Осколки Протокола. Контур забвения

Глава 7

Гравий хрустнул под ногами, я вылетел из укрытия и нырнул в тень ближайшего проломанного фасада. Слева — рухнувшая остановка с изуродованным остовом автобуса, справа — перекошенный корпус детского сада. Сзади нарастало мерзкое жужжание: «Окулюс», чем бы ни была эта хреновина, надежно зафиксировал меня и теперь вел, наверняка сливая координаты… Кому?

— Расчетное время до контакта с боевыми единицами Улья — сорок семь секунд, — сообщил Симба с тем самым бесстрастным тоном, от которого у меня сводило скулы.

— Давай, давай, считай дальше, мать твою… — прошипел я и свернул в переулок.

Здесь обломков и прочего строительного хлама было значительно меньше, и я смог развить приличную скорость. Вот только долбанный наблюдатель, зависший над головой, как приклеенный, был быстрее. Проклятье!

— Симба, что за боевые единицы? — на бегу спросил я. — Чего мне следует опасаться?

— Гончий Улей — биомеханоидная формация. Предназначена для преследования и уничтожения живых целей. Обычно формация состоит из шести юнитов: разведчик «Окулюс», управляющий модуль на базе биотектора «Скольп», четыре боевых юнита класса «Геллхаунд».

— Гелл… что?

— Робопсы. Высокоскоростные штурмовые юниты. Адаптивный интеллект. Тактическая слаженность. Опасность — высокая.

— Прекрасно. Только пушистых терминаторов мне и не хватало… — пробормотал я.

— Корректировка: геллхаундов едва ли можно охарактеризовать, как «пушистые». Наружный покров биороботов состоит из короткой, жесткой шерсти…

— Ой все, — фыркнул я, прерывая Симбу. — Ты правда считаешь, что меня сейчас интересуют подробности?

— Я считаю, что сейчас следует увеличить скорость и найти укрытие, чтобы сбить «Окулюс» со следа.

— Я очень рад, что мы думаем в одинаковом направлении, — пробурчал я на бегу. — Есть мысли на этот счет?

— Анализирую местность…

Я мчался вперед, как на крыльях, но все равно меня не отпускало ощущение, что погоня дышит в затылок. Я обогнул завал, перемахнул через полусгнившую легковушку, поднырнул под завалившийся столб…

Позади раздался вой. Низкий, гортанный, заунывный. И было в нем что-то еще. Необъяснимое и пугающее, вот прямо до дрожи в коленках. Будто выла сама смерть. Стремительная, неотступная и неотвратимая.

Нутро захлестнул страх, первобытный, почти животный, такой, что аж в глазах потемнело. Я сбился с шага, зацепился за торчащую арматурину и кубарем полетел на землю. Перекатился, вскочил, бешено заозирался, пытаясь подавить панику….

— Симба, что это было? — слегка заикаясь, пробормотал я.

— Вой геллхаунда, — невозмутимо ответил ассистент. — Тактический элемент. Используется для когнитивной дестабилизации цели. Эффективность: высокая. Воздействует на эмоциональные центры и двигательную координацию.

— Охренеть, — пробурчал я. Если и дальше так пойдет, им за мной и гоняться особо не придется. Все, чего мне сейчас хотелось — забиться в темный угол и дрожать там, обхватив руками коленки.

— Вой геллхаунда воздействует на нервную систему носителя, заставляет вырабатывать кортизол и адреналин, пробуждает древние поведенческие паттерны, основанные на страхе неизвестного, — продолжал Симба. — Я могу запустить протокол электрохимическрой стабилизации, стимулировать секрецию дофамина и серотонина, чтобы снизить уровень психического воздействия на носителя.

— Я нихрена не понял, что ты тут несешь, но если это поможет — то действуй, — буркнул я.

— Активация протокола электрохимической стабилизации, — отозвался ассистент.

