В субботу вечером я взял у Иришкиного отца послевоенную карту города — карандашом пометил на ней адреса женщин, которым я намеревался доставить приглашения. Обнаружил, что пять приглашённых на концерт работниц тракторного завода жили недалеко друг от друга. Четыре других адреса находились тоже в одном районе. Эти девять адресов я и выбрал своими целями на воскресенье: прикинул, что запросто обойду их за один выходной.
«Девять, — считал я. — Плюс те четыре, которые уже проголосовали за самого красивого физрука сорок восьмой кировозаводской школы. Мне останется посетить на следующей неделе меньше половины списка. Прекрасно. По всему выходит, что со своей задачей я до начала концерта справлюсь».
В воскресенье утром за мной зашёл Лёша Черепанов: он ещё вчера вызвался сопровождать меня в походе по городу. Черепанов первым делом прошёл в гостиную к аквариуму — осмотрел его со всех сторон. Заявили дежурившему с самого утра в кресле гостиной Виктору Семёновичу, что новый аквариум «намного лучше» прежнего. Чем пробудил радость во взгляде Иришкиного отца, но не расстроил копошившуюся на кухне Веру Петровну: говорил Алексей тихо.
Лёша беседовал с Иришкой и с её отцом, пока я одевался.
Я вышел к ним с портфелем в руках (куда ещё вчера вечером положил карту города, пригласительные открытки и тетрадь с портретами учителей). Сообщил, что готов к путешествию.
До пересечения улицы Ленина с улицей Максима Горького мы двадцать минут тряслись в трамвае, который останавливался едва ли не около каждого столба. Людей в трамвае было немного: воскресенье. Мы с Черепановым сидели на лавке. Я слушал приводимые Лёшей доводы в пользу того, почему нашей стране уже в ближайшем будущем следовало обзавестись жилыми станциями сперва на Луне, а затем в поясе астероидов. Лунную базу Черепанов считал первым шагом к освоению других солнечных систем. В своих рассказах он уже нашёл способы добыть на лунной поверхности воду. Эту воду он преобразовывал в кислород и водород — газы, необходимые для оснащения стартующих к «дальнему космосу» космических кораблей.
Я в очередной раз убедился, что Кировозаводск лишь казался мне «деревней» — это ощущение у меня сложилось после жизни в Москве и в Берлине. Но по площади и по количеству населения Кировозаводск был вполне приличным областным городом. Первые пять адресов мы с Черепановым обошли за три с половиной часа.
Три из пяти женщин узнали в Илье Муромце мужа поварихи из заводской столовой. Но ни одна не вспомнила его имя. Все они признали Илью Фёдоровича «главным красавцем» — позади портрета Иванова появились ещё пять плюсов. Ни Васильич, ни Фомич ни одной из этих дамочек не показались ни знакомыми, ни симпатичными.
Лёше Черепанову понравилась идея конкурса на самого красивого учителя физкультуры нашей сорок восьмой школы. Вот только Алексея слегка расстроил тот факт, что интрига в конкурсе почти исчезла: Илья Муромец опережал конкурентов на девять плюсов. Хотя у его соперников ещё оставались шансы на победу: теоретические.
Первая же из женщин, опрошенных нами во втором посещенном сегодня районе города, возродила интригу: она присудила первый «плюс» Евгениеву Эдуарду Васильевичу. Но три другие работницы завода окончательно оформили победу Ильи Муромца: они выбрали Иванова в качестве главного красавца и припомнили, где работала его жена.
— Всё, — сказал Черепанов, когда мы уселись на лавку в трамвае. — Другим тёткам портреты можно и не показывать. Понятно, что Муромец победил. Что они в нём нашли? Лично мне кажется: он ничем не лучше того же Васильича.
Я усмехнулся и ответил:
— Это ты, Лёша, его таким красавцем нарисовал. Ты собственноручно обеспечил Илье Фёдоровичу победу. Но портреты мы покажем всем. Иначе женщины обидятся, что мы их мнение не учли. Ведь они уже все слышали о нашем конкурсе.
Сегодня мой пересказ книги Эдмонда Гамильтона слушали не только Лёша, Иришка и Надя — к нам в комнату пришёл и Виктор Семёнович (он оставил в гостиной без присмотра свой ненаглядный аквариум). Финальные главы романа я повторил вслед за Эммой меньше чем за полтора часа. Отметил, что Эмма выбрала изначальный текст романа — не тот, в концовку которого Гамильтон внёс изменения перед выходом в свет романа «Возвращение к звёздам».
