Системный рыбак – 3

Глава 4

— Мы думали, ты знаешь, — подтвердил Маркус, его голос был сочувствующим. — Вся деревня об этом знает.

Я стоял неподвижно, глядя на письмо в своих руках.

— Расскажите, — я услышал себя как будто издалека. — Расскажите мне всё.

Маркус тяжело вздохнул.

— Твои родители погибли несколько лет назад. Как именно, я не знаю, история тёмная. Остался только дядя, Виктор Винтерскай. Он теперь глава семьи. — Маркус сделал паузу. — Винтерскаи очень богатые и влиятельные. В деревне они на одном уровне с Флоренсами.

Амелия кивнула, подтверждая его слова.

— Когда тебе исполнилось пятнадцать, — продолжал Маркус, — была проверка таланта. Стандартная процедура для детей из богатых семей. И выяснилось, что ты… ну…

— «Нулёвка», — закончила за него Амелия. — Без таланта к культивации и шансов на дальнейшее развитие, а затем ты потерял разум.

— После этого дядя выгнал тебя из дома и ты лишился фамилии и наследства. Отрезал от семьи, а Эмма… — Маркус сглотнул. — Эмма осталась с ним. Он её единственный опекун.

Я молчал, скрежеча зубами. Мозаика в голове начала складываться. Синяки на теле девочки. Её затравленный взгляд. Неуклюжие попытки помочь мне, которые казались такими странными для постороннего человека, и ненависть в глазах дяди, которую я видел в шатре каравана. Всё это наконец стало обретать смысл.

И тут я вспомнил, в каком состоянии очнулся на острове. Избитый до полусмерти, полумёртвый от голода. Человек в таком состоянии не мог попасть туда случайно… Его избили и выбросили на остров, как мусор.

А судя по этому письму… Без помощи дяди тут не обошлось.

— Ив? — голос Маркуса донёсся словно сквозь толщу воды. — Ты в порядке?

Я посмотрел на небо. Звёзды мерцали холодным равнодушным светом. Где-то в деревне лаяла собака. Обычный вечер, обычный мир.

Но для меня всё изменилось.

У меня была сестра. Маленькая девочка, которая жила в клетке с тираном и ублюдком. Которую били, а она всё равно искала способы помочь своему выброшенному брату.

А я, занятый выживанием, рыбалкой, готовкой, об этом даже не догадывался.

— Ив? — Амелия положила руку мне на плечо. Её прикосновение было тёплым и неожиданно мягким.

Я повернулся к ней.

— Мне нужно это исправить, — я сложил письмо и убрал за пазуху. — Чего бы это ни стоило.

На следующее утро проснулся я от того, что кто-то настойчиво тыкался мне в щёку чем-то мокрым и холодным.

— Мрр-р-р.

Рид сидел на подушке и смотрел на меня с выражением кота, которого не кормили примерно вечность. Хотя прошло часов шесть, не больше.

В голове глухо пульсировала боль. Местная медовуха оказалась коварнее, чем думал. Или это я оказался глупее, чем следовало, так как вчера это казалось хорошей идеей выпить ещё по одной с Маркусом, а сегодня — отвратительной.

Я сел на кровати и огляделся.

Солнечный свет бил в незашторенное окно, и каждый луч отзывался в висках маленьким молоточком. В углу комнаты на соломенном тюфяке, который мы притащили с улицы, спал Маркус. Храпел он так, что удивительно, как я вообще смог заснуть под этот грохот.

Рид послал мне мысленный образ. Катастрофически пустая миска.

— Понял, понял, — я потёр лицо ладонями. — Сейчас.

Тихо, стараясь не разбудить друга, спустился на первый этаж.

Кухня встретила меня вчерашним беспорядком: стопки грязной посуды, россыпь муки на столе, пара забытых блинов на тарелке. Эх… надо бы убраться, но сначала пожалуй позавтракаю.

