Бьющееся Сердце Смертии

Глава 15

Мы дали покой многим зомби прежде, чем покинули ту долину. Я говорю это так, потому что это более приемлемо, чем правда. Хотя зомби больше не были в моей власти, мы с Трисом могли призывать их. Как собак, пасущих овец. Мы собрали всех, кого смогли, всех мертвых, которые нас услышали, заперли их в центре долины, а затем подожгли. Они умерли не сразу, но это был самый безопасный способ покончить с ними. Тем не менее, многие из зомби сбежали, оказавшись слишком далеко от нашего зова или слишком увлеченные преследованием своей добычи. Я не думала, что жители Тора поблагодарят меня за ту новую волну чумы, которую я наслала на них, но с уничтожением собранной ими армии, по крайней мере, на какое-то время у нас воцарится мир.

На следующее утро, как только солнце показалось из-за горизонта, мы отправились домой. В тот первый день мы с Трисом ехали верхом, оба измотанные. Остальные наши войска шли маршем, хотя и были не в лучшем состоянии. Мы плохо отдохнули, у нас было мало еды и не было ни палаток, ни котелков для приготовления пищи. Мы съели то немногое, что у нас было с собой, и, как саранча, обрушились на деревни между нами и Йенхельмом. Жители этих деревень, возможно, находятся под властью Сирилет, и многие из них сказали, что были рады видеть меня живой. Но я думаю, что в основном они были рады видеть, что мы уходим, и жалели, что мы взяли так много. Времена были тяжелые.

Солнце так ни разу и не выглянуло. Совсем. Облачный покров превратился в клубящуюся массу тьмы, которая почти полностью скрывала свет. Трава под нашими ногами поникала, желтела и гибла. Дул сильный ветер, меняя направление каждые несколько секунд. Нам пришлось обогнуть одну небольшую долину, так как казалось, что по ней течет не вода, а расплавленный огонь. Запах был отвратительный, как от яиц, которых оставили гнить, а затем вскрыли. Мы продолжили путь.

Марш в Тор был полон приятных вечеров, несмотря на то что во время многих из них я была чертовски избита, и царила веселая атмосфера. Несмотря на то, что мы выиграли битву, в некотором смысле, обратный путь в Йенхельм был тягостным. Трис много размышлял, я думаю, о том, какое место он теперь занимает в королевстве Сирилет. Я провела много времени, размышляя о наших трудностях. У меня были кое-какие идеи о том, как прорвать облачный покров, но я не могла воплотить их в жизнь самостоятельно. У меня не было нужных установок. Бушующие океаны и пожары, сжигавшие землю, были совсем другим делом. Мир разваливался на части, был сломан, как выразилась Сирилет. Я не видела способа исправить это без помощи магии Источников.

Когда мы, наконец, добрались до улиц Йенхельма — грязные, растрепанные и со стертыми ногами, — нас уже не встречали с такой помпой, как при отъезде. Настроение в городе испортилось, и даже вернувшаяся бывшая королева не смогла поднять боевой дух. Наши солдаты разбрелись кто куда, чтобы повидаться со своими семьями или запить свои горести. Мы с Трисом проехали на наших птицах по улицам, где царило угрюмое негодование, а люди обменивались мрачными взглядами. И все же злобные взгляды и сердитый шепот всегда лучше, чем швыряемые камни и толпа, замышляющая убийство.

В этом городе царит чудесный страх, Эска. Он окружает город, как туча мух. Все они напуганы.

— Да, — согласилась я. — Они боятся всего, что происходит, они боятся, что умрут.

Они смертны. Все смертные умирают.

— Вот почему они боятся смерти. А ты?

Конечно, нет. Я лорд Севоари.

— Ты бессмертен. Жизнь и смерть никогда не были для тебя проблемой. Ты просто есть. Весь этот страх, который ты впитываешь, Сссеракис. Это потому, что жизни этих людей балансируют на острие бритвы. И они чувствуют, что могут свалиться.

Я вздохнула и направила птицу трей ко дворцу.

— И они ожидают, что их королева что-то предпримет по этому поводу.

Что может наша дочь надеяться предпринять против конца света?

— Возможно, ничего. Но они ожидают, что она что-то предпримет.

Сссеракис задумался на несколько секунд. Я оглядела улицу и увидела маленького мальчика, покрытого грязью, который копался в куче мусора в переулке. Он остановился, чтобы посмотреть на меня, когда я ехала мимо, и наши взгляды встретились. Он вздернул подбородок, словно бросая вызов, затем повернулся и убежал.

