Железное Сердце

Когда спадают маски

Дождь стекал по окнам, оставляя следы, как если бы сам день размазывал по стеклу свои мысли. Я не обращал на это внимания. Всё вокруг казалось тусклым и притихшим, но внутри меня царила ещё большая тишина. Мои шаги глухо звучали в пустых коридорах Академии. Доспехи из чёрной стали шумели с каждым движением, но этот звук был мне привычен — он будто напоминал, кто я сейчас.

Я шёл не спеша. Не потому, что ленился или колебался. Просто я знал, куда иду, и понимал, что это нельзя сделать в спешке. Впереди были люди, чья жизнь в той или иной степени связана с моей. И, возможно, придётся говорить то, чего никто не хочет слышать. Иногда слова ранят сильнее меча.

Я не стал надевать шлем. Айронхарты никогда не скрывали лиц. Таков наш выбор — если смерть и найдёт тебя, пусть делает это быстро. Шлем может спасти, но может и сделать смерть мучительной. А ещё — это часть нашей философии. Не прятаться. Смотреть страху в лицо. Я не хотел быть исключением.

Когда я вышел в сад, меня сразу окатил холодный ветер, а воздух был полон влаги и тяжёлого предчувствия. С деревьев стекала вода, камни аллей были мокрыми, а небо — серым и тяжёлым. Сад был пустынен, словно сам мир затаил дыхание.

Я подошёл к арке, за которой начиналась главная часть сада. Там уже ждали. Лорен стоял немного в стороне — с той самой полуулыбкой, в которой всегда скрыта тревога. Юна — молча, напряжённо, будто её что-то держало изнутри. Ева — как всегда уверенная в себе, но глаза выдавали беспокойство. А также огромное количество студентов.

С ними был ректор Академии. Его осанка не изменилась с самого начала моего обучения здесь. И чуть поодаль — Ардалин Вест, инквизиторша. Женщина с тяжёлым, пронизывающим взглядом. Она смотрела на меня не как человек на человека — а как на явление, которое надо понять или остановить.

И был ещё один — юноша. Секундант Ланверна.Он держал шлем. Это был шлем Альберта.

Ланверн не пришёл. И его отсутствие чувствовалось так, будто он всё равно здесь. Как пустота, которую невозможно заполнить. Ощущение напряжения висело в воздухе, и давило на всех вокруг мёртвым грузом.

Ветер поднял край моего плаща. Я видел, как все повернули ко мне головы. Но я стоял на краю сада — не переходя границу, за которой всё становится официальным. Здесь, на грани, я был ещё сам с собой.

Я задержал дыхание. Пытался понять, что чувствую: страх, волнение, решимость? Возможно, всё сразу. В этот момент сад уже не был просто местом. Он стал ареной. Здесь будет задано много вопросов, и ответы потребуют не слов, а действий.

— Где ваш дуэлянт? — холодно, почти отстранённо спросила Ардалин Вест, её голос разрезал тишину, как порвавшаяся струна на лютне. Она не отводила взгляда от юного секунданта Ланверна, и в этом взгляде не было ни сочувствия, ни ожидания — только холодная, бесстрастная необходимость соблюсти порядок.

Мальчик, явно не привыкший к столь суровому вниманию, поёжился, опустил глаза, но всё же собрался с духом и выдавил:

— Господин… задержится. Он… он просил передать, что скоро будет. Очень скоро.

Вест коротко кивнула. Её губы дрогнули, будто собирались выдать раздражение, но остались сжаты. На секунду её глаза слегка прищурились, и мне показалось, что она мысленно уже вычеркнула имя Альберта Ланверна из списка живых.

— Если Альберт Ланверн не прибудет в течение следующих пятнадцати минут, — произнесла она достаточно громко, чтобы её слова донеслись до каждого присутствующего, — он будет признан трусом, не уважающим традиции Благородного поединка и презирающим честь, на которой стоит наш порядок.

Мы встретились глазами. Я не опустил взгляд. Не дернулся. Просто смотрел. Не со злостью, не с вызовом , а с холодной, выжженной внутри уверенностью. Но всё равно что-то ёкнуло под грудиной. Не страх. Это было скорее раздражение. Глухая, почти физическая досада на всю эту показную игру в честь, которую испоганили и вывернули наизнанку.

Благородные поединки… Смешно. Пережиток тёмных времён, когда люди верили, что кровь — лучший аргумент. Когда сила считалась синонимом правоты. И, как ни странно, Орден — тот самый Орден, что веками выжигал любые языческие практики, уничтожал книги, превращал в руины древние храмы, — решил сохранить именно это. Этот ритуал. Этот фарс. Эту ярмарку насилия под видом справедливости.

Почему? Ответ лежал на поверхности. Потому что это удобно. Потому что это даёт им инструмент устрашения. И, самое главное, иллюзию выбора для тех, кому этот выбор никогда не предназначался.

Если человек, которого Орден хотел казнить, вдруг взывал к древнему праву суда поединком, это не означало спасения. Это означало, что ему позволят умереть не на виселице, а на арене. Им подыграют, как актёру в трагедии, но противник — всегда один и тот же. Инквизитор. Профессионал. Обученный, холодный, готовый убивать без гнева и страсти. С абсолютной верой, что его победа — воля Единого.

Вот в чём вся суть. Кто побеждает в поединке, того и оправдал Бог. Победил инквизитор — значит, Единому было угодно так. А если «подсудимый» погиб, то он был грешен, и кровь лишь ускорила приговор. Элегантно. Без вопросов. Без шансов.

Стоит ли говорить, что за всё время существования этой процедуры ни один смертный не победил инквизитора? Ни один. Ни в одном городе, ни в одной провинции. Никогда. И если ты всё-таки настаивал — Орден лишь усмехался. Ведь твой выбор делает их только сильнее.

