Таких не берут в космонавты. Часть 2

Глава 2

На перемене после третьего урока к нам в класс пришла комсорг школы Лена Зосимова. Она принесла мне награду за спасение пятиклассника при пожаре. Красивым бархатистым контральто Зосимова озвучила шаблонные фразы: упомянула ленинский комсомол, Коммунистическую партию, Ленина и даже правительство СССР. Пожелала, чтобы я всегда оставался верным ленинцем, активным комсомольцем и «настоящим» советским человеком. Под жиденькие аплодисменты учеников десятого «Б» класса Лена вручила мне Похвальную грамоту от комитета комсомола школы, пожала мою руку. Её пальцы были тёплыми, а кожа на ладонях бархатистая, будто после длительного и регулярного использования увлажняющего крема.

Я сунул грамоту в портфель, догнал Лену в школьном коридоре. Мы остановились около окна, где цвели декабристы. Выждали, пока пробегут в сторону столовой громкоголосые пионеры. Я показал Лене полученные от Иришкиного отца списки шефов, которым «поручили» посещение школьного концерта. Лена с нескрываемым недоумением взглянула на отпечатанные на пишущей машинке строки. Подняла на меня свои голубые глаза и поинтересовалась, зачем мне эти списки понадобились. Она пристально смотрела мне в глаза. Но я не почувствовал в её взгляде кокетства — лишь прочёл в нём вопрос.

Озвучил Лене Зосимовой свою идею: предложил разослать «нашим шефам с завода» персональные приглашения на концерт — от школьного комитета комсомола, педагогического коллектива и от учеников. Описал, какими видел эти приглашения: подписанные от руки поздравительные открытки с тематикой Дня советской армии и военно-морского флота. Предложил доверить оформление приглашений десятому «Б» классу — в качестве комсомольского поручения. Комсомольский вожак с заплетёнными в длинную косу волосами и с глазами киношной Мальвины выслушала меня внимательно.

Она спросила:

— Василий, ты понимаешь, сколько для этого нужно открыток? Одна открытка стоит две копейки. Но это если без марки. Открытка с маркой обойдётся в два раза дороже. Где мы возьмём на это деньги?

— Открытки я куплю.

— За свои средства?

Я кивнул.

— Да.

— Василий, зачем тебе это нужно? — спросила Лена.

Я вздохнул и будто бы с неохотой признался: во время учёбы в Москве моё отношение с комсомолом складывались не очень хорошо. Поэтому я рассчитывал, что сейчас хоть немного исправлю ситуацию. Сказал, что пометки об активной комсомольской работе в школе мне пригодятся в будущем — во время учебы в ВУЗе. Лена выслушала меня, не спускала с меня глаз. Я невольно залюбовался её лицом — на него сейчас падал свет из окна, отражался в зрачках Зосимовой серебристым блеском. Лена на десяток секунд задумалась. Я рассмотрел появившуюся у неё над переносицей тонкую вертикальную морщину.

Комсорг кивнула.

— Ладно, Василий, — сказала она. — Я тебя понимаю. Поддерживаю твою инициативу. Идею ты предложил небезынтересную. Мне она нравится. В пятницу я оглашу её на заседании. Посмотрим, как отреагирует на неё комсомольский актив школы.

Лена чуть заметно усмехнулась.

— Впрочем, если ты за свои деньги купишь открытки, то возражений, скорее всего, не последует. Только учти: комсомольское поручение мы дадим тебе. Если справишься с ним хорошо — я позабочусь, чтобы соответствующая отметка появилась в твоём личном деле.

Я заверил Лену, что «не подведу». Отдал ей списки.

Зосимова поинтересовалась, как продвигалась подготовка песен к субботнему прослушиванию.

Я ответил, что уже почти готов — осталось лишь «немного поработать» с аккомпаниатором.

— Василий, я слышала, — сказала Лена, — что ты недавно повздорил с Геной Тюляевым из одиннадцатого «Б» класса. Поговаривают, что вы даже подрались. В школе. Это правда? В чём причина вашей ссоры? Говорят, вы поссорились из-за Светы Клубничкиной. Будто бы вы устроили из-за неё некую дуэль в раздевалке спортзала. Говорят, что ты избил Тюляева. Пока это лишь слухи. Но… Василий, ты же понимаешь, что комсомол обязательно отреагирует на ваш поступок, если поступит сигнал? Мы не можем не отреагировать на такое.

