Темная лошадка

Глава 13

— Абраша! Ты ли это? Как возмужал-то! Красавец! Ну-ка повернись, дай посмотреть на тебя! Хорош! Погляди-ка, уже старший рудознатец! — я был искренне рад возвращению в Петербург своего крестника Абрама Чернова. Бывший турецкий невольник, потом мой кофешёнк, он очень хотел стать рудознатцем. Закончив Горный корпус, Абрам отправился в Сибирь, где и провёл два года в изысканиях.

— Павел Петрович! Что Вы меня как девицу вертите! — отбивался он с хохотом, сверкая белыми зубами.

— Так и поверчу немного, от тебя не убудет! Эх, жаль Екатерина Алексеевна тебя не видит! — так же смеялся я. Приятно было встретить снова этого жизнерадостного и в хорошем смысле упрямого молодца, — Не женился ещё?

— Ваше Величество! — заныл тот.

— Ничего! Женим!

Так мы хохотали минут десять, а потом Абрам показал мне сюрприз, который он приготовил. Такой немаленький золотой самородок в форме рыбы, потом ещё один, похожий на черепаху, потом ещё, ещё, и песок — немаленький такой мешочек.

— Где это ты, душа моя, такое нашёл? — спросил я, задумчиво глядя на моего дорогого эфиопа. Он, мало того что нашёл всё это, так ещё и втайне провёз такие сокровища через полстраны.

— В Сибири, вестимо! — всё ещё шутил тот.

— Не тяни, Абрам! — нетерпение меня уже захватило.

— Ладно, Павел Петрович! — посерьёзнел он, — На речке Витим, притоке Лены. Вот эти два самородка я нашёл в устье речки Бамбуйки, эти три на речке Бодайбо, а эти на речке Тулдунь.

— Витим… Как же ты всё это провёз-то? Неужели, никто ничего не заподозрил?

— А мы там были с товарищем моим Полуяном Кулёминым. В Корпусе сдружились, да вдвоём и поехали. Так что, никто про открытия-то и не знал, кого бояться! А в столицу-то по делу ехал: начальник корпусной наш, Соймонов Михаил Фёдорович, наконец-то решился рудный а́тлас создать.

— Решился он! Я его заставил почти что! Всё ему недосуг было… — усмехнулся я.

— Да уж, сколько мы этот а́тлас обсуждали, только вот всё людей не хватало… Ну, ладно! Я же письмо его ещё в Нерчинске получил и решил, что сначала по Лене пройдусь, а уж потом… Вот и вышло очень удачно.

— Да, Абрам, удивил ты меня и обрадовал! Золото, оно нам не помешает, уж точно…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Вона, смотри! — шёпот егеря был еле слышан, Алёша скорее почувствовал его, чем услышал. Акулинин медленно, чтобы не выдать себя движением, как его учили «камчатские егеря», перевёл взгляд вдоль напрягшейся руки своего проводника. По берегу моря, почти сливаясь с сумерками, крались пять человек.

— Это и есть ниходзины?

— Они самые! — Ивашин медленно поднял руку вверх. В полутьме среди деревьев придушенно пискнула какая-то птица, — Разведчики, значит. Живого желаете увидеть, Алексей Григорьевич?

— Зачем? Они отличаются от прочих?

Бывший гвардеец хмыкнул и махнул рукой, раздался почти слитный залп и все разведчики ниходзинов упали.

—Упрямые черти! — Ивашин встал в полный рост и с наслаждением потянулся, — Сколько раз предупреждали, чтобы к нам не ходили. Все люди ушли с их земель, как государь приказал, пусть звери живут одни! Так лезут же! Всё время лезут, как мёдом им тут намазано.

— Что, Пётр Лукич, всякий раз так просто бывает?

— Что Вы, Алексей Григорьевич! Порой и настоящий бой приходится вести! Правда, иногда, и перебегают к нам — сложно у ниходзинов жить, а про нас у них все знают.

— Что же им известно? — поинтересовался молодой человек.

— Так, почитай, всем айнам вокруг ведомо, что у нас не обижают. Кто хочет — живёт, как раньше, кто хочет — вон, в камчатские егеря идёт. Да и ниходзинов у нас уже тридцать два человека в посёлках — кто пашет, кто рыбачит. Как у нас, у русских, положено — коли хочешь быть человеком, живи с нами! — спокойно рассуждал Ивашин.

— А откуда же ниходзины обо всём этом знают? Коли Вы их убиваете всех? Неужели перебежчиков назад отправляете?

— Два перебежчика обратно ушли. — коротко ответил егерь.

— И вы их отпустили? — удивился Акулинин.

— Эти ничего не знали, кроме того, как мы живём.

— А были…

— Были и другие. Человек, если он стал зверем, жить не должен! — твёрдо сказал Пётр.

— Сурово…

— А по-другому здесь не выжить, Алексей Григорьевич! — усмехнулся Ивашин.

— Не сомневаюсь. Не сомневаюсь! — повторил сводный брат императора.

— Что же, пойдём в наше займище?

— А вдруг кто ещё придёт?