Пока Симба разбирался, как сделать, чтобы я не навалил себе в штаны, когда преследователи решат снова повыть, я свернул во дворы и метнулся к ближайшему подъезду. Не то, чтоб я надеялся отсидеться внутри: подозреваю, что этот их Скольп, координирующий Улей, не идиот, и поймет, куда я делся, пропав из поля зрения, но попытаться запутать наблюдателя не помешает. Кроме того, если верить карте, которую Симба услужливо «подвесил» у меня перед глазами, переулок заканчивался тупиком, а значит, нужно искать другую дорогу. Так почему бы не пройти сквозь здание?

— Регистрирую сигнатуру геллхаунда, — проговорил Симба. — Один из штурмовых юнитов вырвался вперед. До контакта — тридцать секунд.

Я выругался. Бросил взгляд на карту. Симба подкорректировал интерфейс, и теперь зеленая точка обозначала мое местоположение. Но на карте появилась еще одна — мерцающая тревожным красным светом. И сейчас она стремительно приближалась.

Проклятье. Уйти не успею. Придется вступать в бой. Только сначала нужно обеспечить себе более выгодную позицию.

Я пулей взлетел по лестнице, ведущей на второй этаж, рванул на себя ближайшую дверь, грохнул защелкой и затаился.

Красная точка на карте приблизилась. Я прислушался. Где-то снаружи послышался скрежет, будто металлом по бетону провели. Шаги. Я буквально видел, как смертельно опасная тварь вошла в подъезд и замерла, оглядываясь, сканируя пространство в поисках наглого беглеца.

Снова хруст и скрежет. Геллхаунд поднимался по лестнице. Шаги звучали все ближе и ближе, замерли в считанных метрах. Две точки на карте практически слились в одну…

И снова раздался вой — низкий, проникающий под кожу. Не звук — ощущение. Словно кто-то вонзает в мозг зазубренный крюк и медленно тянет за него. Но теперь на этом все и закончилось. Мне было неприятно, почти физически больно, но первобытного страха я больше не испытывал. Молодец, Симба,

Но не успел я порадоваться, как за дверью снова скрежетнули когти, а потом что-то ударило в створ. Мне показалось, что даже дом вздрогнул. Дверь дернулась, металл захрипел, а задвижку изогнуло. Выругавшись про себя, я уперся в дверь — и тут же отпрянул.

Вторым ударом жесть порвало, как консервную банку. Внутрь полезла морда — огромная, щелкающая пастью, похожая на череп крысы в бронекожухе. Глядя на морду геллхаунда, я понял, почему Симба отказывался называть этих тварей пушистыми.

Короткая, жесткая шерсть росла пучками, практически не скрывая дубленую, покрытую язвами кожу. На лбу у монстра топорщился гребень из свалявшейся белесой шерсти, уходящей на спину. Из пасти, утыканной клыками, больше похожими на зубья гидравлического инструмента, вырывалось зловонное дыхание.

Адская псина рванулась еще раз, пролезла до плечей и застряла. Я не стал дожидаться, пока пес предпримет попытку освободиться. Я начал действовать.

Выдернув из-за спины арматурину, я размахнулся.

От первого же удара у геллхаунда лопнул глаз. С мягким хрустом, будто скорлупа яичная продавилась. Из глазницы плеснуло желтой жидкостью, а пес взвыл — не тем воем, что подавлял волю и заставлял трястись поджилки, нет. Тварь практически визжала от боли, и, хотелось надеяться, страха. Геллхаунд задергался, пытаясь втянуть морду обратно в коридор, но я ударил во второй раз. Удар пришелся по пасти, порвал кожу и выворотил несколько зубов. Тварь бешено билась и клокотала, пытаясь вырваться из плена, а я перехватил арматурину, приставил ее к пустой глазнице и резко толкнул, наваливаясь на импровизированную ручку всем телом. Прут преодолел слабое сопротивление, что-то хрустнуло, треснуло, а потом арматурина резко пошла вперед, пока не уткнулась концом в кости затылка. Геллхаунд дернулся, задние лапы в коридоре проскребли по бетону, а потом по телу монстра пробежала судорога и он обмяк. Все, готов. Минус один.

