Глава 20

Следующая часть плана требовала не денег, а актерского мастерства. Телан снова сменил облик, на этот раз в вонючей, но безлюдной подворотне близ таверного квартала. Он решил применить технику «очевидца». Он должен был не рассказать, а пережить историю заново для каждого слушателя.

Таверна «Потный гном» встретила Телана волной густого, тёплого воздуха, пахнущего прокисшим пивом, жареным салом и немытой шерстью. Он протиснулся к стойке, получил свою порцию мутной жидкости, похожей на пиво, и нашёл свободный угол за грубым дубовым столом. Его соседом был орк. Не просто большой, а прямо матерый. Зелёная кожа в шрамах, один из которых аккуратной белой полосой рассекал оба прищуренных глаза, выдавая бывалого вояку. Он молча, методично уничтожал миску тушёной требухи.

Телан сел, не глядя на соседа, и уставился в свою кружку, как в колодец. Он не пил. Он просто сидел, сгорбившись в своём скромном, вылинявшем камзоле, и его плечи медленно опускались всё ниже под невидимой тяжестью.

— Всё к чертям… — прошептал он так тихо, что слова почти потонули в общем гомоне. — Всё к чертям… — повторил он чуть громче, уже будто сам для себя.

Орк продолжил жевать, лишь на мгновение задержав ложку в воздухе.

— Шесть месяцев, — голос Телана стал чуть громче, надтреснутым от отчаяния. — Шесть месяцев копил, лучшую шерсть в округе закупал… А теперь они… — он резко всхлипнул, и это было настолько искусно и внезапно, что орк наконец медленно повернул к нему свою массивную голову. — Гильдия Ткачей. Цены на нить подняли. Будто не из овечьей шерсти её делают, а… а ткут из лунного света для королевских подштанников! Втридорога! Как я мастерскую теперь содержать буду? Закрывать, значит… всех девчонок-прях по миру пускать…

Он замолчал, сделав глоток своего отвратительного пива, и поморщился — не от вкуса, а от горечи судьбы. Потом, словно пелена с глаз спала, он впервые поднял взгляд на орка. В его глазах была не просто жалоба, а потребность понять.

— А ты… слыхал про того повара? — спросил Телан, внезапно оживляясь. — Что в Ирителе таверну держал. Такой же малый человек был. Не гильдейский принц, не маг… Руками работал. Место себе поднял, честным трудом, с нуля.

Орк хрипло крякнул, что могло означать что угодно.

— Так вот, — Телан понизил голос до конспиративного шёпота, наклоняясь через стол. — Он им, кулинарам этим, тоже не понравился. Слишком независимый, видать. Пришли к нему с «предложением». С данью, понимаешь. А он отказался. — Телан сделал паузу, давая осознать чудовищность этой дерзости. — Ну, и началось… Сначала на него «герои» наехали. Благородные такие, с бумагами, с выдуманными долгами… Потом, я слышал… — его голос стал леденяще тихим, — Красную Лапу наняли.

Теперь орк перестал жевать. Его единственный видимый глаз пристально уставился на Телана.

— Красную Лапу! — повторил Телан, и в его голосе вновь зазвенела та самая подлинная, заразительная горечь. — Чтобы простого повара убить! Только тот не из того теста оказался, избавил тракт от Лапы! А они на него бумажки натравили, долги повесили, и в тюрьму упекли! Сидит сейчас, слышал, в Корпусе на площади. Блохи кусают, а они… они его дело там затягивают, чтоб сгноить… — Он откинулся на спинку скамьи, и его взгляд стал пустым, устремлённым в никуда. — Где она, справедливость-то? Где? Для кого закон пишут? Для нас с тобой или для них?

Раздался оглушительный ГРЯМ! Орк врезал своим кулачищем, размером с окорок, по дубовому столу. Кружки подпрыгнули, пиво расплескалось.

— КРЫСЫ! — проревел он хриплым, полным искренней ярости гортанным рёвом, от которого на миг затихла вся их половина таверны. — ВСЕ ОНИ КРЫСЫ! С ГИЛЬДИЯМИ, С ЗАКОНАМИ СВОИМИ! ЖРУТ МЕЛКИХ, КАК МЫ!

Он тяжело дышал, мощная грудь ходила ходуном. Потом он мрачно ткнул ложкой в свою миску.

— Повар твой… зря он с ними связался. Не выстоять одному.

