Собственно, новость меня не сказать, чтоб удивила. Все, увиденное за последнее время как бы намекало, что Эдем — немного не то, за что себя выдает. Слишком уж много тревожных звоночков было. Сначала — задания, от которых невозможно отказаться. Потом — поведение робота, который пытался уничтожить Лису и Серого. Файл, найденный в инфодампе ученого. Ну и как вишенка на торте — мои видения. То ли из прошлого, то ли из будущего, то ли вообще порождение умирающего мозга, тем не менее, они меня настораживали. А я привык относиться с подозрением ко всему, что выглядит подозрительно.
С другой стороны — возможно это банальная паранойя. Ведь что предшествовало подключению? Настройка ретранслятора. А следовательно — возобновление контроля Эдема над этой территорией. Может, он наоборот хотел мне плюшек подкинуть? Там, не знаю, карту обновить, координаты ангара, где меня тяжелый танк ждет, скинуть, или, на худой конец, схрон с штурмовым экзоскелетом обозначить…
Угу, и для этого понадобилось менять системные файлы… Нет уж, с того момента, как от гребаной флешке в голове зависит моя жизнь, я, пожалуй, поостерегусь давать к ней доступ кому не попадя. А то мало ли…
— Симба, что у нас дальше на повестке дня? Миссия выполнена?
— Входящие подключения заблокированы брандмауэром по распоряжению носителя. Я не могу получить информацию об успешности миссии.
— А сформировать ее, значит смог, да?
— Формирование миссии производится независимым протоколом Эдема, входящим в состав инструкций, и основывается на анализе визуальной и тактической информации. То есть, оно автономно, и я не могу этим управлять.
Я вздохнул. Боже, ну почему всегда все так сложно, а?
— Ладно. Значит, сейчас наша задача — вернуться к станции и лично убедиться в том, что ворота гостеприимно распахнуты, внутрь ведет коворовая дорожка, а медицинский модуль сговорчив и податлив…
— Требуется повторная постановка задачи с менее абстрактными вводными, — проговорил Симба.
— Ох ты ж и зануда… — я закатил глаза. — Возвращаемся к станции Эдема, говорю. Строй маршрут. Только не через подземку, мать ее! Вниз я больше не полезу.
— Задача принята, — Симба на несколько секунд умолк, а потом отрапортовал: — Маршрут построен.
— Ну и отлично. Значит, погнали. Пожрать бы еще чего найти по дороге…
Сходня в этих местах была широкой и спокойной. Берег завален строительным мусором, каким-то хламом, грудами битого кирпича, и в целом был не сказать, чтоб легко прозодимым. Но Симба уверенно подсветил береговую линию как оптимальный маршрут.
— Минимум препятствий. Высокая вероятность отсутствия аномальной флоры и механической активности, — сообщил он в своем обычном, абсолютно бесстрастном тоне.
Я хмыкнул, перебираясь через обломок бетонной плиты
— Минимум препятствий, говоришь? Ну да, прям как по проспекту фланируешь, ни дать, ни взять…
Симба не ответил. Шутки он воспринимал плохо, к этому я уже привык. Впрочем, я часто слышал, что чувство юмора у меня так себе. Но мне плевать: может, шутки и странные, зато не дают с ума сойти окончательно. Потому что если начать воспринимать окружающую действительность чересчур серьезно, ни к чему хорошему это не приведет…
Промзона на берегу встретила меня странной тишиной. Воздух здесь был… другим. Не просто спертым или затхлым, как в развалинах. Он словно был мертвым. Стоячим, гнилым, чужим. А по мере продвижения и тусклый рассветный свет стал меняться. Не резко, не рывком, а будто кто-то невидимый крутил ручку контрастности. Картинка теряла четкость. Как в старых играх, когда видеокарта сдыхает.
Судя по карте, я отмахал большую часть пути, до ГЭС оставалось совсем недалеко, но с каждым шагом ноги наливались все большей усталостью. Будто две свинцовые гири подвесили. Шея, плечи, руки — нло все, будто я два дня траншею копал. Впрочем, неудивительно. Учитывая общее состояние организма, да то, что я в этом состоянии вытворял… Странно, что вообще на ногах до сих пор держусь. Ничего. Сейчас до станции доберусь, подлечусь, а заодно и отдохну. Наверное.
Но это не точно.
