что-то огромное и страшное.

— И я понял, что кабан на картинках и кабан вживую это, мягко говоря, две большие разницы. У него глаза такие… красные, злые. Клыки торчат. И он смотрит на меня так, будто уже решает, какой частью меня перекусить первой.

— И что ты сделал? — Амелия подалась вперёд.

— Развернулся и побежал, — Маркус развёл руками. — Со всех ног. Забрался на ближайшее дерево и просидел там, пока отец не разобрался с кабаном сам.

Амелия расхохоталась. Не сдержанно, как положено благородной девице, а искренне, от души. Она смеялась так, что ей пришлось отставить кружку, чтобы не расплескать взвар.

— Ты? — она пыталась отдышаться. — Ты убежал от кабана?

— Эй, мне было двенадцать! — Маркус притворно надулся. — И это был очень большой кабан!

Я тоже усмехнулся. Представить себе Маркуса, который сейчас мечтает попасть в Секту Убийц Монстров, сидящего на дереве от страха перед обычным кабаном, да, это и впрямь было забавно.

— А ты? — Маркус повернулся к Амелии. — У тебя есть какая-нибудь история из детства?

Она замялась, и я заметил, как тень пробежала по её лицу.

— Не совсем… — начала она.

— Ладно, не обязательно, — Маркус махнул рукой. — Давайте лучше ещё выпьем.

Он снова передал мне бутыль. Я сделал глоток и откинулся назад, упираясь спиной в перила крыльца.

Небо потемнело, и на нём начали проступать первые звёзды. Тёплый вечерний воздух пах травой и речной свежестью. Где-то вдалеке кричала ночная птица.

Я смотрел на это небо и понимал, что впервые за долгое время чувствую себя… спокойно. Не просто без угрозы для жизни, а по-настоящему спокойно. У меня был дом. Были друзья. Было дело, которым я хотел заниматься.

Рид послал мне мысленный образ: безопасность, еда, вкусная еда, очень вкусная еда.

— Да, приятель, — я почесал его за ухом. — Я тоже так думаю.

Амелия посмотрела на меня, в её глазах, сейчас было что-то мягкое.

— Ив, — сказала она тихо. — Я хотела… в общем, спасибо. За всё.

— Не за что.

— Нет, есть за что, — она покачала головой. — Ты спас мне жизнь. Не один раз. И я…

Она замолчала, подбирая слова.

— Мой долг перед тобой всё ещё не погашен, — закончила она наконец. — И я не знаю, как его вернуть.

— Может, и не надо, — я пожал плечами. — Может, дружба это не про долги.

Амелия моргнула, потом на её губах появилась улыбка, маленькая, едва заметная, но настоящая.

— Может, ты прав.

Момент тишины разрушил звук тяжёлых шагов. Кто-то очень бодро приближался к калитке.

Рид поднял голову, его уши насторожились. Маркус тоже подобрался, рука инстинктивно потянулась к поясу, где у него обычно висел нож.

У калитки остановилась тёмная фигура.

Крепкий мужчина, закутанный в плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Я узнал его, слуга Эммы, тот что всегда следовал за ней по пятам.

Он не стал открывать калитку. Просто протянул руку сквозь щель между досками и положил что-то на столбик.

Какой-то конверт.

— Что это? — спросил я, поднимаясь с крыльца.

Мужчина молчал, его глаза, едва видимые в тени капюшона, смотрели на меня холодно и неподвижно.

— Эй, — я шагнул к калитке. — Я спросил, что это?

Но слуга уже развернулся и зашагал прочь, через несколько секунд темнота поглотила его фигуру.

Я подошёл к калитке и взял конверт. Плотная бумага, хорошего качества. Печать тёмно-красная, с вдавленным гербом.

Маркус подошёл и встал рядом.

— Что там?

Амелия тоже поднялась, её глаза сузились.

— Это… герб Винтерскаев, — сказала она негромко.

Винтерскаи. Я повертел конверт в руках, это имя ровным счётом ничего мне не говорило.

Сломал печать. Развернул письмо.

Почерк был уверенным, с резкими, агрессивными завитками.

'Ублюдок,

Покупка дома ничего не меняет. Ты как был никем, так им и останешься. Эмма больше не твоя забота. Если я ещё раз увижу тебя рядом с ней, или узнаю, что ты пытался с ней связаться, я лично позабочусь о том, чтобы ты исчез. Навсегда.

Считай это последним предупреждением.

Виктор Винтерскай'

Я перечитал письмо, потом ещё раз.

Текст письма никак не хотел складываться в осмысленную картину. Эмма. Ублюдок. Потеря памяти ничего не меняет. Что это всё значит?

Я поднял глаза и посмотрел на Маркуса.

— Кто такая эта Эмма Винтерскай?

Амелия забрала письмо у меня из рук и пробежала глазами текст. Её лицо не изменилось, но я заметил, как побелели костяшки её пальцев.

— Ив, — она медленно подняла на меня взгляд. — Ты правда не помнишь?

— Не помню что? — я смотрел на неё, и что-то холодное разливалось у меня в груди. Предчувствие, что сейчас услышу что-то важное, что перевернёт всё с ног на голову.

Амелия и Маркус переглянулись, в их глазах было что-то похожее на сочувствие.

— Эмма Винтерскай, — Амелия заговорила медленно, взвешивая каждое своё слово. — Это твоя родная сестра, Ив.

Мир остановился.

Я стоял неподвижно, глядя на Амелию, и пытался осмыслить то, что она только что сказала. Значит, эта маленькая девочка с синяками и грустными глазами, которая дарила мне яблоки и пыталась выкупить всю мою рыбу… моя сестра?