Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 10

— Ну, ничего же страшного не случилось. Совсем маленькая дырочка, — сказала я и откусила нитку. — Глянь, как хорошо вышло. И почти ничего не видно. Держи!

Я бросила джинсы Анжелике и аккуратно вонзила иглу в катушку так, чтобы нитки не размотались, и игла не выпала.

— Мама Люба, спасибо! — расцвела Анжелика и тотчас же натянула джинсы.

В этом времени ещё не начали ходить в рваной одежде, когда нитки торчат и дыры такие, что всё тело просвечивает.

— И правда не видно! — она поставила стул на середине комнаты, влезла на него и покрутилась перед зеркалом.

— Не упади только! — предупредила я и принялась складывать в походную коробку нитки и ножнички.

— Мама Люба, а тебе нравится Америка? — вдруг спросила Анжелика.

— Если ты природу имеешь в виду, или архитектуру, то да, — дипломатично ответила я и застегнула сумку. — Очень нравится.

— А если вообще?

— Что значит вообще? — не повелась на уловку я.

— А что тебе не нравится здесь?

— Мне всё нравится, я же сказала, — опять попыталась увильнуть я.

— Нет, ты сказала, что тебе только природа и архитектура нравится, — прицепилась егоза.

— Природа действительно здесь красивая, — сказала я и торопливо перевела разговор, — а тебе что здесь нравится?

— Всё! — выпалила Анжелика, — особенно реклама, Макдональдсы и жвачка.

Мда, вроде уже взрослая девка, а ума как у ребёнка, — мысленно вздохнула я. Хотя, чего тут вздыхать. Помню, когда первая реклама появилась в моём времени, то все так прямо с удовольствием её смотрели и слоганы распевали. А потом, когда от рекламы уже некуда стало деваться — взвыли. Но было уже поздно. Нас, как дикарей, которых поманили блестящими бусами, свели с ума этой рекламой. Но у Анжелики и её сверстников всё ещё впереди.

Я опять вздохнула. Теперь уже вслух.

— Мама Люба, — Анжелика спрыгнула со стула и подошла ко мне, заглядывая в глаза, — а что бы ты сказала, если бы мы шли по улице и случайно мою маму встретили? Настоящую маму…

От неожиданности я аж икнула.

— Это невозможно, Анжелика, — после заминки покачала головой я. — Мы же уже обсуждали это. Сама подумай, Нью-Йорк — многомиллионный город. А Америка — вторая по величине страна. После нашей, конечно. Ну, а теперь прикинь, какова вероятность среди миллиардов людей встретить именно твою маму? Математическая задачка для второго класса.

— Ну, а вот если бы? — упрямо не сдавалась Анжелика, продолжая настойчиво заглядывать мне в глаза.

— Ой, даже и не знаю, — пожала плечами я, — по ситуации, наверное. Я-то что? Я с ней даже не знакома. Это тебе нужно думать, что бы ты делала.

Я взяла со стола свой блокнотик и принялась смотреть, что из запланированных мелочей (покупки, посещения интересных мест) мы ещё не выполнили, ведь времени остаётся всё меньше и меньше:

— Слушай, Анжелика, напомни мне, как будем вечером с концерта возвращаться и мимо того синего магазинчика проходить, чтобы я купила купальник.

— Зачем тебе купальник? — удивилась она, — на море ведь не собираемся…

— Тетя Валя просила, — ответила я, — детский купальник для художественной гимнастики. У неё у Леночки соревнования скоро, а купальников нигде нету. Она и денег дала. Главное, не забыть…

— Ну, мама Люба… — заныла Анжелика, — ну, вот если бы ты всё-таки столкнулась с нею на улице и знала, что это моя мама, что бы ты ей сказала?

— Да что ж ты пристала ко мне! — в сердцах аж вызверилась я, — что за несносный ребёнок!

Но судя по лице Анжелики, что-то было не так.

— Так! Признавайся! — строго сказала я, — к чему ты всё это ведёшь?

Глаза у Анжелики забегали.

— Анжелика! — прищурилась я, — не выкручивайся! Я жду!

— Ну… — уши у неё вспыхнули, затем покраснели щёки, и уже через миг всё её лицо пылало.

Я молча ждала, прищурившись.

Анжелика немного посопела, посопела и выдала:

— Ты Флорес помнишь?

— Какую Флорес? — нахмурилась я, — ты разговор-то не переводи. Я жду ответа.

