Товарищ Йотунин

Глава 22

Между рациональным и нерассудочным есть разница.

Знаете, какая?

Нерассудочное — главнее.

Казалось, вот убедился я доподлинно в том, что доставленный третьего дня — к нам в морг, конечно — некомплектный орк — это кто угодно, только не мой первый в этом мире друг и приятель. Даже позвонил — еще раз — на номер телефона, специально оставленного белому черному уруку…

— Алло! — Зая Зая взял взял трубку сразу же — мне не пришлось выждать и пары гудков. Появилась даже мысль, что трубку орк носит с собой… Так это, скорее всего, и было.

— Привет, братан! — я не смог сдержать облегчения. — Как дела?

— Ты звонил мне утром, звонил днем, теперь вот звонишь вечером, — рассудительно ответил абонент-с-той-стороны. — Дела нормально. Принципиально ничего не поменялось.

Перекраска в новый вид орка подействовала на моего товарища образом интересным: он, будто нарочно, стал говорить даже более правильно, чем я сам.

Или новый цвет здесь был ни при чем, а просто не оказалось рядом тех самых, посторонних, при которых Зая Зая продолжал валять дурака?

— Это так, к слову, — нашелся я. — Типа, вежливость. Я по делу.

— Излагай, — согласился орк. — А то минуты идут, счетчик крутится, денежка капает… — Мой приятель то ли на самом деле, то ли напоказ, все время переживал из-за стоимости каждой минуты связи.

Действительно, не будь у меня приличного источника дохода и накопленных запасов монет… Прозектору городского морга подобная роскошь попросту не по карману! Однако, проблема денег не стояла совершенно, и я даже не стал о той упоминать.

— Братан, как там… Ну, с делом? — деталей мы связи не доверяли — будто сговорившись. — И в целом.

— Ровно половина, Вань, — довольно отрапортовал урук. — Вон, стоят, готовые к выгрузке!

— К отгрузке, — машинально поправил я.

— Ну, я и говорю!

— То есть, остальное… — работа шла по плану, но уточнить, все же, не мешало.

— Самое позднее — через два дня, к вечеру!

— От души, братан, — порадовался я больше для Колобка, чем для себя самого. — Отбой.

Или мне так стало казаться, или шеф мой действительно приглядывался ко мне… С некоторым интересом. Я не менталист, и даже не учусь, но все равно — вокруг блестящего — потому, что лысина — интеллекта завлаба постоянно витали какие-то интересные сомнения, явно направленные в мой адрес.

Была даже мысль взять Пакмана на ментальный поводок — наподобие тех, что уже надежно связывали меня с двоими снага, мелкими бандитами Гвоздем и Тараном, но — повторюсь — я не менталист, могло просто не получится удерживать три связи кряду, рисковать же привязкой любого из снага мне сейчас было не с руки. Планы, видите ли, имелись… К тому же, кто его знает, вдруг персонал уровня заведующего лабораторией проверяют на работу под контролем — например, раз в неделю или чаще?

Поэтому я и постановил внутри себя: вести себя немного естественнее. Чаще лениться, говорить, подпуская уличные словечки, да не лезть поперек батьки ни с какими инициативами…

В смысле, вообще ни с какими.

Так у меня получалось еще примерно неделю, точнее — целых пять дней, из которых два оказались еще и выходными.

За это время я успел переделать кучу дел: например, изготовил шаманский посох. Не скажу, что это было как-то очень просто сделать…

— Ты ведь точно не против? — спросил я еще раз, исключительно на всякий случай. В конце концов, некромант я или где? Духа, даже эльфийского и древнего, можно попросту заставить делать то и так, как нужно конкретно некроманту.

Можно, но я так поступать не хотел: всегда нравилось общаться с разумными свободной воли, пусть даже и дохлыми.

— Мне все равно, — в очередной раз согласился эльф. — То есть, конечно, не против.

Мы сидели в подвале морга, в той же комнатке, при бивне.

Вернее, сидел я, Гил же — поразмыслив, я стал называть эльфийский призрак именно так, — парил в воздухе, иногда — с некоторым раздражением — поглядывая на почти готовую основу шаманского посоха.

— Тогда — чего кривишься? — спросил, наконец, я.

— Эстетика, — ответил эльф. — Точнее, ее отсутствие. Претит.

— Ну, — ответил я, — странновато ожидать следования Канону Поющих Ветвей — последние три слова я произнес на ломаном синдарине — от существа, которому и слов-то таких знать не положено!

