Демон-Инквизитор

Глава 41: Зимний вой и…

Меня разбудил буран. Обычно, только обычно, такие вещи меня мало заботят. Но этот… я помнил, как кричит зимний ветер. Однотонно, отчаянно, холодно. Возможно, лишь возможно, эта погода была безразлична сама к себе. В такие моменты не хочется думать ни о чем, кроме холода.

Сейчас же… буран будил множество мыслей и опасений, и страхов. Он звучал иначе, не так, как обычно звучит. Ветер расслаивал звук, словно полоски металла, сливающиеся в один инструмент. Я приподнялся.

Ян сидел рядом, не обращая внимания, молча ведя коней, которые недовольно храпели, пытаясь побороть снежную напасть. Животные тоже слышали.

Где-то вдалеке, за отчаянным, тоскливым зимним воем, кто-то кричал. Я не мог сказать, кто. Я не мог сказать, зачем. Но звук этот пронизывал меня до костей. Я давно уже не слышал ничего подобного. И сейчас, столкнувшись с этим омерзительным призывом о помощи, я напрягся. Моя рука невольно легла на меч, я обнажил его, и Ян недоуменно посмотрел в мою сторону:

— Что такое? — спросил он.

— Ничего.

Мой ответ был лаконичным и ясно давал понять: «Заткнись».

Снежный буран может вызывать множество эмоций, и все они будут так или иначе покрыты холодом. Но то, что я чувствовал, мало напоминало зимнюю шалость. Это был жар. Это была жажда. Это… был страх.

Необъятный, всепоглощающий страх. Я не знал, по какой причине Ян не слышит того, что слышу я. И я не знал, как коням удавалось сохранять спокойствие. Возможно, это кровь вампиров позволяла терпеть невыносимый крик. Не знаю. Но в любом случае, я пожелал быть готовым.

***

Ночь стала столь холодна, что даже мама не захотела выйти из кареты на прогулку. Хотя, ей могли просто надоесть цепи.

— Джордан… — Ян поежился от холода и посмотрел на меня, прищурившись, чтобы снег не залетал в глаза. — Мне точно нужно спать рядом с этим?

— Если ты не залезешь в карету, в эту ночь тебе придется умереть.

— Угрожаешь?

— Не я твой убийца, — пробормотал я, оглядываясь на темноту за спиной.

Вой усиливался. И я догадывался, что крадется ко мне за толстым снежным покровом, рьяно бьющим в лицо. Яну не стоит сталкиваться с этим.

— Я боюсь вампирши.

— У нее нет клыков. Полезай быстрее, — хмуро попросил я, подталкивая южанина к открытой пасти зверя — двери кареты невольно качались от ветра, норовя захлопнуться.

Ян скривился, но все же юркнул внутрь. В тепло. В безопасность. Карета изнутри была обита бархатом, а снаружи — живым деревом, которое никому не даст замерзнуть.

Хранительницы взяли друг друга за руки, обещая держать дверь закрытой до следующей ночи. Их глаза, вырезанные из дерева, посмотрели на меня. И я с благодарностью кивнул.

— Чужак, — сухо сказали они мне, скрывая взгляды под веками. Сон объял древесных охранниц.

Я обошел карету, остановившись промеж колес с другой стороны. Взгляд вновь скользнул по темноте вокруг. Зимний мрак. Тьма, что блещет белым снегом. Но он — не свет. Он лишь притворяется, пользуясь лучами хнычущей луны.

Тучи расползлись чуть больше, и свет озарил борт кареты. Лед на нем сложился в буквы.

Умалишенный, задумавшись, чертит что-то на карете, то и дело облизывая губы.

Я подступил ближе, прикоснувшись пальцами к надписи. Очевидно, тот безумец писал своей слюной, которая замерзла и сохранилась на дереве. Вот только…

Вой становится все громче.

То, что он написал…

Он распадается на множество голосов, обступая меня со всех сторон.

Мне было сложно поверить в одно-единственное слово, которое зачем-то оставил мне будущий покойник. Оно было многозначительным, и все же, я прекрасно понимал, почему увидел надпись только сейчас.

«Сзади».

По моей спине пробежались мурашки. Я сглотнул ком в горле. Вой стих. Это случилось неожиданно, до неприятного загадочно. Хотя, что уж там таить, тайны не было: зимний буран все еще кричал. Но его голос стал единственным в этой какофонии, и потому я почувствовал себя окруженным оглушительной тишиной.

Я повернулся. Рано или поздно мне нужно было это сделать, и я решил не мешкать.

Увиденное сжало сердце ледяными когтями.

— Здравствуй, Джордан, — Ливер усмехнулся, касаясь моей щеки пальцами. А затем — его силуэт растворился в снегу.

Призраки любят зиму.

Прежде чем запереть Яна до следующей ночи, я забрал его пистолеты. На моем левом боку висел инквизиторский меч, на правом — тот, что принадлежит южанину. А на плече привычно покоится Тласолтеотль, замерзшая и уставшая. Но все же, несмотря на оружие, я растерялся.

Шаги в огромных сугробах заглушались завыванием бурана. Призраки окружали меня, но при этом скрывались среди белых хлопьев. Как скоро они оросятся моей кровью?

— Мы ждем тебя… — шептали голоса, приглушенные ветром. — Иди к нам.

Тласолтеотль со свистом рассекла воздух. Очертания силуэта смешались со снегом.

— Будь нашим!

Я отступал от кареты, потому что знал: она не поможет.

Для коней, для Яна, для хранительниц все происходило в безмолвии. Потому что призраки пришли за мной, шептали мне и ждали лишь меня. И хоть я был уверен, что им никто больше не нужен — я догадывался, что ледяные когти разорвут плоть любого, кто будет рядом.

— Вот же… Я говорил: мне еще рано уходить, — хрипло сказал я, отделяя себя от призраков мечом.