— Так на то мы здесь и стоим. Кто, кроме айнов, в лесу как дома-то?

— Так и Вы, говорят, неплохо здесь себя чувствуете?

— Всё равно не сравнить, Алексей Григорьевич. Одно дело — родиться в лесу и жить в нём, совсем другое — прийти в него.

— И сколько же в камчатских егерях айнов?

— Поболе шестисот! Многие хотят пойти мстить ниходзинам, уж дюже они людей перебили… И русских человек двести — стреляют-то бывалые солдаты пока получше. — улыбнулся местный житель.

— Почти батальон. Слышал, что наместник хочет для вас Казачий Устав просить?

— Говорят. Однако пока это нас не тревожит — у нас вон ниходзины туда-сюда шныряют! — усмехнулся егерь.

— А коли нападут ниходзины, то, что делать будете? Не боитесь? — молодой человек спросил это с искренним интересом.

— Один раз они пытались. Даже всех егерей собирать не пришлось. Так что — чего бояться-то!

— За морем-то тысячи ниходзинов!

— Придут, будем думать! Наша доля солдатская! Дадим жёнам и детям уйти, врага задержим, а там и войска подойдут. Камчатский полк ополчения — мало не покажется!

— М-да… А может, и покажется… — тихо пробормотал Алёша.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Хаддиг всё-таки добежал до Польши. Он избегал уже любых столкновений, да и грабить стал значительно меньше, стараясь не попасть в клещи пруссаков, ибо его преследовали уже и наследник, и сам Фридрих. Основные королевские войска встали в защищённом лагере возле Бреслау[1], который австрийцы даже не пытались атаковать, слишком занятые приведением в порядок своей армии, сильно потрёпанной под Глацем.

А сам Фридрих решил скорее ликвидировать угрозу собственным тылам и с юга бросился за австрийцами, в то время как Фридрих-Вильгельм гнал их с Запада. Хаддиг влетел в Польшу, волоча за собой чудовищные обозы с награбленным добром, вдоль Балтийского побережья, куда он вынужден был отскочить, отступая от прусских армий. Там его всего-то уже только пять тысяч изнеможённых солдат были встречены суровыми русскими и не менее суровыми польскими войсками и препровождены через всю Северную Польшу к Витебску, где около столицы Двинского генерал-губернаторства строились казармы, в которых им и предстояло дожидаться возможности возвращения на Родину.

Фридрих и Иосиф, несмотря на крайнее истощение ресурсов всё ещё желали продолжать выяснять, кто в немецком доме хозяин. Но такая ситуация уже раздражала до крайности и французов и Россию. Поставки давно шли в креди́т, а деньги мне были нужны, причём понимания, откуда воюющие страны возьмут средства для возврата долга, если война продолжится, у меня не было. Да и итоговый триумф Австрии или Пруссии и установление победителем контроля над немецкими государствами меня никак не устраивали — мощная единая Германия вызывала у меня перед глазами яркие картины Первой и Второй Мировых войн.

Людовик Французский хоть и не имел подобной возможности заглянуть в будущее, но объединение земель Священной Римской империи германской нации под любой короной, кроме его собственной, вызывало у него не менее страшные виде́ния. На этой почве наши отношения ещё более укрепились.

Фридрих упрямо копил силы под Бреслау, Иосиф занимался подобным же, но только под Прагой — территория между их лагерями представляла собой просто выжженную землю, и дальнейшие операции стороны планировали переносить на территорию в глубине вражеских стран. Пруссия смотрела на своего старого короля, железная воля которого опиралась на веру в божественное покровительство, а оно его никогда не оставляло.

В стане императора Иосифа всё было сложнее. Его окружение умоляло его замириться с Фридрихом. Даже Лаудон, мечтавший о лаврах победителя Старого Фрица, осознавал, что дальнейшая война может просто разорвать империю Габсбургов, и ныл над ухом императора о сложностях и опасностях, но и его слова не принимались молодым правителем. Вдовствующая императрица Мария-Терезия пыталась за спиной сына вступить в переговоры с Фридрихом, но Иосиф устроил ей истерику и пригрозил отречением. Воля императора воевать и любовь к нему Марии-Терезии пока ещё вела государство, принуждая готовиться к новым сражениям.

Всё катилось к продолжению войны, но это безумие требовало остановки. Дипломаты России и Франции принялись активнейшим образом пытаться убедить стороны перейти к примирению. Однако пока каждый из противников всё ещё надеялся одержать военную победу и получить власть над всей Германией.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Когда на горизонте показались многочисленные паруса, в Сан-Франциско находился сам губернатор. Солдаты начали подготовку к бою, а де Неве рычал на коменданта поселения Морагу:

— Хосе! Я не понимаю, где наши корабли, которые я требую уже почти полгода? Где? Почему их нет здесь сейчас? Почему эти русские вот-вот захватят мой Сан-Франциско? Что я получал в ответ? Уверения, что метрополия нас поддержит, что всё в порядке! Что в порядке? Русский флот у наших берегов!

— Дон Фелиппе, нам остаётся только с честью умереть здесь!

