Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 19

Я, как стояла, так и села.

Хорошо, что рядышком стояла лавочка.

— Капец! — хрипло прошептала я, голос отказался слушаться.

— Собирайтесь, гражданочка, — сухим тоном повторил милиционер. Сколько вас ждать можно⁈

— Н-но почему? — промямлила я, пытаясь чуть прокашляться, — вы меня подозреваете, что ли? А давайте я подписку дам и останусь дома?

Я заглянула в неумолимые глаза служителя закона, однако никакого сочувствия там не увидела.

— Не положено! — гаркнул второй.

— Но домой я хоть заглянуть могу? — спросила я, — хоть в спортивный костюм переоденусь и дочери записку оставлю. Ну не могу же я в камере в платье сидеть.

Милиционеры переглянулись между собой и первый сердито пророкотал:

— У вас двадцать минут. Сержант Иванов пройдёт с вами. И без фокусов там.

— Спасибо, — пролепетала я.

Мысли роились в голове, словно потревоженные пчёлы.

И вот что мне теперь делать? Ну, по поводу себя я не переживала даже. Знала, что невиновна. Но как быть теперь с детьми? Я же должна забрать сейчас Изабеллу и на завтра договорилась за Ричарда.

Чёрт!

Ведь факт того, что я нахожусь под следствием, уже даст повод этому Петрову утверждать, что детей он изъял правильно и что я неблагонадёжна.

Божечки, божечки! И что мне делать теперь?

Я чуть не плакала.

Но при всём при этом я сказала, обращаясь и ко второму:

— Может, пока я буду собираться, вы за эти двадцать минут хоть чаю попьёте? А то замёрзли небось, пока ждали.

— Не положено, — чуть мягче усмехнулся первый.

— Ну, ладно, как знаете, — поржала плечами я и кивнула второму, — Идёмте?

Мы вошли в квартиру. Я надеялась, что Анжелика уже дома. Но её не было. Очевидно, задержалась в колледже, чтобы похвастаться поездкой подружкам.

Ладно, я ей напишу записку.

А вот что делать с Изабеллой и Ричардом — ума не приложу.

Но я не позволила себе вдаваться в панику. Взяла сразу себя в руки — в камере потом вволю напричитаюсь. Всё равно делать там больше нечего.

Я споро собрала себе небольшой пакет с вещами. Взяла чистое сменное бельё (если честно, два комплекта), положила кусочек мыла, зубную щётку и пасту, небольшое полотенце, шерстяные носки, расчёску и маленький тюбик крема для рук. Переоделась в спортивный костюм, причём надела старенький, у меня был новый, но я в нём ездила в Америку и ещё не постирала.

— Я готова, — вышла я на кухню, где Иванов таки пил чай. — У меня ещё пять минут. Можно я дочери записку напишу?

— Только быстро, — кивнул Иванов и потянулся за пряником.

' Дорогая дочь, — писала я в записке, — произошло какое-то недоразумение и меня взяли под следствие. Ничего страшного, не беспокойся. Они разберутся и выпустят меня. Но это пройдёт дня два-три. К этому письму я прилагаю записку от служащей отдела опеки и попечительства. Срочно найди Петра Кузьмича или Олега (но лучше Пивоварова, он в курсе) и идите с ним за Изабеллой (только одежду и обувь ей возьми). Она находится в неврологическом диспансере, там есть отделение для инвалидов. Покажете записку завотделением и скажите, что с Александрой Викторовной Шмаковой всё согласовано (это начальник отдела опеки и попечительства из роно). Она завтра с ними сама свяжется. Заведующего отделения неврологии зовут Иван Иванович.

Белку поцелуй от меня.

Кроме того, пусть Пётр Кузьмич найдёт машину, и вы завтра с ним в 8.30 должны быть в роно у Шмаковой. Поедете в село Балобаново за Ричардом. Если можно, то пусть Пивоваров сам едет за ним. Доверенность я прилагаю.

В холодильнике в морозилке пельмени. Овощи в нижнем ящике, потом сваришь суп, Белку хорошо кормить надо.

Одевайся тепло и не забывай выключать конфорки, когда из дома выходишь. И докупи свечей, у нас всего две осталось.

Держись, ты у меня девочка умная. Справишься. Я в тебя верю.

Целую.

Твоя мама Люба'.

Я показала записку Иванову, что ничего крамольного там нету. Написала доверенность на Пивоварова и подняла голову:

— Всё. Я готова идти.

Мы вышли из подъезда. Скажу честно, руки мои дрожали и сердце болело и ёкало.

— Пройдите в машину, — велел первый милиционер (имени я его не знала).

— Иду, — покладисто сказала я и заторопилась, чтобы не бесить их. Спасибо им и так, что разрешили собраться и записку ребёнку написать.