Я стоял, чувствуя, как тишина сгущается. Ланверна не было. Вест всё ещё смотрела на меня, не отводя взгляда. В её глазах — ни капли сомнений. Если Вест меня в чём-то подозревает, то ей будет только на руку если я умру. Но всё зависит от того, сделает или нет Ланверн верный шаг… Не на того поставила.

А если сделает — то насколько он готов умереть ради истины, которую, возможно, и не сможет доказать. Потому что правила игры пишутся теми, кто уже сидит на троне. Я же — просто фигура. Пока ещё стою на доске. Пока ещё жду. Пока ещё в тени лезвия, которое не спешит опускаться.

Он всё-таки пришёл.

Альберт Ланверн появился со стороны восточной галереи. Он был бледен, как восковая фигура, цвет его кожи сливался с его серебристой бронёй, а двигался он так, словно каждый шаг отдавался болью. Его плечи были поникшими, подбородок дрожал, а во взгляде — не было ни вызова, ни ехидства, ни даже обиды. Только пустота. От того самодовольного выскочки, что когда-то хотел скрестить со мной мечи, не осталось ничего.

За ним вышел мужчина в дорогом, безупречно подогнанном белом камзоле с золотой вышивкой по манжетам и вороту. Он держался с прямой спиной, с тем напряжённым достоинством, которое передаётся по крови. Его лицо было твёрдым, но в глазах — упрямое пламя гнева. Это был, без сомнения, его отец — лорд Освальд Ланверн.

Ардалин Вест, стоявшая ближе всех к дуэльному кругу, сделала шаг вперёд. Её голос прозвучал ясно, твёрдо, словно вырубленный из камня:

— Как того требует закон, перед началом поединка я обязана спросить: не желают ли стороны урегулировать спор мирным путём?

Я молчал.

Не потому, что не знал, что сказать. Просто не видел смысла. Ответ был уже дан.

Лорен шагнул вперёд. Его голос был спокойным, но холодным:

— Условия мирного решения были предложены заранее.

Он бросил взгляд на Альберта, потом на его отца.

— Первый вариант: Альберт Ланверн встаёт на колени перед господином Максимусом Айронхартом и принцессой Евой на глазах у всего народа Тиарина и публично просит прощения за свои слова и действия.

Пауза.

— Второй: он прямо сейчас отрезает себе язык и вручает его лорду Айронхарту, чтобы впредь не использовать его для лжи.

Молчание повисло в воздухе, как натянутая струна. Толпа замерла.

Лорд Ланверн взорвался первым:

— Чушь! — его голос разнёсся эхом по площади. — Дом Ланвернов не согласен на эти варварские, позорные условия! Это — вызов всей нашей чести!

Ардалин Вест не изменилась в лице ни на гран. Лишь коротко кивнула:

— Значит, поединок состоится.

Она подняла руку, обозначая официальное начало.

— Согласно правилам Благородного поединка, утверждённым и признанным Орденом Единого Бога, победой считается смерть противника. До тех пор, пока один из дуэлянтов не падёт, поединок не будет остановлен. Проигравшим и трусом будет объявлен тот, кто покинет круг.

Я сделал шаг и почувствовал, как воздух вокруг стал тяжелее. Всё, что было до этого — слова, ритуалы, вуаль приличий — теперь исчезало. Осталась только сталь.

Мы вошли в круг.

Песок под ногами был влажным и рыхлым — недавно прошёл дождь. Напряжение витало в воздухе, словно тяжелый туман. Ланверн шёл впереди, но казалось, будто он идёт не по своей воле. Как только мы заняли позиции, со всех сторон из толпы вышли инквизиторы в тёмных мантиях. Они окружили арену плотным кольцом. Я сразу понял: они здесь не просто наблюдать. Их задача — не дать никому сбежать. Если кто-то попытается покинуть круг, это будет видно всем. Это не ошибка — это бегство. А бегство в бою трактуется как позор и приговор.

Я сбросил с себя плащ. Он упал на землю и остался позади. Затем я обнажил меч.

Альберт дрожащими руками выхватил шлем у своего оруженосца и поспешно надел его. Затем взял щит и меч. Видно было, что он нервничает: его движения были неуверенными, он почти выронил меч.

— Начинайте, — чётко и сухо объявила Ардалин Вест.

Я услышал, как у Ланверна застучали зубы — громко, как у замёрзшего.

Доверься мне.

Нет. Это моя битва

На самом деле, я не собирался его убивать. Я не хотел крови. Я надеялся, что он найдёт в себе мужество признать вину и извиниться. Но он выбрал бой.

Я сделал шаг вперёд и нанёс первые удары — лёгкие, контролируемые. Я хотел проверить его оборону. Ланверн, казалось, не знал, как правильно держать щит. Он неуверенно пытался защищаться и махал мечом в разные стороны, будто отгонял невидимую угрозу.

Я ударил по щиту. Один раз — сбоку. Второй — по центру. Третий — с разворота. Щит начал трескаться и в итоге раскололся. Обломки упали на землю.

Меч в его руке задрожал. Я нанёс серию точных ударов: один — по запястью, второй — по рукояти. Ланверн отшатнулся и споткнулся. Я ударил его кулаком — он упал на колени, затем опустился на руки.

Я сделал шаг назад. Подумал, что он не встанет. Но он внезапно развернулся, схватил горсть земли и бросил мне в лицо.

Мои глаза запекло, я зажмурился. Пыль и земля попали на слизистую, было больно. Я почти ничего не видел, но услышал, как Ланверн с криком бросился на меня.

Я почувствовал, как его меч ударился о мою грудь. Удар был мощным, но мой доспех поглотил его. Я услышал звон, и понял, что его меч не справился с сопротивлением — металл выгнулся и повёл его руки в обратную сторону.

Когда зрение начало восстанавливаться, я увидел его силуэт и, не теряя времени, бросился на него. Мы столкнулись, и он снова упал. Я оказался сверху. Один удар — по лицу. Второй — кровь. Третий — он перестал сопротивляться.