Растительность вдоль берега была мертва. Совсем. Не засохла, не увяла, а сгорела. Черные стебли, серый пепел, потрескавшаяся кора на обугленных стволах, странная, стекловидная пленка на листьях… И над всем этим клубилась мгла. И, похоже, это был не туман. Это было что-то иное. Что-то, что не подчинялось ветру. Клубы плыли вдоль забора, нависали над землей, будто дышали…
— Симба, что это за хрень?
Тишина.
— Симба, я к тебе обращаюсь.
Писк. Словно комар над ухом летает, я даже головой потряс. Потом прозвучал искаженный, хриплый голос, будто из старого динамика:
— … конст… деффект сенсорной модуляции… сигнал… нестабильность среды… — и обрубилось.
— Симба?
Снова тишина.
Что за фигня?
Я привычно покосился туда, где на краю видимой зоны висела карта с маршрутом, и выругался. Карты не было. Маршрута, соответственно, тоже. Твою мать… Что за ерунда творится?
Грудь сдавило. Я остановился отдышаться — и тут же увидел, как за груду битого кирпича слева от меня шмыгнула темная, стремительная тень. Твою мать… Вот только неожиданных встреч мне сейчас не хватало!
Чисто машинально, чтобы успокоиться, я активировал клинок… Но имплант не сработал. Какого… Новая попытка — то же самое. Да ну мать твою! Я попробовал снова вызвать интерфейс — тщетно. Ни тактической сетки, ни подсветки маршрута. Ничего.
— Отлично, — прошептал я. — Просто зашибись…
Кажется, с этой местностью явно что-то не так. Вернуться? Мысль возникла и почти сразу же исчезла — назад идти было дольше. А времени и сил — все меньше. Надо просто пройти. Насколько я помнил карту, мне тут идти-то осталось минут двадцать, не больше. Еще немного — и я у станции. Главное не сдохнуть до этого времени…
Я сжал топор. Железо вдруг показалось тяжелее, чем обычно. Руки налились свинцом. Воздух стал густым, липким, как гель. Я кашлянул — в горле першило, на языке появился горький привкус.
Каждый шаг давался с усилием. Будто кто-то пил из меня силы — медленно, мучительно, с удовольствием. Земля под ногами словно выдавливала из меня энергию. Песок цеплялся за ботинки, не отпуская. Бетон хрустел под подошвой, как сухие кости…
Новая тень.
Она скользнула в отдалении между остовами грузовых контейнеров. Еще одна — у перевернутого бульдозера. Я замер.
Тени не имели формы. Не было ни лап, ни глаз, ни хвостов. Только движение, и ощущение — как будто за мной наблюдают. Ждут. Жаждут. Я поднял топор. Лезвие дрожало в руке.
Мир вокруг расплывался. Тени становились гуще. Сердце колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Я сделал еще один шаг — и… упал.
Тело отказалось слушаться. Колени подломились. Земля подо мной пошатнулась, как палуба во время шторма. Грудь сдавило. Тишина стала звенящей. В ушах — гул, будто стоишь у самого края огромной пропасти. В глазах потемнело.
Последнее, что я услышал, прежде чем всё провалилось в серую тьму, был слабый шорох. И кто-то, очень близко, будто что-то шепнул.
Вот только слов было не разобрать.
Вспышка.
Косые струи ливня бьют по лицу наотмашь. Я, не замечая потоков воды, иду вперед по темному переулку. В руке — пистолет.
В отдалении, у решетки, перегораживающей переулок, лежит человек. Вода под ним темнеет, собирается в густую лужу… Лужа — темно-красного цвета. Это кровь.
Я пинком переворачиваю человека на спину.
— Где файлы?
Мужчина стонет, закрывает лицо руками.
— Вы не понимаете! Это… Это нельзя использовать! Опасность слишком…
Я бью его носком ботинка в бок, туда, где темнеет рана. Тот вскрикивает, сует руку в карман, протягивает руку. На ладони — накопитель. Я наклоняюсь и забираю пластиковый прямоугольник.
— Спасибо за сотрудничество!
Рука с пистолетом поднимается. Выстрел.
Что за дерьмо?
Застонав, я попытался подняться. Не вышло. Тогда, вцепившись в топор, как в последнюю надежду, я пополз.
Странно. По времени должно было рассветать, но у меня сложилось впечатление, что мгла стала еще плотнее. Она давила на глаза, давила на уши, давила на мозг… Казалось, что сама жизнь вытекала из меня тонкой струйкой. И с каждой каплей сил оставалось все меньше.