— А разве должен был стоять? — тихо, но чётко спросил Телан. — Разве это правильно?

Орк ничего не ответил. Он лишь ещё раз мрачно крякнул и продолжил есть, но теперь его жевание было яростным, словно он перемалывал кости самих гильдейских старшин. Телан допил своё пиво, оставил на столе медяк и вышел в вечерние сумерки, оставляя за собой в таверне не просто жалобу, а посеянное зерно яростного, личного возмущения.

«Последний привал» был другим зверем. Здесь воздух был пронизан не безысходностью, а усталой бдительностью. Запотевшие кружки стояли рядом с точильными брусками, а скрежет стали о кожу был привычнее смеха. Здесь ценили не жалобы, а оценку обстановки.

Телан вошёл, неся на плечах невидимый груз дальних дорог. Его плащ пропах пылью и дождём, а свежий, грозный шрам от уха до подбородка (сделанный из смеси воска и сажи) говорил красноречивее любых слов. Он подошёл к стойке, где бармен-гном с седой, заплетённой в сложные косы бородой, без выражения мыл бокал стоя на табурете.

— Эль, — бросил Телан хриплым, сорванным в криках голосом, швырнув на стойку пару медяков так, будто они были последними.

Гном кивнул, налил. Телан сделал большой глоток, поставил кружку с глухим стуком и, не отрывая взгляда от тёмной жидкости, бросил в пространство:

— Слыхали новость?

Его тон был не для жалоб. Он был для обмена информацией между равными. Бармен медленно поднял на него взгляд, несколько голов у ближайших столов повернулись.

— На караван Тайги напали орки. Десятки. Ещё и с троллями, — продолжил Телан, сделав ещё глоток. Он говорил ровно, но громко, с лёгким презрением профессионала к дилетантскому ходу. — И знаете что? Повар всех вытащил, не герой какой.

— Повар? — спросил гоблин неподалёку.

— Да-да, не переспрашивай. Повар. Тот самый, что, поговаривают, под Ирителем Лапу на тот свет отправил в одиночку.

— Безумный что ли? — спросил кто-то из тёмного угла, нанятый десять минут назад Теланом, — На него ещё Гильдия Кулинаров быковала, да?

— Да, — кивнул Телан, — В Ирителе отбился кое-как, а сейчас…

В углу кто-то тихо присвистнул. Это был звук уважения.

— Что сейчас? — спросил гном, его пальцы продолжали вытирать бокал. — Снова за дело взялись?

— Взялись, — кивнул Телан, и на его лице промелькнула кривая усмешка. — Засадили в клетку стражи. Формально — за долги. — Он фыркнул, и это был самый красноречивый звук за весь вечер. — Гильдия заказчиком числится, даже не прячется. Вот и думай. Нанять Красную Лапу, чтобы конкурента убрать… Это ж не сила. Это признание собственной слабости. Не смогли честно перекупить, не смогли честно разорить — пошли к головорезам. Мелочно. Жалко.

Он отпил, давая словам осесть. Потом добавил, уже скорее самому себе, но так, чтобы все услышали:

— За такого повара, что пять десятков орков разметал, я бы в свою бригаду взял, не думая. Сила — она редко в правильных бумагах лежит. А они её в каземат засунули. Глупость редкостная.

Он не ждал бурной реакции. Здесь её и не последовало. Но в тишине, воцарившейся на несколько секунд, был слышен скрежет точильного камня, который замедлил ход. Кто-то через стол мрачно кивнул. Другой переставил свой меч на стуле, словно переосмысливая что-то. Никаких криков. Здесь был просто холодный, профессиональный пересмотр рейтинга. Гильдия Кулинаров в глазах этих людей только что опустилась на несколько пунктов. Не потому, что злая, а потому что слабая и недальновидная. А в их мире это был приговор куда страшнее.

Таверна «Три листа» встретила его теплым светом качественных ламп, запахом жареного миндаля и дорогого табака. Здесь сидели не сломленные жизнью и не уставшие воины, а люди в хороших камзолах. Люди, которые верят в систему, потому что кормятся с ее краев.

Телан вошел, и его бархатный камзол с золотой виноградной лозой мгновенно отметили десяток взглядов. Он прошел к стойке с чуть развязной, чуть нетвердой походкой человека, уже отметившего успех парой бокалов.

