Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 18

— А что они хотели? — вопросом на вопрос ответила я.

— В том-то и дело, что ничего, — нахмурился Всеволод Спиридонович и с подозрением посмотрел на меня. — Я так и не понял…

— Да ладно! Неужели просто так звонили? — поморщилась я.

— Просили характеристику вам дать, — признался старейшина.

— И какую же вы мне характеристику дали, позвольте полюбопытствовать? — прищурилась я и осуждающе посмотрела в глаза старейшине.

Я прекрасно понимала, что он на меня зол. Во-первых, из-за того, что его не взяли в поездку в Америку (а это здорово ударило как по его самооценке, так и по отношению к нему прихожан, да и просто поехать на шару погулять заграницу хотел), во-вторых, потому что я ускользнула из-под его влияния (а он-то на мои идеи виды ого-го имел).

— Соответствующую, — ответил он и напустил на себя неприступный вид, мол, не надо задавать таких вопросов.

— Я бы всё-таки хотела ознакомиться, — не поддалась на манипуляцию я.

— Это внутренняя документация, — отмахнулся старейшина.

— Но тем не менее она касается меня, — настойчиво нажала я. — И я желаю знать, какую характеристику вы мне дали.

— Обратитесь к Петрову, секретарю Жириновского, — глумливо ухмыльнулся Всеволод, — кажется, вы состоите в ЛДПР?

Я промолчала, но зарубку в памяти сделала. По сути, это было прямое объявление позиционной войны.

И тут дверь в библиотеку открылась и заглянула сестра Инна:

— Всеволод Спиридонович, они снова не привезли мотор для насоса… Ой! Извините! Я не видела…

Она тотчас же вышла из библиотеки и захлопнула дверь.

Воцарилась напряженная пауза.

— Если ко мне больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду, — сказала я, поднимаясь, — только приехала, дел невпроворот.

— Я желаю получить информацию по поведению членов делегации в Америке, — процедил сквозь зубы Всеволод.

— А вот с этим обращайтесь к Арсению Борисовичу, — с милой улыбкой «отдала» старейшине той же монетой я, — руководителем делегации был он, а не я.

Для пущей убедительности я ещё раз улыбнулась и развела руками, мол, невиноватая я.

— Я знаю, — желваки на скулах Всеволода заходили, глаза опасно сузились.

— Вот и ладненько, — я не стала продолжать дальнейший диалог и вышла из библиотеки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Да, я, можно сказать, малодушно бежала и разговор ещё был далеко не закончен. Но, по сути, мне уже от «Союза истинных христиан» больше ничего и не надо. Я и заглянула сюда только для того, чтобы найти Пивоварова.

Хотя, с другой стороны, резко прерывать с ними слишком уж заметно. Подумают, что специально посещала Дом молитв ради поездки в Америку. Конечно, так оно и есть, но Калинов — город небольшой, а здесь мои дети учатся, слухи всякие пойдут, оно мне надо?

Погода значительно нормализовалась. После вчерашнего атмосферного безумия, сейчас на улице было сухо и хорошо, температура повысилась, солнышко вышло из-за туч и асфальт активно подсыхал. Я шла по улице, вдыхая запахи города: сдобной выпечки, асфальта, деревьев, выхлопов автомобилей, горохового супа из чьего-то окна.

Хорошо-то как!

От всех этих ароматов (от горохового супа, скорее всего), мне жутко захотелось есть. Раз уж выдался свободный денёк и к деду Василию я не успела, пойду приготовлю обед, а потом предприму попытку ещё раз сходить в опеку, хоть что-нибудь разузнать.

Да, я сильно сомневалась, что получится застать сотрудников на местах. Но сходить надо.

Душа у меня была не на месте от волнения за Ричарда и Изабеллу. А деду Василию я позвоню. Вечером, когда он точно дома будет. У соседки есть телефон. Скажу, что на выходные мы все приедем (я очень надеялась, что детей я за это время заберу домой).

Вообще, я считала, что произошла какая-то глупая ошибка, недоразумение.

Вчера мы сильно устали, потом поругались с Анжеликой, сегодня чуть не проспали, и я даже не знала, что из продуктов у меня есть. Мельком видела, что картошка, свекла, морковка — это всё есть (спасибо Любашиному отцу, что привёз из деревни). А вот есть ли масло, молоко, про мясо я уж молчу — я не знала.

Поэтому зашла в продуктовый магазин.

Здесь было темно и пусто. Пахло какой-то не то плесенью, не то чем-то химическим, типа хозяйственным мылом.

На полках сиротливой россыпью лежали консервы с морской капустой, незнакомые баночки с чем-то (написано не по-нашему) и томатная паста в большом лотке на развес.

Капец!

Что-то, чем дальше, тем печальней.

