Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 7

— Это дядя Боря, — слегка растерянно ответила она. — Он хороший человек. И ему можно доверять. Как мне.

Комиссаров нахмурился:

— А кто вам разрешил приводить сюда этого человека? Мало того, что подслушиваешь нас, так ещё и на полгорода растрепала!

— Я не растрепала! — вспыхнула Белоконь. — У нас в группе не знает никто!

— А этот?

— Дядя Боря — полезный человек. У него все ходы и выходы под контролем. Вы здесь ничего не знаете и будете топтаться, как слепые котята! А если дядя Боря подскажет — то вы сэкономите кучу времени и получите хороший результат!

— А тебе-то какое дело? — прищурился Пивоваров, — За это премий не дадут, в истории не отметят, зато если попадёмся — то минимуму на две пожизненные мы уже набрали и ещё наберём.

— Хочу помогать! — упрямо набычилась Белоконь, — У меня тоже есть совесть…

Я шла в столовую. Анжелика ещё крутила свои кудри на плойку, а я решила не ждать её, докрутит и догонит.

Сегодня мы договорились с Сиюткиной и Рыбиной посетить завтрак. А вот завтра у нас по графику будет ужин. Таким образом мы и экономили, и, вместе с тем, системы у нас не было и заподозрить нас в каких-либо хитростях было невозможно.

Столовую ещё не открыли, оставалось минут семь, и там, за дверью гремели посудой и доносились ароматные запахи свежей выпечки, жаренных сосисок и кофе с корицей.

— Доброе утро! — улыбнулась всем я и плюхнулась в свободное кресло.

Под дверью столовой, в большом вестибюле был ряд кресел, посередине стоял стол для настольного тенниса и какой-то игровой автомат. В креслах сидели Рыбина, Белоконь, Анна Андреевна (это женщина из пожилой пары) и Лариса Сергеевна, жена хамовитого Ляхова.

На моё приветствие ответили все, а Зинаида Петровна вдруг ворчливо заявила:

— Девочки, вы не знаете, почему в общем туалете сушилка для рук не работает?

Все пожали плечами, кто равнодушно, кто удивлённо, а Рыбина всё никак не могла угомониться:

— Вот плохо, что в вестибюле туалет и для мужчин, и для женщин! Я думаю, наши мужики его и сломали. Вечно даже свет не выключают. Я недавно Пивоварова засекла.

— Ну, Зинаида Петровна, у каждого же в номере есть свой туалет, а этот на всякий случай, в него почти никто не ходит. Вот и сделали общим, — ответила Лариса Сергеевна (без своего тупорылого мужа она была очень даже ничего, довольно приветливая).

— И автомат перестал работать, — вдруг сообщила Анна Андреевна. Она всегда была довольно замкнутой и молчаливой, как и её муж. И даже как её зовут я узнала лишь недавно, да и то, от Анжелики.

— Может, деньги закончились? — равнодушно предположила Белоконь. — Я где-то читала, что в Америке автоматы только на деньгах работают.

— Вы путаете с нашими автоматами с газировкой, — возразила Анна Андреевна, — Игорь Иванович, мой супруг, пару раз пытался поиграть, так в первый день получилось, а вчера и сегодня уже нет.

— Ваш муж играет? — не удержалась от поддевки Белоконь.

— Нет, вы что! — даже замахала руками женщина, — он в университете читает основы информатики. Вот ему и интересно ознакомиться со всеми новинками, которые здесь есть…

Наш разговор прервало появление Анжелики. Девушка была растеряна:

— Здравствуйте! — коротко кивнула она и пожаловалась, — мама Люба, а в гладильной утюг не работает! Мы после завтрака едем с Ксюшей на съезд молодежи «Союза истинных христиан». Я хотела розовое платье погладить, а утюг не работает.

— Уже и утюг сломали! — возмутилась Белоконь.

— А кто последний гладил? — нахмурилась Рыбина и обвела нас всех внимательным, подозревающим взглядом.

— Я вчера блузку только гладила, — сказала Анжелика. — А после меня сразу Аврора Илларионовна пришла.

— Я тоже вчера гладила, в обед, — задумалась Анна Андреевна, — мужу рубашку надо было. Но утюг тогда нормально работал.

— А ты во сколько гладила? — принялась выяснять Белоконь у Анжелики.

— Утром, — сказала та. — Как обычно. Нас же на целый день в город увозят.

