Я вспомнил о давнем сне. Тогда меня проглотил бес, и перед моим разумом проплывали странные картины и образы. Я взлетал все выше и выше, пока не оказался среди множества небольших шариков. Я почувствовал, что они все — наполнены чем-то, имеют что-то, что я не могу разглядеть. Коснувшись одного из них, я понял, насколько хрупка жизнь: оболочка лопнула, и шар перестал существовать. Тогда в моих ушах кто-то тихо зашептал.
— Каждый имеет право на ошибку, чтобы затем искупить каждый неверный шаг и чему-то научиться. Люди — не более, чем ученики всего живого, что они уничтожают, чтобы однажды остаться в одиночестве. Борясь или не борясь с ошибками, ты не остановишь день, когда придет Урок.
Тогда эти слова не слишком зацепили мое внимание. Но когда я пришел в себя на пыльной дороге, в мокрой одежде, которая пахла вином и кровью, а рядом со мной не было никого — мне вспомнились эти слова. Вспомнился так же и зеленоглазый Джордан. Человеческое во мне все еще было. Поэтому, едва поднявшись, я огляделся, чтобы осознать: одиночество меня на самом деле пугает. На секунду в голове промелькнула мысль; мне показалось, что я и вправду уничтожил все, и больше ничего нет. Мои руки были истерзаны уродливыми шрамами. А оттянув остатки драной рубахи, я с ужасом обнаружил, что мой вид стал еще более омерзительным.
Но я не помнил, каким он был до этого.
Рубцы отвратительными змеями вздымались над моей кожей, пересекая ее розовато-алыми буграми. Извивались, подобно угрям на суше. И я не понимал, что случилось.
Где я? Что со мной было?
Все, что я имел — потрепанная одежда и металлическая фляга, притороченная к поясу. А еще, кольцо. Оно висело на тонкой нити, привязанной к моему запястью. Это украшение я помнил. Но не понимал, почему оно снято.
Ухватившись за флягу, я отвинтил крышку и принюхался. Внутри — маринад?.. Сделав небольшой глоток, поморщился: нет, не он. Кислое, острое, сладковатое. Я не понял, что было налито, но в голове чуточку прояснилось.
Солнце вышло из-за облаков, хотя почти не грело. Я вспомнил, что приближается зима. Вдалеке, там, где дорога прячется за горизонтом, ничего не видно. Сзади — так же. Вокруг просторные луга. Но трава уже отмирает.
— Черт… — выдохнул я, делая еще один глоток из фляги и кривясь. — Куда меня занесло?
Я точно помнил, что отрезал руки сестре. Бойня в таверне. Аксель… точно, сначала я убил его. А потом уже все остальное. И Мать. Где она сейчас? Где все вампиры?
Особняк. Близкая смерть. За спиной огонь. Инквизиторы — мертвые, умирающие и живые.
Выдохнув, я больше не вдохнул. Сердце исправно стучало в груди, нити грифона пронизывали тело. Шаги давались легко. Если не брать в учет множество новых шрамов, я был в хорошей форме. Кажется, даже не голоден.
Сапоги были чуточку великоваты. Меня все же переодевали. Кто-то лечил меня — иначе бы соли не дали ранам зажить.
Земля превратилась в грязь, липла к подошвам. Моя одежда была мокрой… снег недавно таял? Сколько я провалялся? Когда мы шли убивать управляющего, он во всю валил. Значит… сутки, не меньше. Больше? Не удивлюсь.
Я не знал, куда идти, поэтому пошел вдоль дороги. Учитывая, что у меня нет оружия, любое действие в этой ситуации можно считать ошибочным. Не зная, что сейчас с Лесами Силы, Инквизицией, вампирами, я не мог быть уверен ни в одном своем шаге. Поэтому шел без смысла и надежды.
«Где Ян? Где Тласолтеотль?» — мысли осаждали голову, и я начал насвистывать какую-то мелодию, чтобы отвлечься.
Баллада о Черном рыцаре.
«Обещал ведь ему лютню настроить… куда он делся, засранец?» — я вновь огляделся, на этот раз с недовольством.
Я должен овладеть Силой.
Мысли становились все навязчивее, я вновь отпил из фляги.
— Это то, что пьем мы. Настойка на сердцах, — Аксель улыбается, кивая в сторону бутылок. — Весьма неплохое пойло.