Я занёс меч.

Добей его! Покажи, кто ты!

Но я остановился.

— Вставай! — закричал я. — Вставай и беги, чёртов трус! Сохрани свою жизнь, если она для тебя хоть что-то значит!

Он поднялся, шатаясь, и сделал шаг к краю круга.

И вдруг появился его отец. Он шагнул из ряда инквизиторов, схватил сына за плечо и толкнул его обратно в круг.

— Сражайся! — крикнул он. — Сражайся, не позорь меня, мерзавец!

Альберт упал. Он не стал вставать сразу. Лежал, дрожал. Ища глазами выход. Но выхода здесь не было.

Не для него. И не для меня.

Я схватил Альберта Ланверна за плечо и с неумолимой решимостью швырнул его обратно на землю дуэльного круга. Его тело глухо ударилось о мокрый песок, словно мешок с грязным бельём — без воли, без сопротивления. В нём не осталось и намёка на ту надменность, с которой он ещё недавно вышел в этот круг. Он лежал, тяжело дыша, его лицо было искажено страхом, граничащим с отчаянием.

Мой взгляд скользнул в сторону Евы. Она стояла на краю круга, среди представителей знати и стражи. Её лицо, обычно невозмутимое и сдержанное, сейчас выдавало внутренний ужас. Она прикрыла рот ладонями, как будто этим жестом могла отгородиться от происходящего. Плечи её дрожали, дыхание сбилось, будто в её груди теснились эмоции, для которых не находилось слов.

Я опустил глаза обратно на Ланверна. Затем, без лишних движений, поднял меч и направил остриё на уязвимый участок доспеха — подвижный сегмент коленного сустава. С быстрым и точным движением я вогнал клинок в цель.

Крик, что вырвался из Ланверна, был не просто реакцией на боль. Это был крик существа, лишённого достоинства, крик души, осознавшей свою обречённость. Он не столько кричал, сколько выл, его голос слился с вечерним воздухом в жуткий резонанс. Я вытащил меч. Новый поток боли вызвал у Альберта ещё более яростный вопль. Он захлёбывался своим криком, как если бы внутри него лопнули все струны разом.

Методично я начал освобождать его от доспехов. Один замок. Затем другой. Наплечники с глухим звоном упали на землю. Грудной кирас соскользнул с тела, обнажив дрожащую, почти судорожную мускулатуру. Остался только поддоспешник — тонкая ткань, не скрывающая ни позора, ни боли. Я прижал Альберта мечом к земле и вонзил клинок ему в пах.

Крик, прозвучавший в этот момент, потряс даже инквизиторов, привыкших к жестокости и пыткам. Это уже не был голос человека. Это был вопль сущности, лишённой будущего, смысла, надежды. Он больше не сопротивлялся — его существование сократилось до чистой боли. По его лицу текли слёзы. Слюна, сопли, искажение всех человеческих границ — всё это слилось в один образ.

Я взглянул на Ардалин Вест. Она замерла. Женщина, чья выдержка была, скорее всего, легендарной, впервые проявила признаки растерянности. В её глазах был не суд, не гнев и даже не отвращение. Там был страх. Настоящий, неподдельный страх перед тем, на что способен человек, если не сдерживать его.

Я повернулся к Еве. Голос мой был твёрд, лишён иронии или торжества — он был декларацией:

— Моя принцесса, — произнёс я достаточно громко, чтобы вся площадь услышала. — Смог ли я отстоять вашу честь?

Она не смогла говорить. Только медленно кивнула, с прижатой к губам рукой. Её глаза были полны шока. Не передо мной — перед тем, во что она только что взглянула.

Затем я повернулся к Вест:

— Альберт Ланверн больше не мужчина в том понимании, что признаёт наше общество. Он не сможет продолжить род и не сможет воевать. Всё, что делает его живым в глазах общества — уничтожено. Он мёртв. Его личность и социальная значимость теперь ничего не стоят.

Вест кивнула молча. Её глаза не отрывались от меня. Страх не исчез. Но, несмотря на это, она подняла руку и сказала:

— Победа за Максимусом Айронхартом.

В этот момент я ощутил движение внутри себя. Тень рассмеялась. Её смех был тихим, но пронизывающим, как ветер, что бродит по развалинам.

Даже для меня это было бы чересчур. Ты оставил его жить — и этим приговорил его страданиям. Какое милосердие…

После того как Вест подняла руку и официально признала меня победителем, дуэльный круг остался в тишине, наполненной шёпотами. Но это были не слова. Это было дыхание толпы, сдержанное, перемешанное с ужасом и восторгом, с чем-то древним и первобытным. В воздухе повис запах крови, металла и мокрого песка. И всё это — под тяжестью взгляда сотен.

Я медленно опустил меч.

Я уже собирался покинуть дуэльный круг. Ланверн, израненный и униженный, лежал в грязи. Какие-то студенты, видимо его друзья, в панике и отчаянии, пытались унести его прочь, но он дёргался, цеплялся за землю, словно в судорогах, и издавал звуки, больше похожие на стоны раненого зверя, чем на человеческую речь. От его былой бравады и самоуверенности не осталось ничего. Только боль, слёзы и остатки достоинства, растоптанные в земле.

Я уже собирался уйти, когда услышал хриплый голос за спиной:

— Айронхарт! — окликнул меня Освальд Ланверн. — Ты доволен собой?

Я обернулся. Его лицо было каменным, кулаки — сжаты. Он, казалось, хотел броситься ко мне, но сдержался. Возможно, он собирался сказать нечто важное, но не успел.

Всё произошло очень быстро.

В воздухе свистнула стрела. Затем — вторая. Один из инквизиторов, стоявших у круга, рухнул на колени, стрела торчала из его горла. Другой инквизитор упал, даже не успев вытащить меч. Всё произошло за секунды.