— А вечером кто-то гладил? — продолжила детективное расследование Белоконь. — Может, кто-то что-то видел?

Мы начали вспоминать, пытаться всё сопоставить, когда к нам решительным кавалерийским шагом влетела упомянутая Аврора Илларионовна. Щёки её пылали.

— Безобразие! — не здороваясь, воскликнула она, — это же чёрт знает, что такое!

Волосы её были всклокочены, всегда уложенная причёска, как говорится «волосок к волоску» нынче выглядела, словно воронье гнездо.

— Что случилось, мама? — встрепенулась Лариса Сергеевна.

— Почему у нас фен не работает⁈ — рявкнула та, — бардак какой-то!

— Ну, так в предбаннике в сауне тоже есть фен, — сказала Анна Андреевна, — он довольно мощный. Я всегда именно ним пользуюсь.

— Так, может, это вы и сломали⁈ — сварливо накинулась на неё Аврора Илларионовна.

— Да вы что! Как вы можете такое говорить! — возмутилась она, — с чего бы мне ломать⁈

— И утюгом вы последняя пользовались, — как бы между прочим заявила Белоконь, — а потом он тоже сломался.

— На что вы намекаете⁈ — взвилась Анна Андреевна, — как вы можете такое говорить⁈

— Мама, а почему ты наш фен не взяла? — влезла Лариса Сергеевна.

— Потому что и наш тоже не работает! — отрезала Аврора Илларионовна. — Свинство какое-то!

— Странно, что могло произойти, что все приборы одновременно вышли из строя? — задумчиво пробормотала Лариса Сергеевна. — Может, магнитные бури?

— О чём ты говоришь, Лора! — фыркнула Аврора Илларионовна, — какие к чертям бури? Кто-то специально сломал оба фена!

— Мама, но как бы этот кто-то мог сломать фен, если он находится в нашем чемодане? — покачала головой её дочь. — Для этого ему как минимум в наш номер нужно влезть. А мы вчера весь вечер были у себя. А когда выходили, то номер был заперт.

— Да нет же! — покачала головой Аврора Илларионовна, — я забыла его в предбаннике. Вчера поздно вечером я посетила сауну и немного поплавала в бассейне, это полезно для суставов, а фен потом забыла. Сейчас пошла забрать, а он не работает!

— Может, отсырел? — высказала предположение Рыбина, но отклика оно не нашло.

Тем временем нашали подходить остальные. Кресел для всех не хватило, поэтому большинство стояли, тихо беседовали. В помещении поднялся шум, и мы тему о неисправности аппаратуры свернули.

И тут дверь столовой открылась и оттуда выглянула смущённая то ли повариха, то ли официантка. Взглянув на Валентину Викторовну, нашу переводчицу, она торопливо заговорила на английском. При этом голос у неё подрагивал.

— Товарищи! — перевела моя несостоявшаяся свекровь, — вас просят ещё немного подождать. Они приносят извинение, что завтрак задерживается. Вышла из строя тестомешалка и фритюрница для пончиков. Приходится всё делать вручную. Сейчас повар дожарит оладьи и пончики, и вас пригласят. Подождите еще минут пятнадцать.

— Но я тогда не успею погладить платье! — чуть не плача воскликнула Анжелика, — что мне теперь делать?

— Надень джинсы, которые мы тебе позавчера купили, — посоветовала я. — Здесь все ходят в джинсах.

— Но я хотела в платье. Там же будет… — она осеклась и зыркнула на меня, не обратила ли я внимания на её оговорку.

Я дипломатично сделала вид, что не обратила.

— Всё более и более странно, — таинственных голосом сказала Белоконь и выразительно посмотрела на нас.

Мы переглянулись.

— Теперь, я полагаю, вы уже на меня не думаете? — сварливо сказала Анна Андреевна. — Я же не могла ещё и фритюрницу испортить. Для этого мне бы пришлось залезть в запертую столовую.

— Как знать, милочка, как знать… — бросила на неё многозначительный взгляд Аврора Илларионовна и, повернувшись к нам, ехидно добавила, — я читала в одном журнале, что бывает такая болезнь. Называется «клептомания». Это когда человек ворует просто так и всё подряд. Даже то, что ему не нужно. И потом не может вспомнить, что это он украл. Вполне может быть, что есть такая болезнь, когда человек портит приборы, а потом тоже не может ничего вспомнить. Или не хочет признаваться.