Разжёг печь, благо угли с вечера ещё тлели. Поставил воду греться. Нашёл в шкафу остатки вяленого мяса и пару яиц из вчерашних покупок.

Рид крутился у ног, периодически напоминая о своём существовании негромким мурлыканьем.

— Держи, — бросил ему кусок мяса, и он тут же утащил его в дальний угол.

Пока я возился с яичницей, сверху донеслись шаги и сдавленный стон. Маркус появился в дверях, держась за голову обеими руками. Ха-хах, его лицо приобрело этакий зеленоватый оттенок.

— Никогда больше, — простонал он. — Клянусь всеми духами леса, никогда больше.

— Садись, — я указал на табурет. — Сейчас чай заварю, полегчает.

Травяной сбор от Равенны оказался как никогда кстати. Я залил его кипятком, и по кухне поплыл терпкий аромат мяты и чего-то горьковатого. Маркус принял кружку обеими руками и сделал осторожный глоток.

Несколько минут мы сидели молча. Яичница шкворчала на сковороде, чай остывал в кружках. Типичное утро после вечеринки… Если бы только не одно но…

В голове у меня крутились совсем не типичные для этого мысли. Эмма, маленькая девочка с синяками и грустными глазами, — моя сестра.

Я достал из-за пазухи письмо Виктора и положил на стол. Бумага была помята, печать сломана, но слова по-прежнему жгли нутро.

Маркус проследил за моим взглядом и поморщился, но не от похмелья.

— Что ты собираешься с этим делать? — спросил он.

Хороший вопрос. Я и сам над ним думал с того момента, как проснулся.

— Мне нужно поговорить с дядей, — сказал медленно. — Понять, как вытащить оттуда Эмму.

Маркус поперхнулся.

— С Виктором? Ты серьёзно?

— Вполне.

— Ив, — он подался вперёд, — Ты же читал письмо. Он угрожает тебя убить и это не пустые слова. И если Виктор решит от тебя избавиться…

— Я не собираюсь врываться к нему в дом с криком «верни мне сестру», — покачал я головой. — Мне нужно понять, что произошло, услышать его версию, а для этого нужен разговор. Желательно на нейтральной территории, где он не сможет просто приказать своим людям меня прибить.

Маркус задумался, его пальцы барабанили по столу.

— Нейтральная территория, — повторил он медленно. И вдруг его лицо просветлело. — Школа культивации!

— Что?

— Виктор каждую седьмицу ходит в школу мастера По. Какие-то у них там дела, не знаю какие, но он приходит туда регулярно, около полудня.

Я посмотрел в окно. Солнце уже поднялось над крышами, но до полудня время ещё оставалось.

— Сегодня как раз седьмица, — добавил Маркус.

Школа культивации это нейтральная территория, а за одно публичное место, где даже Виктор не станет устраивать кровавую расправу. По крайней мере, я на это надеялся.

— Я пойду с тобой, — друг начал подниматься.

— Нет.

Он замер.

— Это личное дело, — я покачал головой. — Моё и его. Не хочу, чтобы ты оказался втянут в семейные дрязги Винтерскаев.

— Ив, он опасен и ты сам это прекрасно знаешь.

— Знаю. Но если приведу поддержку, это будет выглядеть как провокация, а мне нужен разговор, не драка.

Маркус смотрел на меня долгим взглядом. В его глазах читалось беспокойство, но он не стал спорить, наверное, понял, что это бесполезно.

— Ладно, но если через два часа не вернёшься, я пойду тебя искать.

— Договорились.

Я доел яичницу, допил чай и поднялся наверх переодеться. Вчерашняя одежда помялась и пропахла дымом. Из покупок в караване я выбрал чистую рубаху тёмного цвета и добротный жилет. Осмотрел себя в мутном зеркале, висевшем на стене.