Толпу охватила паника. Из ниоткуда выскочили фигуры в тёмных плащах и деревянных масках. Маски были разными, но стилистика была знакома — та же, что я видел у последователя Оракула в катакомбах. Эти люди целенаправленно атаковали инквизиторов и стражу, игнорируя студентов. Вспыхнули крики. Люди бежали. Некоторые падали, прикрывая голову руками, другие просто стояли, парализованные страхом.

Я выхватил меч и бросился в бой. Один из нападавших оказался слишком близко — я ударил его в живот, а затем добил, проведя клинок по горлу. Его маска треснула, а тело беззвучно осело на землю. Всё вокруг превращалось в хаос. Инквизиторы падали один за другим. Кто-то звал помощь, кто-то пытался отбиться. Слева взметнулась магическая вспышка — трое инквизиторов были отброшены ударом силы. Один ударился о стену, проломив скамью, второй загорелся, третий получил удар копьём в спину.

Я услышал крик Евы. Её стража выстроилась в защитный круг. Я помчался к ним, но остановился — появился он. Человек в чёрной мантии и чёрной деревянной маске, украшенной серебристыми символами. Его движения были плавными, уверенными. Он будто парил сквозь бой, не обращая внимания на хаос.

Инквизитор бросился на него, но сгорел в буквальном смысле: один жест — и меч распался на искры, второй — и инквизитор вспыхнул, как факел.

Я понял, кто это.

Оракул.

Почему он появился сейчас? Зачем именно в этот момент?

Я бросился к нему. Внутри всё сжалось. Инстинкты взяли верх. Я не успевал добежать до Евы, но не мог оставить её без защиты. Я воззвал к магии — она ответила мгновенно. Поток энергии вырвался из меня и отбросил Оракула. Его тело перевернулось в воздухе и упало на камни.

Всё замерло. Даже враги. Все увидели это. И поняли. Вест, Юна, Ева, Лорен. Никто не мог притвориться, что не заметил.

Оракул поднялся. Его маска была цела, но я чувствовал его улыбку. Он смотрел прямо на меня, и от его взгляда становилось не по себе.

— Рад тебя видеть, Максимус , — сказал он словно обращаясь к старому другу. — Ты стал сильнее. Это радует.

— Сейчас ты умрёшь, — ответил я, поднимая меч.

Тень внутри меня смеялась. Ликовала. Радовалась предстоящей бойне.

Мы сошлись в бою. Магические потоки пересекались в воздухе, сталкиваясь с грохотом. Его заклинания были точны, как холодное лезвие. Мои — мощные и дикие. Мы обменивались ударами, каждый из которых мог бы убить обычного мага. Магия разрывала воздух, вспышки ослепляли, земля дрожала под ногами. Вспышка за вспышкой, удар за ударом — бой на равных.

В этот момент подбежала Ардалин Вест. Она решила, что я — угроза. Она бросилась на меня. Я едва успел уклониться, и, не желая причинить ей вред, просто оттолкнул её ногой.

— Со мной потом разберётесь! — закричал я. — Сейчас защитите принцессу! Или убейте его!

Вест не упала, но её лицо побледнело от ярости.

— Я знала, что ты еретик! — прокричала она. — С первого дня знала!

Но всё же она повернулась к Оракулу, готовая вступить в бой. Я знал, что она не отступит.

В грохоте сражения, среди разящих вспышек магии и звонких ударов стали, я заметил Лорена. Он сражался рядом с инквизиторами, плечом к плечу с теми, кого ещё недавно терпеть не мог. Его меч блистал в отблесках пламени, он отчаянно отражал удары людей в масках.

Я сжал зубы и обернулся. Оракул стоял неподалёку, словно тень, вынырнувшая из пекла. Вест уже бросилась к нему, и я был рядом, шаг в шаг. Но он успел. Магический импульс с хрустом разорвал воздух. Ардалин отлетела назад, ударилась о стену и рухнула, теряя сознание. Я остался на ногах, едва удержав равновесие. Пыль осела, между нами не было больше никого.

Оракул не смотрел на меня. Он смотрел на Еву.

Он шагнул вперёд. Один взмах руки — и её стражники, как куклы, отлетели в стороны. Один из них устоял. Всего один. Храбрый. Но не успел даже он поднять щит — из рук Оракула вырвался язык пламени, и человек закричал, охваченный огнём, прежде чем рухнул безжизненной тушей.

Оракул приближался. Я видел, как Ева отступила, споткнувшись, прижав руки к груди. Её глаза метались в поисках спасения.

— Максимус! — её голос сорвался криком. — Помоги!

Я рванулся вперёд. Все мышцы сжались, сердце отдавало в висках. Но удар пришёл сбоку. Один из инквизиторов, с криком ярости, сбил меня с ног. Мы покатились по земле, и прежде чем я смог встать, второй прыгнул сверху. Он схватил меня, крепко, как удав. Его рука потянулась к моей шее — и я почувствовал, как исчез вес медальона. Он сорвал его.

Я заорал. Не от боли. От ярости. От бессилия.

— ЕВА!!! — я протянул к ней руку, из которой вспыхнула дрожащая искра магии, но она тут же затухла

Оракул, повернувшись на звук, посмотрел на меня через свою маску. В его голосе не было злобы — только насмешка.

— Если хочешь увидеть принцессу, — произнёс он, — приходи туда, где ты уже был... но ничего не нашёл.

И исчез в вихре магии, оставив после себя лишь гарь, огонь и отчаяние.

В этот момент воздух сгустился. Порывы магии стихли. Гул боя растворился в тишине, как будто сама реальность на секунду затаила дыхание. Когда я поднял глаза, понял — всё закончилось.

Люди Оракула исчезли. Без следа. Без звука. Как будто их и не было.

На площади остались только раненые и мёртвые. Стража стояла растерянной, инквизиторы — на взводе.