Прыснув, я впился в горлышко. Уже и забыл, каков на вкус алкоголь вампиров. В последний раз от него меня потянуло выблевать собственные внутренности. Оказывается, на удивление слабый напиток.
Что-то теплое хлынуло на мои раны.
— Не удивлюсь, если они этой дрянью вымывали соль, — пробормотал я, допив содержимое фляги и отбросив ее прочь. — Чертовы вампиры.
Небо висело тяжелым полотном над землей, давило сверху, и я почувствовал дискомфорт. Птиц не было видно. Никого не было видно. Словно я оказался в пустом, мертвом мире.
— Это кошмар?! — воскликнул я, остановившись. — Или явь?! Кто-нибудь мне скажет, черт возьми?..
Ухватившись за кольцо, я уверенно надел его на палец. Но ничего не случилось. Имел ли смысл этот жест? Изменило бы что-нибудь кольцо? Если это оно наслало на меня сон — вряд ли. Артефакт не отпускает меня так просто из своих кошмаров.
Присев на обочину дороги, туда, где травы было побольше, я уперся ладонями в землю, поднял взгляд вверх. Небо не менялось. Облака сплошной пеленой затянули его, лишь небольшой просвет был возле солнца. Но оно уже стремилось спрятаться. Вдохнув свежий воздух, я медленно выпустил его, пытаясь найти хоть одну подсказку — сон ли это?
Снимая с запястья нить, я вдруг обнаружил, что она привязывает еще кое-что. Ключ. Крохотный, ничтожный ключик. Едва больше моего ногтя. Позолоченный. Некоторое время повертев находку, я решил не выбрасывать ее. Проверив карманы в плаще, чтобы они не оказались дырявыми, я припрятал ключ в один из них.
В очередной раз бросив взгляд в разные концы дороги, я заметил у горизонта что-то необычное. Было сложно понять, что это, но оно двигалось, притом, достаточно быстро. Явно по земле.
На всякий случай поднявшись с травы, я постарался вглядеться.
Карета.
Не знаю, почему, но мне так показалось. И я тут же откинул этот вариант подальше: откуда бы здесь взяться такому? Кареты используют богачи, а они редко суют нос за пределы больших городов: это чревато встречами с мародерами и недоброжелателями. Если уж и высовываются, то только в окружении доверенных наемников, телохранителей, может, даже Инквизиции. А тут — одинокая карета. Не бред ли?
И все же, чем больше приближалось это нечто, тем больше я понимал, что это именно то, что здесь вроде как не должно было появляться. Со временем я различил двух вороных коней, мелкие золотистые детали орнамента черной кареты. От этого вида так и несло помпезностью. Я даже пожалел, что не имею при себе меча. Заносчивые богачи всегда вызывали острое желание сбить спесь с них.
— Завались, нищеброд, — Самюэль злобно щурится. — Кто ты такой, чтоб со мной говорить?
Сжав кулаки, я встал посередине дороги. Кучер, весь закутанный в одеяла, казалось, совсем не удивился. Он заранее стал придерживать коней. Не пытался припугнуть меня, разгоняя движение кареты; и не пытался взять чуточку левее или правее, чтобы попытаться объехать. Будто так и планировалось: остановиться на этом месте.
— Приветствую, Джордан! — крикнул Ян, когда две лошадиные морды замерли перед моим лицом. — А я уж надеялся, как бы они тебя не скинули куда-то в траву. Ты в порядке?
— Что?.. — я оторопело уставился на кучера, которым почему-то оказался мой спутник; а потом посмотрел на лошадей, чьи глаза потеряли естественность обычного животного и смотрели на меня с хищным голодом. — Что ты…
— Залезай, по дороге все объясню. Благо, история длинная, может, даже интересная, — Ян подвинулся и похлопал по козлам.
Не став мешкать, я обошел странных животных и забрался на сидение к Яну. Он предложил мне одно из одеял, но я отказался: сердце грифона притупляет чувства мертвого тела, и холод я практически не чувствовал, пусть пальцы слушались меня чуть хуже, чем обычно.
— Рассказывай, — потребовал я, чувствуя, как карета плавно трогается с места и едет дальше по достаточно ровной дороге, пусть и грязной.