Я стоял, тяжело дыша. Арматура торчала из головы геллхаунда, как зубочистка из авокадо. Пот стекал по шее. Запах был такой, что желудок сжался в кулак: смесь паленого мяса, гнили и чего-то, что невозможно описать — слишком чужого. Как если бы кто-то сжег тело на костре из пластиковых кукол. Какая мерзость…

— Угроза нейтрализована, — констатировал Симба.

— Спасибо, блин, а я и не заметил, — буркнул я, выдергивая арматурину и вытирая ее о шерсть геллхаунда. — Вот только есть нюанс: это первый пес. Из четырех.

И, словно подтверждая мои слова, в подъезде раздался протяжный вой, эхом отразившийся от бетонных стен. Так. Кажется, пора сваливать.

Рывок — и я лечу в окно. Рама трещит, стекло сыплется крошкой… Сгрупировался, принял асфальт на ладони, перекатился, зацепив плечом обломок кирпича. Больно, блин. Вскочил на ноги, быстро огляделся. Есть проход. Сваливаем!

Над головой послышалось отвратительное жужжание Окулюса, и тут же где-то за спиной прозвучал мощный удар. Второй геллхаунд штурмовал дверь в только что оставленной мною квартире. Ходу, ходу!

Позади раздался треск и звон стекла — геллхаунд доломал и без того развороченную мной раму. Я обернулся на бегу, и едва не упал, споткнувшись.

Пес пролетел по воздуху добрый десяток метров и мягко приземлился на лапы совсем недалеко от меня. Еще в квартире, глядя на морду прорвавшейся сквозь дверь твари, я успел проникнуться ее размером, сейчас же, увидев геллхаунда целиком, понял, что несколько недооценил масштаб трагедии.

Ростом пес был, пожалуй, с годовалого теленка, подозреваю, что и весил столько же. Под шерстью упруго перекатывались мускулы, а лапы в обхвате были побольше моей ноги. Гребень рыжеватой шерсти стоял дыбом, мощные когти царапали асфальт, и весь вид адского пса говорил о том, что, когда он меня догонит, мне не поздоровится. Именно «когда», не «если». Потому что убежать от четырехлапой машины смерти шансов у меня не было.

Пес оттолкнулся от земли и взвился в воздух. Не нужно иметь ученую степень по математике, чтобы выстроить примерную траекторию его полета, и без того ясно — приземлится он прямо на меня. И на этом моя история, полагаю, закончится. Времени на раздумья не было, и я сделал единственное, что мне оставалось в этой ситуации.

Я прыгнул навстречу геллхаунду, ушел в кувырок, и тут же развернул тело, одновременно нащупывая под пыльником обрез на импровизированной перевязи. Рванул, высвобождая оружие, рухнул на спину и тут же спустил оба курка, целясь в летящую надо мной тень.

Грохнуло так, что у меня аж в ушах зазвенело. Выстрел дуплетом угодил прямо в мягкое, ничем не защищенное брюхо твари. Тварь взвыла, сорвавшись на визг, и уже совсем не так грациозно рухнула на бок, забившись в конвульсиях и пытаясь подняться.

Не знаю, чем начинял патроны прежний хозяин обреза, но толк в этом деле он явно знал. Заряд разворотил геллхаунду брюхо, выпустив наружу мутную слизь и обрывки внутренностей. Однако, несмотря на страшную рану, пес был еще жив.

Рыча и дергаясь, геллхаунд попытался подняться. Задние лапы дрожат, из пасти лезет пена, шея вывернута, глаза в белесой пелене… И сквозь эту пелену явственно просвечивает боль, ненависть, и единственное желание: добраться до обидчика и разорвать его на части.

И черт меня дери, если это ему не удастся!

Прыгнув вперед, я подхватил первый попавшийся обломок — кусок бетонной плиты с торчащей арматурой. С трудом подняв его, я размахнулся и что было сил обрушил плиту прямо на голову твари.

Хрясь.