Я чувствовал, как грубый камень царапает мне щёку, как тяжёлое колено вдавливает мою грудь в землю. Пальцы на руках были онемевшими от того, как инквизитор прижал их к спине, не давая пошевелиться. Дышать становилось всё труднее. Всё, что я видел перед собой — размазанные следы сапог и пятна крови на булыжнике.

Вдруг — шаги. Лёгкие, быстрые. Юна. Она кинулась на помощь, не думая. Её тонкий голос прорвался сквозь воцарившуюся тишину:

— Отпустите его!

Она ударила одного из инквизиторов в плечо, пытаясь его сбить. Тот качнулся, но не отпустил. Развернулся и ударил её тыльной стороной ладони. Юна вскрикнула и упала, ударившись об землю, словно кукла. Я закричал:

— НЕ ТРОГАЙ ЕЁ!

Лорен уже мчался к нам, лицо искажено яростью. Я увидел, как он готовится атаковать.

— Лорен, нет! — крикнул я. — Не сейчас!

Он замер. Его глаза метнулись ко мне, полные боли и желания мстить, но он сдержался.

Меня подняли. За руки, за плечи, как пленного. Один держал меня, другой стоял рядом, готов ударить при малейшем движении. Медальон всё ещё был у них — чужой, холодный металл касался их пальцев, а не моей шеи.

И тогда подошла Вест.

Хромая, вся в пыли, с синяками на лице и яростью в глазах, она остановилась в шаге от меня. Её взгляд прожигал меня насквозь.

— Ну что, еретик, — сказала она, голосом, в котором стучал металл. — Теперь ты расскажешь мне всё…

Я ничего не ответил. Только смотрел на Юну, лежащую в пыли. В этот момент я ненавидел Вест не за её ярость, а за то, что она считала, что правда — это то, что можно вырвать силой.

***

В голове металось слишком много мыслей. Я сидел на холодном камне, в грязной белой рубахе. Доспехи с меня сняли сразу после того, как притащили сюда. Прошло, должно быть, около двух часов с тех пор, как сад Академии превратился в бойню. Я не чувствовал ни боли, ни холода — только тяжесть в груди. Тень молчала. Ни шёпота, ни смеха. Полная тишина внутри. Это пугало сильнее всего.

Я обвёл взглядом подвал. Сырые стены, тьма, редкие капли, падающие со свода. Здесь пахло железом, влагой и затхлым страхом. Надо было думать. Надо было искать выход. Если я не выберусь отсюда... если он придёт за Евой, а меня рядом не будет — всё кончено. Я сжал кулаки, ногти впились в ладони.

— Чёрт возьми, — прошептал я. — Он был так близко…

Грёбаные инквизиторы. Если бы не они. Если бы я успел… Всё испортили. Мы могли убить его. Могли всё закончить.

Но и я виноват. Я виноват больше всех.

Почему я ничего не сделал раньше? Почему не разобрался с этим, когда убил Дракса? Или ещё раньше, когда впервые увидел человека в маске? Я дал этому затянуться. Я позволил всему этому дерьму разрастись. И теперь Ева в его руках.

Почему он выбрал этот момент? Почему напал именно сегодня? Что ему нужно от Евы? Зачем он увёл её?

Шаги.

Железо по камню. Я поднял голову. Дверь скрипнула. В подвал вошла Ардалин Вест, в сопровождении другого инквизитора — мужчина в чёрном, с лицом, на котором, казалось, никогда не бывало улыбки.

Вест смотрела на меня, как на гниль, которую собираются срезать.

— Что со мной будет? — спросил я, не вставая.

— Костёр, — спокойно ответила она. — Но сначала ты расскажешь всё. До последнего слова.

Я тяжело вздохнул, будто собираясь выговорить груз, который слишком долго носил в себе. Говорить было трудно — не физически, а морально. Я знал, что каждое слово может быть обращено против меня. Но и молчание уже не спасёт.

Я рассказал им всё. Про Оракула. Контрабанду. Убийство Дракса. Про то что я Призрак.

Я говорил спокойно, стараясь не дать голосу дрогнуть. Но внутри меня бушевала ярость. Я ненавидел его. И ещё сильнее ненавидел себя — за то, что позволил всему этому случиться.

Вест не отводила взгляда.

— Ты и есть Призрак Тиарина? — уточнила она.

Какое красивое прозвище.

Я кивнул.

— Да.

Она прищурилась.

— Как ты овладел магией?

Я замер. Слишком важный вопрос. И слишком опасный.

— Магия… проснулась во мне, когда я прошёл обряд Наречения. — сказал я. — Кардинал Уайтвуд подарил мне амулет. С него всё и началось. Я… считал, что это… божья благодать. Я не понимал, что это значит. Я боялся говорить ему. Я думал, что… что это от Бога. Потому что магия появилась сразу после того, как я надел амулет.

Вест нахмурилась. Что-то в ней дрогнуло. Уайтвуд. Имя весомое. Один из старших. Один из тех, кого нельзя заподозрить без последствий.

— Кардинал Уайтвуд — твой наставник? — спросила она, более осторожно.

— Да. Он обучал меня. Мы изучали трактаты Ордена. Он помогал мне понять смысл веры. Он направлял меня. Я… я думал, что всё происходит по воле Единого.

Она отвернулась. На мгновение.

— Ты врёшь, — сказала она тихо. — Ты врёшь, потому что хочешь спастись. Ты использовал магию.

Инквизитор рядом шагнул вперёд. Его голос был глухим:

— На амулете золотые нити. Они переплетены в форме солнца. Это символ Ордена.

Молчание зависло в воздухе.

Тишина в подвале была почти осязаемой. Она не просто давила — она вползала под кожу, будто живая, будто знала, как глушить дыхание. Я сидел на холодном камне, в грязной рубахе, с растрёпанными волосами и затёкшими руками, обхватив колени. Словно ребёнок. Или узник. Или одно и то же. С каждой минутой, с каждым тяжёлым вдохом я чувствовал, как прошлое и будущее смешиваются, и единственное, что остаётся — это этошное, гнилое настоящее.