На тело я наткнулся метров через двадцать. Некто в темном камуфляже лежал ничком, ткнувшись лицом в землю. Рядом — рюкзак, какое-то оружие… Однако я не видел ничего, кроме одной детали: фляга. На поясе у мертвеца висела фляга. Тратя последние силы, я сорвал ее, трясущимися руками открутил крышку… О-о-о, нектар… Спасибо тебе, неизвестный… Как же хорошо…
Вспышка.
Коридор из черного стекла заканчивается дверью с напдисью.
«CORE ACCESS. Уровень допуска: НУЛЕВОЙ».
Система сканирует лицо, сетчатку, имплант.
Голос:
— Доступ разрешен.
Дверь отъезжает в сторону, и по глазам бьет свет. Яркий, белый, выжигающий глаза. Он делает шаг вперед, и…
…звук. Словно сквозь вату. Сквозь бетон. Сквозь небытие.
— Что, сынок, плохо тебе, а?
Я застонал, пытаясь открыть глаза. Картинка плыла и рябила. Но лицо… да, лицо над собой я все же увидел. Уф. Вот это меня глючит…
Мужик. Лет под шестьдесят. Здоровый, жилистый, с квадратной челюстью и ясными глазами. Короткая, военная стрижка, потасканный охотничьий камуфляж. На поясе — патронташ, за спиной — двустволка, классическая, как из старых фильмов.
— Эй, — продолжил он, — не лежи. Место здесь, знаешь ли, нехорошее. Не для человека. Вставай.
Он протянул руку. Я посмотрел на нее со скепсисом… и все-таки ухватился. Мозг протестовал, кричал, что все это ненормально, подозрительно, выбивается из логики. Но тело слушалось его хуже, чем этого незнакомца.
Да и что нормального я вообще за последнее время видел?
— Спасибо, — прохрипел я.
Ноги дрожали. Голова кружилась. Но стоять я мог. Пока.
— Далеко ли идешь, сынок? — спросил охотник. Голос у него был ровный, спокойный. Будто мы стояли где-нибудь в лесу, на опушке, а не в странной зоне, где отрубаются импланты и с ума сходят даже крысы.
— Да нет, — сказал я. — Тут недалеко. До Сходненской ГЭС бы дойти. Там у меня… дело.
Не знаю, почему, но я вдруг почувствовал к мужику какое-то расположение. Настолько, что выложил первому встречному, да еще и такому подозрительному, свой маршрут и точку назначения.
Мужик кивнул.
— Знаю я ту дорогу. Пойдем, провожу. Коротким путем выведу. А то тут и заблудиться недолго.
Я кивнул. Возможно, это было странно, но… А какие варианты у меня были? Остаться здесь и тихо сдохнуть?
Мы пошли. Он — впереди, широкими, уверенными шагами. Я — следом, пытаясь не сбиваться с темпа.
— Не голодный ли ты, сынок? — вдруг спросил он. — Гляжу, дрожишь весь.
Я усмехнулся. Голодный ли я? Да я крыс готов ловить и лопать! Пока крутилась вся эта канитель с сетниками, Серым и Лисой, риперами, Бастионом — мне было как-то не до еды. А вот когда закончилась… Одним адреналином сыт не будешь.
— Голодный, — признался я. — Уже давно ничего не ел.
— Ну, тогда так, — сказал мужик, не оборачиваясь. — Сначала ко мне зайдём. Накормлю тебя. А уж потом к станции. Все одно мимо пойдем.
Еда… Звучало чертовски заманчиво.
— Ну, давай, — сказал я. — Только недолго, ладно? — почему-то у меня не было абсолютно никакого чувства опасности. Как будто сто лет мужика знаю. Как будто… Не старый друг, а… Не знаю. Друг бати, вот. Самое точное определение. В годах, умудренный опытом, помнит, как тебя на руках держал…
— Быстро, — кивнул он. — Сварганим чуток — и в путь.
Мы свернули с тропы. И я вдруг понял: я не чувствую, куда мы идем. Ни направления, ни расстояния, ни даже времени. Все вокруг будто замерло. И только мужик этот шагал впереди, не сбиваясь с маршрута. Уверенно и быстро.
Дичь какая-то.
Мы свернули к реке.
Я сразу ощутил перемену: воздух стал гуще, пахнуло водой, травой и чем-то… далеким. Там, где промзона заканчивалась и начиналась природа будто проходила граница. Но не просто ландшафтная. Что-то другое. Как будто шагнул в мир, где все работает по иным правилам.
Между двумя сухими ивами, прямо на берегу, стояла палатка — старая, брезентовая, с прогнутой дугой и закопченными стенками. Рядом горел костер. Настоящий. Не электронагреватель, не инфракрасная плитка, а огонь — живой, трескучий, теплый. Над ним покачивался котелок, из которого шел ароматный пар.
