Гость крепко пожал мою руку. Я отметил, что его ладонь была горячей и немного шершавой — чувствовалось, что человек привык к работе.
— Иван Семёнович Шапочкин, — представился он. — Заведующий овощебазой номер семь.
Я кивнул, оценивая ситуацию. В 1964 году такая должность означала серьёзные связи: снабжение магазинов, взаимодействие с партийными чиновниками, возможность достать редкие товары.
— Сергей, — ответил я просто.
Мама засуетилась, пододвигая стул:
— Садитесь, Иван Семёнович, чайку попьём! Пироги только из духовки, с капустой есть, с яблоками.
Гость улыбнулся, сел.
— Спасибо, Елена Георгиевна, но я ненадолго, — он повернулся ко мне, и его взгляд стал серьёзнее. — Сергей, я человек прямой. Ты мне жизнь спас, и я в долгу не останусь. Скажи, чем я могу помочь. Позволь, я сразу поясню, что могу достать в Москве многое… Ты не стесняйся, только скажи.
Я пожал плечами:
— Да, у нас, так-то, все есть…
— Похвальная скромность, но ведь это твой подвиг — ты мне жизнь спас, пока другие мимо проходили.
— Кто угодно на моём месте так бы поступил, просто не разглядели, что не алкаш лежит, а у вас приступ…
— Кто угодно этого не сделал — это был ты, — Иван Семёнович хмыкнул, — что ж, не хочешь, не говори. Но я всё равно в долгу не останусь. Ладно, не буду вам докучать, надеюсь, еще увидимся.
— Вот возьмите пирожок, макайте в варенье, — улыбнулась мать.
— Теплые… — приняв угощение, проговорил гость. — У-у… Какие вкусные! Ну, теперь я вдвойне обязан… Может, из техники бытовой что-то надо или мебели? Ну? Вы только намекните.
Мать приоткрыла рот, явно собираясь вставить что-то насчет пылесоса, но я едва заметно покачал головой. Она сжала губы и лишь молча отпила чай в кружки.
— Нам ничего не надо, — ответил я. — Живём нормально, всё у нас есть.
Как-то не привык я принимать подарки от посторонних, да и не за презенты оказал тогда помощь человеку.
Иван Семёнович зажевал губу, постучал пальцами по столешнице.
— Ну как же так? Я же должен как-то отблагодарить. Если уж на то пошло, мне и самому это нужно. Вы подумайте, ладно?
Я задумался на секунду. В голове мелькнул образ дяди Бори — его потрёпанный спортивный костюм, дрожащие руки, выброшенные сигареты. Он начинает новую жизнь, хорошо бы ему подсобить в этом. Пусть будет дополнительный стимул.
— Вот что, Иван Семёнович. Есть у меня один товарищ, — начал я не спеша. — Сосед. Дядя Боря. Годков немолодых, за пятьдесят уже. Хороший мужик, только работа у него… непостоянная. Шабашка. Возьмёте его к себе? Вот это было бы мне приятно.
Гость задумался, снова постучал пальцами по столу, а затем просиял:
— Это можно устроить. Он кто по специальности?
— Грузчиком трудится, университетов не кончал.
— Ну, это и не нужно, у нас работа другого профиля, так сказать. Начнёт с низов, конечно же. А там посмотрим, как себя покажет. Грузчиком для начала пойдёт к нам на склад?
— Да хоть бы и грузчиком, — сказал я и добавил: — Но на постоянку. А дальше пусть сам думает, старается.
— Если с дисциплиной и трудолюбием у этого Бориса все нормально, то в грузчиках не задержится, — заверил гость. — Прямая дорога в кладовщики. Ну и дальше, как себя покажет…
— Спасибо, я с ним поговорю. Он будет стараться.
— Замечательно, — Иван Семёнович махнул рукой. — Да хоть завтра пусть и выходит. Я кадровичке скажу. Хотя нет, давай вот как — скажи, к восьми утра пусть подходит к овощебазе седьмой. Пусть спросит бригадира Степаныча. Он на него посмотрит, а после с трудовой — в кадры. Я всё устрою. База на Сельскохозяйственной улице находится, склад № 3.