Да, выглядел я уже не как нищий бродяга, — одежда сидела хорошо, плечи расправлены, взгляд уверенный. Пусть дядя видит: перед ним не забитый дурачок, которого можно легко запугать.

Рид все еще возился с мясом в углу, решил его с собой не брать и оставить дома.

Школа культивации располагалась в северной части деревни, недалеко от площади. Обычное здание из потемневшего дерева, с широким двором и крытым павильоном для тренировок. По периметру двора стояли каменные столбы разной высоты, испещрённые следами ударов.

В седьмицу школа почти пустовала. Несколько учеников возились на площади, отрабатывая какие-то движения, но их было мало. Мастер Лорен По сидел на скамье у павильона и читал свиток.

Я подошёл и поприветствовал:

— Мастер По.

Он поднял голову. В его взгляде мелькнуло узнавание.

— Ив. Не ожидал увидеть тебя так скоро, решил воспользоваться табличкой?

— Позже, — я огляделся. — Сегодня я здесь по другому делу, жду встречи.

По приподнял бровь, но расспрашивать не стал, лишь молча указал на скамью рядом с собой.

Я сел и стал ждать.

Солнце ползло по небу, отбрасывая короткие тени. Ученики закончили утреннюю тренировку и разошлись. Во дворе стало тихо, только ветер шевелил листья старого дерева, росшего у забора.

Я смотрел на каменные столбы и думал о том, что мне сказать Винтерскаю, как начать разговор. Какие слова подобрать, чтобы дядя хотя бы выслушал. В прошлой жизни я умел договариваться с поставщиками, подрядчиками, инспекторами. Находил подход к самым сложным людям, но здесь ситуация была другой… Отношения с родней, которую я не знал.

Стук копыт вырвал меня из мыслей.

К школе подъехала карета с гербом на дверце, тем же, что было на письме. Тёмно-красный щит с серебряным смерчем.

Карета остановилась у ворот, дверца открылась, и наружу вышел Виктор.

Я узнал его сразу, хотя видел только мельком, на ярмарке. Грузный мужчина с широкими плечами и надменным лицом. Дорогая одежда, тёмный плащ с меховой оторочкой. На пальцах блестят кольца. Взгляд тяжёлый, оценивающий, как у торговца, прикидывающего цену товара.

Его сопровождали пара слуг, лиц которых были обмотаны шарфами и в капюшонах так, что только их тусклые глаза просматривались под ними. Один был кучером, другой шёл позади.

Виктор заметил меня сразу. Его лицо не изменилось, но в глазах мелькнуло что-то похожее на раздражение.

Мастер По поднялся со скамьи.

— Господин Винтерскай, — он поклонился. — Добро пожаловать.

Виктор коротко кивнул, не сводя с меня взгляда.

— Мастер По, у нас дело.

— Разумеется, — По посмотрел на меня, потом на Виктора. Что-то мелькнуло в его глазах, понимание или предупреждение, черт его знает. — Я зайду в павильон, присоединяйтесь, когда будете готовы.

Он развернулся и ушёл внутрь, оставив нас одних.

Виктор медленно подошёл ближе. Остановился в трёх шагах, пытаясь просверлить взглядом во мне дыру.

— Чего тебе? — спросил он низким голосом с лёгкой хрипотцой.

— Поговорить, — я поднялся со скамьи.

— О чём нам с тобой разговаривать?

Я выдержал его взгляд.

— Я потерял память, не помню ничего из прошлой жизни, но потом случилось… назовём это небесным озарением. Разум вернулся, я смог начать культивировать. И теперь хочу разобраться, что между нами произошло.

Виктор хмыкнул, так словно ножом поцарапал тарелку.

— «Небесное озарение», — повторил он с насмешкой. — И что же ты хочешь узнать, племянничек?

Слово «племянничек» он выплюнул так, будто оно было чем-то грязным.

— Почему я оказался на улице и мне запрещено видеться с собственной сестрой

Виктор шагнул ко мне. Но я не шелохнулся.