Зосимова покачала головой — покачнулась и коса у неё за спиной.

Я усмехнулся, спросил:

— О том, что я влюбился в Клубничкину, тоже говорят?

— Такое мне тоже шепнули, — ответила комсорг. — Света красивая девочка. Я понимаю твои чувства. Но… Вася, пойми и ты меня. Драки в школе запрещены. Они являются серьёзным нарушением дисциплины. Сдерживай, пожалуйста, свои чувства в стенах школы. Неужели вы с Геной не могли выяснить отношения в другом месте? Вы же неглупые ребята: что ты, что Геннадий. Вы учитесь в школе не первый год. Мальчики, неужели вы не понимаете, что школа — не место для проявления шекспировских страстей? Это не сцена театра!

Я кивнул и сказал:

— Лена, ты невероятно умная девушка. Сразу уловила суть происходящего. Я полностью с тобой согласен: вся эта шекспировщина — не для школы. Переносить её со сцены в школьные коридоры — не самая здравая идея. Вот только ты зря на нас с Геной злишься. В этой пьесе мы с ним лишь случайные актёры. Да, мы с ним поговорили около спортзала. Но ничего криминального не случилось. Как бы этого ни хотелось Клубничкиной. Уверяю тебя, Лена: если я кого-нибудь и вызову на дуэль, то это случится ради тебя.

Зосимова улыбнулась — на её щеках появились ямочки.

— Приятно это слышать, Василий, — сказала она. — Вот только драться из-за меня ни с кем не нужно. Понимаю, что ты пошутил. Очень надеюсь, что твои слова так и останутся шуткой.

Она протянула руку, поправила у меня на груди комсомольский значок.

— Сколько тебе лет, Василий? — спросила она. — Семнадцать?

— День рождения будет в апреле.

— Значит, ещё только шестнадцать.

Лена снова качнула косой.

— Мне в декабре исполнилось восемнадцать лет, — сказала она. — У нас с тобой, Вася, слишком большая разница в возрасте. Я для тебя старуха. А ты в свои шестнадцать лет кажешься мне ребёнком. Это я тебе сейчас говорю, чтобы в будущем у нас с тобой не возникло недопонимание. Вася, ты симпатичный мальчик. Когда ты поёшь, у меня сердце замирает. Но я уже не маленькая девчушка. Мне нравятся мужчины постарше. Поэтому выброси из головы все эти мысли о… дуэлях. Мы договорились, Василий?

Зосимова снова впилась взглядом в мои глаза.

Её губы дрогнули — Лена улыбнулась.

— Договорились, — ответил я.

— Вот и замечательно, — сказала Лена.

Она махнула листами со списком.

— Твоё предложение мы с ребятами обсудим в пятницу, — сообщила Зосимова. — А с тобою мы снова встретимся в субботу в актовом зале. Если в моих планах что-то изменится, я проинформирую тебя об этом заранее.

Сегодня я вновь поддался на уговоры одноклассников и отправился в актовый зал. Там мы с Черепановым исполнили только две музыкальные композиции: «Песню о медведях» и «Трава у дома». От продолжения концерта я отказался. Сообщил одноклассникам, что мы с Алексеем готовимся к субботней встрече с представителями школьного комитета комсомола: разучиваем новые песни.

Солнце уже светило не так же ярко, как днём — оно устало опускалось к горизонту. С крыш больше не капала растаявшая от солнечного тепла вода. Под крышами домов застыли длинные блестящие сосульки.

Мы шли от школы, втроём. Иришка держала меня под руку, помахивала портфелем. Молчаливый сегодня Черепанов шагал слева от меня, слушал Иришкину болтовню, хмурил белёсые брови.

