Таверна в другом мире. Том 3

Глава 19

У Телана по его собственному мнению имелось лишь два таланта. Оба не относились к основному классу, но его это нисколько не беспокоило. Первый талант приходил на исключительный талант находить общий язык с кем угодно. Именно это очень помогало ему в детстве, в том месте, где такое умение было жизненно необходимо. А второй талант происходил из первого, и это была его особенная артистичность. Он даже думал стать бардом, но система решила, что класс «лучника» подходит ему больше.

И сейчас, в этот самый момент, он понимал, что его таланты нужны как никогда. От него зависела судьба Маркуса, а тот уже успел занять определённое место в его сердце. И там, где другой отвернулся бы и пошёл другой дорогой, Телан лишь воспылал интересом и искренним азартом.

— Вот это задачка мне предстоит, — прошептал Телан с улыбкой, застыв на верхней ступени широкого крыльца Корпуса Стражей. Его взгляд скользнул по просторной, вымощенной серым камнем Площади Правосудия. По ту сторону, за бронзовым изваянием, возвышавшимся на постаменте, виднелся вход на Стальной рынок.

Место это было известно на весь Мередал — там звенящей музыкой соприкасались лезвия мечей, лязгали доспехи, пахло кожей, олифой и амбициями. Сейчас, конечно, ассортимент расширился: меж щитов поблескивали начищенные посохи, висели рунические мантии, а из клеток доносилось хищное урчание боевых питомцев. Рынок авантюристов. Место пафоса и показной силы.

Но для его деликатных нужд оно не годилось совершенно. Слишком официально, слишком много глаз — не только стражников, но и придирчивых надсмотрщиков от гильдий. Особенно от ненавистной Гильдии Кулинаров, торговавшей там сушёными пайками и концентратами по цене полноценного ужина в таверне. Нет, ему требовалось нечто более… приватное. Место, где сделки заключались шепотом в тени, а товары не имели скучных этикеток.

И он знал, куда идти. Точнее…

— Так, вот проспект Воли, улица Славы… — пробормотал он, развернув на колене потрёпанный лист пергамента, купленный у уличного торговца за пару медяков. — Через переулок Старого алхимика… — его палец скользил по кривым, не слишком аккуратным линиям. Карта была куплена, чтобы просто не заблудиться по дороге в Корпус, а теперь оказалась бесценной. — Кузница «Троллья Сталь»… сквер Громкая лягушка… Ага! Вот же ты! Нижний рынок! — он воскликнул, когда его взгляд упал на небольшое пятно, заштрихованное серым, в самом низу карты, у самой линии, обозначавшей крепостную стену. — Значит, не врал тот тип. Карта и впрямь годная! — на его лице расцвела довольная улыбка. Опыт научил его: радость от редкой честной сделки стоит дороже переплаченных денег. А обманывали его… ну, не то чтобы часто. Просто регулярно.

— Эй, ты! Чё замер⁈ Проход не загораживай! — рявкнул стражник у массивных дубовых ворот, бряцая алебардой.

— Ухожу, ухожу, благородный! — моментально преобразившись в подобострастного простака, Телан засеменил вниз по ступеням, размашисто жестикулируя. — Чисто полюбовался на вашу мощь, загляденье! Какие мышцы! Какой стан!

Не прошло и десяти минут, как он уже сидел на жёсткой скамье запряжённой парой тощих кляч повозки, подпрыгивая на каждой второй булыжине мощения Мередала. Чем дальше они отъезжали от блестящего центра, тем уже становились улицы, тем ниже нависали друг над другом дома с покосившимися ставнями. Воздух густел, наполняясь ароматами не специй, а перегорелого масла, дешёвого угля, помоев и плотной людской массы.

Но странное дело — эта атмосфера не пугала Телана. Напротив, в ней была какая-то грязная, но знакомая правда. Она напоминала ему не дом — дома у него не было — а те смутные времена в приюте «Милость Семи», где выживание было искусством, а доверие — роскошью. Пока другие пассажиры ёжились, нервно ощупывая через одежду кошели, Телан расслабленно облокотился на борт, наблюдая за жизнью улочек. Он чувствовал себя здесь не мишенью, а частью пейзажа. Как рыба в мутной, но родной воде.