— Да, Хосе, только умереть! Жаль, что я так и не увижу на этом свете мою маленькую Исабесль… Но, к чертям сантименты! Давай, покажем этим лесным медведям, как умирают испанцы! Собери гарнизон, Хосе, я напутствую наших солдат.

— Подождите, дон Фелиппе! Мне кажется, или это San Carlos? — Морага удивлённо смотрел в море.

Там действительно от русской эскадры отделился корабль, который быстро шёл к входу в залив. Это, безо всякого сомнения, был потерянный фрегат капитана Мартинеса, по-прежнему несущий флаг Испании.

— Что это, Хосе? Ловушка русских? — де Неве, закусив губу, пристально смотрел на приближающееся судно.

— Зачем им это, дон Фелиппе? — комендант покачал головой, — Их корабли разнесут наш форт за несколько минут. Давайте подождём.

Мартинес прибыл на берег первым и сразу же отправился к губернатору с докладом. Война отменялась. На переговоры прибыли представители русских во главе с Камчатским вице-наместником Куракиным, имеющим все полномочия на определение границ и установление добрососедских отношений. В знак своей доброй воли русские возвращали Испании фрегат, признанный потерпевшим бедствие, со всем экипажем.

Мрачный де Неве вышел встретить русского посла, но, к его удивлению, в первой шлюпке оказался совсем не Куракин, а юная донна Исабель. Она вышла к отцу, скромно потупив глаза, а сердце старого солдата просто оборвалось. Дон Фелиппе бросился к ней, забыв о положении и возрасте, а Морага и почётный караул отвернулись, чтобы показать своё уважение командующему.

Было много слёз, слова, объятья, но потом идиллию разрушил следующий гость — виновник едва не состоявшейся трагедии. Де Рибас твёрдым шагом прошествовал к губернатору и заявил, что готов заплатить собственной жизнью за оскорбление, которое он нанёс лично де Неви и Испании. Склонив голову, павловский воевода встал на колени перед калифорнийским губернатором и молчал, ожидая его решения.

Де Неве к этому времени уже немного остыл, размякнув от встречи с дочерью, к тому же и она пала на землю рядом с мужем, моля о прощении. Окончательно добили испанца слова Исабель о её беременности, и хотя он продолжал изображать гнев, сообщив, что быть вдовой тоже вполне допустимо и прилично, но в душе уже готов был смириться с выбором Исабель.

Когда же де Неве всё-таки благословил молодых, и семейная сцена завершилась, к губернатору подошли трое русских, в своей необычной форме, которая была ярко-белой и украшена орденскими лентами. Пусть испанским владел только глава делегации — молодой статский генерал Куракин, но и его коллеги — губернатор американских владений русского царя Шелихов и командующий эскадрой адмирал Чичагов были предельно учтивы и вежливы.

Переговоры шли несколько дней, шли тяжело, стороны ругались за каждый метр земли, а закончились грандиозной совместной попойкой по поводу достижения соглашения, ну и пусть и запоздалой, но всё-таки свадьбы дочери испанского губернатора и коменданта русской пограничной крепости.

Границу провели по реке Ишкеш[2], а потом по её притоку Хупе[3], которые были значительно ближе к испанским поселениям, чем к русским, но вот только гордые доны об этом не знали. Такое соглашение о разделе территории на самом деле устраивало обе стороны. К тому же, оно сопровождалось договором о торговле, который снимал целую кучу проблем Испании и России по снабжению колоний, и обязательством сторон оказывать друг другу военную помощь в случае нападения третьей державы, в ней и де Неви и Куракин справедливо видели Англию с её аппетитами. Договоры хоть и требовали ратификации правительствами стран, но всё же пока были тем инструментом, который снимал напряжённость отношений.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

На большой войне 1780 год тоже приносил новые и новые сюрпризы. Во-первых, выяснилось, что французы начали терять инициативу в Вест-Индии. С прибытием эскадры Байрона англичане принялись вести активную контригру, а отзыв Сюффрена из соединения в Ост-Индию на спасение ситуации совсем лишил д’Эстена моральных сил. К нему на командные должности прибыла целая группа молодых аристократов, мечтающих о славе, но свершено не желающая тянуть лямку повседневной службы.

Адмирал даже начал писать Орлову длинные письма, в которых жаловался на засилье столичных чиновников и родовитых дворян, занимавших все значимые посты, на хищения, на ухудшение снабжения, на падение морального духа в экипажах. Сартин совсем прогнулся под аристократическую партию, да и не был он настоящим специалистом в управлении флота, а в проблемы снабжения бывший глава полиции Парижа, вообще боялся вникать, уж больно серьёзные люди уделяли этой обильную деньгами сферу свой внимание — помешав им, можно было лишиться всякого будущего.

Обращение адмирала к Алексею Григорьевичу, над которым он после недавних побед насмехался, свидетельствовало о его крайнем отчаянии. Сам Орлов же сейчас был на коне — каперские операции оказались весьма удачной идеей, причём слово удачный не совсем подходило для описания результатов.