— … Вася, они все думают, что ты влюбился в эту глупую куклу, представляешь? — сказала Иришка. — Мне девочки об этом в школе все уши прожужжали. Даже девчонки из десятого «А» класса подходили и спрашивали, правда ли это. Клубничкина всей школе раззвонила, что ты побил из-за неё Тюляева. Теперь говорят, что Гена скоро возьмёт реванш. Девчонки считают, что вы с ним вот-вот снова подерётесь. Ещё на этой неделе. Потому что Клубничкина всем говорила: она в воскресенье пойдёт с тобой в «Юность».

Черепанов вскинул голову, взглянул на меня.

— Это правда? — спросил Алексей. — Вы со Светой в воскресенье пойдёте в кафе?

Я хмыкнул и сказал:

— Лёша, хоть ты не повторяй этот бред. Ты вчера и сегодня в школе не отходил от меня ни на шаг. Когда бы я с Клубничкиной договорился о походе в кафе без твоего ведома? Ерунду-то не говори.

Черепанов пожал плечами.

— Ну, я не знаю… — сказал он.

— Не нужно знать, Лёша. Головой подумай. Не телеграммами же мы с ней обменивались. А раз ты не присутствовал при моём с ней общении — это значит, что его и не было. Разве не так?

Алексей вздохнул.

— Наверное.

— Не наверное, а точно, — сказал я. — Или ты не понимаешь, что происходит?

— Что?

— Что происходит? — продублировала Лёшин вопрос Иришка.

Лукина и Черепанов скрестили взгляды на моём лице.

Я посмотрел сперва в глаза двоюродной сестре, затем взглянул на Алексея. Покачал головой.

— Вы как маленькие, — заявил я. — Верите во всякую ерунду. Клубничкина устроила себе рекламную кампанию. Нравится ей быть в центре внимания, понимаете? Актрисы все такие. Наверное. Она хайпанулась за счёт меня…

— Хай… что? — переспросила Лукина.

Она поправила съехавшую ей на брови шапку.

— Раздула тему моего недопонимания с Тюляевым, — сказал я. — Придумала эту пушкинскую дуэль. Растрезвонила о ней на всю школу. Представила себя в образе Татьяны Лариной…

— Ольги Лариной, — сказала Иришка.

— Что?

— Онегин убил на дуэли Ленского из-за Ольги Лариной, а не из-за Татьяны, — пояснила Лукина.

Я махнул рукой.

— Пусть будет Ольга. Без разницы. Важно то, что всю эту историю раздула Клубничкина. Помните её появление в нашем классе? Вот что-то похожее она, наверняка, отчудила и в одиннадцатом «Б» для Тюляева. Даже не сомневаюсь в этом.

Я повернул голову, взглянул на то, как пионеры снежками сбивали с крыш сосульки.

— Так ты не пойдёшь с ней в воскресенье в кафе? — спросил Лёша.

Я повернул к нему лицо.

— Разговаривать с ней о системе Станиславского? Боже упаси. Но сосиски в кафе мне понравились. Я бы с удовольствием поел их снова. Так что вопрос с кафе оставляю открытым.

Черепанов вздохнул.

— Я бы с вами пошёл, — сказал он. — Если ты не против.

— Наблюдал бы за тем, как Светка строила бы моему брату глазки? — спросила Иришка.

Лёша дёрнул плечами.

— Ну и что. Зато она была бы рядом со мной. Хотя бы так…

Иришка фыркнула, покачала головой.

— Вот объясните, мальчики, что вы нашли в этой дурочке? — сказала она. — Я этого не понимаю.

Сегодня Черепанов отрабатывал исполнение трёх новых музыкальных композиций. Исполнял он их старательно, но без огонька. Будто мысленно пребывал за пределами Иришкиной квартиры.

Во время очередного перерыва он спросил:

— Вася, почему ты выбрал именно эти песни? Может, лучше споёшь про траву? Трава в иллюминаторе понравится гостям больше… чем всё вот это.

Черепанов указал на нотную тетрадь.