Улица, окаймлявшая рынок, представляла собой сплошную вереницу заведений с тускло светящимися фонарями: пивнушки с названиями вроде «Дырявый котёл», бордели без вывесок, где в дверных проёмах лениво маячили силуэты, игорные притоны, откуда доносились сдержанные, но жаркие споры. А за этой линией фронта развлекательного отчаяния начинались уже настоящие трущобы — лабиринт из глинобитных хибар и многоэтажных общих домов, из окон которых свисало бельё, словно бледные стяги нищеты.

И на фоне этого убожества, словно насмешка, то там, то сям взмывали к небу шпили, украшенные позолотой и лепниной. Островки роскоши, цитадели тех, кто наживался на этом дне или просто предпочитал жить за высокой стеной посольства или торговой фактории, игнорируя окружающий хаос. Это был город в городе, и контраст бил по глазам, как пощёчина.

Об этом месте, казалось, забыли все городские власти. Как только повозка свернула с относительно сносной Чистой улицы (название которой звучало теперь злой насмешкой) на подъезд к рынку, Телан понял: дороги здесь — понятие условное. Он ощутил на себе каждый из, как ему показалось, мириада ухабов и ям, пока возница, ругаясь, вёл упряжку к месту высадки. Путешествие закончилось резким толчком, и Телан, расплатившись, ступил на утоптанную, липкую от грязи землю Нижнего рынка.

Именно отсюда, из этой кишащей, дышащей на ладан части города, начиналась самая грандиозная и безумная авантюра в его жизни. Мысль одновременно пугала и заставляла кровь бежать быстрее.

Нижний рынок не встретил, а обрушился на него. Не просто крики и смех, а какофония, где хриплый торг орчихи-мясничихи сливался с визгливыми зазываниями торговца поддельными амулетами, а чей-то дикий хохот перекрывал ругань из-за разбитого кувшина. Воздух был густым коктейлем: дым костров, вонь гниющих отходов, сладковатый запах незнакомых специй и острый, металлический дух страха. Здесь не было видно ни одного синего плаща стражи — если бы такой и появился, он растворился бы в толпе за пару минут, причём не по своей воле.

Он втянул воздух носом и промурлыкал:

— Пахнет родиной!

Прилавки, больше похожие на баррикады, тянулись вдоль древней, поросшей мхом крепостной стены, упираясь в мутные воды реки Сливицы. Товары лежали в живописном, демократичном хаосе. На одном лотке рядом с вязанкой лука могла небрежно валяться изящная стеклянная ампула с бирюзовой жидкостью — яд «Полуночный вздох», запрещённый в пяти королевствах. Чуть дальше старик с лицом, изборождённым шрамами, демонстрировал изощрённый механизм, похожий на паука, — «отмычку для самых капризных замков». Рядом висели связки странных железных колец и ремней, назначение которых лучше было не угадывать.

Но между этим были и горшки, и ткани, и сапоги, и связки сушёной рыбы. Нижний рынок был миром без фильтров, где легальное и запретное существовали в симбиозе, а вопрос цены решал всё.

Стоя на краю рыночного водоворота, Телан на мгновение закрыл глаза, отсекая шум. Внутри него работала тихая, чёткая машина. Он был не покупателем, а скульптором, которому предстояло вылепить из грубой материи несколько новых личин. Не просто одежду — образы, с историей, запахом и походкой.

— Так, начнём со скотовода, пусть будет приезжий, немного неряшливый и глупый, — шептал он, проходя меж прилавков.

Он отправился в дальний угол, где пахло кожей, потом и животными. Торговали здесь вещами для труда, а не для показухи.

За прилавком, увешанным прочными штанами, просторными рубахами и потёртыми кафтанами, стояла орчиха. Её кожа отливала оливково-зелёным, а из-под нахмуренных бровей смотрели умные, пронзительные глаза-изюминки, моментально оценивающие покупателя с ног до головы.