— У вас что, ничего из продуктов нету? — на всякий случай спросила я.

Продавщица, тётка необъятных размеров (вот интересно, как она при таком печальном наборе продуктов так разъелась, неужто на морской капусте?), на мой вопрос поджала губы и обиженно отвернулась.

Я уже выходила из магазина, как прямо в дверях столкнулась с пацаном, лет тринадцати-четырнадцати.

— Тётя Люба! — воскликнул он, — а Дик вас ждёт, ждёт. Вы уже приехали, да?

— Какой ещё Дик? — не поняла я.

— Ну, Ричард ваш, — протянул подросток. — Сокращённо — Дик. Это по-американски.

И тут я вспомнила его веснушчатое лицо — вроде Колька, одноклассник Ричарда. Пару раз он заходил за ним, и они уходили на секцию. Хотя эту дружбу я не очень одобряла, Колька был лодырь и двоечник.

— А где Ричард? — я схватила Кольку за плечи. — Отвечай!

— Больно же! — обиженно попытался вырваться Колька.

— Где Ричард⁈

— Так его в детдом забрали, — ответил Колька, а сеструху его в больницу, там отделение есть для таких, как она.

— А как же школа? — охнула я, ведь детский дом находился на значительном удалении от Калинова, в селе Балобаново.

— Там своя школа есть, — вздохнул Колька, — а вот секцию Дик пропускает зря. Мы скоро на соревнование в областной центр едем. И наш тренер думал, что Дик в победители выйдет и спортивный разряд получит. А из-за пропусков уже всё, его отстранили.

— А ты когда на секцию идёшь? — спросила я.

— Сегодня ходил, но из-за света занятия не было, — грустно поморщился Колька, — завтра снова пойду. Тренер сказал, что если света не будет, то мы в школьном спортзале позанимаемся. Он уже с директрисой договорился. А то темно в нашем подвале.

— Передай тренеру, что Ричард завтра, в крайнем случае — послезавтра, на тренировку придёт. Хорошо?

— Так он и в школу вернётся? — обрадовался Колька, — и на футбол?

— Конечно! — кивнула я, Колька убежал, а я задумалась.

Я не была настолько уверенной. Да и, честно говоря, вообще не верила, что у меня хоть что-то получится: Россия вступала в эпоху беззакония и права сильного.

Но попробовать побороться, я должна!

Да что говорить, я Америку, считай, в дерьмо макнула, а тут с опекой не разберусь⁈

Управу найду!

Преисполненная решительности, я направилась опять в здание роно.

Давешняя старушка всё также сидела и недоумённо таращилась на меня. Мол, чего я от неё хочу?

— Где всё? — строго спросила я.

— На выезде, — недовольным тоном проворчала старушка, — с инспекцией отдалённых школ.

— Меня отдел опеки и попечительства интересует, — уточнила я.

— Они тоже на выезде, — повторила, словно попугай, старушка, ещё более недовольно.

— Неправда, — отрезала я, — по домам сидят.

— На выезде, — опять прошамкала старушка.

— Дайте домашний адрес Александры Викторовны и Людмилы Ильясовны! — потребовала я, жёстким тоном.

— Людочка… Людмила Ильясовна, в декрете, — тон старой карги чуть смягчился. Она в оренбургской области, у свекрови.

— Ну тогда адрес Александры Викторовны давайте! — мой голос зазвенел от сдерживаемых эмоций.

— Не дам! — упёрлась старушка, — не имею права!

— Женщина, миленькая, — принялась уговаривать я, — там ошибочка произошла. Я была в командировке, а моих деток забрали. Я хочу её спросить, почему и куда…

— Раз забрали — значит плохая мать вы, — строго припечатала старушка, — у порядочных родителей детей просто так не отбирают. Их и так в детдоме кормить нечем.

В глазах аж потемнело и кровь в ушах застучала. Не знаю, как и сдержалась, как не прибила подлую старуху.

Я смотрела на неё, на её упрямое, самодовольное лицо, которое лучилось непреклонной решимостью, и в сердцах воскликнула:

— Будьте вы прокляты! Скоро на тот свет, а такой грех на душу берёте!

И вышла из здания.

Да, понимаю, глупо, неэффективно, но сорвалась.

За спиной послышались шаги — старушка выбежала вслед за мной, седые её космы выбились из-под скособоченного оренбургского платка:

— Не проклинай! Не смей!

По её перепуганному лицу было видно, что она суеверная и сильно перепугалась.

— Адрес дайте! — процедила я и добавила дровишек в костёр её страхов, — иначе пойду сейчас в церковь и свечку вам за упокой поставлю! Чёрную! До конца месяца не доживёте! Заживо гнить будете!

Старушка оторопела и мелко-мелко закрестилась.

