Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 3

— А ведь я же говорила! Не надо было их сюда брать, Арсений! — возмущённо воскликнула Аврора Илларионовна, — От них же одни неприятности! А Кларочку и Ираиду Арчибальдовну не взяли из-за этих же⁈

Благообразный что-то тихо ей ответил. Но в поднявшемся шуме я не расслышала, хоть и очень хотелось знать, что он про нас ей сейчас сказал.

Нашу перепалку прервал приход американцев. Насколько я поняла, им нужно было что-то уточнить по проповеди, которую Арсений Борисович будет завтра читать в Доме молитв. Поэтому ему пришлось срочно уйти на беседу с ними, а заодно ретировалась и вся семейка Ляховых. Без силовой поддержки они бы явно с нами не справились.

— Мы так это не оставим! — напоследок заявила Аврора Илларионовна и вышла вон, громко хлопнув дверью.

Когда дверь захлопнулась, Пивоваров сказал:

— Пойду-ка я лучше Ефима позову, — и вышел.

А я засыпала вопросами Сиюткину:

— Ольга Ивановна, а как вам удалось всю эту заразу перевезти? Как вас карантинная служба, ну или кто там, в аэропорту, не засекла? И почему вы мне не сказали?

— Да всё просто, — рассмеялась она в ответ, — есть такая хитрость. Меня одна старая лаборантка научила, Марья Ивановна. Я ведь не всегда в совхозе работала. Сперва, после сельхозинститута, я в аспирантуру поступила и почти полгода в лаборатории НИИ цитологии и генетики работала, по защите растений. И меня научили как перевозить дрозофил, чтобы в аэропорту не заметили.

— А зачем дрозофил перевозить? — я настолько удивилась, что аж перебила женщину.

— Потому, что они быстро размножаются, практически молниеносно, а у меня часть научной работы была с генетическими мутациями связана. Да это долго объяснять. Не важно, — хихикнула та, — в общем, дрозофил я возила аж из Москвы к нам. А чтобы довезти, я их упаковывала в шоколадные обёртки. Там же фольга. И никакой прибор не увидит. Очень просто: берёшь шоколадку, аккуратно распаковываешь. Из плитки выламываешь или вырезаешь несколько долек внутри, лучше ближе к центру, и туда помещаешь дрозофил. Затем запаковываешь обратно фольгой, потом бумажной обёрткой. И перевозишь себе спокойно.

— Но они же обожрутся шоколаду и сдохнут? — изумлённо покачала головой я.

— Дрозофилы не едят шоколад, — с улыбкой покачала головой Сиюткина, — и златки не едят, и так далее.

— А они там не задохнутся?

— Так я иголкой им дырочек проколола, — воздуха хватит, — глаза Сиюткиной светились торжеством, — а в сумочку я положила пару плиток. Это не запрещено. Так что досмотр прошла спокойно.

— Но вы перечисляли много всего, каких-то молей-пестрянок, я уже запуталась, долгоносиков всяких, и вот как они все в пару плиток поместились?

— Так семена сорняков я просто в фольгу завернула и в бутылку с шампунем опустила.

— Ничего не понимаю, — от всего этого у меня аж голова кругом пошла, — но ведь в самолете, там, где багаж едет, там же минусовая температура. Кто-то говорил, что там прямо мороз, градусов тридцать, а то и все минус пятьдесят. Они ведь замёрзнут.

— Да нет же! — рассмеялась Сиюткина, — кто это вас напугал! Там, конечно, холоднее, чем в салоне, но не так, чтоб сильно. Градусов десять-пятнадцать примерно. Это же не «анушки», это совсем другие самолёты!

Я развела руками, мол, что знала, то и спросила.

— Кроме того, — продолжила Сиюткина, — если бы даже это было так, то тоже ничего страшного. Для семян холод полезен. Стратификация называется. А борщевика вообще ничего не берёт. Такая зараза, простигосподи. Иногда мне кажется, что он бы и на Луне смог прорасти.

Когда вернулись мужчины, Пивоваров весело взглянул на нас и оживлённо сказал:

— Так куда мы идём?

Однако ответить я не успела. Раздался требовательный стук и на пороге опять возникла Аврора Илларионовна. Она была вся красная, ноздри её раздувались от гнева.

— Это ваша девочка такое там вытворяет? — заверещала она мне. — Убирайте её оттуда немедленно!

— Господи, что там ещё случилось? — перепугалась я и аж с кровати подскочила.