— Ну помнишь же её? Она к нам в Калинов приезжала, с делегацией. Негритоска такая смешная…

Не запомнить необычайно толстопопую, круглолицую, широкогубую афроамериканку с приплюснутым носом и вертикальной копной курчавых длинных волос было невозможно. Тем более любила она одеваться исключительно в лосины цвета взбесившейся Барби и вырвиглазного цвета туники, которые подчёркивали её выдающуюся пятую точку.

— Конечно помню, — кивнула я, — а что?

— Ну в общем… — замялась Анжелика, опять покраснела, но, таки собравшись с духом, выдала.

Да такое выдала, что у меня аж глаза на лоб полезли.

— Я её тогда попросила, и она нашла маму… — хрипло прошептала Анжелика, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Что-о-о? — я где стояла, там и села. Хорошо, что это была кровать.

— Угу… — прошелестела она, — и мама будет ждать нас сегодня в три часа в кафе напротив музея Искусств.

— Ох-х-х… — я схватилась за сердце, — мне надо подумать.

Воздуха не хватало.

Голова шла кругом.

Я вышла из комнаты и поплелась на улицу, я задыхалась.

Нет, не потому, что Анжелика захотела увидеть родную маму, а вообще. От всего этого калейдоскопа событий, что, словно снежный ком, всё увеличивались и увеличивались и уже грозили похоронить меня под своим весом. Возможно, именно это стало последней каплей. Не знаю…

И ведь не призналась, коза!

С ума сойти!

Наш пансионат мало того, что был за городом, так ещё вокруг него был небольшой парк, довольно уютный и тенистый. В нём разместили несколько увитых плющом беседок, большой корт для игры в теннис и ещё парочку каких-то зданий. Я не особо углублялась в изучение обстановки.

Пошатываясь, я доплелась к ближайшей беседки.

Которая оказалась занята.

Там сидел Пивоваров и Комиссаров. Слесарь курил, а юрист что-то ему выговаривал.

— О! Люба! — обрадовался Пивоваров, — вот ты хоть ему скажи!

— Дай сигарету, — перебив юриста, попросила я слесаря.

Надо было видеть его глаза:

— Любовь Васильевна, а вы что, к-курите? — вытаращился Комиссаров.

— Решила, что пора бы уже начинать, — отрывисто сказала я, пытаясь подавить истерический смех. — А то, понимаете ли, возраст, скоро пенсия, а я ещё не курила даже…

Комиссаров машинально протянул мне пачку с сигаретами.

— Люба, что случилось? — забеспокоился Пивоваров, — а ну-ка, брось эту гадость!

— Не брошу, — проворчала я, прикуривая у Комиссарова, при этом я сделала глубокий вдох, и сразу же закашлялась. Аж слёзы из глаз брызнули.

— Ефим, забери у неё эту дрянь! — рыкнул Пивоваров и пристал ко мне, когда я отдышалась, — Люба, а ну говори, что стряслось? Дети?

Я сперва отрицательно помотала головой, потом, сообразив, что таки дети, закивала утвердительно.

— Ничего не понял, — почесал затылок Пивоваров.

— Анжелика через Флорес связалась с родной матерью, — выдохнула я, — и сообщила мне только сейчас. И теперь сегодня в три часа дня эта будет ждать в кафе.

— Да-а-а-а… — пробормотал Пивоваров, — дела-а-а-а…

— Не ходи! — посоветовал Комиссаров, — она заберёт Анжелику.

— Почему не ходить? — насупился юрист и хмуро посмотрел на слесаря, — Ефим, ты сам-то посуди, что нынче девочке у нас в Калинове светит? Она у тебя в ПТУ вроде учится, Люба?

— В колледже, — поправила я.

— Один чёрт, — махнул рукой Пивоваров, — не институт же и точка. То есть у неё ни образования, ни связей, ни денег нету. И что ей светит? Выйдет замуж за такого же голозадого, прости Люба, нарожают кучу детишек, и ты потом будешь метаться между работой, подработками и огородом на даче, чтобы прокормить ещё и их.

Я икнула. Пивоваров сейчас описал ситуацию, которая была у меня в том мире.

— А так мамашка её в Америке всяко нормально пристроит. И, может, и остальных или заберёт, или так помогать будет…

— А как же я? — вытаращилась на Пивоварова я.

— А ты, может, хоть жить для себя начнёшь, Люба! — строго сказала Пивоваров. — А то обвешалась чужими детьми, то она страну спасает, то она мероприятия проводит! А ты когда последний раз с мужиком на свидание ходила, а, Люба? Муж тебя бросил, и ты на себе крест поставила⁈ А это не хорошо! Ты ещё не старая и можешь свою жизнь начать заново!

