Виконт. Том 2

Глава 10. Экспедиция ​

Первые дни пути напоминали степную идиллию. Караван двигался размеренно, словно огромный корабль, плывущий по бескрайнему морю ковыля. Ветер играл в травах, создавая серебристые волны, а солнце ласково грело спины дружинников. Мы шли через земли знакомых кочевых родов, где нас уже знали и потому старались не искать поводов для ссоры. Но чем дальше мы углублялись в степи, тем ощутимее сгущались проблемы.

Первая из них — вода. В бескрайних степях источники встречались редко, а те, что попадались, зачастую были слишком скудными, чтобы напоить и людей, и животных. Однажды мы прошли целый день под палящим солнцем без капли воды, спасением оказалось небольшое озерцо с солоноватой водой — мы пили ее маленькими глотками, смешивая с сухим вином, чтобы перебить вкус соли. Особенно тяжёлым стал переход через засушливые земли на двадцать второй – двадцать пятый день: кожа сохла, горло саднило, люди начинали раздражаться, а лошади с трудом держались на ногах.

Спасала положение магия. Каждый раз, когда в воздухе появлялась хоть капля влаги, Джеймс собирал её в ёмкости, наполняя бурдюки драгоценной водой. Кроме того, именно он стал нашим проводником, указывая путь к скрытым родникам, иногда отыскивая их там, где обычный человек ничего бы не заметил. Однако и его силы были ограничены, и не всегда поиски увенчивались успехом. Со временем мы поняли правила жизни в степи и приспособились к местным условиям. Недостаток воды стал меньше беспокоить нас, дружинники успокоились, а я получил очередной урок: насколько важна каждая мелочь в походе.

Проблемы усиливались по мере того, как мы углублялись в земли родов, с которыми прежде не имели дела. Недовольные ханы встречали нас по-разному. Одни — с холодной вежливостью, другие — с открытой агрессией, требуя объяснений, почему мы пересекаем их земли без разрешения. Но чаще всего, стоило им увидеть дракона и восседавшего на нём мага, пыл заметно остывал. Кочевники были людьми практичными: они понимали принцип «мир через силу». Однако встречались и другие, глупые, агрессивные и самодовольные. Особенно запомнилась встреча с ханом Сарматаем.

— Вы что, думаете, можно просто ходить по моей земле, топтать мою траву и требовать моих невольников, ничего не заплатив?! — рычал он, лицо его налилось кровью.

— Меня не интересует твоё недовольство, хан. Я пришёл за тем, что мне нужно. Ты либо соглашаешься на мои условия и кое-что получаешь, либо остаёшься ни с чем, — заявил я, неосознанно копируя местную манеру переговоров.

— Сопляк! — бросил он и оглянулся на своих людей, выстроившихся полукругом с оружием наготове. — У меня людей в три раза больше, чем у тебя! Я не боюсь твою ящерицу!

И, прежде чем я успел ещё что-то сказать, хан с удивительной ловкостью и скоростью для такого грузного человека выхватил из ножен саблю и бросился на меня. Но насколько бы он ни был опытным воином, состязаться в скорости реакции и силе с обладателем талиара он не мог. Быстрый шаг навстречу и укол. Из раны хлынул фонтан крови, обагрив землю. Не успев осознать произошедшее, вслед за своим предводителем в атаку бросились его воины, но несколько мощных Воздушных таранов разорвали их строй, валя в пыль раненых и оглушённых. Мои дружинники даже не дёрнулись, будучи уверенными в силе своего виконта.

Я подошёл к телу Сарматая и без церемоний снял с него великолепную саблю: отличный баланс, первосортная сталь и изящная гравировка. Ножны были под стать клинку: полированные, покрытые лаком и украшенные самоцветами. Теперь это оружие послужит мне.

Я решил наказать это кочевье за несговорчивость: приказал забрать всех невольников, оружие, скот и всё ценное, что нашлось в стойбище. Воины, женщины и дети смотрели, как рушится их жизнь: мужчины скрипели зубами, женщины выли, но никто не посмел даже поднять голову. Теперь их ждала участь просителей в чужих стойбищах — самое страшное унижение для гордых степняков. Но меня их горе не трогало. Я должен был показать, что будет с теми, кто решится пойти против меня.

