Я ковыляла через море разлагающихся Мерзостей. Они барахтались вокруг меня, визжа, размахивая щупальцами, умирая. И они гнили. Приказ, который я отдала им, разнесся от меня, как нескончаемый крик, эхом прокатившийся по всему Севоари, и все монстры, услышавшие его, повиновались. Они не почувствовали боли. Их тела не были способны чувствовать боль. Но они понимали, что умирают, и каждый из них был напуган. Это был низменный, животный страх, тупой и безвкусный. Они умерли, и я осталась жить.
Сссеракис перестал меня поддерживать. Мой ужас сосредоточил всю свою силу и внимание на Норвет Меруун. Бьющееся сердце теперь было внутри меня, и оно хотело вырваться наружу, поглотить меня изнутри и начать свое вечное пожирание заново. Мой ужас не позволял этого, но ему стоило больших усилий держать Норвет Меруун запертой в теневой клетке.
У меня не было крыльев, поэтому я не могла летать. У меня не было лапы, моя рука снова превратилась в обрубок. На моей искалеченной ноге не было теневой повязки. Я соорудила костыль из кинематики и тяжело опираюсь на него.
Это то, что любят обыгрывать в историях обо мне. Если ты услышишь тук тук тук трости по крыше твоего дома, берегись, потому что Королева-труп пришла за твоими детьми. Барды любят рассказывать подобную чушь. Я прекрасно могу хромать без трости… бо́льшую часть дня. Но это правда, что моя нога представляет собой груду разорванной плоти и сломанных костей — она так и не зажила как следует.
Оставшиеся в живых миньоны Норвет Меруун рассеялись; геллионы улетели прочь, харкские гончие проскакали мимо меня. Черви исчезли с их кожи. Черви были частью ее, как и Мерзости, и они тоже послушались моего приказа. Избавившись от своих паразитов, многие существа Севоари стали такими, какими были раньше. Но многие и не стали. У некоторых из них черви были внутри слишком долго, они уничтожили слишком многое из того, чем они были раньше. Когда черви умерли, некоторые монстры просто остановились. Они не умерли, но в них не осталось ничего живого. В конце концов они стали пищей для других.
Медленно прихрамывая, я пересекла дно каньона, пробираясь по разбитым камням, между языками пламени, вокруг рек крови, через груды мертвых тел. Призраки роились вокруг меня, притягиваемые мной. Многие из них были солдатами, которых я привела с собой на Севоари, теми, кто погиб в этой великой битве. Другие были просто жителями Оваэриса, которых потянуло к великому разлому по причине, которую они не могли понять. Время от времени я останавливалась, чтобы поглотить одного-двух призраков, не обращая внимания на новые воспоминания, вспыхивающие в моем сознании. Я отдавала бо́льшую часть поглощенной силы Сссеракису, чтобы помочь моему ужасу в его новой вечной борьбе.
Я спросила себя, выжил ли кто-нибудь еще, или все они погибли в результате моего безумного плана. Крушение До'шана было разрушительным, а дно каньона было усеяно камнями размером с деревню. Было бы одновременно ужасно и странно уместно, если бы я была единственным выжившим.
Мои мысли привели меня к Сирилет и Кенто. Я пошатнулась, чуть не упала, изо всех сил пытаясь вдохнуть сквозь сдавленное горло. И тогда я закричала. Слов не было. Никакие слова не могли передать того, что я чувствовала. Я закричала от боли, горя и тоски, потому что, черт возьми, иногда ты не можешь справиться с душевным смятением, и единственное, что ты можешь сделать, это закричать. Мои дети были мертвы. Они были мертвы. И я буду жить вечно, зная, что они умерли из-за меня. Крика было недостаточно, но это было все, что у меня было.
Сссеракис молчал, сосредоточившись на своей собственной борьбе, но мой ужас передавал то, что он чувствовал по отношению ко мне. Мы оба горевали о моих детях.