Тень внутри заговорила.

«Я сделаю всё сам. Хочешь ты того или нет», — прошипела она внутри меня.

Слова полезли в голову. Сами. Чужие, но слишком похожие на мои. Они били в виски, срывались с языка раньше, чем я успевал подумать. Как будто я был сосудом, а она — кувшин, что льёт в меня своё содержание, переполняя до краёв.

Я поднял голову. Глаза воспалённые, но ясные. На губах — слова, которых я не хотел, но должен был сказать.

— Послушайте, Вест… прошу… умоляю… — голос сорвался, и я едва не закашлялся. — Отпустите меня. Дайте мне хоть шанс. Я пойду сам. Или с вами. Неважно. Главное — мы должны добраться до того капища. Мы найдём его. Мы убьём его. Я помогу. А потом… потом делайте со мной что хотите. Хотите — костёр, хотите — допросы, заточение. Я не прошу милости. Только времени. Только возможности сделать то, что должен. Спасти Еву.

Слова вырывались из меня, как натянутые жилы. Я чувствовал, как дрожит голос, но не от страха. От злости. От бессилия. От ненависти ко всему происходящему. К себе. К ней. Ко всем, кто позволил этому случиться.

— Пожалуйста… — повторил я, уже тише. — Потом вы напишете в Инквизиторий, проведёте расследование, обратитесь к Кардиналу Уайтвуду… выясните, откуда магия. Кто виноват. Что за амулет. Всё это потом. Сейчас у нас одна цель — убить остановить его. И спасти принцессу. Больше ничего не имеет значения.

Рядом с Вест стоял другой инквизитор. Всё это время он молчал, наблюдал, слушал. Его лицо было будто высечено из камня. Но теперь он заговорил:

— Если магия пробудилась через амулет… — голос его был ровным, но в нём чувствовалось напряжение. — Возможно, это действительно не ересь. Возможно, это проявление воли Единого. Его благодати.

Вест метнула на него взгляд. Холодный, пронизывающий. Её пальцы сжались в кулаки, и я заметил, как побелели костяшки. Она молчала. Долго. Внутри неё бушевало что-то большее, чем ярость. Сомнение. Боль. Угроза краха того, во что она верила.

Я не отрывал от неё взгляда.

Наконец она выдохнула. Медленно. Глухо. Как будто из неё выходил яд, который слишком долго хранился внутри.

— Один шаг в сторону… — проговорила она, не глядя на меня, — и я сама вгоню тебе клинок в грудь. Без колебаний.

Я кивнул. Этого было достаточно. Пока. И пусть сердце стучало в груди, будто предчувствуя бурю, я знал — мы приближаемся к развязке. Или к спасению. Или к аду. А может, ко всему сразу.

Дверь распахнулась с громким скрипом, и в комнату вбежал запыхавшийся инквизитор. Его лицо было покрыто испариной, а глаза метались, будто он едва сдерживал панику.

— Весь Тиарин на ушах! — выдохнул он. — Особенно Верхний город. Люди в масках появляются будто из ниоткуда. Они нападают на дома знатных семей и состоятельных горожан. В бедных кварталах тоже беспорядки — бандиты, мародёры. Всё смешалось. Город погружается в хаос.

Я вскочил с места, нельзя больше бездействовать:

— Мы теряем время. Пока мы тут болтаем, Оракул — рвёт город на части. Мы должны действовать. Немедленно. Нужно идти в катакомбы.

Вест сдвинула брови, её взгляд стал тяжёлым.

— Мы уже были там, — сказала она. — Проверили каждый проход, каждый поворот. Никаких следов. Ни людей, ни магии. Только пустота, обломки и крысы. А то место, на которое ты указывал… оно завалено. Полностью. Туда не пройти.

— А что с картой? — спросил я. — Там должна была быть схема катакомб..

— Нашли одно помещение, — сказала она чуть мягче. — Похоже, кто-то там жил. Скромно, но обжито. Однако внутри — ничего. Ни записей, ни карт. Ни единого следа.

Я сжал кулаки. Он убрал всё. Знал, что мы придём. Зачистил. Значит, он уже в другом месте. И всё указывает только на одно — на капище.

— Надо проверить языческое капище, — сказал я. — Оно недалеко отсюда, к юго-востоку, за рощей. Там стоят старые обелиски. Если он где-то и укрылся, то именно там. Нам нужно спешить.

Я шагнул ближе к Вест:

— Мне нужна моя броня. Мой меч. И амулет.

Она скрестила руки на груди.

— Ещё чего?

— Если ты хочешь, чтобы я сражался с голыми руками, — холодно ответил я, — тогда сама и тащи меня к развалинам. Или жди, пока меня убьют, и тогда не останется никого, кто мог бы помочь.

Инквизитор, который с самого начала находился с Вест, наконец заговорил:

—Я думаю, ему можно доверять. И даже если он попробует сбежать, ему некуда идти.

Вест долго молчала. Внутренний конфликт отразился в её глазах. Наконец она тяжело вздохнула и махнула рукой:

— В соседней комнате. Пусть снаряжается.

Меня отвели к небольшой двери. Внутри, на простой деревянной скамье, лежала моя броня, меч и завернутый в ткань амулет. Я оделся молча. Каждый ремешок, каждый слой металла возвращал мне часть самого себя. Когда я надел амулет, мне показалось, что в груди снова забилось сердце, которому было за что драться.

Вернувшись, я посмотрел на Вест:

— А где мои друзья?

Она отвела взгляд:

— Твоя спутница-эльфийка и оруженосец — под стражей.

— Отпустите Юну. А Лорена возьмём с собой. Он знает, как обращаться с оружием, и он мне доверяет.

— Нет, — резко отрезала Вест. — Этого не будет.

Но снова вмешался тот же инквизитор:

— Сейчас нам нужны все. Каждый клинок, каждая пара глаз.