В остальных же случаях всё проходило гораздо тише. Я прилетал к кочевью и садился прямо перед ханским шатром, не сдерживая Бриана, который с удовольствием пугал местных своим рыком. Объявив свои условия, я ждал. Ханы, скрипя зубами, принимали деньги и отдавали тех, кто хотел свободы. Дух рабов был сломлен: большинство из них даже не верило в возможность иной жизни, воспринимая наши разборки как смену одних хозяев на других. Их лица были тусклыми, потухшими, они давно забыли, что такое надежда. Я не тратил время на увещевания. Кто захочет изменить свою жизнь к лучшему — тот поймёт всё сам. Остальные пусть служат — в любом случае в виконтстве их жизнь будет лучше, чем сейчас в грязи и нищете.

Но самой неожиданной проблемой в этом рейде стала Эмили — волшебница, только недавно присоединившаяся к нашей дружине.

Жаркое солнце клонилось к закату, растягивая по степи длинные тени и заливая её густыми, тяжёлыми красками — медью, багрянцем, тёмным золотом. Караван встал на привал у жалкого ручья, вокруг которого уже успели вытоптать жёлтую, выжженную солнцем траву усталые кони и люди. В воздухе висела сухая пыль, смешанная с дымком костров, а в высокой траве, словно насмехаясь над усталостью путников, неумолчно трещали кузнечики.

Я сидел у своего шатра, склонившись над картой, проверяя маршрут следующего перехода, когда до меня донеслись голоса — сначала сдержанные, потом всё громче, переходящие в перепалку. Недалеко, у воза с провиантом, уже собралась кучка дружинников, и по их напряжённым позам было ясно — дело пахнет дракой.

— Что там ещё за дурь? — сквозь зубы пробормотал я и, отбросив карту, направился к шумящей толпе.

В центре образовавшегося круга стояли двое: Джеймс — молодой маг, худощавый и бледнолицый, и Николас — высокий, широкоплечий дружинник. На фоне закалённого в боях воина Джеймс выглядел почти мальчишкой, но в его глазах горел опасный огонь. Чуть в стороне, скрестив руки и закатив глаза, стояла Эмили — стройная, бледная, её взгляд был раздражённым.

— Я сказал тебе держаться от неё подальше! — в голосе Джеймса дрожал срывающийся гнев. Костяшки его пальцев побелели от напряжения.

Николас лишь хмыкнул, нарочито медленно скрестив руки на груди.

— Ой, какой грозный у нас магишка! — громко передразнил он, изображая преувеличенный ужас. — Ты ещё посохом топни, может, я и правда испугаюсь. Слушай сюда, молокосос: она не твоя собственность, чтобы тут указывать.

Среди дружинников прокатился смешок. Джеймс покраснел до корней волос и шагнул вперёд, и я понял — ещё мгновение, и он швырнёт в Николаса заклинание. Больше ждать нельзя было, и я рявкнул на весь лагерь:

— Отставить! Оба ко мне в шатёр, быстро!

Разговор с задирами оказался сложным. Каждый считал, что именно он достоин внимания Эмили, и ни один не собирался уступать. Я понимал, что конфликт можно решить двумя способами: либо Эмили сама должна дать понять, кто ей интересен, либо по результатам поединка. Но я не хотел дуэлей.

— А саму девушку вы не пробовали спросить, кому она отдаёт предпочтение? — спросил я.

Оба смутились и отвели глаза. Джеймс покраснел, а Николас заявил:

— Женщины устроены так, что всегда выбирают самого сильного. Им это нужно только продемонстрировать. Так что не так уж важно, что думает сама Эмили — убедить её дело времени и техники.

Джеймс аж затрясся от ярости и хотел наброситься на Николаса, но я рявкнул:

— Сидеть! — и, повернувшись к воину, добавил уже холоднее: — Ты, похоже, забыл, что речь идёт о волшебнице, способной испепелить тебя за одно слово. Думаю, без амулетов, зачерованой брони и оружия ты бы себя так не вёл...

Николас буркнул:

— Кроме силы есть кое-что ещё, что бабы нутром чуют...

Мне надоел этот балаган, и я встал, глядя на обоих сверху вниз.