Запах был такой, что желудок скрутило от предвкушения. Что-то наваристое. С мясом. О, боги! Полцарства за кусок мяса!
— Вот и пришли, — сказал мужик. — Вот и дома…
Из-за палатки выскочила собака — здоровенная, черная, с подпалинами, породы не разберешь. Смесь овчарки с чем-то степным. Глаза — умные. Радостно залаяла, вильнула хвостом и ткнулась хозяину в бок.
— Ну привет, привет, — мужик попотрепал собаку по холке, достал из кармана какое-то лакомство, и дал собаке. Та в один присест проглотила угощение, хлопнув пастью, потом отошла и улеглась у палатки, не сводя с меня взгляда.
— Присаживайся, сынок, — сказал мужик, присев на пенек. — Ща подкрепишься, полегчает.
Я сел напротив, на вывороченный из земли корень. Он подо мной скрипнул, но выдержал.
Мужик снял котелок, ловко, по-охотничьи, достал из него черпак и разлил густое варево по жестяным мискам.
— На, держи, — протянул он.
Я взял. Кулеш. Густой, наваристый, с перловкой, с картошкой, с кусками какого-то мяса… Пар клубился, запах бил в нос, желудок завопил от радости.
— Осторожней, горячий, — усмехнулся мужик. — Да не спеши, не отберу.
Я хлебнул.
Господи… Пища богов!
Я даже не помнил, когда в последний раз ел что-то настолько… настоящее. Без консервантов, без химии, без порошковой базы. Просто еда. Простая, как старый дом. И такая же нужная.
Тепло растеклось по телу. Где-то внутри словно свет загорелся. Начали возвращаться силы, перестали гудеть мышцы, перед глазами посветлело… Даже мысли про то, где я и с кем, на какое-то время ушли.
Я ел. Ел молча, сосредоточенно. А мужик смотрел. Добродушно. Мы будто и правда были на охоте. Будто не было никаких мутантов, киборго, Эдема… Только берег, костер, еда и собака, свернувшаяся клубком.
И только где-то на краю сознания шевелилась мысль: что-то здесь не так.
Но она была слишком тихой, а кулеш — слишком вкусным. Потому я к ней не прислушивался.
Пока я ел, мужик говорил.
Голос у него был неторопливый, хрипловатый, с протяжными нотками, как у старого сказочника. Или как у тех, кто слишком долго живет один и отвык торопиться.
— Много нынче шастает по округе… дряни, — задумчиво протянул он, подбрасывая щепку в костер. — Не то чтоб совсем уж чудовища, но… не свое. Не здешнее. Животины — ни одной путной не осталось. Раньше вон — рыбу половишь в Сходне, щучки, голавли, карась с ладонь… Сейчас? Воды пойдешь набирать— и то задумаешься, не зажрет ли за руку. Все изгадили машинерией своей. Прогрессом. Понаплодили гадов и ушли.
Он помолчал, поворошил угли. Пламя вспыхнуло ярче, высветив его лицо. Ничего необычного. Но тень от костра легла как-то не так — будто бы в другую сторону.
Я сделал вид, что не заметил.
— Уж гоню-гоню эту дрянь со своей земли, — продолжал он. — Словно пастух старый. А она все лезет. Прячется, плодится, извивается по закоулкам. Да и люди… какие уж теперь люди остались. Все больше — оболочки. Или хуже.
Он снова посмотрел на меня. Взгляд — теплый, спокойный. Вот только в этих глазах не было возраста. Ни усталости, ни времени. Словно вечный вечер на болоте — без начала и конца.
— Ты, сынок, хороший. Вижу — из живых. Не из тех, кто без искры бредет, — он кивнул в сторону мрака, сгущавшегося между деревьев. — Я тебя короткой дорогой выведу, через плешину. Быстрее дойдешь, пока зона тебя не высосала совсем. Только дрянь эту забери отсюда. Нечего ей тут валяться. Правильно сделал, что с собой ее прибрал.
Я опустил взляд и с удивлением заметил черный штурмовой рюкзак, лежащий у моих ног. Тот самый, что видел рядом с трупом. Это когда я его забрать у спел? Даже не заметил…
— Ну все. Поел? Молодец. Идти пора. Нечего тебе здесь долго делать. Да и дела ждут, как вижу.
Я кивнул и поднялся. Слабость отступила, в голове — ясно, хоть сейчас в бой.
Только лучше не надо.