Выручка от операции была просто фантастической, она давно уже многократно окупила все затраты, Франция была восхищена таким успехом, практически все только и мечтали вложиться в снаряжение новых каперов, ажиотаж был просто фантастическим. А для французского общества уже не было секретом, что именно Орлов придумал столь масштабную акцию и неплохо на ней зарабатывал.

Алексей Григорьевич восстановил свою репутацию одного из умнейших людей возле престола, Людовик снова без опаски благоволил ему, более того, большой фурор в обществе произвело сватовство русского посланника к юной Анне Полине д’Айен[4], которое поддержал сам король. Свадьба сопровождалась уступкой Орловым своей доли в каперской флотилии младшему брату Людовика графу д’Артуа[5].

Граф Чесменский действительно влюбился в эту девчонку, дерзкую и очень умную, а при своих качествах ещё и весьма скромную. Мои агенты в один голос хвалили выбор уже далеко не юного Орлова. Я с удовольствием дал своё согласие на свадьбу и подарил молодым великолепный гобелен «Битва при Чесме», что ещё больше подняло авторитет моего посланника.

Эта продажа высокоприбыльного каперского дела первоначально рассматривалась в мире, как завуалированная взятка при дворе, но вскоре оказалось, что это была потрясающая афера. Продажа прошла в самом начале года, а по весне Хьюз предельно жёстко прошёлся по французским каперам. Была установлена блокада Тринкомали, более того, британцы едва не захватили этот порт на Цейлоне, и помешал этому лишь случай. Во темноте везущие десант английские суда столкнулись с неизвестной многочисленной эскадрой, которую они приняли за французское подкрепления, которое было не замечено вовремя. Хьюз отступил.

Это оказалась наша эскадра — адмирала Чичагова-Океанского, которая вследствие напряжённости отношений с Испанией пошла на Тихий океан вокруг Африки и Азии. Чичагов должен был заглянуть на Цейлон с целью забрать русских членов экипажей пиратских судов, которые покинули свои корабли после продажи доли Орлова и моих подставных купцов, и забрать индийские товары, предназначенные для торговли.

Такая случайность отсрочила падение последнего порта союзников близ Индостана ещё на два месяца, и Тринкомали был захвачен только в начале августа 1780. Удар по пиратству в регионе был нанесён ужасный, но подошедший Сюффрен снова начал разворачивать ситуацию против англичан. Ему нужен был нормальный порт для операций на побережье Индостана, поэтому он неожиданным ударом уже в начале октября вернул Тринкомали.

Вскоре из Европы подошли новые каперские корабли, которые опять были снаряжены моими людьми. Они же приобрели и долю придворных в приватирской флотилии, уцелевшей в условиях полного господства на море англичан, практически за бесценок. Такая операция вызвала ещё больший рост уважения к деловым и боевым талантам Орлова. Продать суда на пике цены, а потом купить их почти задаром, и снова неплохо заработать.

Сюффрен не преминул воспользоваться силами каперов, в координации с которыми он, мало того, что полностью перекрыл все торговые связи Индии с Европой, так ещё и совершенно запутал Хьюза, который не мог понять, где действуют основные силы французов и в каком количестве.

Отлично нашёл молодой и талантливый адмирал общий язык и с местными силами. Майсуры, Маратхи, а также присоединившийся к коалиции Хайдерабад[6], начали сухопутную войну против компании, а Сюффрен обеспечивал морскую блокаду и десанты на побережье. Ещё до Нового года англичанами были потеряны Пондишерри, Маэ, Кочин[7] и Негапатам.

А вот на Европейском театре события пошли совсем против союзников: сначала почти национальный герой Родни окончательно стал главной надеждой Англии, разгромив в апреле голландский флот при Доггер-Банк[8]. Ситуация в Соединённых провинциях серьёзно осложнилась. Штатгальтер Нидерландов[9] Вильгельм V Оранский[10] находился под сильным влиянием своего воспитателя — Людвига-Эрнеста Брауншвейг-Люнебургского, который, между прочим, был родным братом нашего Антона-Ульриха и даже бывшим герцогом Курляндским.

Людвиг-Эрнест чудом смог уехать из России, где его держали в темнице после переворота Елизаветы Петровны, и нас он просто ненавидел. Даже изменение статуса Брауншвейгского семейства ничуть его не заставило отказаться от плохого отношения к нам. Антон-Ульрих неоднократно писал своему брату, но тот считал, что все эти письма лишь продукт русского шантажа, даже Юлианна-Мария Датская и Фердинанд Брауншвейгский[11], который навещал бывшего генералиссимуса в России, не смогли убедить своего брата в обратном.

Он понемногу смягчался, серьёзно помог визит племянника — Алексей Антонович получил моё разрешение на дальнейшее обучение за границей, он был неплохим ботаником, да и с политической точки зрения его поездки по Европе приносили нам неплохие дивиденды. Кстати, его брат Пётр очень хотел быть инженером, но всё-таки для корпуса он был староват, но вот стать помощником Старова ему было вполне под силу — человеку почти лишённому детства дать возможность воплотить свои мечты стало для меня вопросом чести.