— Я всё понял. Ни один из вас ей не интересен, вы просто злитесь. Последнее предупреждение. Ещё один конфликт — и оба пойдёте пешком в Саврополь. Без сопровождения. Всё, свободны!

Когда они вышли, я выглянул из шатра и, заметив Пьера, кивнул ему:

— Позови ко мне Эмили.

Вскоре в шатёр вошла волшебница. Её осанка, холодный взгляд и едва уловимая усмешка говорили яснее слов — она прекрасно знала, из-за чего весь этот переполох, и не считала себя виноватой.

— Слушаю, ваша милость, — слегка склонила голову Эмили.

— Что скажешь о сегодняшнем конфликте? — спросил я.

— Это — не конфликт, это фарс. Эти... мужчины, — она произнесла это слово с пренебрежением, — решили помериться глупостью, используя меня как повод. Ни один из них мне не интересен. И вообще, я предпочла бы, чтобы они держались от меня подальше.

За стенкой шатра послышалось шуршание — кто-то явно подслушивал. Я мгновенно активировал Обнаружение жизни и уловил двух человек неподалёку. Первым порывом было отгородиться барьером, но я передумал — пусть слушают.

— Понятно. Эти двое тебя не интересуют. Но ты женщина яркая, незамужняя, красивая и умная. А у нас в виконтстве, как известно, с дамами туго. Думаю, это не последний подобный конфликт. Ты не думала определиться? Это могло бы остудить горячие головы.

Я чувствовал себя отвратительно, будто сводник на пошлой ярмарке, но нужно было решать проблему. Эмили, напротив, была спокойна. Она сказала:

— В виконтстве выбор не то чтобы богат. Если честно, из всех мужчин достойны внимания только двое: вы и воевода. Но вы женаты, а Дмитрий увлечён Мири. Я знаю себе цену и не собираюсь с ней конкурировать.

Одна фраза, а сколько в ней смысла! Я не сразу нашёл, что сказать, а Эмили продолжила:

— Вот если бы Джеймс не был таким тщедушным... — продолжила она задумчиво, — если бы в нём было больше уверенности... тогда, может, я бы и задумалась. Но пока — нет.

— Ладно, Эмили, иди, — махнул я рукой.

Когда она вышла, я остался один, обдумывая услышанное. Первая мысль — отправить её назад, в Саврополь. Но оставить караван без защиты дракона даже на сутки было слишком рискованно. Да и сама Эмили, при всех «проблемах», была слишком ценной силой, чтобы просто от неё избавиться.

В итоге я не принял никакого решения — просто оставил всё как есть. Но, как ни странно, после этого разговора Джеймс и Николас перестали открыто враждовать.

Эмоциональные конфликты с криками и размахиванием кулаками из-за Эмили больше не повторялись. Людям пришлось искать другие развлечения, пока караван совершал долгие утомительные переходы от одного кочевья к другому, однако напряжение между Николасом и Джеймсом никуда не делось. Я прекрасно понимал, что это была лишь первая ласточка — последствия острого полового дисбаланса в Саврополе дадут о себе знать ещё не раз. В других землях королевства женщин всегда хватало, а вот у меня в виконтстве сложилась совершенно иная картина: женщины не стремились покидать привычную жизнь ради призрачной возможности улучшить своё положение на новом месте. Среди освобождённых рабов также не оказалось много девушек, способных порадовать глаз молодых переселенцев или дружинников. Почти все бывшие пленницы были немолоды, изнурены тяжёлой работой и, как следствие, не могли вызвать восторг у местных мужчин. Особенно ярко запомнилось несколько случаев, когда несколько по-настоящему красивых и молодых девушек отказались идти с нами, предпочтя остаться в качестве наложниц в шатрах влиятельных ханов. Печальный, но весьма показательный факт. Нужно как можно скорее посетить Садию и поискать там желающих переселиться ко мне. Возможно, там мне удастся найти южных красавиц, которые смогут вдохнуть новую жизнь в мое виконтство.