Телан остановился перед висящим кафтаном из некрашеной грубой шерсти. Он потрогал ткань, потёр между пальцами, понюхал.

— Э-это… кэ-кафтан, — начал он, нарочито коверкая слова, растягивая гласные, как человек, больше привыкший кричать на ветру в поле, чем говорить в городской толкотне. — Ск-сколько, госпожа?

Орчиха лениво подняла на него взгляд.

— Четыре серебряных. Шерсть плотная, моли не боится, пятно от дегтя отчистить можно. Прослужит.

— Ч-четыре? — Телан изобразил шок, отшатнувшись, как от укуса гадюки. — Да э-это ж целых т-три овцы! У м-меня за полтора с потрохами в Кроличьей долине б-брали!

— В Кроличьей долине и покупай, — флегматично ответила орчиха, начиная протирать пыль с пряжки на соседнем ремне. — Здесь город. Здесь цена за работу мастера, за доставку и за то, что он тут висит, а не в твоей долине.

— Д-да какой там мастер! — оживился Телан, снова хватая кафтан и демонстративно показывая чуть распустившуюся петлю на шве. — В-вот гляньте! Петля! И п-пахнет… — он сунул нос в рукав и сморщился, — дымом и к-козлом!

— От костра пахнет дымом, — не моргнув глазом, парировала орчиха. — А козёл — это натуральная шерсть. Не красили её. Три серебряных и пять медяков. И я щедра, как королева в праздник.

Торг продолжался ещё добрых пять минут. Телан клялся, что у него дома голодные дети (хотя сам с трудом представлял, как они выглядят), орчиха периодически делала вид, что ей абсолютно всё равно, продастся эта рухлядь или нет. В конце концов они сошлись на цене, которая была чуть выше стоимости ткани, но значительно ниже изначальной.

— Ладно, б-беру, — с деланной неохотой пробурчал Телан, отсчитывая медяки. Потом его взгляд упал на клочок сухого, золотистого сена, торчавший из-под прилавка. Лицо его озарила очаровательная, немного виноватая ухмылка. — А э-это… м-можно ли тростиночку? Одну? Для козо́вки, понимаете. Домашняя, с-скучает. Запах родного стойла, он ей для души.

Орчиха посмотрела на него, на его простодушное, вымазанное городской пылью лицо, и хрипло фыркнула — то ли усмешка, то ли вздох.

— Бери, романтик, — буркнула она, выдернув из вязанки пучок побольше.

— С-спасибо преогромное! — Телан почтительно кивнул, с благоговением приняв сено. Он тут же, с привычным жестом, ловко заткнул душистый пучок за свой новый, ещё пахнущий кожей пояс. Маленькая деталь. Но теперь, глядя на него, любой мог подумать: «Явно с предгорья, пастух или мелкий скотовод, только в город за провизией или наймом». Костюм стал биографией. Орчиха, уже забыв о нём, повернулась к следующему покупателю, а Телан растворился в толпе, неся с собой запах дымных костров и дальних пастбищ.

Следующим пунктом он выбрал лавку на рыночной улице, он специально не закупал всё по рядам, а мелькал то там, то тут. И лавка напоминала логово троглодита, полумрак, сотканный из паутины и пыли, висящей в воздухе. Вдоль стен громоздились груды ткани, шкур и готовой одежды, на которую, казалось, махнули рукой ещё при прошлом императоре. Хозяин, костлявый человек с вечно поджатыми губами и иглой, торчавшей из обшлага его же рубахи, молча наблюдал, как Телан копается в куче.

— Э-этот, — Телан вытянул из груды плащ. Он был землисто-серого цвета, капюшон выгорел до грязно-белого на макушке, а по подолу тянулись неуверенные бурые разводы — то ли грязь, то ли старая, въевшаяся кровь. Телан поднёс ткань к носу, глубоко вдохнул. Пахло пылью, дождём, древесным дымом и солью — запах бесконечных миль под открытым небом. Идеально.