— … Джон Гордон не возражал, — произнёс я. — Он искал всего лишь приключения. Но нашёл нечто гораздо большее. Он многое повидал, но нигде ему не было так хорошо, как здесь и сейчас. Он сидел с ней рядом, и они вместе смотрели на звёзды, которые блестели в небе над мирными огнями Нью-Йорка.
Я вздохнул и сообщил:
— Конец.
Лежавшая рядом со мной на кровати Иришка тоскливо вздохнула. Лёша и Надя переглянулись, словно мысленно обменялись впечатлениями о концовке романа. Виктор Семёнович высказал свои впечатления вслух.
Он вынул изо рта трубку и сказал:
— М-да. Красиво.
— Жалко, что всё закончилось, — заявил Черепанов.
— Согласна с тобой, — выдохнула Надя.
— Мне говорили, что Гамильтон запланировал продолжение этого романа, — сообщил я. — Пообещал, что напишет его к шестьдесят девятому году. Для этого он слегка изменит концовку первой части.
— К шестьдесят девятому! — повторил Черепанов. — Это ж сколько ждать! Юрий Гагарин к тому времени уже наш флаг на Луне поставит. А Гамильтон только планирует. Медленно пишет этот товарищ Гамильтон!
— Согласна с тобой, Лёша, — добавила Надя Степанова.
Вера Петровна и Виктор Семёнович пожелали нам спокойной ночи и закрылись в своей спальне. Я слышал их приглушённые стенами голоса: Иришкина мама снова отчитывала мужа — тот будто нехотя отвечал ей короткими фразами. Иришка уселась на кровать, шуршала страницами газеты «Правда»: готовилась к завтрашней политинформации. Я развернул на столе карту, прикидывал маршруты до ещё не посещённых мной работниц тракторного завода, указанных в списке приглашённых на школьный концерт. Посматривал я и на сам список. Особенно на значившуюся в нём фамилию «Иванова».
«Эмма, ты случайно не знаешь, — сказал я, — эта гражданка Наталья Иванова — не та ли самая повариха, жена нашего Ильи Муромца?»
«Господин Шульц, найдено сто семнадцать тысяч двести пять упоминаний о Наталье Ивановой…»
«Стоп, Эмма. Всего сто семнадцать тысяч? Мне казалось, что Наташ Ивановых значительно больше. Наверное, ты не заглянула в русскоязычную часть интернета: пощадила мой разум. Там упоминая о Наташах Ивановых исчислялись бы в миллионах. Но хоть одна из них в твоих этих „упоминаниях“ была замужем за Ильёй Фёдоровичем, учителем физкультуры из сорок восьмой кировозаводской школы?»
«Господин Шульц, полного совпадения всех заданных для поиска параметров не найдено. Обнаружено…»
«Стоп. Я понял, Эмма. Сам поеду к этой Наташе. Завтра же».
Я открыл тетрадь с портретами физруков на первой странице, посмотрел на будто бы сонные глаза усатого Ильи Муромца.
«Эмма, пока ни одна из заводских дамочек не опознала никого, кроме Муромца. Васильич и Фомич с тракторным заводом будто бы никак не связаны. А вот у Ильи Фёдоровича повод для ревности может и найтись. Кто знает, какие у него сейчас отношения с женой. Вот только Иванов никак не похож на Отелло. Не представляю его в приступе гнева. Мне кажется, что Муромец постоянно сонный».
Я откинулся на спинку стула, зевнул.
«Ладно, — сказал я. — Как говорится, в тихом омуте черти водятся. Быть может, наш Муромец и есть тот самый омут. Поглядим. Завтра я поеду к Ивановой. Там и узнаем, явится ли жена нашего Ильи Фёдоровича на концерт. А пока Илья Муромец — главный претендент на роль физрука-убийцы. Мне так кажется. Но не опрошено пока девять женщин. Посмотрим, что они нам сообщат».
В понедельник мы с Иришкой вошли в школу — я заметил пятиклассника Колю Осинкина, дежурившего в вестибюле рядом с настенным ростовым зеркалом. Рядом с Колей стояла невысокая темноволосая женщина в коротком пальто. Женщина и пятиклассник спорили — меня они не увидели. Но они направились ко мне сразу же, как только мы с Лукиной вышли из гардероба.
Женщина назвалась Колиной мамой. Поблагодарила меня за спасение её сына. Пустила слезу, отвесила Николаю подзатыльник. Потребовала, чтобы Николай Осинкин тоже произнёс благодарственную речь. Что Коля и сделал — сбивчиво, смущённо, разглядывая носы своих ботинок. Колина мама пожала мне руку. Обменялся я рукопожатиями и с её сыном.
— В сарае-то ты как оказался? — спросила Иришка у Осинкина.
Коля шмыгнул носом и ответил:
— С другом поспорил. Мы в разведчиков играли.