— Дойдёт очередь и до песни «Трава у дома», — пообещал я. — Впереди ещё День космонавтики. Не забыл? А пока мы с тобой исполним «правильные» песни. Которые одобрит комитет комсомола. Потому что мы с тобой, Лёша, смотрим далеко вперёд. Наша цель не выступление в крохотном школьном актовом зале. Мы хотим, чтобы нас позвали во Дворец Культуры имени Крупской. Где в мае будет большой концерт в честь Дня города. Вот там уже всё будет по-взрослому. Вот увидишь, Лёша. И сцена будет большая. И хорошая акустика. И концертный рояль. И заполненный людьми большой зрительный зал. Это будет совсем другой уровень выступления, Лёша. Мы с тобой на него обязательно поднимемся. Но только после того, как исполним песни про «всё вот это».

В четверг на первом уроке мне передали записку. В ней я увидел написанный красивым почерком вопрос: «Ты встречаешься с Клубничкиной?» Подписи в записке не было.

Я показал записку Черепанову.

Лёша насупился и прошептал:

— Это Надька Веретенникова написала. Вечно она суёт свой нос, куда не следует.

Он стрельнул недовольным взглядом в затылок Нади-большой.

На обратной стороне записки я написал три большие буквы: «Н», «Е» и «Т». Продемонстрировал их будто бы невзначай посмотревшей в мою сторону комсоргу класса. Постарался, чтобы эту надпись заметили и другие девчонки.

На перемене после физики ко мне в школьном коридоре подошёл Гена Тюляев. Его сопровождали хмурые братья Ермолаевы. Тюляев преградил мне дорогу. Пристально посмотрел мне в лицо. Я заметил, как напрягся замерший слева от меня Лёша Черепанов, и как с интересом взглянула на Геннадия моя двоюродная сестра.

Нашу с Тюляевым встречу заметили находившиеся в это время в школьном коридоре старшеклассники. Они тоже остановились, с интересом ожидали развития событий. «А наш Вася симпатичнее, чем этот Генка, — произнёс у меня за спиной женский голос. — Не удивительно, что Светка Клубничкина выбрала его».

Я понял, что Тюляев услышал эти слова: Геннадий вздрогнул, недовольно скривил губы.

— Москвич, это правда, что ты со Светкой в воскресенье пойдёшь в «Юность»? — спросил Тюляев.

Старшеклассники буквально расстреляли моё лицо своими любопытными взглядами.

Посмотрели на меня даже Черепанов и Иришка.

— Пока враньё, — ответил я.

Тюляев скривил усы.

— Что значит «пока»? — спросил он.

— То и значит, — ответил я. — Пока это враньё. Но может стать правдой.

— Ты же говорил… — произнёс Геннадий.

Я прервал его:

— Помню, что говорил. Хочешь пойти с нами?

— Что? Куда?

Мне показалось, что после заданных мне Тюляевым вопросов притихли даже бегавшие по коридору пионеры. Я увидел, как сложились домиком Иришкины брови — похожая удивлённая мина застыла и на лице Геннадия.

— В кафе, разумеется, — сказал я. — В «Юность», скорее всего. Других кафе в этом городе я пока не знаю. Предлагаю собраться там в воскресенье. Примерно в полдень. Вшестером. Ты, я…

Я кивнул на Черепанова.

— … Лёха…

Прикоснулся к Иришкиному плечу.

— … Моя сестра Иришка. Позовём туда Клубничкину, раз она вам всем так нужна, и ещё оного хорошего человека. Посидим там пару часов, послушаем рассказы о системе Станиславского. Как тебе такое предложение?

Тюляев сощурил глаза.

— Ты это серьёзно? — спросил он.

Я развёл руками.

— Почему бы и нет? Побеседуем. Обсудим насущные вопросы. Узнаем, кто с кем в Светином воображении бился на дуэли. Проясним, кто, что и от кого хочет. Чтобы после не возникало таких нелепых ситуаций, как сейчас. Что скажешь, Гена?

Тюляев пару секунд молчал, смотрел мне в глаза.

Лёша Черепанов тоже сверлил меня взглядом.

А вот Иришка рассматривала Геннадия.

— А Светка на такое согласна? — спросил Тюляев.

Я хмыкнул, развёл руками.

Сказал:

— Да куда же она денется? Она же только этого и добивалась. Вся школа до конца месяца будет обсуждать этот наш воскресный поход в кафе. Как и мечтала Клубничкина. Разве не для всей этой шумихи она так старалась?

Тюляев погладил пальцем свои усы.

— Что скажешь, Гена? — повторил я.

