Воздух сгустился так, что стало тяжело дышать. Но мы все держались отлично — даже ребята, явно чувствующие, какая на них лежит ответственность.
С треском лопающегося пространства в центре квадрата возник прямой вертикальный разрыв. Затем он расширился — и из неба словно вырезали прямоугольник. Будто оно стало твёрдым и превратилось в дверь метров двадцати высотой.
Дверь открылась, а за ней оказался багряный провал. Дыхнуло жаром — я ведь стою именно по направлению открытия «двери». И я первым увидел того, кто показался из-за кромки.
— МИР ТЕБЕ, О, НЕСРАВНЕННЫЙ СТОЛБ ПЛАМЕНИ СРЕДИ БУРАНА! — раздался раскатистый бас, от которого затряслась земля. — ТЫ ЗВАЛ МЕНЯ, И Я ЯВИЛСЯ НА ТВОЙ ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ ПРИЗЫВ, СПОСОБНЫЙ ВОСХИТИТЬ И САМОГО АЛЛАХА, ДА БЛАГОСЛОВЕННО БУДЕТ ЕГО СТРАНСТВИЕ!
— Ну началось… — устало вздохнул генерал. А потом дверь окончательно распахнулась — и из-за неё в наш мир выбрался настоящий исполин!
Джинн, которого Дашков назвал Абдульбари, в точности походил на стоящую передо мной статую. Только ростом в два десятка метров. В остальном — синий гигант, четыре руки, шесть пар крыльев за спиной, три глаза и три острых рога. И клыкастая пасть…
Не затыкающаяся ни на секунду!
— МИР И ВАМ, О ПРЕКРАСНЫЕ СМЕРТНЫЕ, БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ! ДА БУДЕТЕ ВЫ ВЕЧНО МОЛОДЫ И ПРЕКРАСНЫ ПОД НЕБОМ ВСЕВЫШНЕГО, О, СЛАДКИЙ ЕЛЕЙ МОЕГО СЕРДЦА!
— Что он несёт? — раздался за моей спиной шёпот. Кажется, это был Мирон. Воздух так сильно клубился от ауры гостя, что я толком не смог разобрать.
О, эта аура! Уж на что я был Архимаг, а подобное встречал по-настоящему редко! Не берусь утверждать даже то, что сам когда-либо обладал аурой сравнимой мощи!
В ушах играет бравурная нездешняя музыка — пищат бесчисленные дудки, бьют тяжёлые барабаны, от звонких трелей хочется пуститься то ли в пляс, то ли на марш!
И аромат… Аж в животе заурчало! От джинна пахнет, словно передо мной роскошный стол, уставленный изысканными яствами, да ещё окуренный благовониями.
Немного смахивает на какофонию, честно говоря, но аппетитно. Если слово «какофония» вообще применимо к запахам, м-да.
Остальные дети тоже явно увидели силу джинна. Одна лишь Рина не зажмурила глаза, буквально пожирая существо взглядом.
Наконец, Дашков нарушил ненадолго повисшую тишину.
— Мир и тебе, о великий из великих строителей дворцов, стен и башен! Я вижу, члены твои всё так же могучи, а высокое чело подпирает само небо! Я счастлив вновь видеть тебя в добром здравии спустя столько лет, и буду каждый день молиться о том, чтобы силы не покинули тебя никогда и впредь!
На лица взрослых стало по-настоящему смешно смотреть. Они явно никогда не слышали не то что уважительной беседы с джинном, а даже о том, как они должны проходить.
А вот я кое-что слышал, хоть никогда и не присутствовал лично. И потому стоял спокойный, вслушиваясь в тончайшие оттенки ауры пришельца.
Потому что для джиннов такое расшаркивание — норма. Это часть их древней культуры. Так они сильным выражают своё подобострастие, слабым — снисхождение, друзьям — уважение, а врагам — вежливость. И от других ждут того же.
Это надо просто немного перетерпеть. И мы терпели. А когда наконец этот обмен любезностями закончился… в основном, Дашков как мог быстро перешёл к делу.
Но первым вопрос задал джинн. К счастью, перед этим он мгновенно уменьшился до человеческих размеров, заодно избавившись от крыльев.
— О, мой любезный друг, чьи речи слаще мёда! Только не говори мне, что ты хочешь принести в дар и в жертву своему скромному знакомцу этих чудесных ребятишек, да послужат их души великому замыслу Его⁈ Я, право, польщён и…
Так, бл…ин. Это что, придётся всё-таки его укокошить? Надеюсь, что обойдёмся без глупостей.