В пути у меня было немало свободного времени. Я вынужден был часами ожидать, пока мой караван неспешно преодолевал расстояния, которые Бриан покрывал за считанные минуты. Но тратить это драгоценное время впустую я не мог, поэтому погружался в свои исследования, пытаясь раскрыть секрет злополучного болта, способного пробивать кинетические щиты. Уже больше полугода я бился над этой задачей, и из трофейного артефакта извлёк всё, что мог, и даже немного сверх того. Оставалось малость — закончить реконструировать связки печатей полностью, но эта «малость» и была самой сложной частью работы. Весь блокнот был испещрён бесчисленными схемами, записями, зачёркнутыми теориями и зарисовками, которые пока не приносили желанного результата, хотя я чувствовал, что до решения задачи оставался буквально один шаг.

Когда мысли о снаряде начинали утомлять, я переключался на создание амулета защиты от пыли. После загадки «чудо-болта» эта задача казалась простой и приятной. Вскоре у меня уже был готовый образец, и теперь я лишь совершенствовал детали, чтобы передать новинку мастерам для массового производства.

Однако даже это не могло полностью отвлечь меня от однообразия долгого ожидания, и я начал упражняться в фехтовании саблей. Трофейная сабля, которую я забрал у самонадеянного хана, чрезвычайно нравилась мне как внешне, так и по ощущениям, хотя стиль владения этим оружием сильно отличался от привычного мне меча. К счастью, в моей дружине нашёлся наставник — Ардендор Греис, бывший егерь, привыкший именно к сабле. Я частенько брал его с собой в короткие разведывательные полёты, чтобы, дожидаясь каравана, спарринговать с ним.

Ардендор, после того как Лидия вылечила его, как будто обрёл вторую молодость. Глядя на его подтянутую фигуру, ловкость и силу, невозможно было подумать, что ему около пятидесяти лет. Как учитель бывший егерь был не очень хорош, но этот недостаток компенсировал лёгкий и весёлый нрав дружинника. Когда у меня что-то не получалось, Ардендор отпускал какую-нибудь незамысловатую шутку и сам тут же заразительно смеялся, поглаживая свои роскошные усы. Он доносил как мог до меня, что сабля требует совершенно иной техники, нежели меч.

Со временем я понял основные различия между этими типами клинков: если меч наносит мощный рубящий удар, полагаясь на тяжесть самого оружия и инерцию корпуса, то сабля рубит быстро и скользяще, охватывая большую площадь цели и обеспечивая глубокий секущий разрез. Опытный мечник вкладывает в удар импульс, берущий начало от ног и бёдер, дальше усиливает его через поворот всего тела, тогда как сабля генерировала силу в основном благодаря резкому движению плеч и рук. Кроме того, меч, в основном, являлся оружием пехоты, сабля же изначально была разработана именно для кавалерийского боя и давала ощутимое преимущество всаднику, разящему с высоты седла пешего противника.

Мне, привыкшему к прямым мечам, переучиваться было нелегко, но я не сдавался, получая от этого нового опыта особое удовольствие. Помимо фехтования я занимал себя размышлениями о том, какие именно заклинания лучше всего вплести в саблю, чтобы использовать потенциал её великолепного лезвия и драгоценностей, которыми была инкрустирована рукоять.

Как бы сложна и трудна ни была эта экспедиция, ей подходил конец. Чем ближе караван был к границе моего виконтства, тем заметнее становилось облегчение и радость на лицах дружинников, а вот освобождённые рабы наоборот выглядели мрачными и встревоженными, явно опасаясь неопределённости, которая ждала их впереди.

Накануне нашего возвращения в Саврополь мне приснился особенно яркий сон, один из тех, что выбивается из общего ряда. Видение оставило после себя стойкое чувство тревоги и беспокойства.

Я словно бы оказался в собственном доме, где всё казалось знакомым и уютным, но чувствовал при этом нарастающее напряжение. Вдруг за окном я заметил странную фигуру: тёмный, размытый силуэт с неясными чертами лица и необычной, пугающей аурой. Незнакомец энергично жестикулировал, явно требуя, чтобы его впустили. Меня охватил внезапный страх и неприятное чувство, будто от этого визитёра исходит угроза. Я открыл окно и громко крикнул, чтобы он немедленно убирался прочь.

Вернувшись в постель, я тихо сообщил жене:

— Там какой-то странный тип требует, чтобы его впустили. Я сказал ему проваливать.

