Им пришлось подождать некоторое время под дверью капсулы 78.
— Выполняется процесс оксигетации, — пояснила Алиса.
— Алиса, что такое процесс оксигетации? — спросила Анна, чтобы хоть как-то снять напряжение, охватившее её.
— Помещение обогащается кислородом.
Вскоре дверь бесшумно отъехала в сторону. За ней оказалась крошечная комната размером где-то два на три метра, а в нос ударил крепкий затхлый воздух, что источают давно залежавшиеся вещи, с примесью металлического запаха. У правой стены стоял бескаркасный диван, слева — встроенный шкаф, а прямо по центру вдоль дальней стены, вытянулся стол, над которым горел экран с надписью: Оазис. Повсюду лежал плотный слой белёсой пыли, словно само время осело здесь мягким серым снегом.
Анна шагнула внутрь, поднимая в воздух облачко прошлого, что закружилось, словно напоминая, что они вторгаются в пространство, где давно никто не жил…
— Желаете прослушать последнее сообщение капсулы 78? — снова предложила Алиса.
— Последнее сообщение? — автоматически переспросила Анна.
— Проект «Оазис» соединён с чёрным ящиком последнего дня человечества. Каждому жителю «Оазиса» предоставлена возможность сделать запись, что будет сохранена для будущих потомков.
— Да… Да, конечно, — согласилась она, слыша, как предательски дрожит голос.
— Прошу, подождите. Выполняется установление связи с чёрным ящиком… Выполняется поиск…
Экран на стене мигнул, и вот — лицо седовласого мужчины. Суховатое, измождённое, но до боли знакомое. Всё вокруг словно замерло. Ноги подкосились, и Анна рухнула на пол, зажав рот ладонью, чтобы заглушить всхлип. Из глаз сами собой потекли слёзы, горячие и непрошеные.
К ней бросился Илья.
— Это… это мой отец, — прошептала она, цепляясь за его руку, словно ища опору в реальности.
Мужчина на экране прокашлялся и начал говорить: 'Не знаю, что сказать…обычно речи мне писал секретарь…
— Необязательно подготавливать речь, — где-то на фоне раздался мягкий голос женщины, а в следующую секунду в кадре появилась и она. Корни её когда-то окрашенных волос значительно отросли и теперь не скрывали седины, но лицо всё ещё оставалось красивым. — Давай, просто скажем что хотим.
Мужчина улыбнулся, чуть поджав губы, будто скрывая внутреннюю боль:
— Единственный человек, которому я бы хотел оставить послание. Это наша дочь.
Женщина прижалась лбом к плечу мужчины и, взглянув на него, сказала:
— Тогда давай представим, что она нас услышит. Чтобы ты ей сказал?
Её слова возымели своё действие, и следующее он произнёс более собранно:
— Анюта, я очень надеюсь, что ты выживешь. Я знаю, что был не тем отцом, о котором ты мечтала. Но всё, что я делал, я делал ради тебя, как и твоя мама. Я возглавлял множество проектов, и в один из них мне удалось включить тебя. Когда мы попали в список «Оазиса» я долго злился потому, что тебя тут не было. А теперь рад. У меня остаётся надежда, что с тобой всё в порядке. У меня не получилось поместить вас вместе с Антоном, но я надеюсь, что вы найдёте друг друга. Это я сделал тоже ради тебя, воспользовался своим положением.
Мы с твоей мамой не думали о том, что попадём в какой-то проект. И то, что мне предложили возглавить «Оазис», стало для меня новостью, — он чуть помолчал и посмотрел наверх. — После падения метеорита прошло шесть лет. Сейчас там всё затянуто пеплом, и совсем нет жизни. Но я совершил непоправимую ошибку…сделав ставку на микроботов. Мы хотели улучшить людей для будущего…
На его глазах выступили слёзы, которые он быстро утёр:
— Мне больно об этом говорить, но это погубило «Оазис». Сначала никто не обратил внимания. Кто обращает внимание на кашель, если он не особо одолевает? Но вскоре он звучал фоном повсюду, как часть повседневности. Когда кашлять начала половина «Оазиса» это заметили, но не придали должного значения, приняв за аллергическую реакцию на систему очистки воздуха. Замена фильтров не помогла. А когда люди стали умирать, захлёбываясь кровью, было уже слишком поздно. Микроботы обнаружились в крови у всех.
Их создавали как помощников — крошечные машины, напоминающие бактерии, построенные на основе кремниевых структур. В лаборатории их программа была простой: поддерживать работу лёгких в загрязнённом воздухе, нейтрализовать яды, служить защитой. Но то, что они попали в общую среду из лаборатории, уже говорит о том, что что-то пошло не так. Неожиданно для всех они оказались способны распространяться воздушно-капельным путём. И вместо того, чтобы исцелять, начали разрушать.
У нас было слишком мало времени, чтобы решить этот вопрос. Поэтому знайте одно: возможно, воздух «Оазиса» опасен. Настолько, что может вас убить. Не стоит сюда приходить. Не стоит искать здесь прошлое. Это место больше не дом. Это могила.
— Вот ты и сказал, что надо сказать, — улыбнулась женщина.
Люди на экране замолчали, склонив головы друг к другу.
— Изгой! — внезапно раздался крик из коридора, резкий, тревожный, что как нож разрезал тишину: — Где вы⁈
Все трое встрепенулись и высыпали в коридор.
— Карен? — с тревогой позвал Изгой, непривычно повысив голос.
Через секунду в проходе появился высокий, смуглый парень и бегом направился к ним:
— Нужно немедленно уходить отсюда! — выпалил он, едва не врезавшись в них.
— Что? — одновременно спросили они.
— Ты здесь с Марийкой? — дополнил Изгой.