— Адрес сюда, я сказала! — рявкнула я так, что аж стёкла задрожали. — быстро!

— Сейчас, — вякнула старушка тоненьким голосочком и убежала в помещение.

У меня скользнула мысль, что она сейчас там забаррикадируется и вызовет милицию, но буквально через пару минут она выскочила обратно и протянула мне клочок бумаги дрожащей рукой:

— Вот, — пискнула она.

— Вот так бы и сразу, — миролюбиво улыбнулась я. — Доброго вам вечера.

И пошла дальше, оставив за спиной мелко крестящуюся старушку.

Шла и думала: да, нехорошо поступила. Зря бабульку напугала. Не дай Бог сейчас вернётся за стол и там её инсульт разобьёт.

Но, с другой стороны, кто ей дал право так говорить обо мне и о моих детях. Они сейчас в детдоме, а Белка вообще в какой-то больнице. Им сейчас плохо. Они маленькие. А эта старуха пыталась мне помешать, ещё и осудила.

Нет. Я себя не успокоила. Хотя понимала, что если бы не пугнула её, то адреса мне бы никто не дал. Свет могут отключать и два года подряд, а детей мне возвращать надо уже сегодня.

Александра Викторовна Шмакова проживала на улице Краснокоммунарской (ха! ещё не успели переименовать!), дом три-«А», квартира одиннадцать.

Вот туда я и направилась.

Правда пришлось немного поплутать, так-то Калинов я уже немножко изучила. Но окраины всё ещё были для меня неизведанными. Но хорошо, какой-то дедок подсказал (эх, как я в такие моменты скучала за самым примитивным смартфоном с навигатором!). Но чего нет, того нет.

Пришлось использовать старый дедовский способ. А именно — спрашивать у каждого встречного дорогу на улицу Краснокоммунарскую. С горем пополам мне объяснили, и улицу я нашла. Вышла прямо к дому номер пять.

Вот и чудненько. Значит, следующий дом — мой.

Ага! Как бы не так!

Дом номер три был. Рядом. И дом номер один был. В общем, все дома были. А вот дом номер три-«А» — словно сквозь землю провалился.

Что за чертовщина?

Я принялась кружить по улицу туда-сюда, намотала чёрт знает сколько кругов, а дом найти не смогла.

Уже готова была заплакать и отказаться от идеи найти адрес, как какой-то парнишка показал мне этот дом.

И что бы вы думали⁈ Дом номер три-«А» находился вообще на другой улице! Причём не как всё дома, а во дворе большого дома.

Идиотизм какой-то!

Но, тем не менее, этот квест я благополучно прошла.

И уже через пару минут стояла перед дверью квартиры номер одиннадцать и жала на кнопку звонка.

Но звука не было.

Звонок молчал.

Чёрт! Я же совсем забыла, что свет в Калинове отключили!

Пришлось стучать.

Все эти «приключения» и плюс мой нервный срыв в разговоре с той старушкой, настроения мне не добавили. И когда дверь, наконец, открылась, я была в самом что ни на есть раздёрганном состоянии.

— Вы? — удивилась хозяйка квартиры.

— Здравствуйте, Александра Викторовна, — сказала я изо всех сил стараясь, чтобы голос мой не дрожал, — извините. Что зашла домой, заходила дважды на работу и мы, очевидно разминулись.

Я дипломатично умолчала, что она прогуливает в рабочее время (сама такая).

— Откуда вы знаете мой адрес? — нахмурилась она.

— Так я в ЖЭКе работаю, — улыбнулась я, решив не выдавать старушку.

— А что вы хотели? — нахмурилась она.

— Я по поводу моих детей, — сказала я.

— В смысле детей? — поморщилась Александра Викторовна.

— Вы отобрали Ричарда и Изабеллу, пока я была в командировке, — сказала я, — даже меня не дождались. Старика-отца чуть до инфаркта не довели… Я хочу знать, где мои дети⁈

— Подождите, эммм…. Любовь… эммм… простите, отчества не помню, — смутилась женщина.

— Любовь Васильевна Скороход, — сказала я, — А дети, соответственно — Ричард Петрович Скороход и Изабелла Петровна Скороход. Между прочим, я возила старшую дочь, Анжелику Петровну Скороход в Нью-Йорк, где она встречалась со своей родной матерью! Так что свой долг я исполняю в полном объеме! И даже больше!

— Ничего не понимаю! — схватилась за голову Александра Викторовна, — мы же к вам приходили… с Людочкой… ой, в смысле с Людмилой Ильясовной. Сначала на старую квартиру пришли, где две комнаты. Сделали вам предупреждение. Вы квартиру сразу же сменили. Мы опять были, проверили. Убедились, что всё в порядке, и всё! Больше к вам претензий вообще никаких нету. Да, мы будем и дальше вас периодически навещать, но всё же по графику, так мы со всеми опекунами работаем…

— А где тогда мои дети⁈ — всхлипнула я.