Однако же политика Нидерландов по-прежнему была для нас недружественной, а основным внешнеполитическим и внешнеторговым партнёром для голландцев оставалась Англия. Конечно, тщательно выстаиваемые мною отношения с местными банкирами и торговцами давали о себе знать, и такая позиция власти вызывала у них ропот и неповиновение. Когда же Британия со всей своей морской мощью обрушилась на Республику Соединённых провинций, даже упрямцы Вильгельм и Людвиг-Эрнест поняли свою ошибку.

Они попытались опереться на Австрию, которая обладала владениями рядом, но та оказалась занята в войне с Пруссией. К тому же упрямство императора в продолжении борьбы за Германию вызывало столь явное недовольство в Париже, что вполне мог состояться вариант оккупации всех Нидерландов, и Австрийских и Республики, французами. В колониях местные чиновники совсем не были идиотами и активно сотрудничали с союзниками, но в Европе — правительство Нидерландов боялось потерять всё.

Поэтому действия своего флота они ни с кем не желали согласовывать — искренне считали, что он вполне сможет справиться с защитой торговли и побережья. И вот здесь Родни показал им, что они трагически ошибались — даже в равных составах он разгромил их, потопив четыре их линейных корабля и захватив два. Голландцы бежали в свои порты, где и укрылись, трясясь от одной мысли снова выйти в море.

После потери огромного количества кораблей и колоний, очередное поражение уже близ своих берегов вызвало очень громкое возмущение в стране. Тогда-то, когда в само́й Республике началась просто чудовищная компания в печати, которая обвиняла в этой ситуации пока ещё только старого Людвига-Эрнеста, что, дескать, мешал стране выбирать себе правильных союзников и стратегию поведения.

Здесь-то до правительства Нидерландов дошла опасность положения, и они забегали. Кинулись к нашей нейтральной Лиге, одним из предводителей которой была сестра герцога Брауншвейг-Люнебургского. Правительница Дании недвусмысленно указала в мою сторону. Общаться со мной лично Людвиг-Эрнест не хотел, но сам-то штатгальтер вполне мог обратиться ко мне.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Невероятно забавно! Сами голландцы просят нашей помощи! — Вейсман сидел в кресле в моём кабинете и с искренним удивлением читал послание принца Оранского.

— Конечно, такое бывает далеко не каждый день, но всё же случилось… — Обресков устало потёр глаза.

— Что может сделать армия? Пройти через всю Европу? Или, напротив, через Азию?

— Смеётесь, Антон Иваныч, уже хорошо… — я повернулся к Грейгу, — Самуил Карлович, они просят помочь в защите колоний и торговли. Это их хлеб насущный. Но и саму метрополию они желали бы защитить. Есть ли у нас какие-то варианты, как это можно сделать, не влезая в войну?

— Не могу представить, Павел Петрович. — задумчиво произнёс адмирал, — Всё, что мы в силах сделать, не влезая по уши, будет нам стоить чрезвычайно дорого в снабжении. Земли Голландской Ост-Индской компании[12] слишком далеки — Сиам, Малакка, Ява нам недоступны.

— Хорошо, заглянем с другой стороны, есть ли у них что-нибудь для нас интересное? — я никак не мог нащупать решение, но ведь такие возможности предоставляются крайне редко!

— Только если их деньги! — грустно усмехнулся Обресков.

— Деньги… Деньги нам нужны… Что Вы-то скажете, Степан Никифорович? Деньги-то по Вашей части…

Горшенников пожал плечами:

— Ну, продать им бы что… Лес-то для новых судов мы им, конечно, продадим, только мало у нас сухого, пушек тоже корабельных немного. Да и пока построят они новые суда — сколько времени пройдёт. Как пить дать задавят их!

— Построят… — я задумался и нашёл ту самую идею, которую искал.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Мы продали голландцам часть нашего Балтийского флота. Готовые суда с парусами и орудиями. Пусть кораблики были изношенные непрерывными походами и манёврами, но ещё вполне боеспособными. К тому же верфи Кронштадта и Архангельска могли уже спускать по одиннадцать больших кораблей в год, вводимая верфь в Балтийском порту следующей осенью сможет спустить ещё два — линейных или больших коммерческих, а в Петербурге строились ещё два адмиралтейства — Новое и Охтинское, которые полностью закроют потребность в малых и средних судах.

Двадцать два линейных корабля и восемь фрегатов, на которые уменьшался Балтийский флот, мы должны были построить за два года, пусть и слегка сократив спуск на воду транспортов по типу «Камчатки». Да ещё в Соломбале строили опытный крытый каменный док, который должен был позволить возводить корабли со значительно большей скоростью и удобством. Расчёт был сделан и на основе понимания, то пока наш и датский флоты вполне могли защитить караваны и проход в Балтику, а шведы ещё нам не соперники.

Голландцы были вполне удовлетворены даже этими неновыми кораблями, которые позволят им спокойно смотреть в будущее и не бояться десанта англичан. Сделка была сложной — кроме продажи Республике военных кораблей, мы приобретали у них более восьмидесяти торговых судов, включая огромные ост-индские.