— Любовь Васильевна! Люба! — в спину ударил окрик.

Я обернулась — к нам спешил Пивоваров.

— Что происходит? — нахмурился он.

Милиционеры переглянулись, а я быстро им сказала:

— Это Пётр Кузьмич Пивоваров. Он юрист из «Союза истинных христиан».

— Сегодня был убит Всеволод Спиридонович Драч, — нехотя произнёс первый, — вас вызовут для показаний.

— Как убит? — схватился за сердце Пивоваров. Он вытаращил глаза и стал похож на обалдевшего сома, выброшенного на берег.

— Проходите, гражданочка, — тем временем велел мне Иванов и раскрыл дверку УАЗика.

— Пётр Кузьмич, вот ключ от квартиры, — успела сказать я, — там я записку Анжелике оставила. Очень прошу, подмоги нам!

— Да вопросов нет, конечно, помогу, — кивнул Пивоваров и нахмурился, — простите, а на каком основании вы задерживаете Любовь Васильевну?

— Не положено! — отрывисто рявкнул первый милиционер.

— Я её юрист, мне положено, — жёстким тоном возразил Пивоваров. — У вас же ещё не доказано, что Скороход является соучастницей преступления? Поэтому, я беру её на поруки.

— Всё равно нужно проехать в отдел для оформления документов и дачи показаний.

— Ну, так поехали. Чего мы ждём? — Пивоваров пожал плечами и первым полез в УАЗик.

И мы поехали.

Скажу честно, присутствие Пивоварова здорово подняло мне боевой дух. Во всяком случае руки так уже не дрожали. Хотя сердце всё ещё ёкало. Я пожалела, что не взяла таблетки.

— Пётр Кузьмич, — тихо сказала я, — у вас валидол какой-нибудь есть?

— Нитроглицерин только, — также тихо ответил он, протягивая мне таблетки, и добавил, — ты так не волнуйся, Любаша. Мы с тобой и не из таких передряг выбирались. Сейчас оформим тебя на поруки. А там, я уверен, ребята разберутся. Ты же не убивала?

— Нет, конечно, — печально усмехнулась я.

— Разговоры не положены, — извиняющимся тоном сказал Иванов и для дополнительной аргументации развёл руками.

— А я тебя помню, Сеня, — задумчиво сказал ему Пивоваров. — Я же отзыв на твою дипломную работу когда-то давал.

— Я знаю. Спасибо вам, Пётр Кузьмич, — смущённо пробормотал Иванов. — Если бы не ваша поддержка, не видать мне красного диплома.

Хорошо, что первый мент сидел рядом с водителем, машина сильно гудела и наш разговор он не слышал.

— Так что там случилось с Драчом? Как это он умереть через убийство умудрился?

— Я не могу рассказывать, — вздохнул Иванов Сеня. — Вы же знаете.

— Да знаю я, — махнул рукой Пивоваров и хитро добавил тоном змея-искусителя, — но своему оппоненту дипломной ты доверять можешь.

— В одиннадцать утра его обнаружили мёртвым, — тихим шёпотом, чутко оглядываясь на сидящего впереди милиционера, начал рассказывать Иванов. — Свидетели утверждают, что видели, как подозреваемая выходила из библиотеки.

Он кивнул на меня.

— А свидетели, это кто?

Иванов смущённо покраснел и просемафорил глазами, мол, не имею права рассказывать.

— Не Маринка ли? — понятливо хмыкнул Пивоваров.

Судя по вытянувшемуся лицу Иванова, это точно была лучезарная Марина.

— Во бабы дают, — осуждающе покачал головой Пивоваров и добавил. — В одиннадцать, говоришь?

Иванов кивнул.

— А что медэксперт говорит?

— Смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами, — прошептал Иванов и опять пугливо зыркнул на переднее сидение — не слышит ли его коллега.

— Ты во сколько у него была? — повернул голову ко мне Пивоваров.

— До десяти где-то, но точно не скажу, — задумалась я, пытаясь вспомнить. — Я сперва сходила на работу, пошла к восьми, думала планёрка будет, но там света не было. Затем я забежала в роно.

— Это по дороге. Примерно минут пятнадцать. А потом? — нетерпеливо подтолкнул меня к ответу Пивоваров.

— Потом я решила сходить в Дом молитв. Думала, что вы уже там.

— А я ходил в поликлинику, — объяснил Пивоваров. — Что-то от всех этих путешествий опять желудок заболел. Там пока очередь отсидел, время прошло. А потом сразу к тебе пошел.

