Таких не берут в космонавты. Часть 2

Глава 24

Согласно второму варианту событий февраля шестьдесят шестого года Вениамина Морозова милиционера задержали на трамвайной остановке около Октябрьского рынка. Студент был пьян, скандалил с собравшимися на остановке гражданами. Едва не устроил драку с пенсионером (инвалидом, ветераном войны). В этой статье упомянули только пьяную ругань студента — никаких антикоммунистических высказываний ему не приписывали. Сообщили о том, что милиционеров позвали возмущённые поведением студента граждане. Милиционеры попытались Морозова задержать. Но Морозов ударил одного из стражей порядка и пустился в бега.

Пьяного студента догнали. Но Морозов не угомонился — «разбил» одному из милиционеров голову. Разозлённые стражи порядка избили Вениамина и доставили его в ближайшее отделение милиции. Студент в отделении милиции не успокоился. Милиционеры применили против него противоправные действия: избили студента до потери сознания. В этой версии событий испугавшиеся наказания за содеянное милиционеры тоже попытались скрыть свои действия. Они вынесли бесчувственного студента на автобусную остановку, вызвали бригаду скорой помощи. В больнице Морозов ненадолго пришёл в себя. Он рассказал, что с ним произошло.

Ночью Вениамин Морозов скончался от полученных травм. Днём двадцатого февраля в Октябрьском районе около отделения милиции собралось более трёхсот человек. Возмущённые действиями стражей порядка граждане потребовали наказать виновных в смерти Вениамина Морозова милиционеров. Представители милиции потребовали, чтобы граждане разошлись, сыпали угрозами. Но собравшаяся около отделения милиции толпа, состоявшая в основном из студентов и ветеранов войны, не испугалась угроз. Недовольные бездействием властей граждане ворвались в отделение милиции и устроили там погром.

Присутствовавшие в отделении милиционеры оказали сопротивление. Они открыли предупредительную стрельбу в воздух. В тесном помещении пули срикошетили и ранили нескольких граждан. Одна из раненных — восемнадцатилетняя гражданка Елена Зосимова — скончалась до появления врачей. К отделению милиции явились представители городского комитета КПСС и городского совета депутатов трудящихся. Они заверили граждан, что разберутся в произошедшем и обязательно проследят за справедливым наказанием виновных. Участвовавшие в избиении студента милиционеры понесли наказание…

«…Часть из них была разжалована, часть уволена и осуждена. В нападении на отделение милиции в Октябрьском районе города Кировозаводск приняли участие более трёхсот человек. В итоге: четыре человека были ранены, одна женщина погибла, семь человек понесли уголовные наказания».

«Спасибо, Эмма, — сказал я. — Этот вариант уже больше похож на правду. Не верю, что Зосимова — борец с режимом. Странно вообще, что она оказалась в этом Октябрьском районе. Что она там забыла? С чего вдруг она ринулась на штурм отделения милиции? А главное: кто такой этот Вениамин Морозов? Что о нём пишут на сайте „Жертвы политического террора в СССР“? Раз там есть информация о Зосимовой, то и Морозова там, наверняка, тоже записали в жертвы».

«Господин Шульц, вы правы».

«Что о нём сказали?»

«Морозов Вениамин Олегович. Родился в тысяча девятьсот сорок шестом году, Кировозаводск, русский. Проживал в городе Кировозаводск. Его убийство милиционерами девятнадцатого февраля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года стало катализатором антисоветского восстания в городе Кировозаводск».

«Ясно… что ничего не ясно. Что это за Вениамин Олегович такой? Какое отношение к нему имеет Лена Зосимова?»

«Господин Шульц…»

«Стоп, Эмма. Я рассуждаю».

Я посмотрел на профиль «будущей участницы антисоветского восстания», беседовавшей сейчас с Фёдором Митрошкиным.

«Эмма, мне надо найти этого Вениамина Морозова. Я, конечно, не рвусь в спасатели всех и каждого. Но Зосимова мне понадобится на концерте двадцать третьего февраля. Она приведёт с собой Митрошкина. Митрошкин — мой пропуск на сцену Дворца культуры во время праздничного концерта в честь Дня города. А концерт на День города — это ключ… ко всему».

Я вздохнул и мысленно спросил:

«Кто ты такой, Вениамин Морозов?»

В кафе мы просидели два с половиной часа. За это время я проглотил три порции сосисок, два салата и три порции мороженого. Опустошил две бутылки лимонада.

Зосимова и Митрошкин ушли из «Юности» раньше нас. Клубничкина и братья Ермолаевы изобразили веселье, когда мы прошли мимо их стола по пути в гардероб.

Из кафе мы шли двумя группами. Первыми шагали я и Тюляев — Лукина шла между нами, держала нас под руки. Черепанов и Надя Степанова замыкали наше шествие.