Тебе следует лучше контролировать своих миньонов. Это хорошо, что они боятся, но они не должны ожидать от тебя помощи. Они существуют, чтобы тебе служить.

Я рассмеялась. Трис оглянулся на меня, снова нахмурив лоб, но я покачала головой, глядя на него.

— Они не мои миньоны, Сссеракис. Я больше не их королева. И я не думаю, что Сирилет вернула бы мне трон, даже если бы я попросила об этом.

Тогда не проси. Возьми его.

— Я не хочу править. Не думаю, что я когда-либо хотела. И она сидит на нем гораздо лучше, чем я.

Мой ужас снова замолчал, но я не думаю, что он был мной доволен. Сссеракис был лордом Севоари, созданным, чтобы править. Я спросила себя, насколько мое первоначальное желание стать королевой было основано на желании Сссеракиса быть у власти? Теперь уже нет. Сирилет может приползти ко мне на коленях, умоляя взять ее трон, но я все равно скажу нет. Я бы отдала его Трису прежде, чем снова сунуть голову в эту петлю.

Когда мы подъехали к дверям дворца, я соскользнула с птицы трей, счастливая, что освободилась от нее. Птица тут же отскочила в сторону, уставившись на меня одним огромным глазом. Трис не спешился. Он погнал свою птицу вперед, прихватив поводья моей и глядя на двери дворца.

— Не войдешь? — спросила я.

Мой сын задумчиво покачал головой.

— Я оставлю тебя, чтобы ты доложила сестре-королеве. Если я понадоблюсь тебе, мама, я буду в «Дырявом Ведре» и попытаюсь запить вкус… — Он взмахнул свободной рукой в воздухе. — Всего. — Он потянул за поводья и повел обеих птиц прочь.

Трис всегда был склонен к меланхоличным размышлениям, но сейчас в этом было что-то мрачное. Думаю, я лишила его цели, когда сказала, что Ви уже отомщена. Он был бушующим огнем, сжигающим все на своем пути, и я лишила его топлива. Без этого он погас, превратился в тлеющие угли, вспышки света и призрак тепла.

— Ты мне действительно нужен, — быстро сказала я, прежде чем успела передумать. Трис остановился, повернулся в седле и посмотрел на меня. — Не только ради того, что грядет. Ты мой сын, Трис. Ты всегда будешь мне нужен.

Птица заерзала под Трисом и несколько секунд он молча смотрел на меня.

— Красивые слова, мама. — Он повернулся и пнул птицу, заставляя ее идти дальше. Я не могла не уловить вывода. Сказать легко. Нужно было что-то сделать, хотя у меня не хватало ума понять, что именно. — Я по-прежнему хочу этого поединка. Когда ты почувствуешь себя в лучшей форме.

Я посмотрела ему вслед. Мой сын стал взрослым мужчиной, высоким, широкоплечим и сильным. Он был лидером, и хорошим лидером. Воином, могущественным Хранителем Источников. Убийцей. И все же в нем все еще было много от угрюмого мальчишки.

Моя тень извивалась подо мной, пока Сссеракис не возник передо мной, смутным пятном чернильной тьмы.

— Его страх… странный. Приторно-сладкий. Он сомневается в себе и боится самого себя.

Я кивнула, все еще глядя вслед уезжающему сыну.

— Я не знаю, как ему помочь.

Сссеракис стал размытым, его темный силуэт задрожал.

— Держи его рядом с нами. Этот страх сделает нас сильными. Ты умеешь вселять в людей глубокие и стойкие страхи, Эска. Это гораздо сложнее, чем страх смерти или чудовищ. Ты заставляешь людей бояться самих себя. Неиссякаемый праздник.

Я стиснула зубы и уставилась на свою тень:

— Я не хочу, чтобы он боялся самого себя. Я хочу ему помочь.

Сссеракис повернулся и уставился на меня, его угольно-черные глаза горели. Я чувствовала, как мой ужас пытается меня понять. «Может быть… спроси большого землянина? Он всегда умел успокоить твой страх. На какое-то время». В Сссеракисе была нерешительность, к которой я не привыкла. Я попросила ужас мыслить нестандартно. Не как лорд Севоари или древний ужас. Я попросила его думать как родитель, как друг. И хотя это шло вразрез с характером Сссеракиса, он так и поступил. Для меня.

Я вошла во дворец, кивнув стражникам, которые уставились на меня широко раскрытыми глазами. Наверное, это не удивительно, учитывая, что они только что были свидетелями моего разговора с собственной тенью. Вдоль всех стен коридоров горели фонари. Дворец и в лучшие времена был темным и унылым местом, но те дни остались далеко позади. В воздухе чувствовался холод.