— Мерь, если хочешь, — хрипло произнёс хозяин, даже не пошевелившись.

— Он… не слишком бросается? — спросил Телан, уже примеряя плащ на плечи. Тяжёлая, грубая шерсть легла, как вторая кожа, капюшон нависал, скрывая половину лица.

— Только для могильщиков и беженцев, — буркнул торговец. — Два серебряных. Не торгуемся.

— За этот хлам? — Телан фыркнул, но уже доставал кошель. Он понимал, что цена справедлива за такую идеальную подлинность. Он заплатил молча, свернул плащ в тугой рулон и вышел.

Следующая точка была полной противоположностью — залитый неровным светом сальной лампы прилавок, ломящийся от дешёвой роскоши. Здесь всё блестело, мигало и кричало. Телан выбрал рубаху сразу — она висела, как вызов, ярко-алая, из самого дешёвого, колючего бархата. Локти уже были слегка потёрты до блеклой основы, что только добавляло ей характера — рубаха прожигателя жизни, знающая вкус дешёвого эля и липкие столешницы таверн.

— О, выбор джентльмена! — запел тощий торговец с масляными усиками. — Цвет страсти! Все взгляды будут вашими!

— И все насмешки тоже, — парировал Телан, но в голосе звучала игра. Он прикинул рубаху на груди. — Сколько?

— Всего пять серебряных! И для вас — в подарок вот этот шедевр! — торговец вытянул широкий ремень с пряжкой размером с хороший блин, на которой был выгравирован какой-то то ли дракон, то ли толстый голубь.

— Три, — сказал Телан, снимая рубаху. — И голубя этого в придачу.

— Четыре! И это горный грифон, символ мощи!

— Три. И он похож на объевшегося голубя. Мне подходит.

Торговец с драматическим вздохом сдался. Телан, довольный, сунул покупки в кольцо. Теперь у него был наряд для человека, который хочет, чтобы его запомнили — даже если потом об этом придётся жалеть.

Для предпоследнего образа Телан нашёл тихую, почти аптекарскую точку. Здесь продавали скромную, но качественную одежду для небогатых горожан: клерков, учителей, мелких лавочников. Хозяйкой была пожилая женщина с удивительно прямой спиной и внимательным взглядом швеи.

— Мне нужно что-то… респектабельное, но недорогое, — сказал Телан, на этот раз чётко и грамотно. — Для встреч с поставщиками.

Женщина молча кивнула и через мгновение подала ему камзол тёмно-зелёного, почти изумрудного цвета. Ткань была плотной, шерстяной, но без изысков. Плечи чуть выцвели, будто от долгого ношения под солнцем или у окна конторки. Камзол был чистым, отутюженным, но в этой опрятности читалась не бедность, а бережливость и чувство собственного достоинства.

— Отличная работа, — оценил Телан, примерив. Камзол сидел безупречно, не стесняя движений. — Сколько?

— Два серебряных и семь медяков, — ответила женщина.

— Два серебряных, — мягко, но настойчиво сказал Телан. — И я буду рекомендовать вашу лавку. Честное слово.

Женщина подумала секунду и кивнула.

— Два серебряных. Но только потому, что вы оценили работу, а не ткань.

Телан расплатился, аккуратно сложил камзол. Этот наряд не требовал легенды — он сам был легендой о тихой, упорной жизни, прожитой по правилам. Телан вышел на шумный рынок, неся в сумке три новые судьбы, три маски, готовые к выходу на сцену под названием «Мередал».

Но главный, самый опасный трофей ждал его в другом месте. Телан углубился в самый тёмный и тихий закоулок у самой стены, где торговали не товарами, а информацией и возможностями. Здесь не кричали. Здесь шептались. Он нашёл того, кого искал, по намёку, выловленному из разговора двух контрабандистов у повозки. Это была щель между двумя домами, завешенная грязным полотном. За ним, в полумраке, сидел сухопарый человек с пальцами ювелира и глазами крысы.