Геннадий проводил меня и Иришку до дома. В гости мы его не пригласили. На этом я настоял ещё вчера вечером: пояснил своей двоюродной сестре, что «хорошего понемногу».

Во второй половине дня я снова сунул в портфель пригласительные билеты, карту города и тетрадь с портретами физруков сорок восьмой школы. Надел пальто и шапку, побрёл по подтаявшему снегу к трамвайной остановке. Вот только теперь я повёз работницам тракторного завода не три портрета, а только два (портрет Фомича остался у Юрия Михайловича Тюляева).

Первая же посещённая мною сегодня женщина (из списка приглашённых на концерт) заметила «обман». Она нахмурила брови и поинтересовалась, почему я показал ей только двоих «мужиков», а не троих, как другим. Я пояснил ей, что один из участников конкурса «снялся с дистанции». Женщина заявила, что я, наверняка, «припрятал» от неё «самого красивого».

В воскресенье тринадцатого февраля я навестил четырёх работниц тракторного завода. Все они опознали Илью Муромца и отдали за него свои голоса. Две женщины на меня обиделись за то, что я навестил их «так поздно». Я пояснил, что один работаю курьером. Поэтому просто физически не мог посетить всех приглашённых на концерт за день или даже за неделю.

Вечером я разложил на письменном столе карту и нашёл там три адреса, ещё мною не посещённых. Прикинул, что они находились в разных районах города. Невольно посочувствовал женщинам, ездившим на работу «в такую даль». Нашёл я на карте и Октябрьский рынок, рядом с которым случится ссора студента и пенсионера. Написал рядом с ней карандашом: «Вениамин Морозов».

О Морозове я утром спросил у Иришки, когда мы с сестрой шли в школу.

— Вениамин Морозов, — повторила Лукина. — Звучит знакомо. Он в нашей школе учился?

— Мне самому это интересно, — ответил я.

— Слышала я о каком-то Вене Морозове, — сказала Иришка. — Только не помню, где и от кого.

Тот же вопрос перед началом классного часа я задал Черепанову.

Лёша пожал плечами и ответил:

— Я слышал только о Павлике Морозове. Может, Вениамином звали его брата?

— Может быть, — сказал я.

— Зачем тебе этот Вениамин понадобился? — спросил Алексей.

Черепанов положил на парту учебник и тетрадь.

— Со вчерашнего дня это имя в голове вертится, — сказал я. — Не соображу, кто такой этот Морозов.

— Вспомнишь, — пообещал Алексей. — Или забудешь о нём.

Он вздохнул, чуть склонился в мою сторону и тихо спросил:

— Василий, ты не возражаешь, если я с Надей Степановой сегодня после школы пойду в кино?

Я усмехнулся.

— Идите. С чего бы это я возражал?

Лёша покачал головой.

— Вася, ты не понял. Я пригласил её в кино. Только её. Понимаешь? Мы вдвоём туда собрались. А потом я сообразил, что вы с Иришкой обидитесь… наверное. Из-за того, что мы вас с собой не позвали.

Черепанов взглянул на затылок сидевшей перед ним Иришки.

— Не обидимся, — заверил я. — Мне в кино не интересно. Иришка бы туда пошла, но не с нами.

Алексей неуверенно улыбнулся.

— Тюляев её ещё не приглашал? — спросил он.

— Пока нет. Ещё не решился.

— Пригласит. Скоро. Там сейчас снова «Гиперболоид инженера Гарина» показывают.

— Обязательно пригласит, — согласился я. — Никуда не денется.

Черепанов вздохнул и сказал:

— Сегодня я в кино. А завтра я снова приду к вам на репетицию. Вась, ты уже решил, какие песни споёшь на следующем концерте? На том, что будет восьмого марта? Нас ведь и туда позовут. Мне так кажется.

— Обязательно, позовут, — сказал я. — Тут без вариантов. Мы с тобой и там всех удивим. Песни я пока не выбрал. Но идей много. Как раз сегодня этим и займусь: подумаю над нашим мартовским репертуаром.

Учебная неделя началась с политинформации.

Лукина встала около парты, развернула в руках газету «Правда».

— «Неделя Луны», захватившая весь мир с того памятного вечера третьего февраля, — сказала она, — когда точно по расписанию, в двадцать один час сорок пять минут тридцать секунд по московскому времени, советская автоматическая станция «Луна-9» осуществила мягкую посадку на поверхность Луны, десятого февраля завершилась пресс-конференцией советских и иностранных журналистов в Московском доме учёных…

На уроке истории меня опять вызвали к доске (второй урок подряд). Словно учительница прошлый мой ответ посчитала случайностью и проверила меня снова. Я доложил о результатах девятнадцатого съезда КПСС, состоявшегося в пятьдесят втором году. Процитировал выдержки из докладов. Получил ещё одну пятёрку (в классный журнал и в дневник). Вернулся за парту и подумал о том, что если бы я вернулся в прошлое на полгода раньше, то наверняка бы заверил обучение в школе с золотой медалью.