— Вино, — бросил он бармену, звонко положив на стойку серебряную монету. — Не ту кислятину, что вчера. Что-нибудь… с телом.

Получив бокал темно-рубиновой жидкости, он обернулся, будто ища, с кем бы разделить триумф. Его взгляд упал на молодого человека в скромном, но чистом плаще — вероятно, помощника торговца.

— Эй, приятель! — Телан широко улыбнулся, подняв бокал. — За успех! Чокнемся?

Тот, слегка смутившись, но не решаясь отказать гильдейцу, нехотя поднял свою кружку с пивом. Бокалы звонко встретились.

— Успех? — неуверенно переспросил молодой человек.

— А как же! — Телан сделал театральный глоток, закатил глаза от наслаждения и понизил голос до доверительного, но все еще слышного в тишине таверны тона. — Наш цех, брат, нынче на подъеме. Чувствуется сила, понимаешь? Вот, к примеру, была одна таверна на окраине… Конкуренцию создавала, клиентов переманивала. Да и владелец новенький, упёртый… Маркус Освальд, ха-ха. Его местные «Безумным поваром» прозвали. Не шёл он на уступки, не верил в гильдию. Недобросовестно, понимаешь?

Он помедлил, наслаждаясь вниманием не только своего собеседника, но и нескольких пар ушей за соседними столиками.

— Ну, мы, недолго думая… — он сделал многозначительную паузу и щелкнул пальцами. — Хозяина — в каземат. Формальности, бумажки… Пришили старый долг, пару свидетелей. И все, вопрос решен. Заведение скоро с молотка пойдет, и мы его за гроши приберем. Бизнес, ничего личного.

Его собеседник побледнел и отпил глоток пива, чтобы скрыть смущение. Телан же сиял.

— А повар там, ха, забавный был! Думал, на своей кухне он король и против гильдии устоит. — Он фыркнул, и в этом звуке было столько циничного презрения, что у молодого человека дрогнули пальцы на кружке. — Ничего, нашли, за что зацепиться. Всегда найдется, если захотеть. Закон, брат, — он многозначительно постучал пальцем по краю стола, — он для тех, кто умеет его… правильно читать.

Он допил вино, поставил бокал со звоном и, дружески хлопнув ошеломленного юношу по плечу, направился к выходу, оставляя за собой гробовую тишину. Не было ни возмущенных криков, ни грохота кулаков по столам. Было нечто худшее: холодное, безмолвное понимание. Презрительные взгляды тех, кто презирал наглость. Испуганные — тех, кто увидел в этом свое возможное будущее. И расчетливые — тех, кто тут же начал оценивать, как бы им оказаться по «правильной» стороне такого закона.

Они не просто слушали. Они верили. Потому что в каждом слове этого развязного гильдейца звучала неприкрытая, отвратительная правда о том, как этот мир часто работает. Телан вышел на ночную улицу, сбросив с плеч маску наглеца, и вздохнул с облегчением. Самый отвратительный спектакль был сыгран. И он попал в самую точку.

И к вечеру город бурлил. Слухи, выпущенные Теланом, начали жить собственной жизнью, сталкиваться и меняться. В одном переулке говорили о герое-поваре, спасшем караван и павшем жертвой зависти. В другом — о мелком бизнесе, раздавленном гильдейским сапогом. В третьем — о позоре гильдии, которая не может справиться честно и нанимает головорезов. Но красной нитью через все версии проходили три имени: Безумный повар, Гильдия Кулинаров и Красная Лапа.

Репутация гильдии, еще утром бывшая просто дымкой недоверия, к ночи превратилась в густое, черное облако народного гнева. Они уже не были уважаемым цехом. В глазах обывателей они стали бандой жадных вымогателей, которые ради прибыли готовы ломать судьбы и нанимать убийц. Телан, измученный, но ликующий, наблюдал за этим из окна дешевой ночлежки. Буря, которую он посеял, набирала силу. Завтра предстояло добавить в нее последнюю, самую эффектную искру.

— Второй акт вышел отличным. Пришло время третьего, — ухмыльнулся он.

Утро застало Телана в дешевой ночлежке «У кривого фонаря» в закаулке и десяти минутах до главной площади. Он не спал, а лежал, уставившись в потолок с трещиной, похожей на карту незнакомого континента. Внутри все было спокойно, как в эпицентре бури. Он мысленно прокручивал план последний раз. Это был самый опасный этап — выход из тени на свет, прямая провокация. Он должен был не просто обмануть, а публично опозорить гильдию на ее же поле.