Тварь дернулась и обмякла, а я выпрямился, тяжело дыша, и не веря в то, что у меня все-таки получилось.

— Ну что, — выдохнул я. — Два из четырех, да, Симба? Осталось успокоить еще парочку, и можно будет хоть чайку попить…

— Прогноз некорректный. Вероятность успешного исхода при столкновении носителя с оставшимися шутрмовыми юнитами Улья — меньше десяти процентов.

— Спасибо за оптимизм. Я тоже верю в тебя, брат! — скривился я.

И тут по ушам снова ударил вой.

Не тот, который я уже слышал. Этот был полон боли, рвал уши и пробирал до самых позвонков. В нем было что-то… человеческое? Вой перешел в визг, граничащий с истерикой, будто кто-то страдает так сильно, что орет не голосом — душой. Вот только есть ли душа у этих тварей? Сомневаюсь.

— Что это ещё за хор мальчиков-кастратов, Симба? — я снова перешел на бег. Стоять и слушать завывания неведомого урода было некогда, нужно сваливать.

— Источник сигнала: биомеханоид Скольп. Возможная причина: гибель подчиненных юнитов. Скольп настолько тесно связан с подопечными, что испытвает физическую боль при их гибели.

— То есть, у нас тут, прости господи, чувствительный руководитель?

— Уточнение: болевая реакция вызывает всплеск активности. С высокой вероятностью произойдет переоценка угрозы со стороны носителя. Вероятность вызова подкрепления стремится к ста процентам.

Я витиевато и заковыристо выругался. Замечательно. Убил двух собачек — и теперь за мной будет охотиться вся их родня? Странно, мне казалось, что этот день сильнее уже не испортить…

— Вот бы ты что хорошее сказал… — пробурчал я, на бегу пытаясь перезарядить обрез.

Впереди — тупик. Набирая скорость, снова ныряю в раззявленную пасть подъезда. Шаткие ступени, перекошенный проем, заваленный коридор. Бегу, скользя по пыльному полу, выпрыгиваю в пролом в стене, приземляюсь в хищные кусты, срываясь с места, прежде чем они успевают отреагировать, перепрыгиваю бетонный блок…

Сзади гремит что-то тяжелое. Звук, будто бетон треснул. Твою мать! Скосив взгляд на карту, вижу быстро приближающуюся красную точку. За ней — еще одну. Собратья убитых геллхаундов спешат отомстить. И, такими темпами, у них вполне может это получиться…

Влетев в узкий двор-колодец, я пробежал вдоль остатков детской площадки, зацепил локтем трубу… Впереди — кирпичный забор. Я разгоняюсь, прыгаю, переваливаюсь через стену и снова приземляюсь на ноги. Удар в пятки, хруст в колене, но бежать могу.

Над головой — мерзкое жужжание Окулюса. Тварь механическая! Вот бы мне немного времени и полноразмерный дробовик вместо обреза, с радостью бы с тобой пообщался, хрень летающая… Но чего нет — того нет, а потому прости, бежать надо, дела у меня… Важные, неотложные. Например — не дать сожрать себя парочке адских гончих.

Ноги горят, дыхание рвется, но я не останавливаюсь. Впереди — пролом в ограде, темный провал между домами. Других вариантов, кажется нет, нужно туда. Бегу, проламываюсь через кусты, на этот раз — вполне обычные, без плотоядных замашек, миную пролом и на миг останавливаюсь.

Впереди раскинулась заброшенная промзона — ржавые контейнеры, сорванные крыши цехов, покосившиеся заборы и бетонные пятна на земле, где когда-то были дороги. В воздухе — стойкий запах масла, озона и гнили. Техногенное кладбище. Позади слышится вой, причем его источник гораздо ближе, чем мне хотелось бы. Что самое отвратительное — воющему геллхаунду отвечает второй, вот только он находится сильно правее и дальше.

В клещи берут, сучьи дети…

Я рванул вперед, что было сил. Асфальт под ногами превратился в кашу из грязи, щебня и ржавого железа. Над головой — стрекот и жужжание.