При этом Аврора Илларионовна так посмотрела на Анну Андреевну, что у той на щеках заалели пятна.

— Вы на что это намекаете⁈ — взвизгнула она.

— Ну, не магнитные же это бури, в конце-то концов! — припечатала она и заявила, — нужно, значит, звать полицию. Пусть разбираются.

— А где джинсы? — тихо спросила меня Анжелика, пока тётки переругивались.

— У меня в чемодане, — ответила я, — я туда все покупки сложила. Пошли отдам.

Мы пошли в наш номер. Я была рада, что появился шанс уйти оттуда и не выслушивать эти склоки. Терпеть не могу токсичных людей.

— Любовь Васильевна, ты Фёдора и Ефима не видела? — из своего номера выглянул озабоченный Пивоваров.

— Нет, — покачала я головой, — и вроде к столовой они не подходили.

— Точно не подходили, — подтвердила Анжелика.

— Ну ладно, — кивнул своим мыслям он и закрыл дверь.

А у меня возникло ощущение, что наши умельцы опять что-то задумали. Причём явно грандиозное. Неужели-таки решили спустить глину в канализацию?

Вчера мы еле дождались Гольдмана. Он принёс карты, целый атлас карт и ещё какие-то чертежи. Так как было уже поздно, я отправилась спать. Поэтому не знаю, чем там всё закончилось.

А вот утром я их уже не видела. И сейчас подозревала всё, что угодно.

— Надо плойку перепрятать, — сказала Анжелика, потрогав плойку пальцем. — Как раз остыла.

— Зачем прятать? — не сообразила я.

— Ну раз здесь завёлся шутник, который ломает приборы, то надо прятать, — ответила она, — сломает плойку и как я тогда на люди выйду?

На оба эти замечания я не нашлась, что сказать. Вместо этого пихнула в руки Анжелике джинсы, а сама пошла к Комиссарову. На допрос. У меня появились смутные сомнения.

Но дойти до номера нашего чудо-слесаря мне было не суждено.

Дорогу мне преградил Благообразный.

— Любовь Васильевна! — ласково улыбнулся он мне. — Вы сейчас на завтрак, да?

Я вынужденно кивнула и выдавила ответную улыбку. Тоже ласковую.

— Пойдёмте, я проведу вас, — любезно предложил он и цепко взял меня под локоток.

Пришлось плестись в столовку. Хотя было ещё целых восемь минут.

— Я вот о чём хотел с вами поговорить, — начал он, и сердце у меня нехорошо так ёкнуло, — у нас же не просто увеселительное мероприятие, не правда ли?

— Угу, — кивнула я.

— И поэтому каждый из наших братьев и сестёр должен принять участие в каком-то мероприятии, — продолжил он добрым голосом и мне продолжение ещё больше не понравилось.

— Угу, — опять поддакнула я.

— И вот скажите тогда, в каком мероприятии вы будете принимать участие? — он посмотрел на меня счастливым взглядом энтомолога-энтузиаста, который увидел особо редкий вид ядовитой сколопендры.

— Не знаю, — ответила я, но, увидев по взгляду Благообразного, что ответ категорически не верный, быстренько поправилась. — В каком пригласят, там и буду.

И улыбнулась.

— Вот и чудненько! Вот и чудненько! — расцвёл ответной улыбкой староста, — тогда для вас хорошая новость, Любовь Васильевна. Завтра во второй половине дня наши американские братья проводят большой христианский марафон в городе. Будет несколько тысяч горожан. Масштабное такое мероприятие. И очень важное. И от нас тоже нужна речь. Минут на двадцать, не больше. Тогда я покорно смею надеяться, что вы выступите завтра от имени нашей русской общины…

— Я? — у меня глаза от удивления чуть на лоб не вылезли.

— Да, вы, — улыбка Благообразного стала ещё более сладенькой.

— Но почему я⁈

— А кто? — взгляд Арсения Борисовича был столь кристально-чистым, словно у херувима на поздних полотнах Ботичелли.

— Например, вы! — твёрдо сказала я.

— Но я уже выступал, причём дважды, — от улыбки Благообразного хотелось повеситься.

Угу, ты, дорогой выступал, конечно же. Но исключительно на местных мероприятиях, там каждый раз было от десяти до пятнадцати человек. А мне предлагаешь перед многотысячной толпой выступить.