— Задал ты им трепку, Джо, — поделился южанин, шмыгая носом, который торчал из вороха одеял. — После твоего прорыва инквизиторских рядов, вампиры закончили дело. Не сказать, что я был хорошим помощником, хотя в спину одного «креста» резануть пришлось. Я в основном стоял позади и смотрел на последствия. Видел твое тело. Изуродовали тебя сильно, не понимаю, как тебе так повезло и ты не остался калекой. Но ладно… Парочка вампиров занялась тобой, промывали раны, живот зашить пришлось, чтобы внутренности не выходили. Поначалу не знали даже, что с тобой делать. Все говорили, что после такого выжить невозможно. Какой-то вампир подсказал, что тебе нужно человеческое мясо. До конца не были уверены, все-таки, ты ничего подробно не рассказывал. Но решили попробовать. Когда к тебе поднесли кусок, ты будто проснулся, хотя не откликался и ничего не делал, только ел. После этого раны стали заживать прямо на глазах, а ты снова обмяк. Вампиры вытащили тебя из особняка, решили везти с собой, пока ты в себя не придешь. Мать тоже была без сознания. С ней что-то сделали, пока она на кресте висела, совсем ей плохо было. Из города вырвались… Ехали. Сегодня утром, на привале, решили тебя сбросить где-то на дороге. Ты очень беспокойным стал, дергался, кричал, дрался. Мне сказали, что тебя скинут, а я пускай подберу, раз все равно в хвосте еду… Не удивляйся, что я так долго добирался. У нас ведь в целях безопасности шеренга растянулась, чтобы Инквизиция, если что, разом всех не накрыла вместе с Матерью. А еще, они мне не слишком верят, думают, что я шпионю. Поэтому сказали, чтоб ты вместе со мной их не искал, когда очнешься, а ехал туда, куда тебе нужно.
— Что за карета, Ян? И где Тласолтеотль? Где сумки? — в моей голове оставалось слишком много вопросов даже после такой подробной истории.
— Все в карете. А откуда она — держи.
Из кучи тканей вылезла рука южанина. Он протягивал конверт. Я с некоторым сомнением посмотрел на покрасневший нос — единственное, что не было закрыто одеялом и защитными очками — и принял письмо. На нем было аккуратно выведено: «Демону». Мне показалось, что писали кровью. Я даже не мог объяснить, почему. Может, все дело в том, что чернила обычно гуще, а тут надпись чуточку потекла, хоть и быстро высохла.
— Они моего имени не знают, что ли?
— Без понятия, — флегматично отозвался южанин, продолжая вести коней по дороге.
На печати красовался перевернутый крест. Усмехнувшись, я разодрал конверт и достал письмо, выкинув обрывки куда-то на дорогу.
«Демон,
я знаю, что не в праве тебя обременять собственными проблемами, но ситуация того требует, и я надеюсь, что ты отнесешься со всем возможным пониманием к положению, в котором окажешься по пробуждению. Отправив к тебе человека, я надеюсь, что он не подведет и не умрет по дороге, все же, его миссия тоже оказалась достаточно сложной. Карета, на которой ты сейчас должен находиться или у которой ты сейчас должен находиться, принадлежит мне. Но я готова подарить тебе ее вместе с лошадьми, если ты справишься с тем, кто в ней живет. Это не должно быть очень сложно. Я всего лишь прошу: подари ей спокойную смерть. Защити мою мать от опасностей и доведи ее до конца существования, которого осталось ждать недолго. Может, я излишне сентиментальна, но я не вправе отрекаться от собственной родительницы лишь потому, что имею детей, о которых должна заботиться. И все же, моих сил недостаточно. Я сама слаба, и чада мои не окрепли. Дочери не созрели, а сыны не возмужали достаточно, чтобы я могла заботиться о той, кто меня кормил всю мою юность. Потому прошу тебя, демон, умоляю — не будь равнодушен к моей просьбе и моей ситуации, помоги довести мать до смерти. Когда она упокоится, я завещаю тебе лошадей, карету и все, что в ней и вместе с ней. Считаю, это достойная и нужная тебе награда, ведь видела, что у тебя трудность с перемещением во время твоих странствий. Твой человек так же сказал, что ты хочешь двигаться на юг — поверь