Жена равнодушно пожала плечами, не проявляя особого интереса, и повернулась ко мне спиной, натягивая одеяло повыше. Я собирался последовать её примеру, но тут тяжёлый, требовательный стук донёсся уже от входной двери. Меня пронзила тревога: как он смог пройти через запертые ворота?

Наспех накинув халат, я поспешил к двери, сердце уже билось тревожно и беспокойно. Голос мой задрожал, когда я вновь крикнул незнакомцу:

— Уходи отсюда! Я тебя не звал!

В ответ раздался низкий, жутковатый звук — не речь, а какой-то приглушённый рокот или гул, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом.

— Убирайся немедленно! — уже почти срываясь на крик, потребовал я, чувствуя, как холодеют пальцы.

Но незнакомец уже нетерпеливо потянул дверь на себя, и, к моему ужасу, дверь стала открываться — я почему-то не закрыл засов. Я бросился вперёд и упёрся всем весом, стараясь удержать дверь. Но силы были неравны — дверь неумолимо медленно распахивалась, и я понимал, что сейчас это нечто проникнет в мой дом, разрушит мою жизнь. Сердце бешено колотилось в груди, пальцы соскальзывали с дверной ручки…

И именно в этот момент я проснулся — резко, с хриплым вдохом, чувствуя, как по спине стекают струйки холодного пота. Несколько мгновений я просто сидел, приходя в себя после этого странного кошмара. Сон был слишком ярким, слишком тревожным, чтобы быть простым плодом воображения, наверное, за ним что-то стоит...

Что бы не занимать голову всякой мистикой я решил подвести итоги нашей маленькой степной экспедиции. Если вдуматься, то чуть больше месяца на столь масштабную экспедицию — это не так уж много, но людям этот поход дался нелегко. Караван постоянно сталкивался с жарой, докучливыми насекомыми, трудностями с провизией и нехваткой воды. Однако самым сложным было постоянно быть начеку. Мы находились на чужих землях, где нас никто не ждал с распростёртыми объятиями. Каждый раз, когда я отправлялся на разведку местности, в караване нарастало беспокойство: повсюду сновали враждебные отряды степняков, готовые воспользоваться малейшей нашей ошибкой.

Дважды степняки пытались напасть на нас в предрассветный час, когда часовые едва удерживали глаза открытыми. Оба раза нападения не увенчались успехом — кочевники не догадывались о магических сигнальных заклинаниях, которые мы всегда ставили. Магов у степняков было немного, а те, кто встречался, чаще всего владели скромным набором заклинаний, передающимся из поколения в поколение, постепенно деградируя. Иногда ханы отправляли одаренных юношей и девушек учиться в большие города, в надежде, что они после учебы усилят родные кочевья. Но молодые люди, вкусив прелести городской жизни, уже не желали возвращаться в степь. Так кочевники постепенно лишались даже той скудной магической силы, которой когда-то обладали.

Без потерь среди освобождённых людей также не обошлось. Четверо из них сбежали — тихо и незаметно, по одному, пока мы переходили с места на место. Когда мне доложили об этом, я лишь покачал головой и решил не устраивать поисков. Свобода — дело добровольное. Если кто-то не хочет её принять из моих рук, то пусть сам докажет Воле мира, что достоин её.

К сожалению, были и смерти — двое мужчин не перенесли тяжёлых условий пути. Странность заключалась в том, что эти люди многие годы провели в постоянных переходах, и для меня стало загадкой, почему именно теперь они не выдержали испытаний дорогой. Возможно, просто пришёл их срок. Всего мы смогли вывести из рабства всего сто восемьдесят два человека. Меня печалил такой скромный результат, поскольку изначально я рассчитывал на вдвое большее число, однако этому помешали несколько факторов. Чем дальше мы уходили в глубь степи, тем меньше рабов встречалось в кочевьях. Большинство родов в ближайших к Саврополю землях уже посетили Софи и Лидия, и там нечего было делать во второй раз. Кроме того, перед нами лежали земли самого сильного хана степи — Дего Неистового Быка. Как бы мне ни хотелось освободить земляков, томящихся у него в плену, я понимал, что это может привести к большой войне между Андором и степью, ведь он точно не оставит без ответа такой шаг. А я давал обещание быть «благоразумным» и не втягивать страну в военные конфликты еще во время забега в Тайной канцелярии.