Он встал и, не зажигая свечи, достал из сумки тот самый бархатный камзол. В полумраке он казался черным, но, когда Телан надел его, ткань тяжело и неумолимо легла на плечи, а золотая вышивка мерцала в слабом свете из окна, словно змеиные глаза. Он поправил воротник, ощущая, как учащается пульс. Он застегнул все пуговицы, придавая себе вид чопорного и важного гильдийца.

Телан вышел на улицу, когда солнце уже вовсю освещало город, но еще не достигло зенита — час самого активного, азартного торга. Средний рынок кипел, как переполненный котел. Этот был самым большим и общим, сюда стекались торговцы с других городов, фермеры, местные мастера. Он шел сквозь толпу, и люди невольно расступались перед его дорогим, гильдейским видом, бросая в спину взгляды, в которых смешивались страх, ненависть и подобострастие.

Его цель была выбрана не случайно. В дальнем, но видном ряду, у самой стены, сидела на складном стульчике старуха-полуросличка. Ее лицо, изборожденное морщинами, напоминало спелое яблоко, но глаза были остры, как у молодой сороки. Перед ней на чистой холстине лежали Ягоды Тенистых холмов — мелкие, иссиня-черные, источающие густой, сладкий, почти опьяняющий аромат. Редкий, сезонный товар. Цена — ползолотого за меру. Их скупали алхимики для эликсиров и богатые повара для изысканных соусов и десертов. Старуха была легендой рынка — все знали, что торговаться с ней бесполезно, а качество ее товара безупречно.

Телан подошел к лотку, остановился, окинул ягоды высокомерным взглядом и, не здороваясь, возвысил голос так, чтобы его слышали на три ряда вокруг.

— От имени Гильдии Кулинаров! — его слова прозвучали, как удар гонга, на мгновение заглушив гомон. — По гильдейскому праву приоритетной закупки скупаю всю партию по утвержденной закупочной цене. Пять серебряных за меру. Упаковывай.

Наступила секунда ошеломленной тишины. Пять серебряных. Это было в десять раз ниже справедливой цены. Это было даже не грабеж. Это было плевком в лицо.

Первой взорвалась сама старуха. Ее лицо покраснело, а глаза вытаращились от бешенства.

— Пять серебряных⁈ — взвизгнула она, вскакивая. — Да ты, щенок паршивый, с дуба рухнул⁈ Это ягоды с Тенистых! Их месяц в горах собирают! Иди проспись!

Но ее крик лишь подлил масла в огонь. Ропот, который уже зрел в толпе, превратился в гул возмущения.

— Слышали⁈ Гильдейское право! — завопил кто-то.

— Да они совсем зажрались! У старухи последнее отбирают!

— Грабят средь бела дня! — пронеслось над рядами.

Телан стоял, выпрямившись, с холодным, надменным выражением лица, будто не слыша криков. Он даже протянул руку, чтобы взять одну из корзинок. В этот момент старуха, не помня себя от ярости, швырнула в него пригоршней спелых ягод. Темно-сизые шарики разбились о дорогой бархат его камзола, оставили сочные, пурпурные пятна. Это был идеальный, живописный акт народного гнева.

Именно в этот момент из толпы, словно из-под земли, выросли двое. Они были в таких же бархатных камзолах, но их вышивка была скромнее, а на груди у каждого висел оловянный гильдейский знак. Их лица, обычно самодовольные, были перекошены яростью и недоумением.

— Ты кто такой⁈ — проревел тот, что был покрупнее, хватая Телана за рукав мертвой хваткой. — Где твой знак⁈ Какой старший отдавал приказ⁈

Телан изобразил панику — туповатую, испуганную панику мелкого сошки, попавшегося с поличным.

— Мне… мне сказали… — забормотал он, пытаясь вырваться, — Старший советник у склада… он велел… гильдейское право…

— Какой старший приказчик⁈ — рявкнул второй гильдеец, загораживая ему путь. — Мы здесь закупки ведем! Ты самозванец!

Толпа замерла, наблюдая за разборкой. Это было даже лучше, чем надеялся Телан. Гильдия сама себя изобличала на его же глазах.

— Отпустите! — взвизгнул Телан, из последних сил дергаясь. Хватка гильдейца на миг ослабла — то ли от неожиданности, то ли от презрения к этой «мышиной» возне. И этого мига было достаточно, — Пространственный прыжок, — шепнул он едва слышно.