— О, вынужден прервать твою дивную мысль, добрый джинн! — бойко ответил Дашков. — Но эти дети суть мои добрые знакомые. А жертв и подношений для тебя не довольно ли принёс я? О, мне для моего старого друга не жалко и целого мира, но… увы. Возможности скромного раба твоего скромны. Так что придётся работать как есть.
Последние слова генерал произнёс вдруг очень сухо и отрывисто. И иномирный гость явно понял, что торговаться здесь никто не намерен.
— Что ж. — взял он одной из рук бутыль вина. — Ты огорчаешь меня, старый друг. Но и радуешь. Таковой Господь Миров сотворил дружбу, таковой сутью наделил её. И я, скромное создание Его, безропотно приму сии дары и возблагодарю Небо за них, ибо Он учил нас благодарности. И тебя тоже возблагодарю, о тот, что подобен дивному коньяку на морозе!
— Коньяку на морозе?‥ — раздалось где-то за спиной. — Чего?
— Тс-с! Не обращай внимания. Он явно поехавший!
На нас, впрочем, названный Абдульбари не обращал никакого внимания. Он сладко смаковал алую жидкость, горстями зачерпывал сладости и бросал всё это в бездонную пасть.
Жрут джинны явно без особых правил этикета.
— Я благодарю Небо и Создателя Миров за то, что мне была ниспослана столь крепкая дружба и столь дивный друг, о господин сердца моего! — как-то совсем уж нелепо ответил генерал. Старик, толкующий о «господине его сердца» — это совсем какой-то сюр. Но что сказано, то сказано. — И я, ничтоже сумняшеся, прошу угостив тебя яствами и даровав сокровища земли и духа, прошу тебя об услуге, которая не отнимет и малой толики времени твоего!
— Что есть сие? — в кои-то веки кратко спросил джинн, что-то втягивая носом. Какой-то порошок… алхимический, наверное. — Внимаю.
И Дашков, всё так же витиевато, в подробностях описал джинну задачу. И на слух маленькой она совсем не выглядела! Даже я в прошлой жизни потратил бы на сотворение чего-то такого не один час, немало маны, и прочих расходников.
Дашков обвёл руками нашу поляну и попросил сотворить на ней четыре Места Силы, указав на тех, для кого они будут предназначены. То есть, на нас. Указал параметры, попросил творить сообразно «твоим неизмеримым знаниям и сути вещей и Творения».
А нас, конечно же, попросил по своей воле открыть души перед «могущественным Абдульбари», ибо «будет невежливо глядеть в вас против вашей воли, юные господа. А невежливость суть великий грех».
Ха! Тогда я — великий грешник! Но открыть душу…
Это значит показать джинну то, что скрыто в самых её глубинах. Универсальное Заклинание, память прошлых жизней, свои намерения и способности.
Пожалуй, это уже чересчур.
К счастью, теперь мне не требовалось особых волевых усилий для обращения к мощностям Заклинания. Требовалось это обращение лишь пережить. Но тут уж я был уверен, что справлюсь.
Ведь сейчас мне нужно кое-что по профилю.
Ваше желание исполнится! Сотворяю Внутренний Адорант. Задайте свойства чар.
И, пока Абдульбари смотрел в души другим детям, попутно прямо-таки потоком изливая на них приторные комплименты, я быстро размышлял о том, что хочу показать этому могущественному существу.
Благо, его явно стеснит дружба с генералом, и просто взламывать мою иллюзию он вряд ли решится. А Внутренний Адорант — именно иллюзия. Как обычный адорант суть твоя статуя, с которой установлена духовная связь, так Внутренний Адорант — иллюзия твоей души для демонстрации другим, принимающая те свойства, которые ты ей задашь.
Говорят, эту штуку придумал кто-то из могущественных, но не очень-то благочестивых, жрецов Эры Легенд. И в его руках эти чары могли обмануть даже взор бога.
В эпоху, когда боги ходили среди нас по земле, это было особенно полезно, знаете ли.
В конце концов, когда очередь дошла до меня, я уже принял решение. Покажу себя лишь беспрецедентным магом-иллюзионистом. С неординарным запасом маны, потенциалом скрытой природы, способным уже сейчас творить сложную магию, но лишь из области Искажающего Источника.
Пусть сделает мне Место Силы, в котором я смогу развить именно эти навыки, если сумеет. Ибо скрывать свою мощь от сильных мира сего мне пока ещё нужно.
А там как знать — быть может, мои старые знакомые с родины пожалуют.
— Открой мне душу, о юноша, чей взор подобен бескрайним ледяным равнинам, а решимость способна вознести до небес! Я взгляну, дабы подивиться, сколь могучих сынов рожает земля, благословенная Творцом Миров!