Английские каперы охотились за нидерландскими купцами, королевский флот захватывал их базы, даже позиции Голландской Ост-Индской компании шатались. Переход же судов во владение русских торговцев спасал хотя бы часть вложений. Ну и голландские купцы, особенно после приобретения у нас военных судов, стали активно просить Российского подданства, и отказывать им я и не думал.

Оплата за суда шла по сложной схеме, которую удалось согласовать исключительно благодаря отличным отношениям с торговцами Республики. Встречные креди́ты, зачёты наших долгов и долгов штатгальтера, поставки продовольствия, которого не хватало в Нидерландах из-за полного прекращения рыболовства — всё это позволило нам получить огромный для нас торговый флот практически бесплатно. А если учесть наши поставки, то ещё и неплохо заработать и получить место на рынках Нидерландов и их колоний.

Англичане, естественно, возмутились столь грубым вмешательством в свои прекрасно складывающиеся дела, но мы заткнули им рот, начав ставить им продовольствие в креди́т и на льготных условиях. Конечно, мы предложили правительству Норта также купить наши корабли, но и лишних денег у них не было, да и уверенность в собственном судостроении у них была немаленькая. Но гнев их это несколько охладило, да и потом тоже сыграло…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Что же Вас интересует, Алексей Григорьевич? — Панину недужилось, но он не желал отказываться от бесед с молодым родственником самого́ императора, и пригласил того к себе. Они сидели на широкой веранде в доме наместника в посёлке Рубце, который расположился в доли́не небольшой речки[13] у самого моря. Жене Панина очень понравились здешние пейзажи и мягкий климат, и наместник избрал именно это место в качестве своего загородного поместья.

Сейчас, после появления очередного дитя, Панины переехали именно в этот тихий дом, чтобы супруга, да и сам наместник отдохнули от забот. Разрешение испанского кризиса взял на себя Куракин, который всё более подбирал бразды правления наместничеством, а сам Никита Иванович мог, наконец, отдохнуть.

Акулинин же очень хотел обсудить с кем-то сведущим то, что он видел на Матвеевом острове, и не преминул заглянуть в некое подобие столицы южной части русских поселений, где располагались поместья почти всех руководителей наместничества и администрация острова.

— Видите ли, Никита Иванович, — начал Алёша, сжимая в пальцах чашку тончайшего китайского фарфора, наполненную пряным горячим сбитнем, — я вижу, что сил наместничества здесь немного, а опасность вторжения ниходзинов очень велика. Если считать, что тут, совсем рядом, не менее шести — семи миллионов человек, которые нам враждебны…

— Вы ошибаетесь, Алексей Григорьевич! — мягко улыбнулся старый сановник, — Там, за проливом, не менее двадцати пяти миллионов этих, как Вы их называете, ниходзинов.

— Боже! Это же почти столько же, сколько в нашей Империи! — ужаснулся юноша.

— Именно так. Но, не стоит так волноваться, дорого́й мой! — и Панин отхлебнул из своей чашки, — Большинство нихонцев, как и в нашей империи, крестьяне. Неприятель может выставить против нас тысяч двести воинов, стойких, послушных, упрямых.

— Так как же?

— Как же мы сможем противостоять столь огромной армии, хотели Вы спросить, Алексей Григорьевич? Ну, во-первых, мы отделены от большого острова, который ниходзины именуют Хонсю, Сангарским проливом. Эти места отлично изучены и картографированы. Наши корабли будут препятствовать его пересечению, да и перевести сколь-нибудь значительное количество войск на судах для нихонского правителя, именуемого сёгуном, будет невозможно.

— Но всё равно…

— Молодой человек, не спешите так! Выпейте лучше ещё сбитня! Мой кофешёнк, позвольте уж старику пользоваться этим наименованием такого рода занятий, как-то современный чашник мне не по душе, готовит напитки просто великолепно — он употребляет местные травы. — успокаивающе рокотал Панин, широко улыбаясь, — Вы знакомы с майором Генерального штаба Молочковым и поручиком Рагимовым?

— Нет, не имел чести.

— Завтра приходите, непременно познакомлю. Так вот, первый изучает возможности веде́ния войны с нихонцами, а второй — осуществляет разведку на территории противника. Сейчас мы знаем всё, что происходит в провинции Мацумаэ, которая непосредственно граничит с нами. И очень многое из того, что творится в северных провинциях Хонсю. Смею надеяться, что мы заранее узнаем, если против нас будет готовиться война. Это, во-вторых! — попытался засмеяться, но в результате закашлялся наместник.

Алёша было собирался привстать, но Панин успокаивающее помахал рукой:

— Прокля́тые сквозняки! Да и стар я становлюсь, продуло меня на дороге с Кунашира, вот сопли текут, кашель. Да ничего, доктор Кошкин говорит, что мой сбитень отличное лекарство от простуды, — смеялся он, когда кашель отпустил его, — Так вот, Вы, конечно же, не удовлетворитесь двумя моими аргументами, поэтому есть и третий.

— Три полка ополчения Камчатки?