Я кивнул. Дядя Боря, конечно, не ожидает такого поворота, но это ему должно помочь. Потому что в последнее время он приуныл, явно не радовался ночным шабашкам. Да и возраст уже не тот, чтобы по ночам вагоны разгружать.
Гость отхлебнул ещё чаю, но задерживаться не стал.
— Мне пора. Заходите как-нибудь, если что — обращайтесь.
Мы вышли в коридор, чтобы проводить гостя до двери. Но пока Иван Семёнович натягивал пальто и поправлял шляпу, мать тихо ойкнула и вдруг засуетилась:
— Совсем забыла! Иван Семёнович, до свидания, а мне надо бежать!
— Куда это ты? — удивился я, наблюдая, как мать накидывает платок на плечи.
— К Зинаиде Павловне! Они с мужем телевизор купили. «Рекорд», новый, — с нотками гордости сказала она. — Теперь всем подъездом у них собираемся, передачи смотрим вечером.
Мать кивнула нам и, накинув платок, вышла. Иван Семёнович проводил её задумчивым взглядом.
— Всего доброго, — сказал он мне, пожав на прощание руку, и вышел. — Рад был познакомиться, Сергей.
— Взаимно, до свидания, Иван Семенович.
Я же закрыл дверь и пошёл к себе — пора конспекты штудировать. Завтра первая часть экзамена по теории, нельзя оплошать, а ещё хуже — наоборот, сболтнуть лишнего.
Утро выдалось прохладным, с лёгкой дымкой над стадионом. Я уже разминался у входа, когда заметил знакомую фигуру в выцветшем спортивном костюме. Дядя Боря шёл медленно, по-прежнему в тех же кирзовых сапогах, но сегодня его шаг был увереннее.
— Физкульт-привет, Серый! Я не опоздал? — хрипло спросил он, подходя ближе.
— Ты? Да никогда, — улыбнулся я.
Мы начали с ходьбы, чтобы разогреться. Дядя Боря при этом всё пыхтел. Я выждал паузу, пока мы заворачивали за первый вираж, и наконец сказал:
— Кстати, у меня для тебя новость. В понедельник ты выходишь на работу.
Он замер. Глаза расширились, потом сузились, будто он пытался понять — не подшучиваю ли я.
— Чего? — спросил он. — Это ты чего удумал?
— Грузчиком на седьмую овощебазу, но на постоянку. В понедельник к восьми утра, склад № 3 на Сельскохозяйственной. Спрашивай бригадира Степаныча.
Дядя Боря стоял неподвижно. Часто моргал. Потом резко отвернулся, будто поправляя шнурок, хотя шнурков на сапоге и не водилось.
— Ну, пойдёшь?
— Это… — голос его сорвался, он откашлялся. — Это как так вышло-то?
— Знакомый один устроил. Помнишь, мы человека спасли на остановке? Вот, он приходил. Представляешь, он зав овощебазы.
Он медленно выпрямился, потер подбородок. Потом резко протянул руку.
— Спасибо, Серёга, — ладонь его была твёрдой, шершавой от работы, но сейчас она слегка дрожала.
Больше он ничего не сказал. Просто развернулся и вдруг ускорил шаг, переходя на бег. Я догнал его, и мы пробежали первый круг в молчании.
На этот раз он продержался дольше. Первый круг прошёл ровно, на втором — запыхался, но не сбавил шаг. Лицо покраснело, дыхание стало хриплым, но он бежал, стиснув зубы. Когда мы закончили второй круг, он остановился, упёршись руками в колени.
— Всё… хватит… Уф! Умотал дядю Борю! — выдохнул он, но в глазах была уже не злость, а какое-то новое упрямство.
— Завтра три круга сделаем, — сказал я.
— Ага, — усмехнулся он и вытер лоб рукавом. — Завтра.
Мы пошли к выходу. Дядя Боря шёл молча, но я видел, как он украдкой проводит рукой по глазам. Потом повернул голову ко мне и спросил:
— А что, на базе-то… форма какая? Сапоги-то мои пойдут? Хе…
— Думаю, да, — ответил я. — Там не парад, а работа. Но спецовку выдадут, не сомневайся.
Дядя Боря кивнул, задумался.
— Ладно… Значит, в понедельник.