Я обнаружила, что направляюсь не в тронный зал, а в покои Сирилет. Мне нужно было поговорить с дочерью, но я также хотела застать ее наедине. Нам многое нужно было обсудить, и я… Ну, по правде говоря, мне было немного стыдно. Я отправилась в Тор, чтобы вести переговоры и заключать мир. Вместо этого я вернулась к своим старым привычкам и заставила мертвых восстать, чтобы сокрушить моих врагов. Мы существа, живущие по шаблону, предпочитающие протоптанные тропы пешим прогулкам через подлесок.

Возможно, именно мысли о том, кем я была когда-то, заставили меня вспомнить, каким был и мой дворец. Раньше, в самом начале моего правления, в коридорах дворца раздались шаги. Слуги, стражники, люди, которые просто пытались заработать на жизнь, дети, животные. Когда-то в этих залах жил весь Йенхельм. Здесь были смех и слезы, крики гнева и стоны близости, лаяли собаки и дразнили друг друга дети. Теперь все это исчезло. Ушло. Просто голый, пустой камень, лишенный жизни, любви и сердца.

Комнаты Сирилет располагались в восточном крыле, как и мои, и долгое время ими не пользовались. Я остановилась перед дверью Имико и взялась за ручку. Она редко пользовалась этой комнатой, чаще всего бывая по официальным делам за пределами столицы. Или неофициальным, я полагаю. Но комната принадлежала ей, и в ней были ее вещи. Мы провели там так много вечеров, разговаривая о моих детях или ее подвигах, половину из которых, я уверена, она придумала на месте. Мы делились историями, предавались воспоминаниям, иногда напивались до одури.

Мне ее очень не хватало. Я бы разорвала мир на части, чтобы услышать ее голос. Чтобы она насмехалась надо мной, дразнила меня, обвиняла меня. Все, что угодно, лишь бы снова ее увидеть. Дикая часть меня думала, что все это было каким-то тщательно продуманным представлением. Что это была Имико, и исчезновение было в ее духе. Я думала… Я надеялась… Я почти убедила себя, что открою дверь и увижу ее сидящей на своем столе, свесив ноги, с широкой улыбкой на лице. Она будет насмехаться надо мной, говорить, что не может поверить, что я действительно считала ее мертвой. Я хотела этого. Я хотела этого так сильно, что положила руку на дверь и толкнула.

Дверь легко распахнулась, и это было самым убедительным доказательством, в котором я нуждалась. Имико всегда запирала дверь, когда уходила, но не в этот раз. Потому что в этот раз она знала, что не вернется.

Письменный стол с бумагами, удерживаемыми подсвечниками, покрытыми старым воском. Сундук и платяной шкаф, дверцы открыты, наполовину пусты. Стойка для лазания, которую Хардт смастерил для старого ринглета Имико, от которой она так и не избавилась даже после смерти маленького зверька. Кровать и простыни, смяты и свалены в кучу с тех пор, как она спала на них в последний раз.

Я пошатнулась и ухватилась за дверной косяк. Мои ноги подкосились. Я опустилась на колени, прислонившись к каменной кладке. Дыхание стало прерывистым, слезы градом катились по лицу. Я так сильно, невыносимо устала. Даже наклониться было слишком тяжело. Мне хотелось лечь, вжаться в землю и быть раздавленной. Я хотела, чтобы это закончилось. Боль в груди, грызущая пустота. Усталость в костях, из-за которой казалось, что мои конечности сделаны из камня. Слова прокручивались у меня в голове, снова и снова. Ты сделала это. Ты сделала это. Ты. Сделала. Это. Это было слишком много. Чертовски много. Имико ушла, умерла. Моя вина. Наступил конец света, и Сирилет ожидала, что я все исправлю, но я не знала как. Другой Мир восстал против Оваэриса, и никто даже не подозревал, насколько мы все в дерьме. Это было слишком много! Я не могла справиться со всем этим. Я не могла продолжать быть сильной, продолжать быть той, на кого рассчитывали люди.

Эска? Эскара, что случилось?

Я лежала на полу, прижавшись щекой со шрамом к холодному камню, от моего дыхания поднимались клубы пыли. Имико не было несколько недель. В пыли были следы ног. Два отпечатка вели в комнату, затем они повернулись и снова ушли. Я заметила это, но не поняла. Мой мозг работал неправильно. Видел детали, но не понимал общую картину.