— К Арсению Борисовичу пришли мистер Смит и миссис Миллер! — выпалила Аврора Илларионовна. — Уважаемые люди! А эта невоспитанная девица с ними болтать полезла! Прекратите это сейчас же!

— Подождите, Аврора Илларионовна, — растерянно пробормотала я, — она что ругается там с ними? Хамит им? Мешает вести переговоры, или что?

— Нет, они сами с ней заговорили, но она же могла просто ответить вежливо на вопрос и быстренько уйти. А она стала там болтать! Уже двадцать минут болтает. Это ни в какие рамки не вкладывается! — зашипела Аврора Илларионовна.

— Ну и пусть болтает, — я всё никак не могла взять в толк, что именно её так бесит, — Если они громко разговаривают, то вы можете уйти в свою комнату и не слушать.

— Я не понимаю, что они говорят! — фыркнула Аврора Илларионовна, — Может, она все государственные тайны им рассказывает! А переводчицы рядом нету! Тоже где-то шляется! Развели бардак!

— Откуда ребёнок может знать государственные тайны? — бесхитростно хохотнул Комиссаров, — Но если вы так за нашу страну боитесь, то сходите нажалуйтесь Арсению Борисовичу. У вас это хорошо получается.

— А вас вообще не спрашивали! — зло ответила Аврора Илларионовна и брезгливо поджала губы, — будут мне ещё всякие сантехники указывать! Знайте своё место!

Лицо Комиссарова пошло пятнами. Но он сдержался и ничего ей не сказал.

Аврора Илларионовна ещё немножко побушевала, но, видя, что мы все дружно не реагируем, ушла.

Когда дверь захлопнулась, на несколько минут в комнате повисло недоумённое молчание.

— И вот как мы теперь уйдём? — нарушил тишину Пивоваров. — Нет, уйти-то мы можем, но она увидит и сейчас опять такая вонь начнётся…

— Иногда вонь — это хорошо, — на тонких губах Комиссарова заиграла ехидная ухмылка, и неожиданно он спросил. — Девочки, а у вас нож есть?

Мы синхронно вздохнули — ножа ни у кого, к сожалению, не было.

— У меня был, — нахмурился Пивоваров, — хороший такой, складной, туристический. Я его всегда в походы ещё с юности брал. Но тут сделал ошибку — положил в карман рюкзака и при досмотре в аэропорту отобрали. Так что теперь нету.

— А хотя бы маникюрные ножнички? — опять спросил Комиссаров и с надеждой посмотрел на нас с Сиюткиной.

— У меня есть! — обрадовалась Ольга Ивановна.

— И у меня, — сказала я.

— Одних хватит, — кивнул Комиссаров, когда я протянула ему ножнички. — Спасибо, Любовь Васильевна. Я потом верну.

— А зачем? — спросила Сиюткина.

— Буду творить волшебство, — с крайне загадочным видом подмигнул ей Комиссаров и вышел из комнаты, предупредив, что вернется через десять минут.

Ольга Ивановна и себе выскочила в свою комнату — забрать семена и жуков. Пивоваров вышел за рюкзаком (решили, чтобы не привлекать внимания, нести всё в рюкзаке). А я посмотрела на свои туфли и поняла, что ещё один поход в них я просто не выдержу. Пришлось обуваться в комнатные тапочки. Ну, такие, войлочные, коричневые, которые бабушки очень любят. Жаль, конечно, таскать их по улицам, но ноги ещё жальче.

Через пару минут все собрались у меня в комнате, кроме Комиссарова, и, пока ждали его, Пивоваров спросил:

— Как уходить будем?

— Да как обычно, — пожала плечами я, наблюдая, как Ольга Ивановна ловко распихивает пакетики из фольги с семенами и долгоносиками в кармашки пивоваровского рюкзака.

— Нужно же правдоподобную причину придумать, — гнул свою линию Пивоваров. — Чтобы потом, если что, было алиби.

— Ой, да какую причину! — легкомысленно отмахнулась я, — скажем, что прогуляться хотим.

— Тогда нам на хвост остальные упадут, — категорически согласился Пивоваров. — Вы уже в магазин сходили, все до сих пор не могут оправиться от зависти. Нет, Любовь Васильевна, тут нужно что-то получше.

— Я придумала! — хихикнула Сиюткина, — давайте скажем, что приют для бродячих собак посмотреть хотим. Здесь, говорят, совсем рядом он. Чуть ли не на соседней улице где-то. Рыбина и Белоконь собак терпеть не могут. А остальных мы просто не возьмем с собой.

— Нормально, — одобрил Пивоваров.