Под внимательным взглядом мужика я подхватил рюкзак и забросил его за спину.
— Вот и молодец. А теперь — пойдем. Покажу, куда ступать.
Мы тронулись. Костер позади мигнул в последний раз и будто исчез, но я не стал оборачиваться, чтобы рассмотреть подробности. Что-то подсказывало, что делать это не надо. Мы шли молча, шаг за шагом, по мягкой, как болотная подстилка, земле. Воздух густел, звуки исчезали. Я настроился на долгую, вдумчивую ходьбу, но через минуту, может две — не знаю — мужик остановился.
— Ну вот и пришли, — сказал он просто.
Я осмотрелся. Ничего особенного. Роща, чахлые деревья, впереди разлом в земле, как трещина на старом асфальте. Вдалеке — проблеск воды. И странный, почти невидимый дым, что висел между стволов.
— Вон туда, — указал он. — Прямо. И дойдешь. А мне — назад пора.
— Спасибо тебе, — я повернулся, и вдруг не удержался: — Слушай… А ты что, всем помогаешь?
Он усмехнулся. Как-то по-доброму. Как отец, глядящий на сына, который еще не понял, сколько в этом мире дерьма.
— Не всем, — ответил. — А от тебя свет хороший идет. Я таких чувствую.
Я промолчал.
— Ну, иди, — повторил он. — Времени у тебя мало. Не стой. И еще…
Он задержался на мгновение, взгляд стал тяжелее.
— Не верь никому. Ни людям. Ни машинам. Ни себе — особенно если начнешь слышать чужие голоса в своей голове. Понял?
— Понял, — сказал я. И почему-то мне совсем не хотелось спрашивать, что он имеет в виду.
Он кивнул — будто прощаясь.
А потом развернулся и пошел назад. Медленно. Тихо. Растворяясь в тумане.
Я остался один.
Вздорхнув, я сделал пару шагов. Потом еще. Земля под ногами стала твёрже, ветер — ощутимее. Я обернулся, просто чтобы… не знаю. Поблагодарить? Попрощаться?
Но за спиной была только промзона.
Пустая. Грязная. Без костра. Без палатки. Без следов. Просто потрепанный асфальт, клочья мха да вон тот ржавый бак, из которого торчит покореженный прут арматуры. Ни мужика. Ни собаки. Ни следов ног. Ни запаха кулеша. Как будто кто-то все это выдумал.
…А потом я очнулся.
Я все так же лежал на земле, только вместо растрескавшегося асфальта подо мной была трава. Живая, зеленая… Не то, чтоб густая поляна, но даже этот маленький клочок зелени, будто напоминающий о том, что не все в этом мире подвластно смерти, поднимал настроение.
Уф. Что это было вообще?
Я попытался сесть — и удивился, насколько легко мне это далось. Я будто проспал часов двенадцать, перед этим плотно поужинав.
Поужинав…
Я хмыкнул. В желудке действительно было полное ощущение сытости. Как будто…
Как будто кулеша поел, ага.
Что за дичь?
— Контакт с носителем восстановлен, — подал голос Симба. Его голос звучал привычно и бесстрастно. И, проклятье, я чертовски рад был его слышать снова!
— Где тебя носило? — буркнул я, стараясь не показать радости.
— В течение последних трех минут фиксировалось нарушение нейроинтерфейса. Предположительно — из-за экзогенного поля высокой мощности.
— Три минуты? — я приподнял бровь. — Симба, я тут часа три по лесу с мужиком бродил. Ел кулеш, с собакой познакомился. Костер видел.
— Временной разрыв отсутствует. Зафиксированный промежуток — три минуты двадцать четыре секунды.
— Бред какой-то, — я потряс головой.
Неужели мне все это привиделось?
Я поднялся, и едва не споткнулся обо что-то, лежащее на траве. Опустил взгляд. Рюкзак. Черный, штурмовой. Увесистый…
— Твою мать… — пробормотал я.
Так привиделось или нет? Гребаные сбои, гребаный вирус… Кадется, я окончательно перестал понимать, где бред, а где реальность.
Ладно. Подумаю об этом позже. А сейчас надо идти. Прямо. Туда, где слышится плеск воды, а из-за низких, понурых деревьев виднеются строения сходненской ГЭС.
Станция Эдема. Медицинский модуль. Спасение.
— Ладно. Потом разберемся. А сейчас пошли, проверим, успели ли собрать приветственную делегацию.
Вот только что-то подсказывало мне, что красной ковровой дорожки на входе все-таки не будет…