— Тебе запрещено, — он произнёс это медленно, с расстановкой, — потому что ты ничто. Пустышка без капли таланта, без будущего и без права на что-либо. С тех пор как ты публично опозорил нашу семью, ты вычеркнут из рода и семейных книг. И никакое «озарение» этого не изменит, а Эмма под моей опекой, и я не позволю ей общаться с таким как ты.

Мы стояли друг напротив, а воздух словно вибрировал от напряжения.

— Я видел синяки на теле Эммы. Так выглядит опека и забота, дядя?

Про то что именно избивает ее я точно не знал. Это была лишь догадка, но видимо она попала в точку, потому как Виктор мне не ответил. Вместо этого в его глазах мелькнуло что-то темное и опасное.

Мы стояли и буравили друг друга взглядом.

— Я смотрю, ты совсем отупел, мальчишка, — в итоге выдал он. — Небесное озарение спалило тебе остатки мозгов.

Виктор резко развернулся.

Его кулак врезался в ближайший каменный столб.

Глухой хлопок разорвал тишину, за ним последовал хруст. По камню мгновенно расползлись глубокие трещины, выбивая куски породы. Один из них, величиной с кулак, откололся и с глухим стуком упал на землю, подняв небольшое облако пыли.

Я стоял неподвижно.

На улице кто-то ахнул, прохожие остановились, глядя на нас. Двое учеников, появившихся у входа в павильон, замерли с открытыми ртами. Мастер Лорен По выглянул из дверей, и его брови сошлись на переносице.

Виктор повернулся ко мне. На костяшках его пальцев не было ни царапины.

— Это последнее предупреждение, — сказал он холодным как лёд голосом. — Больше их не будет.

Он развернулся и пошёл к павильону. Мастер По посторонился, пропуская его и его слугу внутрь, и торопливо закрывая за ними дверь.

Я же остался стоять перед расколотым столбом. Долго смотрел на трещины, на осколки камня у своих ног и борозды, прорезавшие столб насквозь.

Не знаю какая это культивация. Может седьмой уровень Закалки Тела. Может, выше. Я находился на пятом, но разница между нами была колоссальной, и если бы этот удар пришёлся по мне…

Страха не было, лишь осознание расстановки сил. Прямое противостояние с дядей пока невозможно, но это не значит, что я отступлю.

Если существует способ выкинуть человека из рода, значит, есть и обратный путь. Виктор опекун, но не хозяин. Чтобы вышвырнуть его из дома родителей и помочь сестре, нужно восстановить свои права. Так сказать доказать, что я достоин носить имя Винтерскай. Но как это сделать?

Пока не знаю, но ответы найду.

Я развернулся и зашагал прочь от школы, задумчиво бредя по ней и не замечая людей, сновавших по ней по своим делами.

Рыночная площадь встретила меня привычным гулом. После вчерашнего праздника жизнь в деревне шла своим чередом: торговцы раскладывали товар, покупатели торговались, дети носились между прилавками.

Однако кое-что изменилось. Там, где раньше был шаткий прилавок Тушина, теперь стояла новенькая лавка. Добротная, с широким навесом и свежевыкрашенной вывеской. Возле неё парни разгружали телегу с мясом.

Флинт-старший стоял рядом и руководил процессом.

— Осторожнее с тушей! — его голос зычно разносился над площадью. — Мясо должно дойти до прилавка, а не до земли!

Охотники, помогавшие с разгрузкой, засуетились быстрее.

Я пошёл к новой лавке.

Флинт заметил меня издалека, скользнул взглядом по моему лицу, где на мгновение задержался, и в его глазах мелькнуло что-то едва уловимое. Он коротко кивнул охотникам, давая понять, что они справятся без него, после чего уверенно направился ко мне.

— Ив, — пожал они мне руку своим крепким охотничьим хватом. — Вид у тебя такой, будто ты только что с лесным монстром подрался, и не факт, что победил.