После уроков я заглянул в кабинет директрисы.

Клавдия Ивановна Кульженко выглядела она задумчивой. Она замерла со скрещенными на груди руками около окна. Будто бы прислушивалась к постукиванию падавших с крыши капель.

Мне показалось, что я отвлёк её от разглядывания школьного двора.

— Входи, Василий, — сказала директриса. — Есть для тебя письмо. Одно. Вон, на столе лежит. Забирай.

Клавдия Ивановна кивнула в сторону своего стола.

Я прогулялся за письмом.

Спросил:

— Ждёте весну, Клавдия Ивановна?

— Жду, как ни странно, — ответила директриса. — Уже представляю, сколько работы нам предстоит. До двадцать третьего февраля снег, скорее всего, долежит. А вот к восьмому марта нам предстоит уборка территории.

Я пожал плечами.

— Уберём, какие проблемы.

Кульженко вздохнула и произнесла:

— Уберём, конечно.

Она снова выглянула в окно.

— Клавдия Ивановна, — сказал я, — вам знакомо такое имя: Вениамин Олегович Морозов?

Я остановился в шаге от двери.

Директриса повернула в мою сторону лицо.

— Олежка Морозов? — переспросила она. — Это который брат нашей Леночки Зосимовой?

Я удивлённо вскинул брови.

Переспросил:

— Морозов брат Зосимовой? Двоюродный?

— Сводный, — сказала Клавдия Ивановна. — Насколько мне известно. Олежка два года назад нашу школу окончил. Хороший парень. Лена говорила, что он сейчас в нашем университете учится на филологическом факультете.

Я покачал головой и пробормотал:

— Понятно.

— Что случилось, Василий? — спросила директриса. — Зачем тебе понадобился Морозов?

Она взглянула на меня пристально, будто во время допроса.

— Так… — ответил я. — Повздорил с одним студентом. Ничего серьёзного. Мне сказали, что его зовут Веня Морозов, и что он брат Лены Зосимовой из одиннадцатого «А» класса. Фамилии у них разные. И отчества. Вот я и усомнился.

Клавдия Ивановна нахмурила брови.

— По какой причине поссорились? — спросила она.

Я дёрнул плечом, повторил:

— Ничего серьёзного, Клавдия Ивановна. Не сошлись во взглядах на дальнейшее развитие космонавтики. До драки дело не дошло. Но каждый остался при своём мнении. Так что Лена не обидится.

Директриса покачала головой.

— Поспорил? — удивилась она. — С Олежкой? На него это не похоже. Морозов никогда не был спорщиком.

Она чуть сощурилась и спросила:

— Как выглядел этот студент?

Я изобразил задумчивость.

Сказал:

— Чуть пониже меня. С русыми волосами…

— Это не Олежка Морозов, — заявила директриса. — Василий, тебя обманули.

Клавдия Ивановна прошла к шкафу, открыла дверцу. Взяла из стопки большой толстый альбом, отнесла его на стол. Я стоял около двери и наблюдал за тем, как директриса переворачивала страницы.

— Так… выпуск шестьдесят четвёртого года… — тихо произнесла Кульженко.

Она выпрямилась, обернулась.

— Вот, — сказала она. — Взгляни.

Я подошёл к столу, увидел в альбоме чёрно-белую фотографию группы старшеклассников. Почти все парни на ней были в костюмах, на девчонках — платья с белыми воротниками. Под фото на странице я заметил надпись: «Одиннадцатый „А“, выпуск 1964 года».

— Вот он, Олежка Морозов, — сказала Клавдия Ивановна и указала на стоявшего во втором ряду парня. — Самый высокий и очень худой. Это с ним ты, Василий, повздорил?

Я сразу отметил: Морозов выделялся на фоне своих одноклассников. Он был почти на полголовы выше всех парней, что позировали для фото. Я увидел стоявшую в центре снимка математичку — в сравнении с Олегом Морозовым она казалась коротышкой.

— Точно не он, — сказал я. — Похоже, меня обманули.

Клавдия Ивановна улыбнулась.

— Олежка Морозов всегда был спокойным, тихим, воспитанным и стеснительным мальчиком, — сообщила она. — Олег никогда не был таким решительным, как его сестра. Потому я и удивилась, что ты с ним повздорил.

Я снова покачал головой и заявил:

— Нет, Клавдия Ивановна. Этого парня я никогда раньше не видел. С ним я пока не ссорился.