— Твоя сталь бесполезна.

— Вам не стоит испытывать меня. Уйдите сейчас и сможете вернуться потом.

— Гонишь… потому что боишься!

Стиснув зубы, я отмахнулся от очередной нападки. Мне было сложно различать лица, прячущиеся в пурге. Зато я точно знал, что пальцы обросли льдом, а глаза — впали в обостренные глазницы.

Лицо Самюэля выскользнуло из снега под моими сапогами. Когти рванули по бедру. Брызги крови попали на белоснежную паранджу, укрывшую землю.

— Сука! — выругался я, взрывая ударом меча снег вокруг.

Давно забытое выражение глаз. Оно замерло перед моим лицом, и я затих. Пастор Альтор. Это имя с трудом всплыло из глубин памяти.

— Я поверил тебе. Ты предал.

Его пальцы коснулись моей щеки. Меч прошил тело призрака. Лед с треском сломался, но буран поспешил запорошить рану.

— Ты можешь резать наши тела. Отрезать руки. Но ты не спасешься, — говорил Альтор, не отрывая от меня взгляда.

Я понимал, насколько бесполезно все, что делаю. Призраков было много — их глаза смотрели из глубин снегов. Я понимал, что не могу использовать святую силу. И я понимал, что не могу оградиться потоком демонической черни. Как никогда я нуждался хоть в чем-то — инструменте, артефакте, силе…

Симфония металла была бесполезна. Мечи были ненужными кусками стали. Оставалось… что?

Рука Альтора проникла под мой плащ. Ледяные наросты впились в кожу. Сердце грифона учащенно билось. Жилы обвили руку призрака, но тут же отпрянули, не в силах выдержать холода.

— Паскуда… — процедил я, роняя меч и пытаясь оттолкнуть от себя призрака.

Пастор продолжал ухмыляться. Губы, покрытые инеем, приоткрылись.

— Мы можем высосать твою душу, Джордан…

— Не произноси моего имени, жалкая тварь.

— Джордан! — Ливер приник к моей шее, а губы коснулись уха. — Джордан.

— Джо!.. — Самюэль обхватил мои ноги. Его когти погрузились в свежую рану.

Я боролся, пытаясь вырваться из хватки призраков. Снежный буран выл в новом тоне — на этот раз он был весел и пьян, поддат моей кровью.

Из снега выходили и другие. Те, кто погибал по моей вине. По моему желанию. Мальчишки, сгинувшие в том рейде. Их командир. Жители деревни и городов. Эти души вернулись с того света, чтобы отомстить мне. Забрать с собой. Убить, так, как я должен был быть убитым когда-то.

Люди, чьи тела резал на части. Трактирщик, чье лицо превратил в кровавую маску. Призраки облепляли меня со всех сторон. Их зубы впивались в руки, ноги, шею, лицо… А когти — рвали одежду, рисовали кровавыми полосами на теле.

— Я знал! Я должен был сожрать ваши души! Чертовы ничтожества! — в отчаянии закричал я.

Мой взгляд упал на карету. Кони безмолвно стояли среди снегов, глядя на меня хищным взглядом. А хранительницы — крепко спали, не позволяя выйти ни маме, ни Яну.

Страх поднялся из глубин — неведомых и диких.

— Странно только, что первого призрака встретил ты, — бормотал я, глядя на одержимого Яна.

Да… это было странно. Но только тогда. Стоя в окружении посыльных Смерти, я осознал, насколько происходящее является правильным. Призрак, явившийся за Яном, — лишь старый друг, любовник, пожелавший воссоединения. А те, что явились за мной… Они копили силы, ибо не желали жить в моем теле. Они мечтали прикончить меня и заполучить душу.

Нет, это не было странно. Все произошло правильно. И в нужное время. Снежный буран, подаривший призракам тела. Ведь лед — неприхотлив. Он мертв и лишен жизни. Ничего не стоит. Это не вода, не земля, не камень. Лед — тот сосуд, что может вместить в себя любую дрянь. Именно поэтому Леса Силы открыли в преддверии зимы? Чтобы призраки явились за обидчиками и получили желаемую месть?

Сколько еще людей настигнет та же участь, что и меня? Сколько инквизиторов погибнет? Сколько вампиров будет растерзано посреди холодной ночи?

Мир сошел с ума.

Кодексы Магии давно нарушены. Все забыли, каково это — жить в мире волшебства. Люди, вампиры, демоны… привыкли к безнаказанности. Они забыли, каково это, когда призрак прошлого навещает тебя.

Теперь же… месть придет к каждому.

— Джордан? — Самюэль шептал, довольно и тихо. — Что скажешь, паршивец? Ты рад, что остался в стороне, позволив нам всем умереть?

— Вы погибли из-за своей слабости. Не от моих рук. Вы не имеете права на мою душу. Вы — Ливер, Альтор, ты, Самюэль. Вы лишь глупые призраки, решившие обвинить кого-то в собственной смерти…

— Может и так. Но пока царит ночь и буран — никто не будет против, если мы заберем тебя.

— Боитесь дня? Боитесь тихой погоды? — я усмехнулся, стискивая зубы. — Вы так слабы…

Их клыки держали мое тело. До определенного момента. А потом — когда каждый желающий впился в меня… Они отпрянули. И мое тело разорвалось.

***

Демон тихо напевал. Я лежал перед ним, вслушиваясь в этот мотив. Он был мне знаком, но я не знал, откуда.

Некоторое время мы были молчаливы. Демон, объятый лезвиями, смотрел на меня с хитринкой и продолжал петь. А когда закончил — спросил:

— Не узнаешь? Колыбельная твоей матери.

— И точно, — сухо отозвался я. Было плевать. Почему-то.

— Так значит… ты умер?

— Да?

— Ты умер.

Я узнал это место. Когда-то здесь был Джордан. Тот самый. Человек. Которого я пожрал.