— Мне нужна… униформа, — тихо сказал Телан, опустив голову, но следя за реакцией из-под лба.

— Униформ много. Стражников? Почтовых? Цеховых учеников?

— Гильдия Кулинаров. Средний член.

В воздухе повисло напряжённое молчание. Торговец внимательно, почти физически ощупывал его взглядом.

— Рискованный интерес, гильдийные и сварить заживо могут, эти не любят терять деньги.

— Цена отражает риск? — парировал Телан, заставляя голос звучать твёрже, чем он себя чувствовал.

Торг был нервным, быстрым, с постоянными взглядами через плечо — причём у обоих. Сумма оказалась втрое выше разумной, но, когда торговец вынес свёрток и развернул его, Телан понял, что заплатил не за ткань. Камзол был тёмно-бордового бархата, тяжёлым и дорогим на вес. По груди и рукавам тончайшей золотой нитью была вышита гирлянда: пшеничные колосья и сочная виноградная лоза. Это была не просто одежда. Это был знак принадлежности. Его прикосновение вызывало мурашки — смесь отвращения и азарта. Он аккуратно засунул его в кольцо, будто гремучую змею.

Весь этот процесс происходил под неумолчный аккомпанемент Нижнего рынка. Рядом орк-мясник с окровавленным фартуком оглушительно рубил тушу, припевая хриплым гортанным голосом. У стены два гнома, похожие на бородатые валуны, что-то яростно и ворчливо обсуждали, тыкая друг в друга короткими пальцами. Чуть поодаль эльф с лицом, вырезанным из холодного мрамора, презрительно предлагал пучки сушёных трав «от тоски бессмертной души» и «для ясности ума смертного». Воздух был густым бульоном: пряный дым от жаровен с шашлыком из неизвестного мяса, сладковатая вонь перезрелых фруктов, кислый дух пота и прогорклого масла, тяжёлые ноты кожи и металла.

И в этом хаосе Телан чувствовал себя странно защищённым. Он был уязвим — один, с чужими золотыми в поясе, покупающий краденые личности. Но эта самая анонимность была его щитом. Здесь никто не ждал Телана. Здесь он был никем. Призраком, который мог надеть любое лицо и раствориться в гуле голосов, в пестроте одежд, в этом великом, равнодушном кипении жизни на дне города. Он вдохнул этот густой, откровенный воздух полной грудью. Гримёрка была готова. Пора было выходить на сцену.

Телан нырнул в зловонную, но укромную нишу между двумя складами, превратив её в импровизированную гримёрку. Через несколько минут из тени вышел уже не он, а тот самый скотовод. Он встряхнул плечами, вживаясь в походку — чуть раскачивающуюся, будто от долгой езды на упряжном яке. Поправил пучок сена на поясе и, нахмурив лоб под стриженой чёлкой, направился к сердцу рыночной коммуникации — к фонтану.

Фонтан «Три Беззубые Твари», из пастей которых сочилась, а не била ржавая вода, был нервным узлом Нижнего рынка. Здесь сходились все потоки: грузчики, карманники, наёмные свидетели, сводники и, конечно, новостники. Искусство последних заключалось в том, чтобы не стоять на месте, а кружить, как форель на перекате, улавливая каждую струю слуха.

Найти нужного новостника в этой каше из криков, запахов и мелькающих лиц было непростой задачей. Но у Телана был нюх на таких. Тип был узнаваем с полусотни шагов: вечное движение, жадные глаза, впитывающие всё вокруг, и жилетка — священный артефакт его гильдии, каждый карман для отдельной сплетни, слуха или компромата.

Телан пристроился у фонтана, сделав вид, что поправляет сапог, и наблюдал. Фиппик кружил, как коршун: к одному подбегал с вопросом, другому что-то нашептывал, третьего оценивающе оглядывал. Он был не просто собирателем, он был фильтром и усилителем.

Дождавшись момента, когда Фиппик на секунду замер, чтобы записать что-то на пергаменте и сунуть в жилет, Телан «случайно» налетел на него, наступив по пути на мозолистую ногу старому гному-рудокопу.