И исчез.

Точнее, для окружающих это выглядело именно так. Рука гильдейца, сжимавшая пустой воздух, судорожно дернулась. Сам Телан материализовался в двадцати шагах от них, у лавки с глиняными горшками, возникнув из ниоткуда так внезапно, что опрокинул стопку плошек. Он нарочито неуклюже споткнулся о разбитую черепицу, едва не упал, отчаянно замахал руками и, с диким, перепуганным визгом, ринулся прочь, петляя между лотками и растворяясь в хаосе рынка.

Двое настоящих приказчиков стояли, красные как раки, под перекрестным огнем взглядов и криков. Они пытались что-то кричать в свое оправдание, но их голоса тонули в волне народного гнева. Пятна от ягод на развороченной земле и опрокинутые горшки были немыми свидетелями их публичного унижения. Толпе было уже всё равно, гнев обретал конечную форму. И его создал вовсе не Телан, а годы и годы давления гильдий.

Итог утра был оглушительным. Гильдия Кулинаров не просто попала в центр скандала. Она была публично опозорена в глазах тех, кого считала своей кормовой базой — мелких торговцев и поставщиков. У них был «свой» человек, который грабил старух и скрылся у всех на виду, а сама гильдия оказалась беспомощной, не имевшей понятия кто это и зачем всё это.

Телан, уже давно сменивший камзол на самую невзрачную одежду скотника и сидевший на крыше одного из складов, наблюдал, как волна возмущения расходится от рынка по городу. Он выдохнул. Первая часть плана Освальда была выполнена. Буря, которую он посеял, теперь бушевала сама по себе. Оставалось только ждать, когда давление этой бури станет для гильдии невыносимым. Он достал краюху хлеба и отломил кусок. Работа была сделана. И сделана блестяще.

Финальный аккорд прозвучал не в гуле толпы, а в гробовой тишине глухой подворотни, зажатой между слепой стеной склада и покосившимся забором. Сюда не доносилось ничего, кроме капающей с карниза воды и далекого, приглушенного рынком звона колокола, отбивавшего полдень.

Телан скинул с себя последнюю маску. Под ним оказалась простая, запачканная потом рубаха. Он стоял, опершись ладонями о холодную, шершавую каменную стену, и дышал глубоко и редко, пытаясь унять дрожь в коленях. Не страх — его уже не было. Адреналиновое похмелье, пустота после финального, головокружительного акта.

Он проделал всё. За сутки он был скотоводом, скромным торговцем, надменным гильдейцем, жертвой, наемником и хвастуном. Он засеял слухи в плодородную почву новостника, запустил их в официальное русло через вестников, разжег искры народного гнева в трех тавернах и, наконец, устроил публичный спектакль-провокацию, который навсегда впишется в городской фольклор. Город, этот живой, дышащий организм, теперь бурлил ядом, который он впрыснул в его кровь. Гильдия Кулинаров из уважаемого института превратилась в глазах улицы в банду магических вымогателей и неудачливых дураков.

Измотанность валила с ног, но под ней, как родник подо льдом, билась тихая, чистая ликующая струна. Он сделал это. Не сорвался, не провалился, не был пойман. Он переиграл систему на ее же поле.

Он поднял голову, глядя в узкую щель между крышами, где виднелось бледное полуденное небо. Где-то там, за этими крышами, в каменной коробке Корпуса Стражей, сидел человек, чья судьба теперь висела на этом тонком, невидимом паутинном мосту слухов и общественного мнения.

— Держись, Маркус, — прошептал Телан, и его голос, сорванный и хриплый после дня непрерывных перевоплощений, прозвучал в подворотне с неожиданной твердостью. — Теперь твой выход.

Он вышел из подворотни и растворился в потоке обычных горожан, никто и звать никак, просто еще одна тень в сумеречном, взбудораженном городе, который сам того не зная, уже пел составленную им песню. Песню о Безумном поваре и жадной гильдии. Песню, которая должна была стать ключом от камеры. Стать новой легендой.

* * *

Завтра всеми силами постараюсь выложить финальную главу тома и сразу же, начало четвёртого тома. Спасибо, что читаете эту историю. Буду очень признателен, если поставите лайк книге. Это помогает продвижению и мотивирует меня продолжать)

Загрузка...