— Это не хорошо, — объяснил демон. — Твоя смерть вызвала у меня… определенные проблемы.

— К примеру? — усмехнулся я.

— Не веселись.

Рука сжала душу. Я закричал. Когти рвали оболочку, бередя старые раны.

— Хватит!.. — попросил я и почувствовал, как боль отступила.

— Ты умер.

— Прости…

— Не извиняйся. Смерть привычна демонам. Не ты ли говорил, что нас не так легко убить? Ты был инквизитором, ты это знаешь.

— Я не уверен.

— Нас можно изгнать на время. Но убить? Людям? Хо! — демон вел себя непринужденно. Он веселился.

— Но ведь Некрос…

— Она — мертва. Пока что. Но будем честны — это ненадолго. Я сам пробовал ее убить. Когда-то давно. Когда она была еще человеком. Поверь, это не так легко.

— Значит, она жива?

— Она не умрет, пока не закончит то, что хочет. Отчасти — это месть мне. Отчасти — что-то другое. У женщин разное на уме.

Я замолчал, недоумевая. Демон вел себя так, словно… не я был в лапах призраков все это время. Будто не нашу с ним душу желали сожрать. Так, вроде не заслуживала внимания моя смерть.

— Зачем ты это говоришь?

— Просто расслабляю твой разум. Перед тем, как открыть ему пару простых истин.

— Каких?

— Простых, говорю же, — демон оскалился, и я увидел, что вместо зубов у него лезвия.

Мне оставалось лишь промолчать.

— Яд горгоны подействовал на тебя. Ты наконец-то открыл в себе доступ к этой комнате. Она очень похожа на ту, которую ты видел. Но это другая.

Я не знал, что сказать.

— Жаль только, яд не смог дать тебе понимание родительского Дара. И моей Симфонии. Хотя, что уж там — тупая горгона вряд ли знала нечто настолько сложное.

Я прикрыл глаза.

— Ты забыл, видимо, первую встречу с сестрой. Твой Дар пробудился перед самым ударом. Сейчас, на самом деле, достаточно похожая ситуация, — демон приблизился, ухватив пальцами мой подбородок. — Сукин ты сын — почти умер, но в последнюю секунду остановил время.

— Демон, а ругаешься как обычный сапожник, — усмехнулся я.

— Это сапожник ругается как демон. А я — говорю так, как хочу, — его лицо исказилось отвращением. — Объясню тебе. Прямо сейчас, потому что ты меня утомил. Начнем с Симфонии. Ты знаешь. Первая история — это движение стали. Все просто. Вторая история — это структура стали. Тут уже сложнее, и самостоятельно ты не стал заходить дальше. Глупое решение. Третья история — это изменение стали. Не совсем тот уровень, что в первых двух. Ты поймешь, когда впервые увидишь. А вот четвертая история… У тебя она может быть какой угодно. Каждое мое воплощение в чем-то отличается от меня самого. Ты хочешь слиться со мной. Но это не даст тебе точно той же силы. Даст количество. В другом проявлении. Хочешь слиться? Тогда запомни еще кое-что. Твой Дар — это сон. Ты должен заснуть. Душой. Пробудить в себе храм сна. Заставить песок в часах остановиться. Или течь. Все в твоей воле. Сила пробуждалась лишь два раза в момент наибольшей опасности. Когда ты перенасыщен адреналином. Когда ты впадаешь в бесчувственное состояние, близкое ко сну, которое во все времена помогало воинам переживать тяжелые раны и наносить огромные увечья. Ты засыпаешь во время самой активной фазы своей жизни. И этот сон пробуждает в тебе силу Дара. Песок. Останавливается. Пока. Ты. Спишь.

Демон отстранился. Отошел назад. Его глаза смотрели на меня сквозь полоски лезвий. А губы растянулись в улыбке.

— Иди, Джордан. Наше слияние не за горами.

***

Я пробудился. И мир вокруг сдвинулся с места.

— Симфония металла! — выкрикнул я из последних сил.

Лезвия выскользнули из ножен. Первая история раздалась вокруг призраков, заставляя их отпрянуть. Я рухнул на колени. И клинки дрогнули. Во мне было мало сил. Но их должно было хватить.

— Третья история…

Я обратился к металлу. Спросил у него: «Чего желаешь?» И он ответил: «Силу». В ту секунду я осознал, что нужно сделать. Я позволил стали взять прошенное. И душа затрепетала, последними силами выгоняя холод призраков из жил. Сердце грифона вздрогнуло, забилось, восстанавливая раны. Я ожил.

Клинки озарили все вокруг светом. Луна померкла, прячась от яркого сияния. Симфония металла ведала миру о своей третьей истории, наполненной тем, чего никогда не было. Она кричала, пела и шептала о выдуманных днях, о секундах, живших лишь в мечтаниях. Это поражало слух, не только мой — слух снежинок, слух бурана, слух призраков… Кони изумленно всхрапнули, а непогода прекратилась. Призраки постарались сбежать в снега, но клинки стремительно пронеслись по воздуху. Раскаленный жар взорвал лед. А сталь, ставшая святой, призвавшая в себя силу, которую не мог получить ни один человек, распотрошила души. Серебряные нити, обросшие телами духов, разорвались на части. Закружились, возобновляя снежный буран. И то, что пришло за моей гибелью, погибло само, растворившись среди белых песчинок. Я остался один среди пустыни…

Мечи вернулись в ножны. Я схватился за рукоять Тласолтеотль. А она лишь ободряюще зазвенела, улыбаясь мне невидимыми губами. Это обнадеживало — разгоняло отчаяние и страх, окружившие мою душу во время схватки с призраками. Я осознал, что смерть отступила. И жизнь — впереди. Очередной день этого мира кончился моей победой, что дала возможность дышать и дальше. Это… не обрадовало. Но утешило. Я выдохнул, успокаивая дрожащее тело. Сердце грифона постепенно прекращало биться, излечив раны. Лишь подранная одежда рьяно хлопала под порывами ветра. Но это прекратилось, как только я вскарабкался на козлы и накрылся одеялами. Кони неловко дрогнули, когда я взялся за поводья. И копыта, уставшие стоять, двинулись дальше, взрыхляя снег и протаптывая дорогу под ним.