И я пожелал открыть Абдульбари… Адорант. Фальшивую душу, которая уже сейчас выжрала из Заклинания немало маны. Благо, резерв его фактически безграничен, а разовое напряжение невелико.
Три глаза джинна, и без того круглых, будто округлились ещё сильнее. Он на глазах задрожал, начал стремительно меняться! Из синекожего чудовища стал молоденькой девушкой в строгой униформе и круглых очках.
Затем — детективом в чёрном плаще с большой нелепой лупой.
Врачом-педиатром в белоснежном халате и со слуховой трубкой.
Седобородым стариком, одетым в расшитую тысячами звёзд мантию.
Вернулся в свой изначальный облик — и всё это за пару секунд! Образы мелькали чехардой, а где-то в груди я чувствовал, как чужой взор пристально глядит мне в душу.
Чужой, но не враждебный. Пытающийся понять, а не раскрыть.
— Се будет великий властитель тонкого плана бытия! — наконец громко молвил джинн, делая шаг назад. — Я прозреваю, что ему отведено немного лет спокойствия в подлунном мире! Но коли вы поможете сему льдоглазому юноше в самый ответственный момент — вы явите миру то, чего он не видел многие тысячи лет! О чём я сам, живущий под великолепным небом Его, слышал лишь в сказаниях Старших и песнях сладкоголосых гурий на пирах у Великого Хана, да будет мир и покой его вечен, а кувшин всегда полон! Так говорю вам — к выгоде своей и вашей! И никого здесь не минет чаша сия!
Сказав это, джинн каким-то неведомым образом сложил все четыре ручищи на груди и молча вернулся в центр квадрата. А все взгляды скрестились на мне.
Идеальный момент, чтобы сказать какую-нибудь ерунду, которую потом все запомнят и будут повторять в веках. Ну я и не стал упускать такой шанс!
— Чего вы смотрите? Я же говорил, что возглавлю этот мир? Вот! Всем буит только лучше! Зуб даю!
И показал клык, который недавно слегка обломал, жуя орешки.
Не успели взрослые что-то ответить, как Рина запрыгала на месте и заорала:
— Я с тобой! Я с тобой! Станем сами главними, а потом убьём сех плохих!!! Уря!!!
— И эта… победим бедных, во! — вскинула кулачок Лиза. Но потом, кажется, поняла, что где-то в её словах есть проблема. — Ой, нет! Побдим бедность! Дя!
А Сашка лишь молча кивнул, улыбаясь до ушей и показывая большой палец. Это его батя научил. Пацан давно растерял всё своё английское воспитание, хе-хе.
Но потом и Саня всё-таки решил внести свою лепту. И скромно заявил:
— И везьде буит сад! Всё-всё-всё буит касивое! И кошьки!
Все на этой поляне согласились, что это было отлично сказано… А Абдульбари резко оттолкнулся от земли.
Ноги его исчезли, сменившись газовым сизым хвостом, руки раскинулись в стороны, он вновь вырос в размерах, и на удивление кратко прокричал:
— Я и плотник, и маляр! Я и столяр, и гончар! Я строитель и кузнец! Повелитель, швец и жрец! Здесь я именем Его ВСЁ ТВОРЮ ИЗ НИЧЕГО!
И реальность вокруг нас буквально пустилась в пляс!
— Па-а-астаранись!!! — зычно гаркнул Дашков, но батя и так уже подхватил всех нас кинетическим полем и аккуратно оттянул в сторону. Сам генерал, обернувшись огненной вспышкой, тоже вмиг очутился на краю поляны.
И мы все смогли молча насладиться ни с чем не сравнимым зрелищем. Зрелищем, которое уже сотни лет восхищает меня больше, чем что угодно во множестве миров.
Зрелищем чародейского творения.
Воздух над поляной дрожал и мерцал. Прямо из него то и дело выпрыгивали десятки всевозможных инструментов — пилы, топоры, молоты, зубила… что-то электрическое, порождённое наукой Земли.
Эта самая земля — почва и дёрн на поляне — исчезала в никуда, обращаясь разрытыми под фундаменты ямами. Из-под земли тут и там мгновенно вырастали деревья, которые тут же с силой срубали свистящие в воздухе топоры. Затем с деревьев сама слетала кора, ветви и листья, стволы расчленялись на идеально гладкие доски и брусья…
Тут же с треском из ничего собирались каменные блоки, ручьями лился цемент, падал, куда нужно, щебень, сваями вбивались стальные колонны.
Джинн не сотворил нам четыре здания, как можно было ожидать. Плоть от плоти самой магии, он не хуже меня понимал — сотворённое здание не будет вполне настоящим. Не будет «помнить», как его строили, не будет иметь в себе первооснов.