Как раз в это время подошел Комиссаров. Он раскраснелся, глаза его странно блестели. И вообще, судя по его виду, он был крайне доволен собой.

На все вопросы и подколки он многозначительно отмалчивался. Понемногу от него отстали.

— Так куда идём, Любовь Васильевна, — задал всё тот же вопрос Пивоваров, и все машинально взглянули на дверь — но никто не стучал и не пришел скандалить.

— Вот! — сказала я и вытащила проспект, который свиснула в дежурке, пока была в полицейском участке, и продемонстрировала всем. — «Проспект-парк, жемчужина Бруклина».

— Ого! — присвистнул Комиссаров.

— А что там? — заинтересовалась Сиюткина, — там водоёмы есть?

— Слушайте! — я стала переводить, — «Проспект-парк — это самая красивая жемчужина Бруклина, она представляет собой гармоничное сочетание обширных лесных массивов, водных путей и зон отдыха. Он считается одним из лучших парков города, предлагая жителям и гостям самые разнообразные развлечения…».

— Во! Водные пути есть, значит. Нам подходит! — одобрил Пивоваров и посмотрел на Сиюткину, — или там какие-то особенные водные пути должны быть? Может, с волнами?

— Нет, нет! — отмахнулась та, — водоёмы можно любые, даже болотце, они нужны для лучшего оплодотворения…

В общем, мы вышли из здания гостиного дома и направились к парку. В этот раз нам явно повезло и все были отвлечены приходом американцев, поэтому выскользнуть удалось без лишних свидетелей.

На всякий случай я оставила в комнате записку для Анжелики, что мы ненадолго сходим в приют для собак, и чтобы она не волновалась.

У меня была с собой карта, так что, немного поплутав, мы добрались к нужному парку.

Я, правда, немного волновалась: кто его знает, может, они к вечеру закрываются или билеты стоят дорого? Денег тратить не хотелось бы. Хотя, на всякий случай, у меня был запасной вариант — лесопарковая зона, которую я видела из окна автобуса, когда мы ехали на рынок. Но, во-первых, там я не увидела водоёмов, а во-вторых, ехать далеко и денег жаль.

Однако, к моему счастью, вход в парк был бесплатным, и он не закрывался.

— Осторожнее, — Комиссаров первым перепрыгнул неширокий ручей и подал руку поочередно всем нам, включая Пивоварова. — Сюда!

По парку мы бродили около часа. Потому что Сиюткиной то почва не нравилась, то фитогенное поле было не такое, то какое-то алелопатическое влияние ближайших деревьев. В общем, она постоянно ворчала и отвергала самые, на наш взгляд, хорошие варианты:

— Нет, здесь не подходит! — скептически отмахивалась она на предложение Пивоварова, — ну сами же гляньте, какой здесь дренаж плохой! Ещё, не дай бог, прикорневая гниль начнётся!

— Тогда здесь, — нашел уютную тенистую полянку Комиссаров.

— Вы разве не видите, Ефим Фомич⁈ Здесь же вокруг плотные заросли папоротников! Категорически нет! Он же будет глушить подрост! Давайте не будем так рисковать!

В общем, находились мы знатно.

Но наконец, Сиюткина выбрала узкий овраг. Как по мне — предыдущая полянка была гораздо лучше. Поуютней (а, может быть, мне так казалось, что я немного промочила тапочки и сейчас хотела домой, в койку). Но старая бывалая агрономша упёрлась, мол, здесь и гумуса достаточно и ещё какой-то фигни (я забыла, там такое зубодробильное название, что ужас). Ну ладно, ей виднее.

Я уже надеялась, что она быстренько рассеет свои семена и выпустит здесь всех долгоносиков, но увы, мои надежды не оправдались:

— Да вы что! Нельзя все яйца в одну корзину! — возмутилась Сиюткина, — мы здесь только семена борщевика подсеем, да и то не все. В трёх точках как минимум надо.

— Но долгоносиков же мы всех тут выпустим? — с затаённой надеждой буркнул Пивоваров, который тоже явно утомился.

— Да вы что! Здесь же для минирующей моли естественных врагов полно! Мы её на водоразделе должны выпустить. А здесь только златку, но не в овраге, а повыше, на склоне. Видите, вооон там ясени растут? Прекрасная кормовая база. И водоём совсем рядом.

Пивоваров страдальчески вздохнул, златку он уже явно начал тихо ненавидеть.

А потом мы пошли искать новую кормовую базу для других каких-то долгоносиков, итить их!