У стадионных ворот мы разошлись. У соседа свои дела, ну а мне пора было домой и на экзамен. Перед тем, как повернуть за угол, дядя Боря вдруг крикнул мне вслед:
— Серёга!
Я обернулся.
— Спасибо.
Он не стал ждать ответа, резко развернулся и зашагал прочь, высоко подняв голову. Ну а я побежал дальше, улыбаясь про себя.
Здание аэроклуба встретило меня шумом голосов и нервным гудением экзаменующихся. В коридоре толпились курсанты — кто-то лихорадочно листал конспекты, кто-то курил на крыльце, выпуская клубы дыма в осенний воздух.
Я сразу заметил Катю. Она стояла у стены, сосредоточенно просматривая записи.
— Привет, — подошёл я к ней. — Готова?
Катя чуть вздрогнула от неожиданности, подняла глаза и улыбнулась:
— Привет. Надеюсь. Хотя… — она понизила голос, — … всякое может быть. Виктор всё говорил о каких-то «избранных», — Катя кивком головы указала куда-то в сторону.
Я посмотрел в указанном направлении. У окна, развалясь на подоконнике, сидел мажорчик. Сейчас он демонстративно отвернулся, делая вид, что не замечает меня.
— Пусть болтает, — пожал я плечами. — Это он умеет.
В этот момент в коридоре появился Володя, с которым мы разговаривали в буфете Политехнического музея.
— Сергей! — он оживлённо махнул рукой.
— Привет! — улыбнулся я и повернулся к Кате. — Познакомься, это Володя, тоже болеет небом. А это Катя.
— Очень приятно, — парень вежливо кивнул. — Сергей говорил, ты отлично разбираешься в технике.
Катя смутилась, но тут же оживилась:
— Вы слышали, в «Юном технике» писали про новую модель Як-18? Говорят, на нём теперь можно отрабатывать сложные манёвры!
— Точно! — оживился Володя. — И ещё там модернизировали приборную панель.
— А я читала, — добавила Катя, — что в Подмосковье начали строить новый аэродром для учебных полётов. Говорят, там даже ночные смены будут!
Мы увлеклись разговором об авиационных новинках. Володя рассказывал про недавние соревнования авиамоделистов, Катя — про статью в «Крыльях Родины», где писали про новые методы обучения пилотов. Даже мажорчик пару раз искоса посмотрел в нашу сторону — тема была слишком интересной, чтобы совсем уж игнорировать.
Вдруг коридор затих. Из кабинета вышел майор Крутов в безукоризненно отглаженной форме.
— Товарищи поступающие, построиться! — скомандовал он.
Все мгновенно вытянулись в шеренгу. Крутов обвёл нас строгим взглядом.
— Теоретический экзамен проходит в три этапа. Первый — письменные задания по основам аэродинамики и конструкции самолётов. Второй — устные ответы по билетам. Третий — решение практической задачи на расчёт полётных параметров.
Он сделал паузу, давая нам время на усвоение информации.
— На письменную часть — сорок минут. Кто не сдаст — до устного не допускается. Вопросы есть?
Вопросов не было.
— Тогда заходите по списку. Первая пятёрка — за мной.
Когда Крутов развернулся и ушёл в кабинет, мажорчик тут же выскользнул вперёд, нарочито задев меня плечом.
— Держись, выскочка, — прошипел он. — Сегодня узнаешь, кто тут на самом деле имеет право на небо.
Хотелась дать ему леща, но я сдержался — понимал, что он специально провоцирует меня при свидетелях. Ладно… живи пока…
Катя тревожно посмотрела на меня, но я лишь успокаивающе улыбнулся.
— Не переживай, — сказал я. — Кстати, конспекты твои мне очень помогли. Спасибо.
Она кивнула, но пальцы её всё ещё нервно перебирали край блузки.
— Только… — она вдруг замялась, — … среди экзаменаторов мой отец… Он очень строгий.
Я удивлённо поднял бровь. Так вот чьи конспекты были такими точными!
— Обещаю не позориться, — пошутил я.
Дверь кабинета снова открылась.
— Следующая группа — заходите!
Мы с Володей переглянулись.
— Поехали, — сказал он.