Я вернулась к центральному крылу, вернее, к тому, что от него осталось, где Лесрей и ее солдаты дали свой последний бой. Я проковыляла мимо гигантского, свернувшегося клубком трупа. Лодос, его бронированные пластины искорежены, почернели, дымятся. Его плоть сгорела. Крошечная безголовая сороконожка пробежала мимо меня, извиваясь по земле в поисках спасения. Я дала маленькому лорду Севоари уйти.
Больше не лорд. Теперь он слаб и жалок. Он склонится.
Лесрей выжила. Конечно, она, блядь, выжила. Я нашла ее сидящей около трупа Лодоса, на небольшом камне. Она была обнажена, если не считать тяжелого плаща, накинутого на плечи. Ее кожа была перепачкана пеплом, а маска давно исчезла. Правая сторона ее лица была изуродована шрамами от ожогов, в глазу бушевало пламя. Она держалась за бок, куда ее ударил Лодос, оставив серьезную рану, но кровь не сочилась сквозь пальцы. Я увидела яростное оранжевое свечение огня под ее рукой.
Она подняла на меня глаза, поморщилась от боли, посмотрела на мою культю и ногу. «Все кончено?» Оплавленная половина ее лица едва заметно дернулась, когда она заговорила.
Я кивнула. Какая-то часть меня шептала, что сейчас самое время отомстить, что она никогда не будет более уязвимой. Я проигнорировала шепот. Я была слишком измучена, чтобы беспокоиться, и больше не была уверена, что Лесрей действительно достойна моей мести. По правде говоря, я не думаю, что она когда-либо была достойна. Насколько моя ненависть к ней была заслуженной? Я сделала Лесрей злодейкой своего детства и приписала ей столько боли, но, думаю, бо́льшая часть этой ненависти должна была быть направлена на наставников и Железный легион. И на Джозефа.
Лесрей закашлялась, и пламя заплясало у нее в горле, облизывая губы. «Мы победили?» — спросила она сдавленным голосом.
Я сгорбилась, тяжело опираясь на свой костыль:
— До известной степени.
— Что это значит?
Я могла бы солгать, скрыть правду о том, кем я стала. Но, честно говоря, я чертовски устала лгать. Устала скрывать, кем я была. Устала от всего. Поэтому я нашла свой собственный камень, села и рассказала ей правду. Норвет Меруун нельзя было убить, поэтому мы изолировали ее, и я ее проглотила. Теперь я стала тюрьмой для Бьющегося сердца Севоари и буду ей вечно.
Блядь! Пока я рассказывала произошедшее кому-то другому, оно казалось чертовски монументальной задачей. Все время простерлось передо мной, как одно мгновение, и я знала, что буду страдать каждый проклятый миг.
Пока я объясняла, нас нашел биомант. Пахт осмотрел раны Лесрей и пришел в отчаяние. Он понятия не имел, как залечивать раны, из которых вместо крови хлестал огонь. Лесрей со вздохом отмахнулась от него. Затем он посмотрел на мою ногу и глухо зарычал, что, по-видимому, по-пахтски означало Все кончено. Пахт попытался это исправить, но в тот момент, когда он влил в меня свою биомантию, что-то пошло не так. Он закричал от боли и упал, его рука превратилась в мумифицированную лапу. Да, биомантия на меня больше не действует. Слишком много некромантии в моей крови. Во мне слишком много смерти.
Мы измеряли число выживших сотнями, а не тысячами. После всего, что произошло, нас осталось так мало. После всего, что я сделала. Все были ранены, одни тяжелее других. Я видела, как умирали мужчины и женщины, корчась на каменистой земле в агонии от полученных ран. Я видела, как поднимались их призраки, смущенные и встревоженные. Я развязывала их прежде, чем они успевали привыкнуть к своему новому полу-существованию, поглощала их энергию и кормила свой ужас. Было приятно видеть тревогу на лицах выживших, когда я протягивала руку и призрак становился видимым и осязаемым в моей руке.
Сколько времени мы потратили на то, чтобы вытащить выживших из-под завалов? Несколько часов, по меньшей мере. Я помогала, чем могла, используя геомантию, чтобы сдвинуть землю и камни, но мертвых мы находили гораздо чаще, чем живых.