— Ой, простите, господин хороший, не заметил в толкотне! — закопошился он, обращаясь к гному, но его взгляд уже был прикован к полурослику. — Беспорядок, прямо скажем, беспорядок!

Не давая Фиппику ускользнуть, он ловко перехватил его, схватив за рукав жилетки. Его собственные глаза стали круглыми, как блюдца, полными важности простолюдина, принесшего весть из самого сердца событий.

— Слышал новость? — выпалил он, перекрывая шум фонтана. — Только что с дороги! За Скалистой грядой, на прошлой луне! Караван Тарги Удачливого!

Фиппик выдернул рукав, не меняя выражения скучающей профессиональной усталости.

— Слышал, — буркнул он, уже косясь на пару подозрительных типов у фонтана. — Говорят, на него гоблины напали. Обычное дело. Некупеческая цена страховки — вот и вся новость.

— Гоблины? — фыркнул Телан, понижая голос до конспиративного шепота и оглядываясь так, будто боялся, что их подслушают тени. — Да там шайка орков и троллей на сотню голов! Их всех… понимаешь, всех… одного повара караван нанял. От голода смертного избавить, еду сварить. А он их… от смерти избавил.

Фиппик медленно перевёл на него свой взгляд. В нём ещё плескался скептицизм.

— И как же, интересно? Кастрюлей зарубил?

— Сковородкой приложил, говорят, — с важностью сказал Телан, делая взрывной жест пальцами. — А потом всех собрал, и огромным котлом прихлопнул! Сам видел! — с бешенными глазами не отставал Телан, — Безумный, его зовут. Повар. Всех. Положил. Точно безумный…

Фиппик рассмеялся. Коротко, сухо, как треск сухой ветки.

— Сказки. Для детишек у очага, чтобы кашу доедали.

Телан сделал вид, что обиделся. Он отступил на шаг, надул щёки, будто простодушный мужик, чью правду ставят под сомнение.

— Сам Тарга Удачливый в городе! — выпалил он с внезапной горячностью. — Спроси! Он в конюшнях «Золотого Обода» ночует! У него теперь тотем этого повара на самой видной телеге привязан! Деревянную ложку там какую-то, да половник! За удачу держит! Говорит, пока они с ним — никакая нечисть не прицепится!

Это была чистейшей воды наглая выдумка. Но Телан играл на глубинной струне людской психологии: если герой совершил нечто невероятное, люди не просто верят в это — они начинают верить в его атрибуты, в его след в мире. Им хочется, чтобы у Тарги был такой тотем. Это делало историю осязаемой.

Фиппик перестал улыбаться. Его глаза-бусинки сузились, превратившись в блестящие щелочки. Он не стал ничего говорить Телану. Вместо этого он ловким, почти незаметным жестом подозвал своего напарника — угрюмого, молчаливого человека в простом плаще, с бумажками и грифелем за поясом. Они отошли на пару шагов, и Фиппик что-то быстро зашептал ему на ухо. Тот кивал, его глаза бесстрастно скользили по Телану, запоминая.

— Тарга и вправду в городе. Не в «Золотом Ободе», но всё же… — тихо, но чётко проговорил напарник, словно отчитываясь. — Привёз партию голубых кристаллов из Ущелья Ветров. Вид у него… бодрый. Не сильно пострадавший.

Этого было достаточно. В глазах Фиппика вспыхнул тот самый азарт — холодный, алчный, азарт охотника, учуявшего след редкого зверя. Он вернулся к Телану.

— Если подтвердится деталь с тотемом… или хотя бы суть… — он прищурился, — серебряный твой. Имя твоё как? Где искать?

Но Телан уже отступал в толпу, растворяясь в ней с мастерством, отточенным годами жизни на улице. Он махнул рукой, как бы отмахиваясь от денег.

— Проезжий я. За новостью… — он сделал многозначительную паузу, указывая пальцем куда-то в небо, будто на уходящую луну, — вернись сюда. Услышишь.