— Все равно, — мотнул головой призрак. — Кривая палка, даже дрын, висюльки вот эти все, череп, опять же… Ты его еще покрась! И лампочки в глаза, чтобы вместо этники вышел китч!

— И покрашу, и вставлю, — воодушевился я. — Спасибо за идею! Сам же знаешь, что…

— Да знаю, — сдался эльф. — Чем больше треша, тем лучше. Похоже на правду!

— С точки зрения любого, кто не в курсе, — подтвердил я. — Особенно с учетом того, что таких тут и вокруг — девять из десяти. И еще одному из той же десятки просто пофиг.

— Я вот что подумал, — вдруг решился Гил. — Может, все же, сделать настоящий посох? Чтобы и красиво, и действенно?

— Можно, не сложно. Только зачем? — возразил я. — Сам знаешь, это все, — тычок пальца в заготовку — маскировка. Мне и эфира хватает, тем более, что в этом мире с подобными техниками полный швах. То ли никто не умеет, то ли…

— Ты еще просто не встретил тех, кто способен, — возразил эльф. — И настоящих шаманов, кроме того. Как думаешь, сколько продержится твоя маскировка? Особенно, если шаман не будет слишком дружественным?

— Резонно, — неожиданно для себя самого согласился я. — Одна проблема. Я просто не знаю, как правильно делать настоящий шаманский посох…

— Работать напрямую с духами и мирами — верхним и нижним — придумали совершенно не темные народы, — поведал Гил. — Так вышло, что я не помню, как меня звали и чем я был занят при жизни, но вот духовы техники… С одним условием! — будто осадил эльф радостного меня. — Канон Поющих Ветвей!

Я кивнул: деваться было некуда.

— Тогда внимай, сын иного мира, — сгустился, переходя на квэнья, призрак. — В руки возьми предостойную ветвь…

— Я, — поделился со мной Колобок, — представлял себе шаманский посох несколько иначе…

Мне почти нечего было возразить: сам оказался в шоке от того, что получилось!

Посох получился идеально, прямо фантастически прямым и очень ровным. Случись рядом совсем отбитый перфекционист, да затей тот мерить кривизну… Плакал бы от счастья и облегчения!

Вдоль всей поверхности древка вились цветы, ветви, листья, даже, кажется, лианы — при этом, выглядели они совершенно плоскими, ну, рисунок рисунком, если же прикоснуться рукой — будто и правда ветвь, на которой что-то растет.

Череп… Был и череп! Мы с Гилом… Точнее, я сам, но под мудрым руководством дохлого эльфа, даже выкрасил бывшую голову, только не карминно-красным, как собирался в самом начале, но в тон посоху. Украшение получилось светло-сине-зеленым, с золотистыми и серебристыми прожилками в нужных, подсказанных духом, местах.

Что? А, глаза… Да, глаза светились. При этом, китча не вышло: вместо того получилась, натурально, картинка из учебника истории за седьмой класс. Та самая, которая «Тургон насыпает над отцом высокий курган», вернее даже, не вся. Помните посох Финголфиныча, воткнутый в землю совсем рядом с курганом? Ну вот. Прямая палка, череп в обрамлении голых ветвей, глаза — светятся, уж не знаю, каким светом, картинка-то совсем не цветная… У нас получился насыщенно-синий.

— Ну да, — вдруг догадался Пакман. — Череп-то эльфийский… Почему, кстати?

— Предок, — односложно ответил я.

Говоря по правде, постоянные восторги всех окружающих — от белого черного урука, первым увидевшего новое изделие, до капитана егерей, как бы случайно встреченного на улице сервитута, мне успели слегка надоесть.

Ну да, вещь получилась солидная, красивая, рабочая — даром, что тонкая и изящная, как все эльфийское. Но сам-то я… Душа просила собственной песни, и той я наступил прямо на горло.

— Предок… — шеф чуть ли не присвистнул. — А так бывает?

— Только кругами сила валар бродит по замыслу Эру, — ответил я неопределенно. — Вам ли не знать, как обманчива может быть внешность иная?

Знаете, я так и не начал смотреть телек — ни вечерние новости, ни что-то еще. Мне казалось, отчего-то, что из мутной линзы кинескопа меня прямо-таки зомбируют — внушая какие-то установки, отношение к происходящему…

Между тем, зомбировать меня нельзя, я сам некромант. Вернее, может, и можно, но все равно не получится — однако, рисковать я, отчего-то, не решился.