Но если взглянуть на ситуацию с другой стороны, то нам удалось освободить из рабства целых сто восемьдесят два человека, и пришлось потратить на это всего тридцать четыре дня, что само по себе, несомненно, положительный результат. Дело было сделано, можно переворачивать страницу и приступать к новому шагу — путешествию в Садию.

Планируя этот поход, я заметил, что караван вошёл на территорию герцогства Абая, я решил, что дружинники смогут без меня довести людей до Саврополя. Бриан легко взмыл в небо, и мы устремились к дому, к женам, по которым я невероятно соскучился. Конечно, мы поддерживали связь с помощью артефактов передачи голоса, но ничто не могло заменить их ласковых рук, тёплых взглядов, искренних улыбок и сладких поцелуев. Особенно я соскучился по ночам рядом с ними — долгим, нежным, страстным.

***

Пока Бриан медленно кружил над Саврополем, выбирая место для посадки, я с высоты разглядывал строящуюся усадьбу, наслаждаясь открывавшимся видом. Этап фундамента давно миновал, и теперь стены уверенно поднимались вверх, дом приобретал отчётливые очертания. Даже в таком незавершённом состоянии усадьба уже внушала чувство радости и гордости.

Бриан аккуратно приземлился возле нашего нового большого шатра, я поспешно снял с дракона седло. Партнер тут же взлетел, направляясь в горы — он тоже за время путешествия по степи очень соскучился... соскучился по молодым горным козочкам. А я почти бегом направился к жёнам, по которым так истосковался. Предвкушая нежные объятия и ласковые улыбки, я нетерпеливо откинул шелковый полог, шагнул внутрь и сразу же застыл на месте, почувствовав, как напряжение буквально витает в воздухе.

В шатре было душновато, сумрачно, и царила непривычная гнетущая атмосфера. По полу, устланному коврами, беспорядочно валялись скомканные листы, а рядом со столом валялся серебряный кувшин для воды, лужа уже впиталась в земляной пол, а ковёр всё ещё оставался мокрым. На столе в беспорядке стояли нетронутые тарелки с фруктами, с писчее перо лежало поверх листа бумаги, вокруг его кончика образовалась большая клякса. Одно из кресел было опрокинуто.

Софи и Лидия встретили меня совершенно не так, как я ожидал. Вместо радостных улыбок — сжатые губы и тяжёлые, осуждающие взгляды.

— Что случилось? — осторожно спросил я, внутренне сжимаясь от предчувствия беды.

— Он ещё спрашивает: «Что случилось?»! — резко прошипела Софи, сверкая глазами от негодования.

Я оторопел, не ожидая такого гневного приёма. Спрашивать Софи, когда она в таком состоянии, не имело никакого смысла. Поэтому я повернулся к Лидии, надеясь получить хоть какое-то объяснение от неё. Лида смотрела на меня с укором: в её глазах читалась обида и глубокое разочарование, по щекам уже скользили первые слёзы. Она поспешно их вытерла тыльной стороной ладони и, всхлипнув, произнесла:

— Марк… Это просто переходит все границы! За что ты с нами так поступаешь?

Я беспомощно взглянул на Софи. Она села за стол и, с едва сдерживаемым гневом, нервно крутила в пальцах прекрасную серебряную лилию, созданную ею, видимо, в моё отсутствие. Я окончательно растерялся.

— Девочки мои дорогие, я же ничего не понимаю! Пожалуйста, объясните, в чём дело, — взмолился я, опуская руки.

Я отчётливо видел, что это не шутка: жёны были искренне обижены и взвинчены до предела. Их эмоции хлестали через край и грозили в любой момент утопить меня.

— Не называй нас так! — резко бросила Софи, сжимая цветок так, что её пальцы побелели, а стебелёк погнулся. — После того, что ты сделал, какие мы тебе «дорогие»?!

— Массаракш! — выругался я, использовав ругательство степняков, раздражение и досада начали закипать внутри меня. — Да что стряслось-то, наконец? Можете объяснить нормально?!

Софи решительно поднялась со своего места и, гневно уперев руки в бока, требовательно взглянула на меня:

— Нет уж, дорогой, это ты нам объясни! Зачем они вообще здесь?!