Луна вышла вновь. Приветливо улыбнувшись и напомнив мне о той, которую я не мог забыть.

— Джордан…

***

По обочинам дороги путники втыкали колья — специально к зиме. Так что, ориентируясь по палкам, торчащим из снега, я без труда вел коней всю ночь. А потом — весь день. Слушая, как Ян кричит, пока карета раскачивается от прыжков старой вампирихи.

Я впал в апатию. Увиденное ночью потрясло меня и вызвало сомнение. Я знал, что не смог уничтожить всех призраков. И думал, как в следующий раз покончить с ними всеми. Третья история давала металлу силы. Те, что обычно имеют артефакты и освященные клинки. И хоть озаряет она все золотым, этот свет окружен тьмой. Моей тьмой.

Тем не менее, этого было мало. Нужно уничтожить души тех, кто решил мстить. Я пытался понять, как это сделать. Мне не хотелось пожирать Ливера. Альтора. Тех, кто был убит мною в деревне. Большинство моих жертв, пришедших ради мести, были отпущены мною намеренно. Но, видимо, не все могли это оценить — кажется, среди лиц я не заметил лишь того насильника, убитого мною в «Надежде». Брат Айви. Он не решился связываться со мной. Либо не хватило ярости остаться в этом мире. Неважно.

Я имел множество недоброжелателей. Среди мертвецов. Но я не могу желать смертельной битвы с теми, кто однажды уже проиграл. Подобно взрослому, что не желает драться с мальчишкой за уже съеденную ложку меда.

— Джо.

— Чего тебе? — грубовато спросил я, открывая глаза.

— Ответ лежит на поверхности. Зачем так много думать? Четвертая история может быть какой угодно. Но это не значит, что она не может быть той, что была когда-то.

— О чем ты сейчас?

— Души, что я оставила для Некрос. Они все еще со мной. Они в этом клинке. Они заточены — потому что их однажды заточили в этот клинок.

— Я не понимаю. Ты ведь знаешь, — слова Тласолтеотль будили внутри меня некоторое… сомнение.

Я слышал их. Я знал их. Но я не понимал их. Я не мог — потому что забыл. Так же было, когда она показывала мои воспоминания из детства. Я не помнил того, что знал.

— Да, я знаю. Это намеренно. Я хочу получить от тебя просьбу, а не согласие. Ты должен захотеть, а не принять то, что тебе дают.

— Потому что если я вспомню, четвертая история останется прежней, такой, какой была когда-то?

— Именно так. А еще, если ты вспомнишь то, о чем я говорю, демон в тебе пробудится. И вряд ли ты сможешь победить его так, как рассчитываешь.

— Я не надеюсь его победить.

— Ты втайне хочешь остаться на поверхности, быть главным над личностью, что пробуждается в тебе. Ты — как человек, что хочет власти над богом. У тебя есть шанс. Но он может исчезнуть, если ты увидишь то, что видел однажды.

— Что же… Нельзя бежать от воспоминаний. Раз уж они мои. Я должен знать. Тем более, в этом лежит ключ к решению проблемы с… лишним вниманием из мира мертвых.

— Ты как всегда нетерпелив, радость моя. Но если хочешь… Прежде, чем ты закроешь глаза, посмотри на этот мир.

Солнце еще не успело зайти за горизонт. Оно висело под тучами, озаряя лучами драгоценные камни снежного покрывала. Деревья, лишенные листьев, поскрипывали от ветра. Тот мягко окутывал холодом каждый кусочек жизни, до которого мог дотянуться. И я поежился, плотнее закутываясь в одеяло. Холод пробирал меня до костей. Впервые за много дней я почувствовал его.

— Ты посмотрел. Мир все еще кажется тебе таким же прекрасным, каким ты видел его в детстве. А теперь… прислушайся к моему голосу. И услышь ту любовь, с которой я скажу последние слова перед тем, как ты уснешь. Я люблю тебя, Джордан. Не просто потому что ты Джордан. А потому что ты Плачущий. Спящий. Я давно люблю этого демона. Мы знакомы множество сотен лет. И все же, несмотря на мою любовь к тому, кто внутри, я влюбилась в юного вампира тоже. В тебя. Лишенного клыков, но наделенного яростью волка. Лишенного родителей, но наученного жить без них. Вы оба мне дороги, Джордан. И ты, и Спящий. Знай это перед тем, как пойдешь в бой. Я хочу, чтобы ты был спокоен. Ведь каким бы ты ни стал после этого сновидения, я буду любить тебя.

Кольцо на моем пальце вспыхнуло жаром. Обожгло кожу. Я не успел задуматься над этой болью — тьма проглотила меня. И последнее, что я почувствовал, — укус клыков, сцепившихся на моих ногах. Боль пришла из кошмара, который я часто видел в Гриде.

Это все имеет смысл.

***

Поле боя озаряется кровью. Она течет с небес, заливая все вокруг: траву, трупы, трутней, трусов, троглодитов, тропы, тросы. Тьма расползается из чужих вен, а я перекрашиваю ее в красный. В этом есть смысл. Ведь все имеет смысл.

Люди пришли ради того, чтобы увидеть победу, но они увидят лишь поражение. Мне нужно это, потому что это не нужно больше никому. Демоны отворачиваются от Люцифера, забывают то, зачем он все это начал. Утренняя Звезда не могла ошибиться в своем падении. Но она могла ошибиться в своем восходе. Это знают все, кроме меня. Потому что я никогда не интересовался небом. Все интересное — здесь, на земле. Такое скучное, такое вожделенное.