— Ну и всё, — ответила я, — а затем меня позвал Всеволод Спиридонович. Мы поговорили в библиотеке, примерно минут пять-десять. К нам ещё сестра Инна заглядывала. Что-то о насосах спрашивала, точно не помню. И я сразу ушла.

— Ну вот сам смотри, Сеня, — тихо повторил за мной Пивоваров, — Люба была до десяти. Потом ушла. После неё там кто угодно мог быть. И не раз.

— Да я понимаю, но показания…

— Да погоди ты со своими показаниями! — даже рассердился Пивоваров, — показания потом на всех всё равно перепроверять будешь. Я ведь тоже могу дать показания. Ты, главное, Сеня, поспособствуй, чтобы Любу сейчас на поруки отпустили.

— Вам на поруки? — деловито прищурился Иванов.

— Конечно, мне, — усмехнулся Пивоваров. — А уж я прослежу. Порядок будет, не беспокойся. Ты же меня знаешь.

Иванов согласно кивнул, мол, знаю, и у меня аж отлегло.

Остаток дороги мы доехали молча.

Не буду долго рассказывать, но в участке вопрос с тем, что меня отпускают на поруки, решился неожиданно быстро и легко. Мне повезло, финансирование на содержание заключённых было очень уж ограниченным, поэтому меня отпустили даже с облегчением.

И вот мы вышли из участка.

Я вдохнула воздух свободы и облегчённо улыбнулась.

— Так что там у тебя дома опять случилось? — деловито спросил Пивоваров и уточнил, — что-то серьёзное? С отцом хоть всё в порядке?

Про отца говорить было стыдно, но руки до него ещё не дошли. Поэтому я ответила по существу, игнорируя его вопрос:

— Сейчас надо вернуться домой. Там осталась записка от опеки, заберу. И потом я должна сходить за Изабеллой.

— Нашла её?

Я кратко пересказала мои утренние «приключения».

— Я с тобой пойду, — непререкаемым тоном сообщил мне Пивоваров.

— Я на вас на завтра рассчитывала, — осторожно сказала я, — мне завтра помощь юриста может понадобиться. Особенно если этот Петров на принцип пойдёт.

— За завтра ты не беспокойся. Твоя эта Шмакова его сама по асфальту раскатает, — скептически хмыкнул Пивоваров. — А вот в больнице всё, что угодно быть может. Понимаешь, Люба, для завотделением записка от опеки — это ещё не повод инвалида отпускать. Несовершеннолетнего инвалида, между прочим.

У меня вытянулось лицо, а Пивоваров торопливо меня успокоил:

— Да не переживай ты так, я же с тобой иду. У тебя деньги из поездки ещё остались?

— В смысле доллары? — переспросила я.

— Да! — Пивоваров уже начал раздражаться, глядя на мою непонятливость.

— У меня дома в заначке сто долларов есть, — честно призналась я, — на чёрный день. А в Америке я всё, что было, до копейки потратила. Там долларов три осталось. Я спрятала, думала, вдруг туалеты в аэропортах платные будут.

— Три — это не считается. А сто мало. — Нахмурился Пивоваров. — У меня двести есть. Я одолжу. Когда сможешь — отдашь.

Я благодарно улыбнулась.

— Машину надо, — сказал Пивоваров.

— Да, я думала на завтра Игоря просить, — сказала я.

— Нет, нам машину сейчас надо, — нахмурился Пивоваров, — у тебя же ребёнок-инвалид, ты её как, на руках в такую даль тащить будешь?

— Ну… — я аж остановилась от неожиданности.

Чёрт. Об этом я и не подумала. Хорошо, Пётр Кузьмич подсказал.

— Тогда я к Игорю прямо сейчас схожу, — сказала я. Больше у меня вариантов не было.

— Да погоди ты! — махнул рукой Пивоваров. — Давай так, ты сейчас беги домой, забирай там документы. И всё, что надо смотри. Одежду там, что ещё, я не знаю.

— Хорошо, — кивнула я.

— А я пока к Селиванову загляну, — подмигнул мне Пивоваров, — у него «Запорожец» на ходу. Только потом заправить его надо будет.

— Я заправлю, — пискнула я, прикидывая, хватит ли у меня денег.

— Разберёмся! — поставил точку в разговоре Пивоваров, и мы приступили к исполнению плана.

К больнице мы подъехали через каких-то полчаса.

Всю дорогу я молилась про себя, чтобы завотделением оказался на месте и не пришлось бегать искать его по всему городу. А то, если мы Изабеллу сегодня не заберём, завтра же едем в Балобаново за Ричардом и вопрос с Белкой отложится ещё на день. А там суббота, воскресенье, весь медперсонал на выходных. И придётся бедному ребёнку куковать до понедельника. А за это время, всё что угодно может быть.

Хорошо, меня сейчас Пивоваров на поруки взял.