А значит, не будет удерживать в своих стенах магию. А со временем само собой растает, как хорошая иллюзия.
Уверен, и эти материалы, и инструменты — всё это настоящее, утащенное им откуда-то. И даже деревья он выращивает сам. Просто ускоряя их рост в тысячи раз.
— Надеюсь, у соседских дачников сейчас не начали пропадать топоры из рук! — усмехнулся Дашков. — А то на нас в полицию заявят!
Огромный синий джинн, царящий над творческим хаосом, лишь расхохотался.
— Мой великий друг, чья ярость способна сжигать и легионы Ада! Я не первый день, не первый век, не первую тысячу лет творю и строю, прославляя своими чарами Имя Его, нашего Творца и Созидателя! Не оскорбляй же меня сомнениями маловера, о пылающий в ночи костёр! Будь уверен — меня сейчас не видит даже тот браконьер, что решил преступить Его Закон и поохотиться неподалёку, но его внезапно сморил только что дурной сон!
Да уж. Я стоял, закусив губу и искренне восхищаясь. Я никогда не страдал излишним тщеславием и мелкой завистью. Не стремился, как иные пигмеи от магии, топотать ножками и вопить на весь мир, какой я самый великий, какой я о… балденно важный.
Я всегда мог наравне с собственным величием признать величие других. И сейчас смотрел на идеально чистую работу Абдульбари с гордостью.
С гордостью за магическую мысль, породившую такое, и за себя, ставшего значимой частью этой мысли.
Будь сейчас здесь я прежний — посоревновался бы с джинном в строительстве! И посмотрел бы ещё, кто кого!
Ребята же аж пищали от восторга. Особенно Лиза, глядящая, как прямо из-под земли минута за минутой поднимается мрачный чёрный зиккурат. Трёхступенчатая пирамида из больших блестящих блоков — из базальта и обсидиана.
Вокруг пирамиды сложилась ограда из кривых чёрных прутьев, беспорядочно увенчанных пожелтевшими от древности черепами различных существ.
А уж когда на верхушке пирамиды-зиккурата водрузилась здоровущая тёмно-зелёная башка размером, пожалуй, больше меня нынешнего, а три её глаза замерцали болотными огнями, девочка просто неистово захлопала в ладоши и рванулась проверять, как там внутри.
Её удержало лишь отцовское поле — творение ещё не завершилось, тут и там летали топоры и кувалды. Соваться туда всё ещё смертельно опасно.
Материализовавшийся на моём плече Син тоже пристально глядел в зияющий провал этой необычной гробницы.
— Ну всё. — обречённо протянула Настя. — Теперь точно никаких гостей. Не поймут-с…
— Не поймут-с…
Параллельно с Местом Силы для Лизы появились и три других. Для Саши — высокое мощное дерево с кристально-белым стволом и пышной кроной с ярко-золотыми листьями. Что-то вроде эфирогона, только в разы больше.
А ещё от древа (назвать это деревом язык не повернётся) прямо-таки веет Благодатью и очищающей упорядоченной маной.
Для Рины же появилось нечто странное. В земле была вырыта глубокая и широкая круглая яма. Дно её застилал алый яркий песок. Стены покрылись толстым слоем мрачных тёмных кирпичей, а сверху яму накрыла грубая мощная решётка.
Вниз, в яму, вела узкая кривая лестница, но и она при необходимости перекрывалась стальными прутьями, а по бортам ямы выросли тринадцать алых шипов, увенчанных плоскими факелами.
— Это ещё что за жуть⁈ — поражённо воскликнула Эльдана. — Это для Риночки⁈ Какого демона вообще⁈
— Думаю, это арена. Прекрасно отражает желание вашей юной дочери сражаться за своё будущее, — мягко ответил ей Дашков.
А для меня… Для меня появилось нечто, до боли знакомое.
— Портальная башня, — тихо хмыкнул я себе под нос.
Да, это именно её вершина. То, что я видел, когда на полгода окунулся в своё подсознание. Круглая площадка, колонны, образующие шесть арок, потолок-купол.
Разве что в арках сейчас нет дверей, а за пределами башни не пустота. В остальном — всё то же. Своеобразная ротонда из мрамора и гранита.
Так завершилось творение. И Абдульбари аль-Асфар, откланявшись и до тошноты обильно расшаркавшись с Дашковым, просто исчез в беззвучной вспышке. А в воздухе повисли его последние слова:
— Я оказал вам посильную помощь. С тем, что делать с сим даром, разбирайтесь сами! Ведь не для того ли смертным даны столь любопытные носы⁈