— Алексей Григорьевич! Я был очень наивным человеком, если бы думал, что три полка, пусть и бывалых солдат с современным оружием, защищающих родные очаги, могут победить двести тысяч дикарей с некоторым количеством старых фитильных ружей. Нет, такое, конечно, может произойти, но делать на это ставку я бы не стал. Всё же три полка замечательно выглядят на бумаге, но они разбросаны по огромной территории — от Охотска до Павловска, и собрать их быстро у нас не получится. Капитан Алексианов хоть и прекрасный командир, но с учётом проблем с Испанией кораблей ему не хватает на все задачи — уже и торговые суда патрулируют.

Так что, я подаю запросы императору, а Алексианов и Молочков их поддерживают. Прислать нам войска — много и сразу невозможно, так как пути сообщения у нас слабенькие, пока даже прокормить наместничество себя не может. Но по планам, мы получим в этом году пару артиллерийских батальонов, да и столько же инженерных, что сильно облегчит нашу задачу. Если, конечно, с испанцами бузы не случится. Коли случится — тогда только на Господа Бога надежда. — и Панин снова попытался засмеяться, но закашлялся.

— Так что же, пока мы ничего больше сделать не можем? — Алёша был просто заворожён речью наместника и слушал, открыв рот.

— Пока, да, но мы уже растим хлеб, картофель, мясо, ловим рыбу. В следующем году мы должны получить пехотный полк и целый дивизион кавалерии! А через год — уже два пехотных полка. Там посмотрим. А, кстати, юноша, Вы слышали презабавную историю, как рудознатец Мансуров нашёл неплохое железо?

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Ивайло шёл по дорожке между строящихся стапелей, сосредоточенно глядя себе под ноги. Путь его был завален опилками, которые скрывали крупные куски дерева и камней, и ногу здесь подвернуть было делом несложным. Большие деньги ушли на строительство — два стапеля, сараи, склады, жилые дома для мастеров и рабочих — всё возводилось сразу, по единому плану. Весь капитал, оставленный Богданом, ухнул в эту прорву!

Райна сначала попробовала его отговорить от такой идеи, но посмотрев в глаза мужа, махнула рукой. Не лежала у Ивайло душа продолжать дело названого брата, а вот строить корабли… Чем-то это походило на выращивание хлеба, ты видишь, как постепенно поднимается колос, как наливается зерно. Владыка Автоном предлагал ему заняться более подходящим для бывшего крестьянина делом — виноделием, которое быстро развивалось на землях наместничеств, или, на худой конец, выращиванием олив.

Но корабли рождали в сердце вернувшегося домой болгарина тёплый отклик, и, он решил, что если уж не плавать на них, то создавать, чтобы другие могли отравиться к своей мечте. И вот теперь он был совсем недалеко от завершения стройки. Его приятель Барти жил на новой верфи, с момента определения места строительства. Как только землемеры вбили свои колышки, он поставил палатку и ночевал исключительно там, не отлучаясь ни на минуту и следя за каждой деталью.

Валлиец стал полноправным соавтором проекта. Верфь была его мечтою, и он понимал, что именно его слова склонили друга к этой идее. Барти уже не мог отступить и бился за каждую копейку, за каждый вбиваемый гвоздь. Строители уважительно звали его «Наш Вахрушка» и даже не пытались спорить, когда он на ещё не очень чистом русском втолковывал им, что хочет получить.

Ивайло же занимался закупками, переговорами, денежными делами. Пришлось продавать корабли, оставшиеся от шурина, искать заёмные средства — здесь очень хорошо посодействовал владыка Автоном. Он помог давно не бывавшему дома и остававшемуся всегда далеко от больших дел моряку обзавестись знакомствами в купеческих и административных кругах. А хватка у Попова была железная, всегда тонко чувствовавший оттенки чувств других людей, он вёл дела очень уверенно.

— Иван Васильевич! Иван Васильевич! — криком обратил на себя внимание подрядчик.

— Пётр Иванович! — Ивайло остановился и дождался пыхтящего толстого и краснолицего выходца из Гамбурга.

— Иван Васильевич, я слышал, что Вы корабельный лес купили? — строитель говорил с заметным акцентом и понять его, особенно тяжело дышащего от бега, было непросто.

— Да, прикупил. Мы же должны две шхуны ещё в этом году заложить.

— Когда лес придёт? У нас же ещё склады не готовы!

— Пётр Иванович! Вы собираетесь срывать сроки работ? — внимательно посмотрел начинающий судостроитель на своего подрядчика.

— Что Вы? Иван Васильевич, всё будет закончено точно в сроки! — даже обиделся тот.

— Тогда и волновать не стоит! — мягко проговорил Ивайло, — Через три недели придёт первая барка.

— Фу! Прекрасно, я боялся, что Вы могли забыть! — расплылся в улыбке толстяк, и утёр пот с красного лица.

— Пётр Иванович, что Вы так волнуетесь? Я, по-моему, ни разу не давал Вам повода заподозрить меня в невнимательности к условиям договора.

— Вы — да! Но вот сегодня выяснилось, что канаты для подъёмника придут с опозданием, так как приказчик на заводе неправильно понял сроки, вот я и…

— Это задержит стройку? Как же мы будем разгружать лес? — заволновался Попов.