В конце концов Лесрей подозвала меня и задала вопрос, который я уже какое-то время обдумывала:
— Как нам выбраться отсюда, Эскара? — Она тряхнула головой. — Я предполагала, что мы полетим на До'шане обратно тем же путем, каким прилетели, но…
Но До'шан лежал, разбросанный по всему дну каньона. Какая бы магия ни удерживала его в воздухе, она исчезла, и никто, кроме Джиннов, все равно никогда ее не понимал.
— Сколько у нас осталось порталомантов? — спросила я.
— Четверо, — тут же ответила Лесрей. — Шестеро, включая нас. — То, что она запомнила мои настройки, было похоже на странную победу.
— Пешком, — сказала я. — Я уже совершала этот поход раньше. В Дхарне, на севере, есть малый разлом. Если мы пересечем Севоари к точке его относительной проекции, мы сможем…
— Мама?
Мое сердце подпрыгнуло в груди. Я резко обернулась, отчаянно желая увидеть ее и в то же время страшась этого. Сирилет и Кенто стояли передо мной. Живые! Кенто поддерживала сестру, Сирилет обнимала Кенто за плечи. Они обе были избиты, в синяках, грязные; их раны сочились кровью. Но они обе были живы.
Я захромала к ним. Сирилет, пошатываясь, высвободилась из рук Кенто, и мы встретились, цепляясь друг за друга. Из-за моей раненой ноги и травм, которые получила Сирилет, ни одна из нас не могла удержать другую, и мы обе опустились на землю. Мне было все равно. Я зарыдала, уткнувшись в плечо дочери, и попыталась спросить ее, как она выжила. Мои слова звучали невнятно, и я поняла, что мне все равно, как она выжила. Важно только то, что она выжила. Только то, что они обе выжили. Сирилет впилась пальцами мне в спину, беззвучно проливая слезы, которые я чувствовала на своей щеке.
Я посмотрела на Кенто. Мне тоже хотелось обнять ее, притянуть к себе. Но я не могла. Она не захочет. Она взглянула на меня, улыбнулась сквозь слезы и кивнула. Это было все, что мы разделили. Этого было непостижимо мало, и в то же время этого было достаточно.
Сссеракис шевельнулся во мне. Моему ужасу стоило больших усилий проявиться в моей тени, он был таким слабым, таким истощенным из-за постоянной борьбы с Бьющимся сердцем. И все же он протянул мою тень на Сирилет и на меня, настолько близко соединив наши объятия, насколько это было возможно. Так близко к семье, как Сирилет когда-либо была.
— У нас получилось? — спросила Сирилет. — Я имею в виду, у тебя получилось? Я видела, как умирали Мерзости.
Я уткнулась в ее плечо, все еще не в силах говорить. Мне потребовалось некоторое время, чтобы рассказать ей всю историю. Сирилет, конечно, поняла. Интересно, о многом ли она уже догадалась. К моим дочерям пришел новый биомант и осмотрел их. В основном у них были поверхностные раны, и, пока он занимался теми, которые, по его мнению, были более серьезными, Сирилет рассказала мне, что произошло.
Она создала вокруг себя кинетический щит как раз в тот момент, когда Бракунус ее ударил. По словам биоманта, гуль сломал ей два ребра, но щит спас ей жизнь. То же самое произошло и с падением с обрыва, когда До'шан рухнул вниз. Бракунус собирался ударить ее снова, но потерял равновесие, и Сирилет сумела с помощью геомантии создать вокруг себя каменную сферу, которая защитила ее от самого страшного.
Кенто, с другой стороны, была так разъярена нападением Бракунуса, что сопротивлялась ему, даже когда вокруг них падал склон. Ее хрономантия позволила ей двигаться со скоростью, с которой гуль не мог сравниться, и она перепрыгнула через него, обогнула и оказалась прямо на нем, когда они упали.
Что случилось с трусом?
Я повторила вопрос Сссеракиса. Кенто поморщилась:
— Я отрезала ему голову от шеи. Это было нелегко. Он был очень большой.