Все равно обо всем интересном расскажет наутро мой круглый шеф.

Смотрел бы — знал бы заранее, хотя и так получилось вполне себе.

В общем, этой ночью нам опять привезли некомплектного жмура, и снова опричники.

Узнал о вновь поступившем, однако, давешнего забега повторять не стал: из всех местных эльфов я успел свести знакомство только с Лже-Гил-Гэладом, того же такие мелочи, как наличие тела, не интересовали уже дольше двух тысяч лет.

Да, очередной жертвой неизвестных культистов (или сектантов, един бес) стал именно эльф.

— Вставай о-бок, — потребовал Колобок.

Я повиновался — совершенно молча. До этого дня мне не доводилось видеть патологоанатома высшей квалификационной категории одетым — в смысле, во все то же самое, что и я сам. Проскакивали даже мыслишки нехорошие — «а брал ли завлаб хоть раз в руки скальпель?».

Оказалось, что брал, и еще как!

Ни круглая полнота, ни кажущаяся неловкость, ни короткие пальцы… Завлабу не мешало ничего!

Как он резал, рассекал и иногда колол! Как песню пел, как в бой шел! Скальпели разных номенклатур и другие полезные инструменты так и мелькали в его толстых кистях, затянутых сейчас в зачарованные перчатки. Я, честно говоря, еле успевал те инструменты подавать!

Так и забудешь вовсе, что твоему личному опыту патоанатомии двести лет без малого в смысле практики, и в два раза больше — в теории! Сами ведь понимаете, сначала прозекторское дело, после — нормальная хирургия… Все они зародились в некромантских подвалах, первыми же скальпелями и вовсе служили зачарованные атеймы…

Нагляделся, да и дал себе слово — пересмотреть запись того, как вдохновенно и нечеловечески прекрасно работает мой шеф. Мне было надо, и не только в смысле эстетики: учиться — только у лучших!

— Остался последний вопрос, — сообщил завлаб в никуда — точнее, в сторону сплетения ламп и визио-камер, торчащего, как и обычно, из потолка. — Отчего пациент не комплектен больше обычного? Где, извините, его голова?

— Ничего не знаю, — сонно буркнул дежурный приемщик. — Не моя смена, нах.

Я, кстати, и не думал раньше, что среди работников медицины встречаются снага.

— Мало ли, чего ты не знаешь, в натуре, — я решительно отодвинул в сторону мягкого и интеллигентного Пакмана, и взял разговор в свои руки. — Смена как раз твоя, нах. Не лепи мне горбатого, вот журнал!

— И чо? — отморозился снага, и, будто тупой бычки было недостаточно, решил уточнить, — Ты кто вообще по жизни?

— По жизни я честный тролль, погоняло — Индеец. Слышал?

— Чо, в натуре? Сам лично Индеец? — Снага неопределенно присмотрелся. — И чо с того, нах?

— Подождите, Йотунин, — вдруг прорезался начальственный глас. — И ты, дружок, тоже подожди. Что ты, например, выбираешь, — почти ласково вопросил Колобок, — по закону или по понятиям? — и вдруг добавил резко, звякнув тембром оружейной стали, — отвечать!

В общем, дело было так.

Синий мешок — вместе с содержимым — поступил в морг ночью, в два-семнадцать.

— Бля буду, в полном комплекте, — горячо заверил снага. — А, только без рук. Без кистей. Как в прошлые три раза.

— Голова была на месте? — уточнил Колобок.

— Даже на шее, нах, — кивнул дежурный. — Конструктор закинули в кассету, прямо в мешке.

— Кто закинул? — настаивал Пакман.

— Кто привез, тот и закинул. Уруки, черные — те же самые, что и всегда. В натуре.

— Звать как? — спросил уже я. — Уруков?

— В журнале записано, — отмежевался снага. — Я, так-то, с ними не здороваюсь. В контрах мы.

Вышли через полчаса.

— Знаешь, что, Йотунин, — предложил шеф. — Давай-ка не будем тут играть… Ни в кого. Ни в комиссара Мегрэ, ни в околоточного Анискина. Вызовем опричнину, пусть сами разбираются.

— Тем более, жертвы культов, — подхватил я, — это по их, опричной, части.

— Вот именно, — согласился шеф.

Потом мы вымыли руки и пошли обедать: как раз пришло время.