Вест долго смотрела на него, затем перевела взгляд на меня. По её лицу было видно: она всё ещё сомневается, всё ещё не доверяет, но знает — времени нет.

— Хорошо, — сказала она наконец.

Я кивнул. Это был риск, но мы не могли позволить себе терять ни секунды. Пока ещё была надежда, и пока Ева была жива, мы не имели права отступать.

Мы вышли из подвала Академии на улицу. Жар и запах гари ударили в лицо. Над городом клубился густой дым, сквозь который едва пробивался свет, придавая всему вокруг зловещий оттенок серо-красного. Где-то вдали слышались крики, звон оружия, панические вопли. Город жил — но это была жизнь на грани разрушения.

Через несколько минут вывели Юну и Лорена. Оба выглядели измотанными, но невредимыми. Лорен был без доспехов, но глаза горели. Юна — взъерошенная, но с гордо поднятой головой. Увидев меня, они сразу сорвались с места.

Юна первой бросилась ко мне, обняв крепко, как будто боялась, что я исчезну, если отпустит. Я почувствовал, как она дрожит.

— Ты жив… — выдохнула она.

— Конечно, — ответил я, крепко обнимая её в ответ.

Лорен подошёл следом, хлопнул меня по плечу и сказал:

— Максимус, что происходит?

— Потом объясню... Мы идём за принцессой. — коротко ответил я.

Лорен кивнул без колебаний:

— Я с тобой. До самого конца.

Я обернулся к Юне:

— Послушай, тебе лучше остаться. Или вернись в общежитие. Сейчас Академия — самое безопасное место.

Она посмотрела на меня твёрдо и покачала головой:

— Нет. Я иду с вами.

— Это может быть последний бой, Юна. Мы не знаем, что нас ждёт.

— Именно поэтому я и должна быть там.

Мы обменялись взглядами, но прежде чем я успел возразить, вмешался один из инквизиторов:

— Поспорите по дороге. Времени нет.

И тут проснулась Тень. Её голос раздался у меня в голове — холодный, спокойный и полон предвкушения:

«Пусть идёт с тобой. Здесь она ничем не защищена. А рядом с тобой — под твоей тенью — ей будет безопаснее. И ещё… я чувствую магию. Сильную. Что-то приближается.»

Я посмотрел на Юну. Понимал, что отговорить её не получится. Да и, быть может, Тень была права. Что бы ни случилось, мы должны быть вместе.

Во дворе Академии уже были подготовлены лошади. Вест сидела в седле прямо и сосредоточенно, словно воплощение холодной решимости. Семь инквизиторов, сопровождавших её, молча готовились к выезду: проверяли оружие, подтягивали ремни на доспехах и обменивались короткими взглядами. Их лица были суровыми, настроенными на бой. Я подтянул поводья, вскочил на коня и почувствовал, как Юна бесшумно уселась позади меня, положив ладонь на плечо. Её прикосновение было тёплым и неожиданно спокойным, словно она искала в этом якорь в бушующем хаосе.

Лорен вскоре оседлал своего коня чуть поодаль. В его взгляде не было привычного озорства — он был сосредоточен и серьёзен, как человек, осознающий всю тяжесть предстоящего.

Я повернулся к Вест:

— Это все, кто с нами?

Она коротко кивнула:

— Лучшие из моих людей. Остальные остались в городе — там сейчас настоящий ад. Мы не могли позволить себе забрать всех. Эти семеро знают, что ты владеешь магией. И пока что они согласны идти рядом с тобой.

Я на секунду задумался. Эти инквизиторы — единственные, кто видел мою магию. Все они знали мою тайну. Это могло быть как преимуществом, так и угрозой. Если что-то пойдёт не по плану — лишних свидетелей не останется. Я усилием воли отогнал навязчивую мысль.

— Перед выездом нужно заглянуть в общежитие, — сказал я. — Возможно, там ещё находится человек по имени Веларий.

Вест нахмурилась:

— Кто это такой?

Я ответил быстро, стараясь звучать уверенно:

— Он смотритель библиотеки. Один из старших. Отлично знает местность и может оказаться полезным в поисках. Если он жив, он пригодится.

Она не задала больше вопросов. Просто указала одному из инквизиторов, и тот, не теряя времени, развернул лошадь и направился в сторону общежития. Вест скомандовала:

— Остальные — за мной!

***

Капище встретило нас гнетущей тишиной. Это была не просто тишина, а ощущение чего-то неправильного, нарушающего естественный порядок вещей. Ни птиц, ни ветра — только застывший воздух и молчание, которое казалось осмысленным. Где-то на горизонте, со стороны города, поднимался столб чёрного дыма, медленно и угрожающе стелющийся по небу. Он служил тревожным напоминанием о том, что время не на нашей стороне.

По команде Вест инквизиторы рассредоточились по периметру. Они двигались слаженно и осторожно, осматривая камни, кусты и остатки древних построек. Один из них следил за мной, продолжал наблюдать. Я чувствовал на себе его пристальный взгляд и понимал: он ждёт, что я оступлюсь. Он не доверял — и, возможно, был к этому готов.

Вест подошла ближе и указала на участок у дальней границы капища, где между полуразрушенными обелисками виднелась поросшая мхом площадка.

— Там недавно произошла магическая вспышка.

Я кивнул, не удивившись:

— Да. Это случилось во время одной из тренировок. Тогда я потерял контроль, произошёл магический выброс. Позже я приходил сюда снова, пытался что-то найти, но всё оказалось пусто.

Вест сузила глаза:

— Тогда зачем ты нас сюда привёл?

Я посмотрел на неё прямо:

— Оракул был здесь. А возможно, он и сейчас где-то рядом. Он связан с этим местом. Это не случайность. Я чувствую, что здесь осталась какая-то часть его — след, путь, знак. Если мы хотим его поймать, мы должны начинать отсюда.