Я хмыкнул. Наблюдательный же отец у Маркуса.

— Можно сказать и так. Есть минута?

Флинт окинул взглядом суету вокруг лавки. Двое охотников как раз затаскивали внутрь последний ящик.

— Можно и две, — он отвёл меня чуть в сторону, под навес соседнего прилавка, где было потише. — Что случилось?

Я помолчал, собираясь с мыслями. Не хотелось выкладывать всё как на духу, но и юлить смысла не было. Флинт помог мне больше, чем кто-либо в этой деревне, так что он заслуживал открытого разговора.

— Я говорил с дядей, Виктором Винтерскаем.

Брови Флинта поползли вверх.

— Ну и как?

— Примерно так, как и ожидалось. Он дал понять, что я для него никто, расколол каменный столб одним ударом и ушёл.

— М-да, — Флинт потёр подбородок. — Виктор никогда не отличался сдержанностью, особенно когда дело касается денег.

Он помолчал, глядя куда-то поверх моего плеча. Охотники продолжали разгрузку, их голоса сливались в привычный рабочий гул.

Я посмотрел прямо на Флинта.

— Мне нужен совет. Не знаешь, есть законные способы оспорить решение о лишении наследства? Должен же быть какой-то путь.

— Ив, я охотник, — медленно покачал Флинт головой. — Разбираюсь в лесу, в монстрах, в том, как правильно снять шкуру с каменного кабана, чтобы не попортить мех. А в законах империи и семейных делах богатых родов понимаю примерно столько же, сколько мой сын в тонкостях вышивки крестиком.

Он развёл руками, и в этом жесте не было ни грамма притворства, честное признание собственных границ.

— Тогда кто в деревне может с этим помочь? Дать консультацию, объяснить, как работает закон?

Флинт задумался на мгновение.

— Староста Элрик. Он в деревне главный и единственный представитель имперской власти. Заверяет документы, разбирает споры, знает все правила. Если кто и поможет разобраться в этой каше, то только он.

Он хлопнул меня по плечу.

— Не затягивай с этим, парень. Чем дольше ждёшь, тем труднее будет что-то изменить.

Я поблагодарил Флинта и направился к дому старейшины.

Южный квартал деревни разительно отличался от остальных, словно породистый скакун рядом с усталой крестьянской клячей. Здесь возвышались просторные дома с высокими заборами, а мощёная камнем улица блестела на солнце, оставляя далеко позади утоптанные до глины деревенские улочки.

Дом старосты я нашёл по имперской табличке, висевшей у входа. Это был простой деревянный знак с выжженным гербом: Грифон раскинул крылья, готовясь к бою.

Я постучал.

Дверь открылась почти сразу, Элрик стоял на пороге в простой домашней рубахе, без вчерашней парадности. Его глаза остановились на моем лице, и седые брови чуть приподнялись.

— Ив? — он не скрывал удивления. — Не ожидал увидеть тебя так скоро после вчерашнего праздника.

— Доброе утро, староста. Можно войти?

Он отступил в сторону, жестом приглашая внутрь.

Дом оказался совсем не таким, как ожидал. После роскоши поместья Флоренс я готовился увидеть нечто подобное: ковры, резную мебель, дорогую посуду. Но коридор был узким, стены побелены известью, а на полу лежали обычные тканые дорожки.

Элрик провёл меня на кухню. Небольшое помещение с печью, грубым деревянным столом и парой табуретов. Ни слуг, ни помощников. Староста сам налил кипяток из чугунка в две глиняные кружки, бросил туда по щепотке сушёных трав.

Я смотрел на его руки, покрытые старческими пятнами, но всё ещё крепкие. Руки человека, который привык делать всё сам.

— Присаживайся, — он поставил передо мной кружку и пододвинул блюдце с сушками. — Угощайся, жена вот напекла.