И он повернулся, смешавшись с потоком людей. Он не оглядывался. Он знал, что семя упало в самую благодатную почву — в жадное любопытство профессионального сплетника. Фиппик уже мысленно примерял сенсацию о «Безумном поваре, разгромившем сотню орков» к текущим новостным сводкам. Даже если сам Тарга лишь недоуменно пожмёт плечами, слух уже пойдёт гулять по городу, получив индульгенцию от новостника: «Есть интригующая информация, проверяем». А в мире слухов такая формулировка дорогого стоит. Первая искра была высечена.

Телан сменил облик в полутёмном переулке, как змея кожу. Прошлое одеяние уступило место скромному тёмно-зелёному камзолу. Он поправил воротник, смахнул невидимую пылинку с плеча и выражение лица сменил на сосредоточенно-деловое. Из взволнованного простака он превратился в мелкого торговца, озабоченного городскими новостями. Цель теперь была иной: не сеять слухи в темноте, а задействовать почти официальные рупоры.

Он покинул хаос Нижнего рынка и направился к Площади Фонтанов — настоящему сердцу гражданской жизни Мередала. Здесь воздух был другим: не густым от вони, а наполненным запахом жареных каштанов, свежего хлеба и дорогого парфюма. Здесь на перекрёстках, словно живые памятники, стояли Вестники.

Это была полулегальная гильдия, чей статус зыбко балансировал между городской необходимостью и постоянным подозрением властей. Они не были бродягами. У них были закреплённые места, осанка, громовые, поставленные голоса и кодекс. Их словам верили больше, чем шепоту в таверне, ибо они рисковали не только деньгами, но и репутацией, а за ней — и местом под солнцем, а то и свободой.

На Нижнем рынке он успел узнать, что Старшего Вестника главной площади звали Боргар. Пожилой, седой, с лицом, изрезанным морщинами. Его голос, низкий и раскатистый, мог перекрыть грохот проезжающей повозки. Он стоял у Большого Фонтана, неподвижный, в простом сером балахоне, и его пронзительные голубые глаза замечали всё.

Телан подошёл к нему без суеты, с почтительным кивком, на который Боргар ответил едва заметным движением брови.

— Нужно объявление, — сказал Телан чётко, без лишних слов, выдерживая тон человека, который платит за услугу.

— О пропаже, найме, продаже? — отчеканил Боргар, не меняя выражения.

— Новость. Городского значения.

Голубые глаза сузились. Боргар ненавидел распространять непроверенное. Но гильдия жила на деньги, а не на принципах.

— Изложите. И предложите.

Телан сделал шаг ближе, понизив голос до убедительного шепота, который все же нёс нужную информацию.

— Маркус Освальд, известный как Безумный повар. Владелец таверны «Драконий Котёл» близ Ирителя. Взят стражами сегодня утром по формальному обвинению. Заявление от Гильдии Кулинаров. Люди должны знать.

Боргар хмыкнул, но это был хмык оценки, а не отказа.

— Гильдия на гильдию… щекотливо. Доказательства?

— Достаточные для ареста. Моя информация — сам видел. — Телан положил на каменный парапет фонтана три аккуратных стопки по пять золотых монет в каждой. Металл мягко брякнул. — За ваш труд. За непроверенность. — проговорил он, показывая первые две стопки.

Боргар взглянул на деньги, потом на Телана.

— Цена высока. За простую новость.

— Потому что это не просто новость, — Телан указал на третью стопку, — За вашу верность. Не хотелось бы, чтобы Гильдия Кулинаров поменяла ваше мнение.

— Вестники не меняют своего мнения, приняв плату, — проговорил он, сгребая монеты, — Скоро весь город будет знать об этом. И на то мы Вестники, что всегда знаем, где ложь, а где правда.

Тут даже Телан поёжился от той немой силы, что исходила от старика.

— Благодарю, — поклонился он.

Он пошёл по площади, про себя проговаривая:

— Первый акт сыгран. Время для второго… — а на лице растянулась предвкушающая улыбка, — Скоро они очень сильно заплатят.