Я вышел из кабинета директрисы и спросил:

«Эмма, что ты вчера говорила? Этот тихий и стеснительный белокурый мальчик пробил голову милиционеру? Директриса бы в такое точно не поверила. Stille Wasser sind tief3. Или если по-русски: в тихом омуте черти водятся. Все мы тихие, спокойные и воспитанные, скажу я тебе, Эмма. Пока трезвые».

В понедельник мы шли домой в компании Гены Тюляева.

Геннадия мы будто бы случайно встретили в гардеробе уже после моего визита к директрисе (хотя у одиннадцатого «Б» сегодня было на один урок меньше, чем у нас). Черепанов и Степанова к Лукиным не пошли. Они виновато вздохнули и попрощались с нами до завтра. А вот Генке было с нами по пути. Он пристроился рядом с Иришкой (Лукина тут же взяла его под руку, но не выпустила и мой локоть). Лукина отработала на Геннадии «тактику вопросов» — Тюляев охотно рассказал нам о своей работе на тракторном заводе, где одиннадцатиклассники сорок восьмой школы проходили трудовое обучение.

«Знаешь, Эмма, я ведь легко представляю Зосимову во главе разъярённой толпы, которая разгромила бы отделение милиции. Лена наверняка воспылала бы гневом после смерти своего брата. Особенно если она тоже считала Морозова тихим и воспитанным, каким его мне описала директриса. Да даже если не считала. Всё равно. Если бы Иришку Лукину забили в милиции насмерть, я бы тоже ворвался в отделение и разнёс бы там всё к чёртовой матери. Наверное. В восемнадцатилетнем возрасте — точно бы так и сделал».

Я повернул голову, взглянул на двоюродную сестру.

Иришка заметила мой взгляд — улыбнулась.

«История с Вениамином Морозовым стала не такой уж невероятной, — сказал я. — Вот что думаю. Веня большой парень. Я имею в виду его физические габариты. Если он за эти два года окреп и возмужал, то справиться с ним милиционерам будет непросто. Так что в его избиение я верю. То, что его внезапная смерть многих возмутит, я тоже допускаю. Поэтому всё сходится, Эмма. Хотя и не всё мне понятно. Что этот Морозов делал на остановке около рынка? В какое время он там устроит ссору с пенсионером?»

«Господин, Шульц. Уточните, пожалуйста…»

«Это вопрос не для тебя, Эмма. Все найденные тобой статьи о том февральском бунте я ночью прослушал. Информации о точном времени встречи милиционеров и Морозова на остановке около рынка в них не было. Это я запомнил. Цель визита Морозова в тот район важна лишь для выяснения этого самого точного времени. Но и того, что мы выяснили связь между Морозовым и Зосимовой — уже немало. Время ссоры на остановке мы пока не знаем. Но у нас уже есть дата. Ведь так?»

Я усмехнулся.

«Эмма, если понадобится, то я в субботу проведу на этой остановке весь день».

С Геной Тюляевым мы попрощались у двери подъезда. В гости мы его снова не пригласили, хотя Лукина и бросала на меня умоляющие взгляды.

Дома обиженная на меня Иришка пошла на кухню разогревать ужин. Я уселся на свою кровать и повертел в руке полученное сегодня от директрисы письмо.

Сердечек и прочих украшательств на конверте я не увидел. Распечатал конверт, развернул письмо.

Прочёл: «Здравствуйте, Василий!‥»

Чтение прервала прозвучавшая в прихожей громкая трель дверного звонка.

— Вася, открой! — прокричала Иришка.

Я отложил письмо в сторону и поплёлся в прихожую. Дважды щёлкнул замком, распахнул дверь.

Увидел у порога квартиры знакомую блондинку. Вспомнил её имя: Анастасия Рева, журналистка газеты «Комсомолец».

— Здравствуйте, Василий! — сказала она.

Анастасия повернула голову вправо, махнула рукой и скомандовала:

— Коля, заноси.

Рева на шаг попятилась.

Навстречу мене через порог квартиры шагнул темноволосый усатый Николай. Сегодня он был без фотовспышки и без фотоаппарата, но с тяжёлой ношей в руках.

Николей взглянул на меня, буркнул:

— Привет.

Он поставил у стены прихожей наполовину заполненный мешок из пропахшей пылью мешковины. Вслед за первым мешком Коля занёс в квартиру ещё три.

Николай выпрямил спину, громко выдохнул, вытер со лба капли пота.

Он шагнул на лестничную площадку, посмотрел на журналистку и отчитался:

— Это всё. Больше нет.

Николай вытер о штаны ладони.

— Спасибо, Коля, — сказала Анастасия.

Она одарила усатого Николая улыбкой.

Я кашлянул — привлёк к себе внимание работников советской прессы.

Указал на мешки рукой и спросил:

— Что это?

Конец второй части