— Поехали, — кивнул я и шагнул вперёд.
Дверь кабинета закрылась за нами с глухим стуком. За столом сидели три экзаменатора. Справа — майор Крутов, его лицо было невозмутимым, как всегда. В центре — седовласый мужчина в очках, которого я сразу узнал по сходству с Катей. Слева — тот самый Серый, с которым я разговаривал после экзамена по физподготовке. Его присутствие здесь было неожиданным, но я постарался не показывать удивления.
— Фамилия? — спросил Крутов, разворачивая журнал.
— Громов.
— Приступайте к письменной части.
Я сел за указанное место, положив перед собой два карандаша (один запасной) и резинку. На столе передо мной лежал лист с вопросами. Я пробежал глазами:
1. Основные силы, действующие на самолёт в полёте.
2. Принцип работы элеронов.
3. Расчёт минимальной скорости для горизонтального полёта Як-18.
4. Действия пилота при отказе двигателя.
Вопросы были стандартными, всё это я знал назубок. Взял карандаш и начал писать, стараясь выводить буквы чётко. В голове всплывали строчки из учебников и конспектов Кати: «Подъёмная сила зависит от угла атаки и площади крыла… Элероны создают крен за счёт разницы подъёмной силы…»
Через двадцать минут я уже заканчивал последний ответ, когда услышал шёпот за спиной:
— Смотри-ка, выскочка уже почти закончил. Наверное, списывает.
Это был голос мажорчика — Виктора. Он сидел сзади и, видимо, не мог удержаться от комментария. Видел, что строчу я быстро, почти без остановки, и это его явно задело.
Я обернулся и взглядом показал ему «ша». И продолжил писать. Но мажорчик и его прихвостень продолжали шушукаться.
— Тишина в зале! — рявкнул Крутов.
Я дописал последнюю фразу и поднял руку.
— Сдаю.
Крутов взял мою работу, пробежал глазами и кивнул:
— Переходите к устному экзамену.
Я подошёл к столу экзаменаторов. Катин отец снял очки и протёр их клетчатым носовым платком, изучая меня взглядом.
— Билет номер семь, — сказал он сухо.
Я развернул билет и зачитал:
1. Аэродинамические характеристики крыла.
2. Порядок действий перед взлётом.
3. Особенности полёта в турбулентности.
И снова вопросы показались мне несложными.
— Крыло создаёт подъёмную силу за счёт… — начал я, но тут Серый перебил:
— Подождите. Сначала скажите, как вы понимаете термин «критический угол атаки»?
Вопрос прозвучал не по билету, а ведь обычно принято сначала закнчивать основной ответ. Я почувствовал напряжение в его взгляде — Серый явно проверял меня.
— Это угол, при котором воздушный поток отрывается от поверхности крыла, — ответил я ровно. — Превышение ведёт к сваливанию.
— А как определить его на практике? — прищурился Серый.
— По поведению самолёта. Если ручка управления начинает дрожать, а нос опускается — значит, близко к критическому, — ответил я без запинки.
Серый скупо беззвучно кивнул, но в его взгляде читалось что-то вроде одобрения.
Катин отец снова хмыкнул и вернулся к теме билета:
— Продолжайте.
Я рассказал про подготовку к взлёту. Про проверку приборов, рулей, закрылков. Упомянул про важность центровки. Когда дошёл до турбулентности, заметил, как Виктор за моей спиной начал что-то шептать своим соседям.
— В турбулентности главное — сохранять…
— Шш-ш-ш, — донёсся сзади шипящий звук.
Я стиснул зубы, но продолжил:
— … сохранять скорость и не делать резких движений рулём.
— А если самолёт начинает болтанку? — снова встрял Серый.
— Плавно уменьшаю угол атаки и…
— Шш-ш! — снова раздалось сзади.
Я резко обернулся. Виктор сидел, делая невинное лицо, но его друзья ухмылялись.
Я закончил ответ, стараясь говорить чётко, хотя внутри возникло желание вмазать мажорчику по роже.
— Практическая задача, — сказал Катин отец, пододвигая мне листок. — Рассчитайте посадочную скорость для Як-18 при ветре 5 м/с, встречный.