Развёл руками.

Геннадий тряхнул головой.

— Ладно, — сказал он. — Пойду. Если только Светка согласится.

Справа от меня шумно выдохнула Иришка.

— Договорились, Гена, — произнёс я. — Как только решу вопрос с Клубничкиной, сообщу тебе об этом. Тогда уже точно определим время встречи. Чтобы оно устроило всех нас. Думаю, детали воскресного похода мы с тобой обсудим в субботу.

Собравшиеся вокруг нас школьники зашушукались. Они переглядывались, ухмылялись, покачивали головами.

«Везёт же этой Светке Клубничкиной», — печально произнёс у меня за спиной женский голос.

Другой девичий голос спокойно ответил: «Гадина она. Хоть бы у этой Светки в воскресенье понос случился».

Около кабинета истории Иришка спросила:

— Василий, что ты задумал? Ты пригласишь в кафе эту дуру?

Хмурый взгляд Черепанова будто продублировал вопрос моей двоюродной сестры.

Я взглянул на Лукину и спросил:

— Но ты ведь хочешь, чтобы Тюляев пошёл с тобой в кафе?

Лукина растеряно моргнула и тут же возразила:

— Он пойдёт туда не со мной! А с этой!‥

— Но и с тобой тоже, — сказал я. — Ведь так? Другого варианта пока нет. Или этот вариант тебя не устраивает?

Иришка вздохнула, неуверенно повела плечом.

— Ну, я не знаю… — произнесла она.

Я взглянул на Черепанова и спросил:

— Лёша, ты ведь хочешь провести вечер в компании Клубничкиной?

— Да, — буркнул Алексей. — Пусть хоть так…

Я развёл руками.

— Прекрасно. Вот мы и решили. Осталась маленькая деталь.

Я указал рукой на Черепанова и заявил:

— Всё будет. И Клубничкина, и Тюляев. Если ты пригласишь в кафе Надю Степанову.

— Кого? — переспросила Лукина.

— Нашу старосту, — уточнил я.

— Зачем? — спросил Черепанов. — Почему, я?

Я улыбнулся и сообщил:

— Потому что это моё условие, Лёша. Будет вам Тюляев и Клубничкина. Но только в нагрузку к Наде Степановой.

Снова ткнул пальцем в сторону растерявшегося Алексея.

— Вы с Тюляевым получите свою актрису, — сказал я. — Иришка полюбуется в кафе на Гену. Все будут относительно довольны. А с кем буду общаться я, вы подумали? Клубничкину я уже послушал в прошлый выходной. Больше не желаю такого счастья. Дайте мне хоть одного нормального собеседника в воскресенье. С кем-то же мне нужно поговорить, пока вы будете любоваться Геннадием и Светой. Пусть в этом дурдоме будет хоть один вменяемый человек. Такое моё условие, товарищи. Иначе фиг вам будет, а не Тюляев и Клубничкина.

После уроков Черепанов снова разучивал музыку для нашего субботнего выступления. Мы с Иришкой слушали его, сидя на диване, давали ему ценные советы. Сегодня Лёша допускал на удивления много ошибок, словно не мог сосредоточиться на игре.

На этот раз я отправил Черепанова на отдых раньше обычного. Занял его место у пианино.

Алексей примостился рядом с Лукиной на диван, спросил:

— Вася, ты в школе не пошутил? Ты пригласишь Свету в кафе?

— Клубничкину, тебя, Иришку, Тюляева, — перечислил я. — А ты позовёшь в «Юность» Надю Степанову. Хорошая компания соберётся: интересная.

— Почему Надю приглашу я? — поинтересовался Черепанов. — На твоё приглашение она бы скорее согласилась.

— Потому что таково моё условие, Лёша. Я обеспечу тебе компанию Светы. Ты — уговоришь Надю. Ты мне, я тебе. По-моему, всё честно. Разве не так?

— А если Надя не пойдёт? — спросил Алексей.

— Тогда и Света не пойдёт, — ответил я. — Всё просто.

Я опустил руки на клавиши пианино и пропел:

— Жил-был художник один, домик имел и холсты. Но он актрису любил, ту, что любила цветы…