Окулюс.

Никуда не делся.

Крутится, следит. Как стервятник.

Чтоб тебе пусто было, сволочь…

Симба молчит, но я и сам понимаю — если сейчас замедлюсь, мне конец. Вперед, только вперед. Пока преследователи не устанут, или я сам не рухну в изнеможении.

И что-то мне подсказывает, что второй вариант развития событий куда как реалистичнее.

И тут, в просвете между корпусами, я увидел здание.

Невысокое, обшарпанное, с заляпанными окнами. На бетонной стене — выцветшая эмблема: круг, в который вписана шестерёнка и надпись «Мосметрострой».

Под ней — полузасыпанный вход с массивной металлической дверью и валяющимся рядом сигнальным конусом.

— Что за хрень, Симба?

— Технический объект. Предположительно — служебный спуск в инфраструктурный тоннель, — тут же ответил ассистент.

Спуск? В тоннель?

Кажется, мне это подходит.

От слов «служебный спуск» за версту несло теснотой и клаустрофобией. А это значило, что тварям развернуться там будет негде. А вот мне… Интересно, как воспримет геллхаунд заряд дроби в морду?

Кажется, сейчас мне подвернется шанс это проверить.

Я рванул к двери. Дыхание рвалось, грудь сжала петля боли, а в ушах кузнечным молотом грохотал пульс.

Что-то изменилось.

Я скосил взгляд на карту. Красные точки, отмечавшие положение геллхаундов, остановились на солидном удалении от меня. Я не выдержал и обернулся.

Один из геллхаундов совсем по-собачьи сидел в доброй сотне метров, на другой стороне дороги и пристально смотрел на меня. Второй петлял вблизи, нервно, как будто не знал, что делать. Окулюс все так же кружил вверху, но как будто бы тоже в отдалении. Скольпа, чем бы ни была эта штуковина, видно не было.

— Симба, объясни. Почему они остановились?

— У меня нет ответа, — мне показалось, что в обычно бесстрастном голосе ассистента звучат нотки растерянности. — Возможно, территория помечена для Улья, как запретная.

— Запретная? И кто же может что-либо запретить этим тварям?

— Управляющие алгоритмы. Внутренние директивы. Вероятность утраты целостности Улья.

— То есть… Они боятся сюда идти? — я поежился. Это что за неведомая хтонь должна быть, чтобы адские твари отказались от преследования из-за страха?

— Ответ отрицательный. Биомеханоиды не испытывают страха. Прекращение преследования может быть вызвано целесообразностью. Приоритет цели ниже приоритета сохранения целостности. Но это — лишь теория. Точного ответа у меня нет, поведение биомеханоидов аномально.

Прекрасно. Просто отлично. Когда даже искуственный интеллект не знает, что происходит — значит, все точно плохо.

Я уставился на служебный вход.

— И чего же, падлы, вы можете там бояться? — пробормотал я, глядя на темнеющий зев двери.

Ответа не последовало. Только ветер прошелестел по ржавым обломкам где-то в стороне.

— Ну и ладно. Не идете — и хрен с вами.

Я шагнул к двери и потянул за ручку.

Что бы там ни было, других вариантов у меня не было. Или под землю, или назал, в пасть к геллхаундам. Есть там что-то впереди или нету — вопрос дискуссионный, но сзади меня точно ничего хорошего не ждет. А значит — вперед и только вперед.

В конце концов, даже если вас съели, у вас есть, как минимум, два выхода, а меня пока что еще никто не проглотил. Кроме того, я все равно собирался спускаться в метро, а так, получается, еще и срежу.

Главное, не пожалеть о своем выборе. Но, с другой стороны. что может быть хуже, чем оказаться в пасти геллхаунда?

Внутренний голос мне подсказывал, что, продолжая ломиться вперед, я вскоре могу получить ответ на этот вопрос, но я приказал ему заткнуться.

Семь бед — один ответ. Я пока жив, а что там впереди — дело десятое.

Так что, будем решать проблемы по мере их поступления.