Аромат трав поднялся над столом. Что-то вроде мелиссы, но с горьковатой ноткой. Я сделал глоток и почувствовал, как тепло разливается по телу.

— Хорошее новоселье ты устроил вчера, — Элрик сел напротив, обхватив свою кружку ладонями. — Жена до сих пор вспоминает твои… как ты их называл? Блины?

— Блины, да.

— Она, кстати, спрашивает, когда снова появится твоя золотая рыба на рынке. Говорит, что после неё спала как младенец.

Я кивнул.

— Скоро возобновлю рыбалку и возобновлю её продажу.

Элрик отпил из кружки и посмотрел на меня поверх её края. В его глазах не было ни насмешки, ни снисходительности, только терпеливое ожидание.

— Так что привело тебя ко мне? — первым заговорил он по делу. — Сомневаюсь, что ты пришёл обсуждать рецепты.

Я поставил кружку на стол.

— Староста, я ничего не помню о своей прошлой жизни: ни детства, ни родителей, ни того, как оказался на острове посреди реки. Лишь вчера вечером узнал, что у меня есть сестра и еще, что меня сочли отбраковкой и лишили наследства.

Элрик слушал молча, не перебивая. Его лицо осталось неподвижным, только морщины на лбу стали чуть глубже.

— Я хочу знать, — продолжил говорить, — есть ли законный способ оспорить это решение? Вернуть свои права?

Тишина висела над кухней, где-то за стеной тикали часы, отсчитывая секунды.

Элрик тяжело вздохнул и потёр переносицу.

— Ив, — начал он, тщательно подбирая слова. — По законам Империи, если человек утрачивает способность к практике и рассудок, он признаётся недееспособным. В таком случае его имущество передаётся под управление ближайшего родственника.

Я молча кивнул, примерно так и предполагал.

— Виктор оформил все документы по правилам, — продолжил староста. — Я сам был одним из тех, кто их подписывал. И на тот момент… ты действительно был в плачевном состоянии. Без разума, без таланта к культивации, закон был полностью на его стороне.

В моей голове стала складываться картинка, как только вопрос с документами решился, дядя решил избавиться от ненужного родственника и отправил на корм речным тварям. Только вместо беспомощного мальчишки в этом теле оказался я.

— А можно ли отменить решение? — я подался вперёд. — Оспорить его? Я в памяти, в трезвом уме и уже пятый уровень закалки.

Элрик поднял бровь. Пятый уровень явно произвёл на него впечатление.

— Если ты сможешь доказать, что разум вернулся, и что ты восстановил способность к культивации, решение о недееспособности может быть пересмотрено, но для этого нужно официальное подтверждение, — он сделал паузу. — Через два месяца состоится Праздник Меры. Событие важное для деревни, на нём любой житель может подтвердить свой уровень культивации перед имперским представителем. Он объезжает деревни раз в год. Результаты фиксируются в документах, которые признаёт имперская канцелярия.

Хм… Два месяца.

— Допустим, я подтвержу свой уровень и адекватность. Смогу ли я тогда взять опеку над сестрой?

Элрик сжал губы, и на его лице отразилось выражение лёгкого сострадания.

— Формально опеку над ребёнком может оформить любой взрослый родственник. Тебе уже шестнадцать, так что по нашим законам ты считаешься совершеннолетним. Но, — он сделал паузу, — опека над твоей сестрой уже оформлена на Виктора. Все документы в порядке, сделано по закону. Пока Эмма не достигнет совершеннолетия или пока сам Виктор добровольно не откажется от опекунства, изменить это будет нельзя.

Я откинулся на спинку стула.

Ну да, чего я ожидал? Этот мир живёт по своим правилам, куда более допотопным. На Земле органы опеки давно лишили бы Виктора родительских прав за избиение ребёнка. Здесь же синяки на лице маленькой девочки никого не волнуют, пока формальности соблюдены.