Потребовался целый день, чтобы спасти как можно больше выживших. Лесрей насчитала всего три с половиной тысячи человек. Из пятидесяти тысяч, участвовавших в сражении. Большинство были землянами, но выжила и тысяча пахтов. Из гарнов выжило только пятеро, но они сражались в каньоне, когда упал До'шан. Еще один день мы потратили на то, чтобы собрать все, что могли, а затем отправились в путь.
Я выступала в роли гида. Я помнила, как мы путешествовали в прошлый раз, и, если бы я закрыла глаза и сосредоточилась на своей врожденной порталомантии, я могла бы перемещаться между мирами. У нас было всего шесть порталомантов и много людей, которых нужно было переправить. Путешествие в Дхарну заняло у нас пять дней беспорядочных прыжков через портал. Везде, где мы были в Севоари, мы видели свидетельства нашей победы. Гниющие отбросы усеяли ландшафт, который еще недавно был Норвет Меруун. Я предполагала, что Севоари потребуется много лет, чтобы по-настоящему восстановиться. Возможно, этого не произойдет никогда.
Мы заполонили улицы Дхарны. Тысячи раненых солдат испугали горожан, заставив их подумать, что на них напали. Со времени моего последнего визита здесь многое изменилось. Шторм немного утих, и, хотя песок все еще летел во все стороны дикими потоками, он уже не был таким яростным, что отделял плоть от костей. Я даже смогла увидеть огромные, похожие на луковицы купола крыш, которыми славился город, хотя у меня не было времени рассмотреть их внимательно.
Ополченцы Дхарны, несколько сотен полазийцев, пришли поприветствовать нас, хотя и опасались, чего это им будет стоить. Лесрей встретилась с ними и объяснила ситуацию. Я не уверена, что они ей действительно поверили. Дхарна была практически отрезана от остальной цивилизации из-за шторма и даже не слышала об объединенной армии Оваэриса, выступившей навстречу демонам Подземного мира. Несмотря на это, они помогли с нашими ранеными, обеспечили едой и водой, предоставили место для ночлега.
Я провела ту ночь со своими дочерями. Мы выпили. Ну, Сирилет и я выпили. Кенто наблюдала за нами, держась на некотором расстоянии. Она не выдала наших истинных отношений. С точки зрения всех остальных, Аспект просто наблюдала за происходящим. В тот вечер мы говорили в основном о Трисе. Мы с Сирилет обе плакали, горе было ослаблено алкоголем. Мы делились о нем разными историями, и она рассказала мне несколько таких, которых я не знала. Например, о том, как Трис спрятал мертвую мышь, оживленную с помощью некромантии, в комнатах Тамуры. Он приказал мыши подождать, пока Тамура заснет, а затем пощекотать ему ноги. Сирилет улыбнулась, вспомнив это, но улыбка быстро погасла. Их отношения никогда не были легкими, но она любила своего брата. Я думаю, многие из нас разделяли это чувство. Всегда было трудно находиться рядом с Трисом, он всегда отталкивал людей, но я знала, что многие будут по нему скучать. Я скучала по нему. Я всегда буду скучать по нему.
На следующий день я открыла портал рядом с малым разломом, чтобы вернуться в Ланфолл. Оттуда мы сообщим о нашей победе, и… и в этот момент я поняла, что понятия не имею, что будет дальше. Йенхельма больше не было, у нас там все еще были друзья, семья, но я сомневалась, что нам будут рады. Как и мне на Ро'шане. Мне некуда было идти.
Это неправда. У нас есть целый мир. Мы — последние лорды Севоари. Он принадлежит нам.
Мы прошли через портал в Ланфолл, всего две сотни человек, и оказались в окружении солдат и Источник-оружия. Не думаю, что они ждали нас, но пошли они нахуй. Удивлять людей — одна из величайших радостей в жизни. Как только мы прошли через портал, Лесрей удалилась, чтобы поговорить с охранниками. Я увидела, как они обменялись горячими словами, а затем пальцы указали в мою сторону. Когда Лесрей подошла в следующий раз, за ее спиной стояли солдаты, и в ее огненном глазе был мрачный взгляд. Я, блядь, знала, что должна была убить ее, когда у меня был шанс.
— Сирилет Хелсене, — официально сказала Лесрей. — Мы берем вас под стражу.