мне, у тебя не будет проблем с перевозкой кареты через море. Я оставила внутри достаточно денег, чтобы ты мог купить место на барже. Это может показаться тебе излишней расточительностью, но не переживай: я готова на многое ради своей любимой мамы. Если ты еще читаешь это письмо и рука твоя не тянется к лезвию, чтобы убить мою мать и поскорее завладеть подаренными мною вещами, то хочу предупредить о нескольких сложностях, связанных с содержанием того, кого я тебе вверила. У нее нет клыков, почтенный возраст лишил ее этой роскоши. Но в карете есть небольшая фарфоровая чашка. Двух порций, а может, и трех, если будешь щедр, хватит, чтобы моя мать была сыта в этот день. Только знай: ни за что не давай ей кровь одного существа более одного раза. Это значит, что для того, чтобы накормить мою мать и не убить ее раньше времени, тебе придется собрать кровь с двух, а может, и с трех разных людей. Неважно, как ты это сделаешь. Главное, чтобы чашка была полна, и люди эти не были кровными родственниками. И да, постарайся не потерять и не разбить емкость — моя мать отказывается пить из чего-либо, что не является этой чашкой. Еще, ей нельзя выходить днем из кареты. Транспорт не зря черен, как ночь, а стекла не зря не пропускают лучей света. Мою мать убьет даже самая ничтожная капля солнца. По ночам выводи ее, пожалуйста, на небольшую прогулку. Она вряд ли уйдет далеко от кареты, слишком привыкла жить в ней. Но на всякий случай, сади ее на цепь. Моя мать слабоумна, повинуется инстинктам, и в то же время она слишком быстра для тебя. Чтобы не потерять ее, сковывай шею перед прогулкой. Не переживай, это не жестокость, моя мать уже не чувствует боли и не может осознавать свободу или ее отсутствие. И последнее: моей матери нужно справлять малую нужду, ее организм не усваивает кровь так, как когда-то. Не удивляйся. И помни о ее почтенном возрасте, когда она начнет делать что-то странное. Не испытывай обиды ни на меня, ни на нее — каждого из нас ждет такое, если доживем до ее возраста. Кроме тебя, демон, конечно же. На этом все. Хотя, конечно же, ты можешь обнаружить еще множество диковинных вещей, к которым я просто привыкла и которых я не замечаю. Будь терпелив, добр и внимателен…
Сложно описать, что я чувствую, пока пишу это письмо. Страх. Унижение. И любовь. Ты меня заинтересовал, демон, жаль только, что дороги наши вряд ли пересекутся вновь. Но, подарив эту карету, я подарила тебе частичку себя. Надеюсь, ты сбережешь ее и выполнишь мою просьбу, которую я пишу на коленях перед твоим телом и с сердцем, наполненным искренним чувством.
Большая благодарность за мое спасение. Пусть даже дети мои готовы были снять меня с креста, ты все же оказался тем рыцарем, что пошел в бой первым. Помня о том, что ты уже сделал для меня, я буду искренне верить в то, что ты так же спасешь закат моей матери. Пусть она насладится покоем, который дает ей садящееся солнце жизни.
Прощай, демон. Береги себя, своего замечательного человека, мою мать… и, пожалуйста, сохрани воспоминания обо мне. Это согреет мое умирающее сердце. Прощай».
Я стиснул зубы и прикрыл на секунду глаза.
— Все в порядке? — спросил Ян. — Ты долго читаешь.
— Да, все хорошо, — выдохнул я, осторожно складывая письмо и укладывая его в небольшой внутренний карман. — Все хорошо…
— Чудесно. Тогда давай я остановлю карету, а ты откроешь ее тем ключом, который тебе оставили? Я ужасно голоден, а в сумке еда.
— Потерпи до ночи, — ответил я, отворачиваясь и глядя на горизонт. Горло стискивало что-то непонятное. И мне пришлось вновь закрыть глаза, чтобы справиться с чувством, объявшим меня.
— Держись, Джо, — Ян положил руку мне на плечо. — Грустить всегда тяжело, но тебе, думаю, особенно. Держись.
— Почему ты решил, что мне грустно? — тихо отозвался я, не поворачивая головы.
— Ты еще ни разу не говорил, что все хорошо. Раз ты сказал сейчас, то для тебя все стало по-настоящему скверно.
Невольно усмехнувшись, я медленно кивнул. «Он прав».