Рыжая воительница. Она отличается от других. И та, что стоит позади нее, тоже. Солдатка говорит со мной настойчиво и грубо. Мне смешно. Я никогда не позволял так говорить со мной. Тот, кто выбирает подобный тон, не заслуживает на солидарность и честь. Поэтому я не обращаю внимания на солдатку. Я протыкаю ее клинком, который до того она держала в руках. Мне не интересны мелкие людские шавки, которые воют на солнце вместо того, чтобы выть на луну. Мне не интересны мелкие людские понятия о «чести». Что такое честь? Точно не то, за чем пришел я. Точно не то, за чем пришли они.

Наконец, наивная девчонка умерла. Надо отдать ей должное — боевой дух имеет. Хотя это все еще не отменяет того факта, что она груба, словно кол, выточенный деревенским парнем.

Ее меч был важен. Мне он понравился. Клинок заговорил со мной игриво и почтительно, так, как мне нравится. Из всего оружия вокруг меня только этот меч так говорил со мной. Я спросил у него:

— Чего ты желаешь?

И он ответил:

— Жизнь.

Я решил, что ее можно подарить такому красивому мечу. Он того заслуживает. И поэтому я легким свистом напел знакомый каждому металлу мотив: первую историю. Двуручник взвился в воздух, разнося песнь по полю боя. А затем, я подарил первой истории новое звучание: четвертую. Первое увещевало свободу, четвертое — умоляло рабство. Клинок насытился моей тьмой, получил чувство голода. И не решился его проигнорировать.

Души, души, множество душ было пленено этим мечом. Я подарил ему жизнь, о которой он и мечтать не мог. Я сделал его вместилищем множества солдатских личностей. Они все оказались заточены в проклятом лезвии, которое я оставил рядом с трупом его хозяйки. Мне не нужны были новые клинки. Поэтому я решил: пусть достанется кому-то, кто сможет его использовать. Мне же нужно было идти дальше. Я хотел найти человека, который будет вежлив, почтителен и силен. Возможно, с ним мне будет интересно сразиться. Так, как этого хотела та глупая рыжеволосая.

В конце концов, несмотря на просьбу Люцифера, мне ничто не мешало развлечься. Ведь так? Я демон, а демонам не присуще скучать, даже во время самой унылой работы. Этому учишься после первого прожитого тысячелетия.

***

Земля пышет жаром. Под сапогами кучи пепла. От домов остались лишь смрадные угли, не потерявшие запах паленой плоти: убогой и беспризорной.

Я знаю, что я здесь делаю. И усмехаюсь. Да, это та деревня. Не только из моего кошмара — я знаю это место. Здесь был рожден мой отец. Он когда-то отвозил меня сюда. Почему-то я вспомнил это только сейчас. Не знаю, помогла ли мне Тласолтеотль или всего лишь случайное совпадение времени и мысли. Думаю, не имеет значения.

Крепко сжимаю рукоять отцовского меча. Раньше, когда видел этот кошмар, мне казалось, что этот клинок — инквизиторский. Наивно и глупо. Ведь на навершии, «яблоке» эфеса была чеканка моего семейного герба. Ворон, сидящий на черепе. Это символ клана. Это символ замершего времени. Это символ… нашего существования.

Для плоти демона стальной клинок не представляет опасности. Но черт возьми! Как меня зовут? Я — Джордан, сын Джордана. И я был рожден, чтобы показать этому миру, на что способна наша семья. Кто, если не я, разрежет этого проклятого демона на куски? Ха!

Тело наполнено непривычной легкостью. Еще бы, наконец-то я лишен этого проклятого мрачного типа. Моя душа чиста, такая, какой ее хотела бы видеть моя мама. Без демона внутри шагать легче, чем дышать. И это вселяет в меня уверенность. Больше я не проиграю. Не сбегу. Не оступлюсь. Наконец-то я — только Джордан, и никто больше. Я не человек, я не демон, я не инквизитор, я не Плачущий, тем более, я не Спящий. Я — сын своих родителей. Гордость нашего клана. Я тот, кто помнит надежду в отцовских глазах. И любовь — в материнских. И я их не подведу.

Демон ждет меня. Его огромное, мощное тело стоит среди пылающих жилищ. Он гораздо больше меня, и я чувствую, что взгляд направлен в мою душу. Но в ней можно увидеть лишь решимость. Дым пробует застлать морду, хоть и не может скрыть то, что вместо клыков у этого демона — мечи. Ржавые, изношенные клинки.

Спящий ревет. Его щеки принимают на себя кровавые слезы. И я усмехаюсь.

— Ну что, демон? — я перекрикиваю треск горящих бревен, медленно вынимая клинок. — Ты долго ждал этого дня, верно?

— Я ждал, — соглашается демон, глядя на меня сквозь лезвия, распирающие его веки.

— И я тоже. Сегодня мы наконец-то решим, кому владеть этим телом — вампиру или демону.

— Разве ты не говорил, что хочешь слиться воедино?

— Слиться… Размытое слово. Скажем точнее: у штурвала останусь именно я.

— У вампира нет ни шанса.

— Прости, не собираюсь играть в твои игры. Я знаю, как ты любишь вежливость, услужливость и прочее сучье дерьмо. Нет, не ко мне, дружок. Вынимай свой клинок. Если не сделаешь этого — проиграешь.

Демон усмехается. И я отвечаю тем же. Опережаю его реплику:

— Мой меч неприкосновенен. Он не касался ни крови твоей, ни крови твоих слуг. И не коснется до самой твоей смерти.

— Ты подготовился. Наверное. Тебе так кажется, да? — демон провел языком по ржавым лезвиям. — Я не желаю играть в бахвальство, как это любишь ты. Но скажу: проиграешь и умрешь на моих зубах.