Но вслух сказала другое:

— Да тот же Роман Александрович мог бы…

— Нет, нет, — махнул ручкой Арсений Борисович, — Роман Александрович вместе с семьёй уже принял участие в семейном благотворительном фестивале. Они открытки раздавали и печенье.

Ну капец! Я даже не знала, что и сказать! Значит, этот надутый индюк. Что мнит себя отцом области, просто раздавал открытки и печенье (дурацкое мероприятие, между прочим!), а я, простая продавщица из «пятёрочки» должна выступать перед многотысячной толпой.

Интересно, они настолько верят в мои таланты? Или же надеются на фиаско? Чтобы потом продвигать какие-то свои цели? Но ведь мой провал будет общим провалом нашей делегации из России. Зачем им провал?

Хм… странно.

Но по выражению лица Благообразного ничего понять было нельзя.

— Вот и договорились, — ласково улыбнулся он мне и первым вошел в столовую, которую, наконец, открыли. — Сегодня до вечера вам все подробности сообщат.

— С-спасибо, — буркнула я и обречённо посмотрела на заставленные блинчиками, пончиками, сырниками и омлетом полки — аппетит совершенно пропал.

Да что говорить, меня потряхивало. Причём конкретно так.

Но, так как этот завтрак — единственный полноценный приём еды за день, то игнорировать его категорически нельзя. Глупо это. Да и деньги уплачены. Поэтому я волевым усилием отбросила все свои сомнения и дурное настроение (потом позлюсь, на сытый желудок и злиться легче!) и решительно ринулась к предложенным блюдам шведского стола.

Когда я уже сидела за столиком и с аппетитом уминала жаренную яичницу с сосисками, золотистыми запечёнными картофелинками и огромной порцией салата, над головой прозвучало:

— Можно?

Я подняла голову вверх и, опять увидев приторную рожу Благообразного, чуть сосиской не подавилась.

— Эмммм… — я красноречивым взглядом обвела пустые столики вокруг.

— Так вот, — предпочёл не заметить моей заминки Благообразный и уселся на стул напротив.

Мне очень хотелось встать и уйти, но еды я набрала много, так что нужно всё съесть. А то на обед сегодня будет только пряник с чаем. Да и то, без сахара (мы решили плотно есть утром и по возможности более-менее вечером, а вот в обед ограничиваться перекусом).

Так, что пришлось остаться и слушать Арсения Борисовича.

— Любовь Васильевна, — начал тот, деловито намазывая кусок сосиски горчицей, — у меня к вам вопрос.

Я постаралась удержать лицо, чтобы не скривиться. Начало разговора мне уже не нравилось.

Хотя мне оно не нравилось ещё в коридоре.

Так что ничего хорошего я не ожидала.

— Слушаю вас, Арсений Борисович, — любезно сказала я и аккуратно помешала ложечкой сахар в чашке с чаем.

— Вы не подскажете, куда это постоянно отлучаются Ефим Фомич и Фёдор Степанович? — приветливым тоном спросил Благообразный.

Я еле-еле удержалась, чтобы ложечка не выпала у меня из рук.

Но вслух сказала:

— Отлучаться разве запрещено? Вы же сами сказали, что свободное время можно использовать по собственному усмотрению.

— Но они уходят в слишком позднее время, — мягко упрекнул Арсений Борисович и откусил кусочек сосиски. — Театры и магазины уже не работают.

— Может, просто по улицам гуляют, — любезным голосом ответила я и потянула к себе тарелку с сырниками.

— Каждую ночь? — кривовато усмехнулся старейшина.

— Почему нет? — максимально равнодушно пожала плечами я и принялась увлечённо пилить ножиком сырник.

— Сомнительно! — возразил Благообразный и уставился своими проницательными рыбьими глазами на меня.

Я чуть куском сырника не подавилась.

— Так вы не подскажите? — опять спросил он.

Вот прицепился, гад!

Я крошила бедный сырник на мелкие кусочки, словно вивисектор. Когда сырники закончились, я принялась резать пончик.

Благообразный внимательно наблюдал, демонстративно ожидая моего ответа.

Наконец, и сырники, и пончики закончились, на тарелке была горка резанного теста, пауза явно затянулась, и отвечать что-то было надо.

И я брякнула:

— Да бабу они завели!