— А если меня всё устраивает⁈ — сварливо огрызнулась я, — если мне так жить нравится⁈

— Ты это Пушкину рассказывай! — фыркнул Пивоваров, — я же вижу! Хоть и старый, но всё же не повылазило!

— Так ты лучше скажи, что ей делать, раз умный такой, — Комиссаров, который в последние дни был в центре внимание заговорщиков, после пренебрежительных слов Пивоварова почувствовал себя уязвлённо.

— Как это что делать⁈ — взвился юрист, — пусть берёт девку за руку и идёт на свидание с мамашкой. А там пусть смотрит по обстоятельствах. Если мамашка в адеквате — то пусть она своё дитя забирает. И за остальных поговори. Я бы, кстати, на твоём месте, договорился… точнее надо попробовать договориться, чтобы она тебя тоже сюда с детьми забрала.

— И как ты себе это представляешь? — Комиссаров прикурил вторую сигарету, обжег пальцы спичкой и, чертыхнувшись, пульнул её в урну.

— Так и представляю, — хмыкнул Пивоваров, — дети были много лет брошены, привыкли к Любе. Вот пусть мамашка Любу гувернанткой при детях берёт. И зарплату платит. А они уже большие. Ты тут, в Америке, чуток поживёшь, денег соберёшь и потом обоснуешься…

— Нет, Пётр Кузьмич, — покачала головой я, — я в России живу. И там я и умру…

— Если не будешь меня слушаться, то умрёшь, — кивнул Пивоваров и ехидно добавил, — от голодухи.

— У меня там отец старый, — сказала я, хоть это был мне не отец, но раз я отыгрываю роль Любы, значит это — мой отец.

— Отец скоро умрёт, а ты останешься куковать одна, — махнул рукой Пивоваров.

— Зато в России, — рассердилась я. — А не в этой Америке, где я всегда буду даже не вторым сортом!

Если не считать геноцида местного населения, то не было года, чтобы Америка не уничтожала какой-то народ: Африка, Китай, Панама, Куба, Корея, Ливан, Лаос, Иран, Ирак, Босния и Герцоговина, Югославия, Афганистан, Сирия, Пакистан, СССР, Россия… И это я уже не говорю про Хиросиму и Нагасаки, Вьетнам, Украину, Грузию и так далее…

Америка, словно саранча уничтожает всё вокруг. Я когда-то смотрела фильм, американский кажется, называется «Чужой», там страшные полунасекомые-полурептилии уничтожали людей. Вот у меня образ Америки — это Чужой. Причём рядовые американцы — малообразованные ограниченные люди, но при этом как-то же им удаётся проворачивать свои грязные и подлые делишки и разрушать огромные страны…

— Люба… — из задумчивости меня вывел голос Пивоварова.

— А? — буркнула я.

— Я говорю, что ты думаешь про наш план? — повторил юрист.

— Какой план? — невнимательно спросила я.

— Ой, ладно, тебе сейчас не до планов! — махнул рукой Пивоваров и велел, — в общем так, Люба. Сейчас иди в комнату. С Анжеликой не ругайся. Вообще ничего ей плохого не говори. Лучше ляг и часик постарайся поспать. Тебе нужно успокоиться. А потом пойдёшь на эту встречу и там разберёшься по ходу дела. И не волнуйся. Эта дамочка бросила детей в детдоме, а сама укатила за сладкой жизнью. Ты думаешь, дети это не понимают? Так что всё будет хорошо. А если получится с неё денег срубить, или детей в Америку пристроить — это будет ещё лучше. Не паникуй, в общем!

— Угу… спасибо… — кивнула я и побрела обратно к себе.

Шла и думала: ну чего я так разволновалась? Конечно, для Анжелики будет лучше жить в Америке. Здесь она выйдет замуж и ей будет хорошо. Во всяком случае на гамбургеры и картошку фри у неё деньги будут всегда. А у нас дома, в России, в ближайшее десятилетие будет тотальный Армагеддон.

Если только у меня не получится помешать всему этому.

Вот только чем дальше я смотрю на свой план, который тогда казался мне таким гениальным, тем больше я вижу, что он слишком мелкомасштабный и, боюсь, ничего у меня ничего не получится.

Я вздохнула и взялась за ручку двери.

Роно в три часа дня мы с Анжеликой вошли в кафе. В нос шибануло сырно-чесночным соусом и жаренным на углях мясом. В животе у меня заурчало — сегодня мы в столовой только ужинали, а весь день были на подножном корме.