Плачущий издает рев. Его нутро взрывается лезвиями. Лапы отталкиваются от земли. Я успеваю заметить движение когтей, но что важнее — слышу свист лезвий. Они движутся ко мне, пронзают воздух, ближе и ближе…

— Глаза сомкнитесь, песок замри, — напел я, с улыбкой отходя в сторону.

Демон замер в воздухе, а его лезвия, выстроившиеся в ряд, обещали задеть меня. Я задумчиво оценил их траекторию и, после секундного колебания, решил взобраться на руку противника.

Подтянувшись, я встал на его запястье. Пройдясь по вытянутой руке, я с интересом осмотрел шкуру демона. Она была… обычной. Я решил, что был бы смысл прикрыться доспехами. Но, видимо, Спящий был слишком уверен в своей Симфонии металла. Да, если его проткнуть сталью — можно прощаться с жизнью. Это понятно. Но с другой стороны…

Я вернулся к кисти демона. Занес меч, прицеливаясь. И ударил. Лезвие замерло на поверхности одного из когтей. Конечно, я не мог отрубить его, пока время остановлено. В конце концов, я не всемогущий и не любимчик богов — часы согласны приостановиться только ради меня. А все остальные… наверное, в безопасности, пока время не идет.

Но физика тел — это физика тел. Я достаточно узнал из отцовских книг, чтобы понять, как использовать свой Дар. Мне нужно замахнуться и ударить. А потом не убирать меч, чтобы накопленная в нем сила нашла свою цель, когда время возобновит свой ход.

Мой Дар ужасно скучный. Ни трусики с девицы не содрать, ни головы не поотрезать. Но, слава богу, я все это могу сделать тогда, когда песок в часах течет ровно и без запинок. На то она и жизнь, в конце концов!

— Глаза узрите, песок разлейся, — прошептал я.

Это не было заклинанием, конечно же. Слова, которые я произносил, не имели никакого влияния ни на Дар, ни на мир. Но я не мог вот так вот просто и молча вернуть ход времени! Это ведь… нечто уникальное. Удивительное. Лучше, чем та же Симфония. Я, черт возьми, останавливаю каждую крупицу этой вселенной! Так можно мне покрасоваться, пусть хоть и перед самим собой?!

Время ожило. Лезвие разрубило коготь демона. Его пальцы впились в землю — туда, где когда-то стоял я. Клинки мечей вонзились в горки пепла, предугадывая мои возможные попытки увернуться.

А я — молча соскочил с руки, чуть не споткнулся, приземлившись на землю, подобрал коготь, отрубленный мною. Спящий с недоумением посмотрел в мою сторону.

— Что ты сделал?

— Так выглядит мой Дар. На самом деле… — я усмехнулся. — Мне мешало не мое неумение и незнание. А то, что твоя задница занимает слишком много места внутри меня. Попробуй обратись к силе родителей, когда в тебе кричит голос тысячелетнего демона.

Подбросив коготь в воздухе, чтобы привлечь к нему внимание, я поймал его и повертел перед лицом. Спящий угрюмо молчал, глядя в мою сторону.

— Значит, так все обстоит? Ты научился использовать Дар уже во сне?

— Спасибо моей возлюбленной Тласолтеотль, — я подмигнул демону. — Чертовски горячая женщина. Хотя, думаю, ты знаешь. Кстати, она теперь моя любовница. И тело — тоже мое.

— Ты мелкий… — зарычал демон, но я пригрозил ему мечом.

— Попридержи язык. Ты сейчас хочешь сказать что-то вроде: «Ты отрезал мне коготь, но не сможешь убить, ведь как только меч коснется крови, я распотрошу тебя». Но я вот что отвечу: закрой кушалку, злобный ты демонишка. У меня есть твой коготь, и я нихрена не знаю, что с ним сейчас делать, но обязательно придумаю через пару секунд.

— Жалкий шут, — демон смотрел на меня с ненавистью.

— Я шут, но без бубенчиков, — улыбнулся я. — А ты — демон, но без когтей.

У моих сапог уже лежало девять черных осколков. Спящий вздрогнул, попятившись. Поднял лапы к морде, осматривая мою «ювелирную» работу — меч не предназначен для таких дел, но я считаю, что обрубки вышли достаточно аккуратными. Во всяком случае, все можно было списать на недостаток опыта в обрезании демонических ногтей.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — мрачно сказал демон. — Нужно быть идиотом, чтобы не понять. Ты собираешься убить меня моими же когтями. Хорошее решение. На мне нет доспехов, тех, что носят жалкие людишки. И в моих когтях нет железа, несмотря на то, что оно есть вокруг меня. Так что ты просто воткнешь в меня эти жалкие обрубки и пожрешь мою силу. Не могу сказать, что этот способ победы достоин уважения.

— Зато, сукин ты сын, ты достоин этого способа победы, — процедил я. — Хочешь состроить благородного проигравшего? Эта роль не для тебя. Знаешь… — я опустил клинок в ножны, чтобы взять в руку второй коготь. — Я не то чтобы хочу жаловаться. Но ты омрачал каждый день моей жизни. Я не знаю, почему ты выбрал меня в качестве своего воплощения. Это случилось уже после того, как я попал в приют, и те времена ушли в туман. Хотя одно я знаю точно. Испуганный ребенок. Меня травили, унижали, били, насиловали. Я был на грани. И в этот момент появился ты — злобный добрый дух, решивший стать моим спасением. После этого я стал… отродьем. Не знаю, как я смог так долго держаться и не сдаваться твоей грязи. Трахать гуля? Целовать собственную сестру? Отрезать ей руки? Ты чертов ублюдок. Поступающий как дрянь. Должен признать, иногда ты имел долю… правоты. Но знаешь, всегда есть другой способ решить проблему. Ты же… всегда выбирал худший. Убийства, резня. Меня уничтожили не приют и не смерть родителей. Да, я хотел мстить людям. Но не обычным. Не тем, кто непричастен ко всему этому. Их смерти хотел ты. Ты — тот, кто сломал мой дух. И сейчас, когда моя душа разделена, в одной части я чувствую свет — то добро, что заложил в меня мой род. А в другой я чувствую тьму — ужас и кошмар, который несешь ты. И все, что я могу к тебе испытывать — это отвращение. За то, что ты делал в моем теле. За то, что ты… заставлял меня думать так, как ты.