Он снова опустил взгляд.
— Договаривай! — строгим голосом потребовала его мама. — Говори, о чём спорили.
Коля дёрнул плечами и сообщил:
— Я сказал, что… вынесу из сарая пачку папирос…
— Украду, — поправила его женщина.
— Украду, — послушно повторил Коля. — У завхоза пачки с папиросами там, в шкафу лежали. Я зашёл. А он меня запер.
Осинкин вздохнул.
— На что хоть спорили? — спросила Иришка.
— На щелбан, — сообщил Коля.
Лукина покачала головой и поинтересовалась:
— Получил ты уже свой щелбан?
Коля вздохнул.
Женщина дёрнула его за плечо и потребовала:
— Отвечай, когда тебя спрашивают.
Николай качнул головой.
— Не, не получил, — произнёс он.
— Значит, ещё получишь, — сказала Иришка.
Осинкин поднял на неё глаза — я заметил в них озорной блеск.
— Не, не получу, — сообщил Коля.
Осинкин указал на меня рукой и добавил:
— Папиросы у меня в кармане лежали, когда он меня из сарая вынес.
Я вошёл в класс — Черепанов уже сидел за партой. Я отметил, что учителя в кабинете пока не было. Но Надя Степанова уже положила на учительский стол классный журнал и ключ от кабинета. Степанова махнула нам рукой, едва мы с Иришкой переступили порог. В мою сторону тут же потянулись руки одноклассников (для рукопожатий). Я добрался до своего места, уселся на лавку. Увидел: Черепанов рисовал в тетради. Лёша старательно выводил детали экзотического ландшафта, на фоне которого стояли четыре космонавта. Я взглянул на лица персонажей рисунка. Узнал всех четверых: себя, Черепанова, Иришку и Надю-маленькую. Снова пробежался по рисунку взглядом. Но Свету Клубничкину там не нашёл.
Алексей поздоровался со мной.
Он ткнул карандашом в тетрадную страницу и сообщил:
— Это мы гуляем по планете звёздного королевства.
— Черепанов, а почему я тут ниже тебя ростом? — спросила заглянувшая в Лёшин рисунок Иришка.
— Потому что я на камень наступил, — ответил Алексей. — Просто камень в траве не видно.
— А почему это…
Иришка не договорила — её прервала трель звонка на урок.
Лукина тут же отвернулась и посмотрела сперва на учительский стол, а потом на дверь. Похожим образом повели себя все ученики десятого «Б» класса. В том числе и я.
— А где Лидия Николаевна? — озвучила общий вопрос Надя Веретенникова.
По классу прокатились удивлённые шепотки.
Но они тут же смолкли: в кабинет вошла директриса Клавдия Ивановна Кульженко. А следом за ней будто бы неохотно порог переступил Максим Григорьевич, наш учитель литературы.
Десятый «Б», будто по команде, встал со своих мест и замер около парт.
Директриса прошла к первой парте среднего ряда и поприветствовала нас.
Мы ответили ей:
— Здравствуйте, Клавдия Ивановна.
Несколько голосов добавили:
— … И Максим Григорьевич.
Учитель литературы блеснул крупными зубами, кивнул нам, поправил на своём лице очки.
— А где Лидия Николаевна? — снова сказала Надя-большая.
Клавдия Ивановна взглянула на нашего комсорга — Надя Веретенникова втянула голову в плечи.
Директриса объявила, что Лидия Николаевна «какое-то время» не будет вести у нас уроки. Сообщила, что наша классная руководительница уехала из города «по семейным обстоятельствам». Клавдия Ивановна известила нас, что вместо занятий по немецкому языку нам в расписание «временно» поставят другие предметы.
— Замещать вашего классного руководителя до возвращения Лидии Николаевны будет Максим Григорьевич, — сказала директриса.
Кролик радостно сверкнул зубами и линзами очков, чуть склонился в шуточном поклоне.
Клавдия Ивановна взглянула на часы.
— Сейчас у вас классный час, — сообщила она и нам, и Максиму Григорьевичу. — Занимайтесь.
Она снова пробежалась строгим взглядом по лицам десятиклассников. Не попрощавшись с нами, вышла из класса. Прикрыла за собой дверь. Максим Григорьевич подошёл к учительскому столу, открыл классный журнал. Перевернул страницы пробежался взглядом по строкам. Я заметил в его действиях нерешительность и смущение.
Кролик вновь улыбнулся нам и сказал:
— Первым уроком у вас классный час. Чем вы на этом уроке обычно занимаетесь?
Он взглянул на Надю Степанову, которая сидела на первой парте рядом с учительским столом.