— Я старый опытный строитель! — заулыбался немец, — Я дал ему сроки с запасом, так что — канаты будут вовремя!

— Пётр Иванович! Вот не нарадуюсь, что владыка убедил меня в том, что Вы стоите своих денег, пусть и берёте больше прочих!

Подрядчик порозовел от заслуженной похвалы:

— Смею Вас уверить, Иван Васильевич, что всё будет точно в сроки! Ваша верфь начнёт работу, как и положено! Дело только за Вами!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

На юге ситуация тоже менялась. Турция с Персией, истощённые военными действиями и чумой, окончательно прекратили кровопролитие, поделив Месопотамию. Но вот в Дурранийском государстве всё пошло даже хуже, чем можно было спрогнозировать. Пока основные претенденты на трон гонялись друг за другом, несколько пленных вождей решили по старой привычке отправиться за добычей к Мешхеду.

Шахрох-шах уже давно не пытался оказывать сопротивление агрессивным соседям, молча откупаясь от нападений, но на сей раз он проявил характер и организовал отпор врагу. Причём его солдаты оказались очень хорошо вооружёнными и обученными русскими и разбили армию пуштунских племён. А потом, почувствовав свою силу и открывшиеся возможности, войско последнего Афшарида атаковало Герат[14], который ещё недавно многие века был частью Хорасана.

Местные жители, памятуя о своём прошлом, подняли мятеж в осаждённом городе, и Шахрох внезапно оказался владыкой немаленького и весьма небедного государства, в котором население его полностью поддерживало. Шахрох-шах объявил о намерении восстановить Великий Хорасан, причём отказался от территориальных притязаний к Зендскому Ирану, направив всю свою энергию против распадающейся державы Дуррани.

Наш торговый оборот с его государством только рос и перспективы были самые радужные — ему нужно было много оружия.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Здравствуйте, Иван Борисович! Я опять к Вам за помощью! — Шереметев вошёл в кабинет своего давнего знакомца без стука.

— Николай Петрович! Добрый день! Присаживайтесь. Чем обязан Вашему визиту! — Зыков устало потёр глаза и отложил стопку бумаг, которые он изучал.

Шереметев сел в кресло в углу комнаты, с наслаждением вытянул ноги и обратился к хозяину кабинета:

— Иван Борисович, а не угостите ли меня Вашим замечательным сбитнем? Всё время о нём думаю…

Зыков, усмехнулся в усы, но молча принялся разогревать напиток. Разговор не возобновлялся, пока гость не сделал несколько глотков.

— Дело непростое, Иван Борисович… Обнаружены в пяти крупных городах поддельные наши ассигнации. Похожи на настоящие весьма сильно, однако, всё же отличны. Люди, которые неправильные деньги использовали между собой никак не связаны. Однако ж, ассигнации у них одинаковы. Какая опасность для государства нашего! Сам государь в курсе, его указание привлечь все возможные ресурсы, чтобы найти виновных. Метельский своих лучших людей даёт, у Довбыша я Вас попросил, он оказать не смог. Хочу, чтобы именно Вы сие дело вели.

— Ох, Николай Петрович, как же всё это не вовремя! — поморщился Зыков и с тоской посмотрел на свои бумаги.

— Знаю, что Вы дела самые важные ведёте, но…

— Кто же спорить-то будет, особенно с волей государя! — усмехнулся Зыков, отхлебнул сбитня и сказал, — Дайте мне ещё два дня, дела закончить, и я весь Ваш, Николай Петрович.

— Хорошо! — покладисто согласился Шереметев, — Бумаги-то Вам передать?

— А, давайте! — махнул рукой Зыков.

[1] Бреслау (в н.в. Вроцлав) — город в Польше, столица Силезии.

[2] Ишкеш — река Кламат на северо-западе штата Калифорния

[3] Хупа — река Тринити на северо-западе штата Калифорния

[4] Д’Айен Анна Полина (1766–1839) — дочь Жана-Луи-Поль-Франсуа герцога де Ноай Д’Айен, крупного французского военного и научного деятеля

[5] д’Артуа Карл Филипп (1757–1836) — король Франции с 1824 по 1830 г. из династии Бурбонов под именем Карл X

[6] Хайдерабад — мусульманское княжество в Южной Индии с центром в одноимённом городе

[7] Кочин — город на юго-западе Индии, порт на Аравийском море

[8] Доггер-Банк — крупнейшая песчаная отмель (банка) в Северном море

[9] Генеральный Штатгальтер Нидерландов — высшее должностное лицо (правитель) Республики Соединённых провинций

[10] Вильгельм V Оранский (1748–1806) — последний штатгальтер Нидерландов

[11] Фердинанд Брауншвейгский (1721–1792) — знаменитый прусский полководец, генерал-фельдмаршал

[12] Голландская Ост-Индская компания — нидерландская торговая компания, самая богатая компания в истории

[13] Рубец — река Румой на острове Хоккайдо

[14] Герат — город на западе Афганистана