— Твои мысли — это твои мысли, — усмехнулся демон. — Меня никогда не интересовали гули. Ты сам решил трахнуть ее.

— Но я никогда не стал бы издеваться над ней! — рявкнул я. — Та девочка была невинной! А ты заставил меня быть с ней злым и жестоким. Это ты заставил меня оттолкнуть ее. Это ты мешал мне наслаждаться близостью. Ты мог мне ничего не внушать, но сам факт того, что ты сидишь в моей душе, заставлял меня видеть мир грязным и ничтожным. Он не такой, чертов ты демон! Это вы делаете его таким!

— Наивный червь. Юный и ничтожный, — расхохотался Плачущий. — О чем ты хнычешь, ребеночек?

— Я не стал бы бить пса за то, что он на меня лаял! Я не стал бы унижать Яна за его выбор! Да, южанин молод, не знает, что такое грех, не знает, как жить. Но это не повод плеваться в него ядом! Я не сделал бы ничего из всего того дерьма, что сделал ты!

— Мне плевать, — процедил демон. — Я живу больше тысячи лет. Я вижу мир так, как вижу. И твои попытки превратить меня в монстра — это то, что делают люди. Жалкие и ничтожные слизняки.

— Может и слизняки, но они те, кто может стать кем угодно! Богами, дьяволами, ангелами, демонами, вампирами, монстрами, инквизиторами! Их души уникальны, универсальны… А ты обесцениваешь то, чем и сам был когда-то. Только потому что люди — наивные дети, которые боятся всего страшного. Ты ненавидишь их за это. Ты убиваешь их за это. Я словами не могу передать, как ненавижу тебя за то, что мне приходилось делать все эти годы.

— Тогда не передавай. Кончай трепаться, тряпка! Убей меня, сожри мою душу, встань у штурвала и плыви! — демон кричал, и кровавая слюна летела с его губ. — Будь умнее меня, лучше меня! Я дал тебе жизнь и возможность выживать. А ты — давай, прикончи меня за то, что я демон. Прерви мою жизнь, оборви вторую тысячу лет! Закончи то, что я не успел закончить, если смыслишь лучше меня!

— Я… — мой голос оборвался. — Я знаю, что ты меня спас. Но ты сделал это из корыстных целей. Ты подавлял многое во мне. Мы стали симбиозом — объединили наши черты. Только твоих было больше. Я… пытался с этим бороться. Но я не смог. Это и моя ошибка тоже, я знаю! Но… ты мог бы быть добрее. Хотя бы ко мне. Если ты ценил меня, ценил свое воплощение, которое сам же решил спасти от смерти в приюте «Арге»… Я знаю, что впервые убил человека лишь благодаря тебе. Не будь тебя, меня бы забили лопатой. Я знаю, что сапка в черепе того мальчишки — это благодаря тебе. И я говорю: спасибо, что спас мне жизнь. Я рад, что ты вселился в тот момент, когда меня избивали в кустах, пока не видят воспитательницы. Но на этом мои благодарности кончаются. Дальше — был лишь Ад, который ты взрастил во мне.

Спящий молчал. А по его щекам катились слезы. Насыщенные кровью. Его губы двинулись:

— Ты поблагодарил. Хотя бы так. Теперь убей меня. Хватит разговоров. Ты победил. Твой Дар сильнее моей Симфонии и меня. Ты вампир, который убил демона. Гордись. Теперь добей.

— Сам знаешь, я бы не стал этого делать в другой ситуации. Но если оставить тебя в живых — ты вновь проснешься в моей душе. И я снова стану… демоном. Демоном-инквизитором. Двумя противоположностями, которые я никогда не желал смешивать в себе. Ты пробудил бы это, чтобы побороть меня.

— Так бы и сделал, — демон оскалился, но на лице его была грусть и тоска. — Всем хочется жить. И мне в том числе. Убей меня. Только пожалуйста, не используй свой Дар. Я хочу чувствовать, как коготь погружается в мое тело.

Некоторое время я смотрел в лицо демону. А потом расхохотался. Я смеялся долго, до слез. Пока наконец не остановился. Спящий за это время не сдвинулся с места, лишь смотрел с недоумением и раздражением.

— Прямолинейность — моя черта, от отца досталась. А вот ты — лживый и юродивый. Приблизиться к демону, который вонзил мечи под свою кожу? Без Дара убить? Черт возьми, я прожил с тобой внутри двадцать лет. Скоро мое тридцатилетие. И я хочу отметить его со своей сестрой, Яном и Тласолтеотль. Я не хочу быть пищей демона, который продолжит рубить кисти моей Алисе и унижать южанина за его попытки найти себя. Так что… нет, друг мой. Я убью тебя с помощью Дара. Раз и навсегда.

Плачущий не успел ответить. Время замерло. На этот раз у меня не было настроения говорить глупые фразочки, которые так любил мой папа.

Когти были сжаты в моих пальцах. Я подошел к демону, взобрался по его руке. Замахнулся — воткнул первый осколок в шею. Тот замер на самой поверхности, упершись в нее кончиком. Я замахнулся и вторым. Тот так же само остановился, не смея пронзить хоть малейший слой кожи. Вытащив клинок, я плашмя ударил им по когтям, придавая силу, достаточную, чтобы глубоко войти в глотку демона.