— В начале классного часа мы проводим политинформацию, — сообщила Надя-маленькая.
— Прекрасно! — обрадовался учитель.
Поправил очки и спросил:
— Кто у вас политинформатор?
Иришка подняла руку.
— Я, — ответила она.
— Лукина, — сказал Максим Григорьевич. — Прекрасно. Я, почему-то, так и думал. Сразу говорю вам, товарищи будущие выпускники, что после классного часа у вас состоится урок литературы. Уверен, вы рады этому не меньше, чем я. Приготовьтесь к тому, что мы с вами на следующем уроке снова окунёмся в творчество Максима Горького.
Кролик хмыкнул, уселся за стол, скрестил на груди руки.
— Начинай, Лукина, — сказал он. — Мы с удовольствием послушаем, о политической обстановке в нашей стране и в мире в целом.
Иришка встала с лавки, зашуршала газетой.
— Создатели космической станции «Луна-9» посвящают её успешный полёт двадцать третьему съезду КПСС, — объявила Иришка. — По сообщению ТАСС, «Луна-9» продолжает обзор лунной поверхности…
Черепанов склонился в мою сторону и прошептал:
— Вася, ты хоть что-нибудь понял? Какие это у нашей классухи возникли «семейные обстоятельства»? Ведь у неё же нет семьи.
После уроков я заметил, что Надя-маленькая будто не решалась к нам подойти. Она посматривала на меня, на Черепанова и на Иришку. Но словно вдруг почувствовала себя чужой: шагала к гардеробу чуть в стороне от нас.
Я окликнул её, махнул рукой.
Спросил:
— Надя, ты с нами сегодня пойдёшь?
Степанова пожала плечами и неуверенно ответила:
— Так… книга же закончилась.
— Закончилась, — согласился я. — Сегодня мы с Лёшей репетировать будем. В субботу первая общая репетиция концерта. А Алексей уже неделю за пианино не садился. Составишь нам компанию? Или спешишь домой?
Надя-маленькая помотала головой.
— Нет, не спешу.
Она неуверенно улыбнулась.
— Вот и прекрасно, — заявили я. — Будете с Иришкой нашими слушателями.
Репетировали мы до возвращения с работы Иришкиных родителей. За это время Черепанов повторил все приготовленные для концерта мелодии. Он отыграл песни для танцевального вечера («Чёрный кот» и «Песню о медведях»). Уже по сложившейся традиции мы хором проорали «Таких не берут в космонавты». Показал я Черепанову и несколько новых музыкальных композиций, которые записал в новенькую нотную тетрадь. Пояснил Алексею, что приуроченный к двадцать третьему февраля концерт не последний — новые песни в запасе нам не помешают.
Черепанов и Степанова ушли — они отправились по домам трудиться над внезапно свалившимся на нас сегодня сочинением по творчеству Максима Горького. Иришка тоже уселась за уроки. Я выпил на кухне чай в компании Виктора Семёновича (обсудил с ним поведение мраморных гурами). Заменил в школьном портфеле учебники на тетрадь с портретами физруков, натянул верхнюю одежду. Снова побрёл к трамвайной остановке. Мысленно я по пути к остановке ругал пока незнакомую мне Наталью Иванову за то, что она жила едва ли не в часе езды от сорок восьмой школы.
Наталья Андреевна Иванова проживала в относительно новом пятиэтажном доме (на фасаде дома красовалась дата постройки: «1961 год»). Виноградная лоза у дома дотянулась пока только до балконов трёх первых этажей (но и там она не полностью оплела металлические решётки). Высаженные во дворе деревья (каштаны и тополя) сейчас выглядели невысокими и чахлыми.
Около первого подъезда дома я заметил престижный в нынешние времена голубой автомобиль ГАЗ-21 «Волга». Прошёлся ко второму подъезду, поднялся по ступеням на третий этаж. Представил, как разволновался бы сейчас Черепанов: Лёша в воскресенье подходил к квартирам работниц завода с тревогой и настороженностью во взгляде, словно к кабинету директора школы.
Я нажал на кнопку звонка — дверь неожиданно быстро приоткрылась. У порога квартиры я увидел невысокую полноватую женщину, поздоровался. Проговорил уже заученные до автоматизма фразы: представился посыльным от комитета комсомола сорок восьмой школы, сообщил цель своего визита. Объяснил, что разыскиваю Наталью Андреевну Иванову.
— Это я Наталья Андреевна, — заявила женщина.
Я вручил ей открытку приглашение, предъявил ей тетрадь с портретами учителей.
Иванова загадочно улыбнулась, обернулась и прокричала:
— Илюша! Поди сюда. Тут комсомолец с твоим портретом явился.