— Да. — кивнул парень. — Но дело не в ней. Какие-то люди всё заминировали в «Оазисе».
— Откуда знаешь?
— Мы видели по камерам в центре управления. Марийка была против, но я не мог оставить вас здесь. Я глянул план и поспешил к вам, — тараторил он.
— Это вы открыли нам двери? — вставила Анна.
— Не знаю. Наверное, пока разбирались, — быстро ответил он, переводя дыхание. — Вы слышали, что я сказал⁈ Надо бежать. Прямо сейчас!
Они действительно слышали. Каждое слово. Но поверить в такое было ещё сложнее, чем в окружающую действительность. Слишком много всего навалилось за один раз. Наверное, поэтому мозг проигнорировал информацию о каких-то людях со взрывчаткой. И всё же правда настигла их — без лишних слов и довольно беспощадно. Пол под ногами дрогнул. Сначала едва заметно. Затем сильнее. Свет в коридоре замигал, лампы начали гаснуть одна за другой. И тогда стены рухнули. Мгновенно. Сложились как карточный домик. Грохот стоял оглушительный. Воздух наполнился пылью, треском бетона и металла. Что-то просвистело над их головами, что-то упало рядом. Всё захватил хаос…
…Анна потерялась в пространстве, а когда пришла в себя и открыла глаза, её окружала лишь темнота. Неожиданно для себя она как никогда осознала, что находится глубоко под землёй. Этот факт оглушил её. Если она тут умрёт, никто никогда не узнает об этом. Почему-то перед глазами возникли лица Марины, Стаса, Елены и Олежи, которых она оставила где-то там, позади. Кого забыла. О ком ни разу не вспомнила. Живы ли они? Глаза защипало от слёз, а в горле притаился истеричный вопль.
А затем — внезапно.
Чьи-то сильные, уверенные руки обхватили её лодыжки. Рывок. Кто-то то не дал ей утонуть в пучине отчаяния. Будто помнил, что она ещё жива.
— Анна, как ты?
Это был Илья. Она кинулась к нему на шею и разрыдалась, бормоча что-то несвязное:
— Давай вернёмся к остальным…прости…это всё из-за меня…вы ушли из-за меня… я виновата… я дура…я просто…я такая дура…
— Аня… — он безуспешно пытался дозваться сквозь слёзы. — Аня, послушай меня…
Но она не слышала, продолжая рыдать, уткнувшись в его плечо.
— Анюта, — она замерла.
Это было не просто имя — а крючок, зацепивший её за ту самую Анюту, что осталась где-то до катастрофы. Она увидела окружающую действительность: мигающий свет ламп, почувствовала запах каменной пыли и услышала далекий грохочущий гул.
— Карен! Ты тут? — откуда из-за завала раздался злой женский голос. — А ну, немедленно отзовись!
— Марийка! — откликнулся Карен, его голос звучал радостно, как у ребёнка, внезапно услышавшего родителя в темном лесу. — Я здесь!
— Ты цел, негодный мальчишка⁈
— Да. Всё хорошо.
— Нам тоже нужно выбираться, — шепнул Илья, подталкивая Анну к проходу. Рубашка на его плече была порвана, лицо в царапинах, но глаза горели решимостью.
Вскоре они все выбрались из-под обломков на относительно безопасный участок — потрёпанные, покрытые пылью, со ссадинами и ушибами, но живые.
— Надо торопиться, — процедила сквозь зубы Марийка, оглядывая трещины в стенах. — Скоро несущие конструкции не выдержат, и всё схлопнется. Вот же ублюдки… Они знали, что делают.
— Вы знаете, где выход? — спросил Илья.
Марийка даже не удостоила его взглядом. Только фыркнула и пошла вперёд. Зато Карен ответил:
— Мы попали сюда по воздуховоду в лифтовой шахте. Система фильтрации там давно превратилась в труху.
Люди из поселения, действовали на удивление слажено, без лишних разговоров раскидали завал перед дверями лифта. Затем быстро разжали их и зафиксировали, подсунув между ними одну из балок. Марийка лично осмотрела проём и дала отмашку. И они один за другим перепрыгнули на лестницу в шахте. Снизу они походили на муравьев — один за другим, выползающие из разрушенного муравейника.
Анна не боялась высоты и уже было хотела последовать за остальными, но оглянулась на Илью. Он сидел на корточках, обнимая Селёдку, и словно не собирался уходить.
— Она же может взобраться, — сказала она полную ахинею за неимением лучших мыслей в голове и тут же добавила, оправдывая свою глупость: — Кошки же лазают везде…
Всепонимающий Илья грустно улыбнулся:
— Я не могу объяснить это животному.
Эти слова ударили её сильнее, чем любой крик или упрёк. Он действительно собирался остаться здесь. Ради кого-то, кто не сможет его поблагодарить, не поймёт, почему он это сделал. Ей стало страшно. Страшно, что может потерять его. Вот так легко. Без криков, без слёз, без шанса вернуть. Мир словно замер, а потом её осенило:
— Илья, твой рюкзак? Где он⁈
— Оставил его под завалами, он только мешал.
Анна рванула в ту сторону, откуда они только что выбрались. И едва горячо не возблагодарила Бога, сразу отыскав рюкзак. Пол под ногами снова тряхнуло, напоминая о том, что каждая секунда могла стать последней. К ней навстречу спешил Илья. Он без труда разгадал задумку, поражаясь, что сам не додумался до этого. Вскоре ему удалось чуть успокоить взволнованное животное и запихнуть в рюкзак. Когда Селёдка оказалась на его спине, её передние лапы обхватили плечи Ильи, будто она знала, как нужно держаться. Тогда и наступила их очередь совершить подъём.