— Не может со своими долгоносиками расстаться, — хмыкнул Комиссаров, глядя, как пожилая Сиюткина, словно адская гончая, резво носится промеж всяких оврагов и практически обнюхивает каждую кочку.

— Если бы мы также тщательно выбирали места для выращивания овощей и хлеба, Советский союз никогда и не распался бы, — со вздохом прокомментировал Пивоваров.

Наконец, мы сделали это! Все долгоносики получили новое жилище с правильной кормовой базой, а все семена сорняков — именно те места, где ничто им не будет мешать расти и активно колоситься.

Теперь оставалось ждать.

— Ща как попрёт! — подытожил наше мероприятие Комиссаров.

И мы, счастливые, отправились домой.

По дороге Пивоваров меня тихо спросил:

— А зачем мы Комиссарова с собой брали?

— Во-первых, он самый молодой среди нас четверых, — ответила я, — а, во-вторых, вдруг там были бы какие-то коммуникации, система полива или ещё что-нибудь эдакое. Личный слесарь под рукой — половина всех проблем, считай, снята.

— Понятно, — уважительно кивнул Пивоваров.

Эх, в этот момент я даже не знала, насколько я была права.

Когда мы ещё только подходили к зданию гостиного дома, я уже поняла, что что-то там произошло.

— Что случилось? — нахмурился Пивоваров.

— Может, собрание какое-то? — прищурившись, попыталась присмотреться Сиюткина.

— Да вроде не должно, нас бы предупредили, — сказала я, всматриваясь за ажурные ворота.

— Там наши, — сказал Пивоваров, достав из нагрудного кармана вторые очки, — вроде разговаривают.

И правда, во дворе переругивались Рыбина и Белоконь. Причём, к моему удивлению, извечные соперницы, сейчас они были заодно, выступали, как говорится, единым фронтом, плечом к плечу. А ругались они с Авророй Илларионовной.

— Кто бы сомневался, — проворчал Пивоваров. Вредная и деятельная старуха успела уже всех достать до печёнок.

Когда мы подошли поближе, стало понятно: в общем, в комнате, которую занимала семья Ляховых, прорвало коммуникацию. И сейчас находиться там было невозможно. Что делать, Аврора Илларионовна не знала, так как её зять вместе с дочерью уже давно ушли в магазин, и до сих пор не вернулись. Благообразный вместе с американцами и остальными членами из областной общины отправились к Дом молитв проверить что-то там к завтрашней проповеди, а наши помогать ей отказывались наотрез.

Я сперва удивилась. Обычно та же Ксюша или другие никогда не отказались бы прийти на помощь, тем более в такой ситуации. Но тут прямо что-то непонятное.

— Где вы ходите⁈ — увидев нас, заверещала Аврора Илларионовна, — у меня всё заливает! Весь санузел в дерьме плавает и уже в комнате!

Я не успела ничего сказать, как Пивоваров опередил:

— А это не ваше дело, Аврора Илларионовна. Где надо, там и ходим. Законом гулять не запрещено!

— Вы что, не слышите⁈ У меня канализация прорвала и всё в дерьме там!

— Я вам искренне сочувствую, — посочувствовал Пивоваров и вправду, вполне искренне.

Я промолчала. Сочувствовать не стала.

— Что вы все стоите⁈ Помогите мне! — теряя терпение, вскипела Аврора Илларионовна.

— Чем мы можем помочь? — удивилась ранее молчавшая Ольга Ивановна.

— Как чем? Там же заливает всё дерьмом! Там мыть надо!

— Ну, так идите и мойте! — в голосе Сиюткиной лязгнул металл.

— Кто? Я⁈ — взвилась Аврора Илларионовна. — Вы предлагаете мне в дерьме ковыряться?

— Ну, так вашу же комнату заливает, — развела руками Сиюткина. — Или вы считаете, что это я должна вашу комнату от вашего же дерьма мыть?

Судя по выражению лица Авроры Илларионовны, именно так она и считала.

— Так вот же у вас сантехник! Я знаю! — некрасиво вытянув шею, Аврора Илларионовна ткнула указательным пальцем в сторону Комиссарова, — пусть идёт и сделает всё.

— Никак не могу, — со тяжким вздохом ответил ей Комиссаров, и от избытка чувств даже руку к сердцу приложил, — я своё место теперь знаю!

С этими словами он развернулся и пошел в свою комнату.

И тут я увидела его лицо: широкая довольная улыбка блуждала по его физиономии, глаза удовлетворённо светились, а грудь распирало от еле сдерживаемого смеха…