— Эска? — Что-то легонько встряхнуло меня, надавило на плечо, стало толкать взад и вперед. — Я не могу дотянуться до тебя. Эскара, что происходит? — Моя тень. Моя тень опустилась передо мной на колени, толкая меня. Я уставилась на нее. На мою тень. Тени не должны были этого делать. Они не должны были быть осязаемыми.

Страх. Не мой. Просачивающийся сквозь оцепенение. Заставляющий меня чувствовать. Причиняющий мне боль. Грызущая, царапающая, скребущая пустота внутри. Пустота, более глубокая, чем голод. Сводящая с ума пустота, которую никогда не заполнить. Не моя. Не я. Чья-то еще. Чья-то чужая.

Пузырь лопнул, мое оцепенение рассеялось, и все сразу вернулось на круги своя. Каменный пол под моей щекой был холодным. От пыли першило в горле, губы распухли. Во рту было сухо, как в полазийской пустыне. Мне было больно. О, гребаные Слезы Лурсы, мне было больно. Не только от грызущей пустоты внутри, не только от побоев, которые я получала от солдат, с которыми тренировалась, не только от горящей задницы от постоянного сидения в седле в течение стольких дней. Мне было больно… внутри, и я не могу это объяснить. Как ужасное покалывание в ноге, когда просыпаешься, но во всем теле.

Моя тень снова потрясла меня.

— Эскара, я не понимаю.

Я попыталась заговорить, открыла рот, но не смогла вспомнить, как складывать слова. Они казались такими громоздкими. Звуки, издаваемые ртом, теряют значение при переводе из-за расстояния между губами и ухом. Мы все говорим на разных языках. Мой разум лихорадочно работал, мысли молниеносно возникали и исчезали в одно мгновение.

— МММ… — Я облизнула губы шершавым языком и попробовала еще раз, закрыв глаза, чтобы подумать о том, что я хотела сказать. — Я… в… порядке. Я… в порядке. — Слова прозвучали невнятно, смысл едва доходил до меня.

Я села с посторонней помощью. Моя тень подняла меня и прислонила к дверному косяку комнаты Имико. Сссеракис опустился передо мной на колени, мерцающий и нечеткий. Я чувствовала его беспокойство, его страх. Я улыбнулась, слабо рассмеявшись. Я вызывала страх страха.

— Эска?

Я чувствовала себя пьяной. Потерявшей контроль над собой. Всего несколько мгновений назад я радовалась этому, хотела этого. Теперь я ненавидела это. Я ненавидела чувство потери контроля. Мой разум медленно возвращался ко мне. Слишком медленно. Что только что со мной произошло?

— Что случилось? — Сссеракис задержался передо мной, вытянув теневую конечность, чтобы поддержать меня в вертикальном положении. Я поняла, что опираюсь на нее, и выпрямилась.

— Ничего страшного, Сссеракис. Просто… — Не совсем зов пустоты, но что-то с ним связанное. На меня накатила волна депрессии.

Я думала, что уже давно избавилась от этих захлестывающих волн депрессии, которые накатывали так внезапно. Прошли годы с тех пор, как они регулярно нападали на меня с такой силой. Но в последнее время я испытала такую волну не в первый раз. Они вернулись, и сначала я никак не мог понять почему. Я решила, что это из-за моей вновь обретенной юности. Каким-то образом ушедшие годы пробудили старых демонов.

Но нет. Я знала правду, хотя и боялась в этом признаться. Это было из-за Имико. Моя лучшая подруга, моя младшая сестра ушла от меня раньше. Она покончила с собой, чтобы избежать боли. И, черт меня побери, я ей завидовала.

Вот она, правда, в которой мне было так трудно признаться даже самой себе. Я завидовала женщине, которая умерла, в то время как у меня не было другого выбора, кроме как жить дальше. И я ужасно хотела присоединиться к ней. Не в загробной жизни — я не настолько глупа, чтобы думать, что после смерти есть что-то, кроме полужизни призрака. Я хотела присоединиться к ней в забвении. В нигде. На свободе.

Я сглотнула ужасный привкус во рту, вытерла слезы со щек и глаз и неуверенно поднялась на ноги. Моя тень маячила неподалеку, Сссеракис ждал, вдруг мне снова понадобится помощь. Не понадобится. Это прошло. Пока.

Я бросила последний взгляд на пол в комнате Имико. На следы на тонком слое пыли. Я уже знала, кому они принадлежат: Сирилет. Моя дочь приходила в комнату Имико, возможно, по той же причине, что и я. Она горевала, хотя и отказывалась это показывать. Я подумала, что, возможно, это то, что мы могли бы сделать вместе. Возможно, пришло время перестать убегать от своего горя, посмотреть ему в лицо и помочь своей дочери сделать то же самое.