Она не стала спорить. Просто кивнула, и мы продолжили поиски. Мы провели почти час, осматривая каждый камень, каждый угол. Поднимали мох, заглядывали под разрушенные плиты, пытались найти хоть что-то. Даже Юна, всегда спокойная, начала высказывать сомнение. Вест всё больше мрачнела, и я понимал: её терпение на исходе.

Наконец, вернулся инквизитор, которого отправили в общежитие. Его лошадь была измотана, сам он выглядел не лучше — пыльный, хмурый.

— Велария не нашли, — сообщил он. — Комната пуста. Соседи говорят, что его не видели со вчерашнего вечера. До начала беспорядков — никаких следов. Будто исчез.

Я сел на упавшее дерево. Всё, что мы знали, рассыпалось в сомнениях. Всё, за что я цеплялся, ускользало. Веларий, маска, магия — и всё это без результата. Что-то важное ускользало, и я не мог понять, что именно.

Рядом остановился тот самый инквизитор-наблюдатель. Он не смотрел на меня, говорил спокойно:

— Такой бойни я не видел с тех пор, как был в Эвате во время осады.

Я повернулся к нему:

— Вы воевали там?

Он кивнул:

— Я был миссионером. Когда началась осада войсками Скантории, город оказался в изоляции. Эват — это по сути лес, окружённый стенами. Эльфы, что там жили, были тесно связаны с природой. Дичи и птиц было много, мы справлялись, но воды не хватало. Тогда старейшины нашли древний проход, ведущий за пределы города к реке. По нему носили воду. Это спасло многих.

И тогда меня осенило. Мы же рядом с рекой. Близко. Там может быть такой же проход. Старая тропа. Подземный путь.

— Нам нужно проверить берег, — сказал я. — Пройти вдоль реки. Если где-то и есть укрытие, то оно либо у воды, либо под ней.

Вест метнула на меня взгляд, потом повернулась к отряду:

— В колонну. Идём. Без самовольства.

Мы двинулись по берегу. Лес по-прежнему был глух, мрачный. Даже шаги казались в нём слишком громкими. Юна шла рядом, наготове, постоянно оглядываясь. Лорен сжимал рукоять меча так, будто чувствовал — что-то грядёт.

И вот — между корнями старого дерева, у самого берега, я заметил углубление. Сначала оно казалось просто провалом в почве, но приглядевшись, я увидел очертания: между камнями и мхом скрывался проход. Узкий, едва заметный, но настоящий. Из него тянуло влажным, прохладным воздухом, в котором было что-то гниющее, чужое.

Я опустился на колено и провёл рукой по земле. Следы. Едва различимые, но свежие. Кто-то был здесь совсем недавно.

Я поднялся, повернулся к Вест:

— Мы нашли вход. Он здесь.

Все, кто был рядом, поняли: мы наконец приблизились. Внутри нас ждало неизвестное. Но теперь у нас был путь. И времени терять больше нельзя.

Я стоял у входа в пещеру и чувствовал, как с каждым вдохом воздух становился плотнее и тяжелее. Он был не просто влажным — в нём ощущалась древняя сырость, впитавшая в себя время и забвение. Этот запах напоминал о пережитом: катакомбы, кровь, имя Дракса, о невыраженных словах, которые я так и не успел сказать Еве. Где-то внутри, глубоко в сознании, вновь шевельнулась Тень. Она не произнесла ни слова. Её молчание несло в себе вес гораздо больший, чем любой крик. Оно было предчувствием. Оно давило. Оно ждало.

Позади меня собирались остальные. Я слышал, как дышит Юна — спокойно, но сдержанно. Она стояла рядом, и в её взгляде, устремлённом в темноту, читались тревога и решимость. Лорен был немного в стороне. Его лицо, как обычно, хранило полуулыбку, но пальцы на рукояти меча говорили за него — он был напряжён. Мы оба привыкли скрывать страх, но сегодня даже привычные маски казались лишними. Вест сохраняла привычную стойкость, её поза была выверенной, взгляд — сосредоточенным. Остальные инквизиторы образовали кольцо. Никто не шутил. Никто не отвлекался. Мы все понимали: то, что ждёт впереди, не будет ни обычным, ни прощающим.

Я сделал первый шаг внутрь.

Свод пещеры сомкнулся над головой, и свет, казалось, исчез полностью, словно его отрезали от мира. Внутри не было пустоты, наоборот — здесь что-то звучало. Не речь, не шум — словно сама пещера нашёптывала что-то сквозь капли, камень, тишину. Под ногами — гладкие плиты, отполированные веками. Кто-то ходил здесь. Часто. Это место не было забытым, несмотря на то, что о нём никто не говорил вслух.

Каждый мой шаг был шагом прочь от привычного. Смерть, тень, страх перед осуждением — всё осталось позади. Здесь, в глубине скалы, я уже не был учеником или сыном благородного дома. Я был тем, кого сформировали выборы, боль и магия. Тем, кем боялся стать, и кем, возможно, должен был стать.

Юна на мгновение коснулась моей руки. Это было молчаливое напоминание: она рядом. Она идёт не позади — она идёт со мной. Я кивнул, не зная, видела ли она это движение. Слева шёл Лорен, его клинок слегка царапал камень. Вест позади нас шла почти бесшумно, но я знал — она внимательна ко всему.

Проход становился уже, воздух — гуще. Возникало чувство, что само пространство здесь наполнено чьим-то вниманием. Магический след или нечто большее — я не знал. Но это ощущалось.

Я знал, что за следующим поворотом — не просто ответы. Возможно, нас ждёт то, что навсегда изменит всё. Всё, к чему мы были готовы, может оказаться недостаточным.

Маски спадают. Не только у врагов. Мы снимаем свои. Те, что привыкли носить, чтобы не показывать страх, сомнение, стыд. В этой темноте невозможно спрятаться за именем, должностью или прошлым. Здесь каждый останется наедине с собой. С тем, кем он на самом деле является.