Все десять осколков упирались в шею Спящего. Я остановился перед ним, с сожалением глядя на бугрящиеся под кожей клинки. Да, конечно же. Я не мог полностью избавиться от демона внутри. Убить его сущность — да. Но она будет появляться каждый раз, когда я прикоснусь к Симфонии металла. Если я хочу больше никогда не иметь дел с этим дерьмом, мне стоит забыть все, что я знал о демонической силе.

Я не знал, что случится со связью демона и Алисы. Он ведь вроде как… ее демон-прародитель. Но я надеялся, что все будет хорошо. В конце концов, я — воплощение Плачущего. Значит, связь проходит и через меня тоже. Если я жив, то и Алиса должна быть в порядке.

— Друг мой, — прошептал я, глядя на демона, замершего перед своей смертью. — Ты прожил больше тысячи лет. И правда, конец твой выглядит ничтожно и жалко. Но каждая история имеет завершение. Думал ли ты о чем-то, когда давал мне силы убить невинных? Печалился, когда бил пса? Рыдал, когда отрезал моей сестре руки? Есть столько причин для того, чтобы уничтожить тебя. Ты несешь зло. И ты поселил его в моей душе. Но черт возьми, я не могу скрыть. Ты за двадцать лет стал моим другом. Вампир без клыков и демон, бывший некогда Жнецом. Наверное, история твоей жизни ужасно длинна и невероятно удивительна. Но теперь она окончилась. Начинается моя собственная. Я поглощу твою душу. Что я буду делать с силой демона, которая копилась больше тысячелетия? Черт возьми, черт, черт, я не знаю. И я даже не знаю, что тебе еще сказать. Все сказано, наверное. Только вот… Хочу, думаю, пообещать. Перед тем, как ты умрешь. Твоя Симфония останется твоей козырной картой. Твоим коронным приемом. Я не стану присваивать ее себе. Конечно, иногда мне придется пользоваться историями. Но… я буду помнить, кем они написаны. Это будет справедливо. Пора наконец-то перестать быть девятилетним мальчиком, который нуждается в помощи демона. Скоро мне исполнится десять лет. Те десять лет, которые я проживу без тебя. Все еще в два раза меньше, чем с тобой. Но своими силами легче. Я ведь — не ты. Не молчаливый подонок, грубый и озлобленный на все вокруг. Я… даже не хочу допускать возможность, что это на самом деле я. Мне всегда хотелось говорить. И играть настоящую музыку — не твою любимую кровавую Симфонию. А что-то искреннее и чистое… Эх. Прощай. Навсегда.

Время вздрогнуло. Одновременно с телом демона. Когти вонзились глубоко в шею, и потоки крови хлынули из нее, заливая грудь и плечи. Спящий захрипел, яростно впившись пальцами в раны, пытаясь или закрыть их, или вытащить смертельные осколки… Он не призывал Симфонию, не пытался убить меня. Но его глаза — глаза умирающего — смотрели на меня с такой ненавистью, что меня пробрала дрожь. Я отер глаза от слез и отвернулся. За моей спиной умирала большая часть моей жизни.

Все истории кончаются. И все так или иначе имеет смысл.

***

— Джордан! Джордан, мать твою! Когда ты выпустишь меня отсюда?! Пожалуйста, я хочу отлить! Если ты сейчас же не откроешь чертовы двери, я распахну глотку этой упырихе и нассу туда! Ты слышишь меня?! Ублюдок, открой карету, я сейчас затоплю здесь все к чертям!

— Ой, ой, ой! — рассмеялся я, просыпаясь и останавливая коней: смышленые животные везли карету дальше по дороге, привыкнув к кольям-ориентирам. — Подожди, друг мой! Сейчас открою! Найти бы только этот ключ…

Маленький кусочек металла, днем весело блестящий золотом, обнаружился в том же кармане. Сейчас, среди ночи, он выглядел безлико. Я порадовался, что ключ не потерялся во время нападения призраков.

Как только хранительницы распустили замок из пальцев, Ян вывалился из нутра кареты и, не вытерпев, прямо возле меня спустил штаны. Струя зажурчала вместе с облегченным вздохом южанина.

— Ну что, как оно? — поинтересовался я, с улыбкой хлопая Яна по плечу. — Не умаялся там, с вампиршей наедине? Горячая ли женщина, хорошо ли приняла?

— Ты… — парень обернулся ко мне, с изумлением вглядываясь в мое лицо. — Джо, что-то не так?..

— Все прекрасно, Ян! — ответил я и попятился, разводя руки. — Только посмотри, как огромен этот мир! Небо раскидывается так далеко! А тучи… они окутывают нашу землю, спуская вниз множество кристаллов, белых и холодных. Это все так прекрасно… Ты никогда не задумывался, сколько снежинок у нас под ногами? Только представь, сколько сейчас вокруг нас воды. Мы словно среди озера, но замерзшего, недвижимого… Где там лютня? Я хочу сыграть!

— Она в карете… — пробормотал Ян, застегивая ремень. — Джо, ты точно в порядке? Ведешь себя так, как будто второй раз с плеча энта слетел.

— Ха! Поверь, друг мой, все гораздо хуже. Я сейчас чувствую себя так, будто упал три раза подряд, — я с улыбкой устроился на сидении в карете, обняв лютню. — Знаешь, что я хочу сыграть? Ты слышал когда-нибудь песню о свободной птице? Я не помню слов, но я уверен, что смогу сыграть ее даже с замерзшими пальцами.

— Свободная птица? — Ян хмыкнул, протискиваясь между сумками и сидящей у выхода мамой. — Да, слышал. Ее часто играли в трактире возле моего дома…

И я, прикрыв глаза, устроил пальцы на струнах. Кончики с непривычки болели, я пару раз сбивался, но все же — песня о вольной птице позволила мне во всей красе ощутить свободу крыльев за спиной.

Я больше не демон. И я больше не инквизитор. Я — обычный ребенок вампиров.