Значит опекунство отпадает, хм… тогда может зайти с другой стороны.

— А что насчёт наследства? — я посмотрел Элрику в глаза. — Если стану дееспособным, смогу ли вернуть себе фамилию и имущество родителей?

Элрик замолчал, его пальцы перестали барабанить по кружке, а взгляд стал задумчивым.

— Вот тут ситуация… сложнее, — сказал он наконец. — Я лично занимался оформлением наследства после смерти твоих родителей и должен сказать, что имущества у них было очень много.

Он встал, прошёлся по кухне и остановился у окна.

— Помимо дома в нашей деревне, есть особняк в столице. И ещё множество домов, земельных участков, лавок в других городах по всей империи. Твой отец был весьма состоятельным человеком.

Теперь понятно, почему дядя так вцепился в опекунство. Ставки оказались на много выше, чем я предполагал.

— М-да, — задался я вопросом вслух. — Но если моя семья владеет недвижимостью по всей империи, почему родители решили жить здесь? В маленькой деревне на отшибе?

Элрик развёл руками.

— У богатых свои причуды, может, им нравилась тишина. Может, река или что-то ещё. Они мне не докладывали, — он вернулся к столу и сел, глядя на меня с каким-то странным выражением. — Но как полагается причудливым богачам, твои родители оставили завещание. С условиями вступления в наследство. Там прописано, что вступить в наследство может только их прямой потомок, достигший седьмого уровня Закалки Тела. Ну, а если никто из детей не достигнет этого уровня до достижения двадцатилетнего возраста, то тогда, согласно завещанию, наследство переходит к ближайшему родственнику с подходящим уровнем культивации.

Элрик посмотрел на меня с чем-то похожим на сочувствие.

— Ив, у тебя есть ещё четыре года. Для многих это недостижимый срок, люди за всю жизнь не могут дойти до седьмого уровня. Но ты молод и явно талантлив, раз уже на пятом, значит шансы на это есть.

Он помолчал.

— Пока что только Виктор подходит под условия завещания. У него восьмой уровень.

Я молчал, переваривая информацию.

Хорошие условия поставили мои родители. Видимо, были такими же помешанными на культивации, как и все местные жители.

Впрочем, с моей Системой Рыбака достичь седьмого уровня вполне реально, это лишь вопрос времени и усилий.

В голове уже вырисовывался план. Когда завладею домом на законных основаниях, Виктор просто не сможет туда войти и неважно, что он формально опекун Эммы. Фактически он лишится крыши над головой и рычагов давления.

Вот только пока я буду качать уровни, моя сестра будет находиться в его руках. Под ударами, с синяками на лице и страхом в глазах.

А значит, нужно поднять уровень как можно быстрее.

Я допил остывший отвар и поднялся.

— Староста, благодарю за информацию и тёплый приём.

Элрик кивнул, провожая меня взглядом.

— Ив, — он окликнул меня у двери. — Не делай глупостей.

— Не буду.

Я вышел на крыльцо и остановился. Староста сказал, что у меня четыре года.

Дядя считает, что я ничего не могу сделать. Что я по-прежнему тот же бессильный дурачок, которого можно запугать одним ударом по камню.

Все они ошибаются.

Я посмотрел на реку, блестевшую вдали. Туда, где когда-то был мой остров. Где старая черепаха отдала жизнь, выполняя обещание своему другу.

Да. У меня больше нет острова, нет алтаря, но я не собирался тратить годы на прорыв через два уровня. У меня остались техники, удочка и река, полная рыбы и монстров. Если для достижения двух новых уровней за два месяца мне потребуется выловить речного дьявола, я сделаю это. Поймаю гада на крючок, разделаю, приготовлю и съем, впитав всю его силу.

А потом приду на праздник и докажу, чего стоит тот, кто вступил на Путь рыбака.

Я развернулся и зашагал вниз по холму…