В это время дня посетителей в кафе почти не было. В углу сидела какая-то парочка, а соседний столик заняла компания девушек.

— Где же она? — удивилась я: ни парочка влюблённых китайцев, ни группа школьниц на маму Анжелики явно не тянули.

— Наверное, опаздывает, — Анжелика, чуть не плача, растерянно оглядывалась вокруг.

— Ты точно уверена, что это именно то кафе? — в третий раз переспросила я.

— Но Флорес сказала…

— А твоя Флорес напутать не могла?

— Она мне письмо от мамы передала! — сказала Анжелика, — и там было написано, что здесь.

— Тогда я даже не знаю, — пожала я плечами и вздохнула, — ну, давай, хоть кофе попьём что ли, раз пришли. Может, опаздывает она, пробки там, или что-то ещё. Подождём.

Анжелика облегчённо выдохнула и плюхнулась за ближайший столик.

У меня в животе заурчало. Есть хотелось всё сильнее.

Улыбчивая официантка подбежала и предложила меню.

Я вежливо взяла, но, глянула на цены, тотчас же торопливо закрыла обратно.

— Ммммм… картошечка… — облизнулась Анжелика.

— Мы, конечно, можем купить здесь и картошечку, и гамбургеры, и всё остальное, — строго сказала я, — но лучше мы за эти деньги купим Изабелле новые кроссовки.

— Угу, — кивнула Анжелика.

— Но кофе мы возьмём, — закончила я и кивком подозвала официантку, — а то просто сидеть неудобно.

Заказав кофе, я принялась рассматривать кафе и улицу за окном. Было скучно. Прошло минут десять, нам принесли кофе. Он был невкусный, но приходилось пить и такой.

Анжелика сидела, как на иголках, отвечала невпопад — волновалась. Я перестала дёргать её, втягивая в разговор. Пусть придёт в себя. Всё-таки такой сложный момент.

Но где же эта мамашка⁈

Нехорошо дать ребёнку надежду и не прийти.

Лучше бы вообще отвечать не стала, чем так.

Прошло ещё примерно полчаса…. сорок минут… час…

Бледная Анжелика ёрзала на стуле.

— Ты хоть кофе пей, — сказала я, — а то совсем остыл.

— Где же она? — глаза у неё подозрительно блестели.

— Ой, не начинай вот только! — я попыталась придать себе беззаботный вид, — может, она на машине? Паркуется где-то.

— Ну да, — кивнула Анжелика и в который раз уже без особой надежды выглянула через окно на улицу.

— Ладно, Анжелика, — не выдержала я, — давай будем считать, что у неё что-то не получилось. Пошли домой. Свяжешься с Флорес и спросишь…

И тут дверь кафе распахнулась и внутрь стремительно ворвалась запыхавшаяся женщина.

Глядя на неё я бы точно сказала — вылитая Изабелла, только значительно повзрослевшая. Дама была одета, как говорится «на все сто». Черноглазая, волосы начёсаны в высокую модную причёску. Одета она была в джинсовую куртку и в вельветовые брюки малинового цвета. Ногти и помада у неё были тоже ярко-малиновыми. На пальцах она машинально крутила ключи.

Видно, я точно угадала, что приехала она сюда на собственном автомобиле.

Упакованная дамочка, а общем.

Просканировав взглядом кафе, она сразу же вычленила нас с Анжеликой и ринулась к нам.

— Анжелика! — взвизгнула она, распахивая объятия.

— Мама! Мамочка! — Анжелика подорвалась с места и бросилась к ней.

Они обнялись. Анжелика рыдала.

Когда первый накал страстей стих и мамашка плюхнулась напротив нас за столик, она обратилась ко мне:

— А вы, я полагаю, Люба? — при этом её лицо вытянулось, и она стала похожа на Ричарда, в моменты, когда он хочет у меня что-то выпросить.

Мне очень хотелось сказать, мол, да, я — Люба, обманутая супруга Скорохода, с которым ты, дорогуша, крутила любовь много лет подряд и от которого привела двоих детей. Но так как я была не та Люба, то лично у меня претензий к дамочке особых не было.

Поэтому я просто кивнула. Молча кивнула.

— А меня зовут Маша, — она сделала паузу.

Возможно в этом месте мне следовало сказать «очень приятно», но я не стала. Опять промолчала.

А Маша, между тем, сказала:

— Извините, что я так задержалась. Там весь город дерьмом заливает. Пришлось объезжать через дамбу. Такого ещё здесь никогда не было…