— Ума не приложу, — развела руками Александра Викторовна, — кроме того, я в отпуске. Ездила со старшим сыном в санаторий, нам путёвку дали от профсоюза. Вот только вернулась.

— Я тоже только вернулась! — сказала я, сдерживая слёзы отчаяния, — а детей моих нету, отца перепугали… Что мне делать, Александра Викторовна? Где искать детей? И вообще, как такое могло быть? Вы в санатории, Людмила Ильясовна в декрете, а кто-то пришел и забрал детей. Причём в моё отсутствие!

— Хм… — задумалась Александра Викторовна и вдруг лицо её вытянулось, — Петров! Точно! Виктор Валентинович Петров! Стопроцентно он! Больше некому!

— Что за Петров? — нахмурилась я.

— Да есть там у нас такой, новичок, из облоно перевели. Сказали, мол, будет делиться опытом, повышать нашу эффективность. На самом деле, ходят слухи, что он там натворил что-то. Но у него какая-то сильно крутая «лапа» наверху есть, вот его и не уволили, а сюда, к нам, сослали.

Она на миг задумалась и нахмурилась ещё больше:

— Вот зараза! Дождался, когда нас с Людкой не будет и начал подсиживать!

— А откуда он про моих детей знал? И что я буду в это время в отъезде? — удивилась я.

— Так соседка ваша. Старушка такая вредная, нам через день на вас пасквили пишет, — хмыкнула Александра Викторовна, — мы то с Людой… ой, Людмилой Ильясовной, сразу их в мусорное ведро выбрасывали, бабка-то сразу видно, с придурью. А этот мог и отреагировать…

— И что мне теперь делать? — заломила руки я, — у вас там офисные войны идут, а у меня ребёнок-инвалид в неподходящих условиях находится. Да и Ричард тоже в детдоме. Вон теперь на соревнования не попадает. А мы ведь так надеялись юношеский разряд взять.

— Так! — задумалась Александра Викторовна, — давайте поступим таким образом… Где вы говорите, находится ребёнок-инвалид?

— Там какое-то отделение при больнице есть, — пожала плечами я.

— Поняла! — кивнула она деловито, — я сейчас позвоню к ним, договорюсь. Вам напишу записку. Вы пойдёте и ребёнка-инвалида заберёте прямо сейчас. А вот второго. Это же мальчик, да?

Я кивнула.

— Второго, который в детском доме — это только завтра. С утра. Придёте прямо к нам в роно. И ещё — вам придётся нанять транспорт до села Балобаново, заправить его туда и обратно. У нас финансирование на дальние переезды ограничено. Раз в квартал только, и лимит Петров явно исчерпал.

— Хорошо! Конечно-конечно! — радостно закивала я, счастливая, что эта проблема начала продвигаться. Пусть потихоньку. Но тем не менее.

— Вот же гад этот Петров! — в сердцах выругалась Александра Викторовна и сказала, — подождите, я пойду позвоню, пока время ещё рабочее.

И ушла в квартиру.

Меня к себе не пригласила. Но я была не в обиде. Главное, я ребятишек скоро домой верну.

— Вот! — буквально через минут пятнадцать, вернулась Александра Викторовна и протянула мне сложенный вчетверо листок с запиской. — Вот! Отдадите Ивану Ивановичу. Это заведующий отделением неврологии. Понятно?

— Ага, — кивнула я. — А почему Изабелла в отделении невралгии?

— Потому что при этом отделении есть отделение для содержания инвалидов, в том числе с ДЦП. Ещё вопросы есть?

Я отрицательно покачала головой.

— Тогда идите. До завтра! — кивнула мне Александра Викторовна и вид у неё был озабоченный.

Думаю, что Петрову завтра будет не очень комфортно.

Но перед тем, как отправиться в больницу, я решила забежать домой, взять Изабелле одежду и обувь. А то, кто его знает, в чём они её тогда забирали. Может, в домашних тапочках.

Только-только я дошла до подъезда Тамаркиной квартиры, как из лавочки поднялись два милиционера.

— Скороход Любовь Васильевна? — строгим голосом спросил тот, что повыше, рыжий с длинным носом.

— Да, — удивилась я, хоть сердце и ёкнуло.

— Пройдёмте с нами в отделение, — кивнул второй, низенький и корпулентный, на служебный уазик.

— А что случилось? — опешила я.

— Вам знаком Всеволод Спиридонович Драч?

— Да, это старейшина «Союза истинных христиан». Секта такая, — ошеломлённо ответила я. — А что с ним случилось?

— Он убит…