От грустных мыслей меня отвлекло то, что автомобиль остановился.

— Ну всё, приехали, — степенно сказал Селиванов, невысокий крепенький, я бы даже сказала основательный, мужичок преклонного возраста. — Я с машиной вон там буду.

Он махнул рукой в сторону, где стояли другие автомобили.

— Здесь просто стоять нельзя, только подвозить.

— Хорошо, — кивнул Пивоваров, — Спасибо, Володя.

Мы прошли по пустынным коридорам и завернули в нужное отделение.

— Сюда, — сказал Пивоваров и чуть хвастливо усмехнулся, — я здесь всё знаю. По долгу службы.

Мы прошли в отделение.

— Иван Иванович у себя? — непреклонным важным голосом спросил Пивоваров дежурную медсестру. Он успел переодеться и сейчас был в костюме при галстуке. Вид имел солидный.

Это я, как лохушка, так и осталась в старом спортивном костюме.

Честно скажу — не до того было.

Не подумала.

— Да, у себя, — пискнула медсестра, несколько смущённая представительным видом Пивоварова.

Тот подошел к двери и открыл её:

— Разрешите! — пророкотал он, проходя внутрь.

Я торопливо засеменила следом.

— А вы кто, собственно, такие? — за столом в кабинете сидел плюгавенький мужчинка в белом халате.

Он поднял взгляд от бумаг и удивлённо воззрился на нас.

— Пивоваров, Пётр Кузьмич, — многозначительно представился юрист, — я юрист вот её.

Он указал на меня кивком головы.

— Я — Скороход Любовь Васильевна, — чуть заискивающе представилась я.

— А что вам от меня надо? — нахмурился Иван Иванович и его взгляд с подозрением блеснул сквозь толстые стёкла очков.

— Мы хотим забрать Скороход Изабеллу Петровну, — сообщил Пивоваров и протянул ему записку от Шмаковой. — Вот записка с согласием из отдела опеки.

— Что мне какая-то записка! — даже не глянув на документ, пренебрежительно фыркнул Иван Иванович. — Вот пусть всё оформляют, как положено. А потом мы комиссию создадим и посмотрим…

Он красноречиво посмотрел на нас и замолчал.

Я уже начала наливаться праведным возмущением, когда Пивоваров тихо велел:

— Люба, выйди, пожалуйста.

Я сообразила, что сейчас не надо задавать лишних вопросов и торопливо выскочила из кабинета вон, закрыв за собой дверь.

Прошло буквально минуты три, которые показались мне бесконечностью, когда дверь распахнулась и я увидела радушно улыбающегося Ивана Ивановича, который подобострастно тряс руку Пивоварова:

— Конечно, конечно, Пётр Кузьмич! — лучезарно улыбался он, щедро излучая вокруг себя лучики добра, — давайте так и поступим! И заходите в любое время! В любое время!

Пивоваров еле-еле вытащил руку из загребущих лап завотделением.

— Леночка, проводи товарищей в спецотделение! — велел дежурной медсестре Иван Иванович и строго добавил, — и подготовь Скороход к выписке. Это прямо сейчас надо. Поторопись.

Наконец, мы с ним окончательно расшаркались, уверили друг друга в вечной и нерушимой дружбе, и заторопились в отделение, где содержали Изабеллу.

— Вообще-то посторонних сюда пускать не положено, — строго сказала медсестра и недовольно поджала губы, — но раз Иван Иванович лично сказал…

Намёк был слишком прозрачным.

— Спасибо Вам, Леночка, — счастливым и преисполненным благодарности голосом сказал Пивоваров и жестом фокусника вдруг выудил откуда-то импортную шоколадку. — А это вам!

— Да что вы, что вы! — торопливо пробормотала медсестра, жадно схватив презент, — нам туда.

Мы прошли ещё два коридора и, наконец, оказались в нужном отделении.

— Она там, — показала пальцем Леночка, — там у нас зимний сад. Больные любят там гулять между процедурами.

Я посмотрела в ту сторону. Кроме двух инвалидов-колясочников в изношенных байковых пижамах, один из которых пускал слюни, а второй что-то монотонно бормотал себе под нос, в зимнем саду не гулял больше никто.

Я повернула голову и тут же увидела Изабеллу. Она сидела на холодном полу и, глядя в окно, монотонно раскачивалась. Волосы её были в беспорядке, немытые, всклокоченные. Пижамная рубашка тоже не самой первой свежести.

Сердце моё дрогнуло.

— Изабелла! — тихо, чтобы не напугать, позвала девочку я.

Изабелла стремительно обернулась и грусть в её чёрных глазах мгновенно вспыхнула от радости:

— Мама! Мамочка! — закричала она.