Сначала ели молча, потом Иватани Торуевич, будто что-то вспомнив, хлопнул себя пухлой ладошкой по покатому лбу.

— Помнишь, ты спрашивал? — говорить и жевать одновременно — занятие не самое простое, но Колобок справлялся: я, пусть и с некоторым трудом, но завлаба сейчас понимал. — Ну, шкура?

— Для бубна, — кивнул я. — Помню. А что, есть?

— Будет, — прожевал, наконец, шеф. — Я брата попросил.

На самом деле, бубен нужен был уже неотступно.

Видите ли, классический шаманизм — а тут, в этом мире, другого не знали — это установка некоей связи между двумя мирами: верхним и нижним.

Шаман тут — нечто вроде полупроводника, настраиваемого в широких пределах. Когда надо — диод, когда не надо — триод… И так далее. Получается довольно интересная схема, которой, в отличие от электрической, требуется еще кое-что.

Например, посох: это своего рода мостик между мирами, способный проводить и информацию, и энергию напрямую — и это очень удобно.

Тоже например, бубен: выполняет роль резонатора, позволяющего точно определять точки подключения…

В общем, так бы я сказал, если бы не был знаком с волшебством, но знал только электричество, причем местное, примитивное, без единого приложения эфирных сил.

Я же с магией — в смысле, общей и специальными теориями эфира — еще и знаком.

Короче, бубен мне был нужен.

— А кто у нас брат? — уточнил я.

— Ну ты даешь, — воззрился на меня изумленно завлаб. — У нас с ним фамилия… Одна и та же, понимаешь?

— Шеф, я прошу прощения, конечно… Ни о чем не говорит.

— Ты что, Ваня, мяса совсем не ешь? — решил докопаться — непонятно до чего — человек по фамилии Пакман. — Не покупаешь?

— Отчего же, — почти обиделся я. — Каждый день!

— Знакомо? — на обеденный стол легла визитная карточка — не местная, морговская, но гласящая, что I. T. Pacman — mladshiy partner semji Pacman. Ниже шел номер телефона — я тот, на всякий случай, запомнил. Сбоку же визитку украшал знакомый значок — будто из круга вынули сектор, да добавили неких деталей, и получилось, будто зубастый колобок широко разинул пасть.

— Конечно, — кивнул я. — На каждой упаковке… Погодите, шеф, так Вы из тех самых Пакманов? Которые «мясные короли средней Волги»?

— Да нас даже зовут всех так, чтобы… — интересно намекнул шеф. — Вот мои имя и отчество. Если по первым буквам, то получается «IT». Знакомое слово?

— Еще бы, — обрадовался я. — Мясо, если по-татарски! А вот если Ваш, шеф, отец? Он ведь на «Т»…

— Отчество не имеет значения. Только имя и клан! — отчеканил завлаб. — Меняем, как в возраст войдем. Все, каждый. Я, между прочим, первый за сто лет Пакман, чтобы не мясник, не забойщик… Правда, все равно близко вышло. Работа, в общем, та же самая, только вот результат трудов — он того, несъедобен.

— Мясо — это быки, — принялся вычислять я. — Быки — это бойня. Бойня — это шкуры. Ну конечно!

— Вот! — торжествующе согласился Пакман, младший партнер семьи. — Можешь же, когда хочешь!

— Я и когда не особенно хочу, могу, — согласился я.

Доели: благо, и оставалось в тарелках всего ничего.

Нас — вернее, меня, — уже ждали. В коридоре, прямо на выходе из столовой.

— Йотунин? — поинтересовался высокий дядя, железный даже в большей степени, чем мой знакомец из числа егерей.

Железный, уточню, фигурально: ни одного боевого протеза я не увидел — ни снаружи, ни, немного напрягшись, эфирным зрением. Просто дядя был непрост… Очень непрост.

— Опричный инспектор, — представился ожидавший. — Называть фамилию и должность не обязан, согласно директиве номер… Хотя, тебе и неважно, и знать не надо.

— Я Йотунин, — согласился. — Иван. В Вашем распоряжении, господин инспектор!

— Вежливый… Может, еще и умный? — криво усмехнулся дядя.

— Не могу знать! — сделал я предельно придурковатый вид.

— Точно, умный, — заключил инспектор. — Ну, раз ты таков, то и мы будем… Как умеем. — И, обращаясь к вставшему рядом шефу: — Господин Пакман? Я займу Вашего сотрудника ненадолго. Или — как пойдет. Где мы можем переговорить?