Я взял карандаш, вспомнил формулу: «Базовая скорость плюс половина скорости ветра…»
— Примерно 85 км/ч, — ответил я через минуту.
— Почему «примерно»? — поднял бровь Серый.
— Потому что точное значение зависит от веса самолёта и температуры воздуха за бортом, — сказал я.
Серый обменялся взглядом с Катиным отцом. Тот едва заметно улыбнулся.
— Достаточно, спасибо за подробный ответ, — сказал Крутов. — Можете покинуть экзаменационный зал.
Когда я выходил, Серый вдруг окликнул меня:
— Громов! Вы случайно не читали последний номер «Техники — молодёжи»? Там интересная статья про аэродинамику.
«Проверяет, насколько я увлечён темой…»- мелькнуло у меня в голове, пока я оборачивался.
— Читал, — ответил я нейтрально. — Но больше люблю практические занятия.
Серый кивнул, и я вышел в коридор, где ждала Катя.
— Ну как? — спросила она, и я увидел в её глазах искреннее беспокойство.
— Вроде, нормально, — улыбнулся я.
Правда, пока я сам не был в этом до конца уверен.
Я стоял у выхода из аэроклуба, прислонившись к кирпичной стене. Осеннее солнце грело уже не так сильно, но на небе не было ни облачка. Через десять минут дверь распахнулась, и появился Володя, вытирая вспотевший лоб рукавом.
— Ну как? — спросил я.
— Вроде, пронесло, — он нервно улыбнулся. — Хотя этот тип в сером костюме задал мне вопрос про аварийный слив топлива. Откуда я должен был знать? Ведь мы же ещё не летчики!
Мы уже собирались уходить, когда из дверей вывалился мажорчик с красным от злости лицом. Увидев нас, он резко остановился. Что-то пробормотал беззвучно, наверное, проклинал. И скрылся. Похоже, ему и так досталось — у меня даже как-то погасло желание начистить его противную рожу.
А мы направились прямиком в кафе. Результаты экзамена должны были объявить завтра. Я окинул взглядом интерьер кафе: полированные деревянные столики, стулья с зелёными сиденьями, на стенах — плакаты с изображением достижений советской космонавтики. Катя уже сидела у окна, перед ней стоял гранёный стакан с морсом и лежала раскрытая книга.
— Ну как? — спросила она, когда мы подошли.
— Выкрутились, — улыбнулся Володя, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.
Мы заказали кофе и пирожные «Картошка». Разговор за столом то и дело перескакивал с экзамена на планы на будущее. Володя рассказывал, что мечтает попасть в гражданскую авиацию, Катя сказала, что хочет стать авиаинженером, как отец.
— А ты? — спросила Катя, обращаясь ко мне.
— Видно будет, — улыбнулся я.
— Ну летать же будешь?
— Конечно.
Через час мы распрощались у выхода.
Дома меня ждал сюрприз. Едва я переступил порог, как мать вышла из кухни с сияющими глазами.
— Сережа! Ты только посмотри! — она взяла меня за руку и подвела к углу комнаты.
Там, на тумбе, стоял новенький телевизор «Рекорд-6» — одна из последних моделей 1964 года, с 35-сантиметровым экраном и улучшенной чёткостью изображения. На верхней панели красовалась табличка «Сделано в СССР».
— Откуда такое? — спросил я, нахмурившись.
— Приезжал человек от твоего Ивана Семёновича, — объяснила мать. — Сказал, что в благодарность за спасение. Так ещё установили антенну, всё настроили… Ой, Сережа, теперь будем «Голубой огонёк» смотреть дома! Никуда ходить не надо! Ты не рад?
Я подошёл к телевизору, провёл пальцем по тёплой деревянной поверхности. Включил. На экране сразу появилось изображение. Шла передача про уборку урожая.
— Ну что, — улыбнулся я, — сегодня всем подъездом у нас собираться будем?
Мать засмеялась и ушла на кухню, к плите, где уже шумел кипятком чайник:
— Давай-ка сначала поужинаем, герой ты мой. А там видно будет.
За окном темнело. Телевизор, чай с пирогами и тёплая домашняя атмосфера — идеально я завершал вечер. После всех сегодняшних событий это было как нельзя кстати.