Космонавт

Глава 19

Я прошёл в кабинет и сел на указанное место.

— В субботу вечером ты избил троих гражданских, — Крутов не повышал голоса, но каждое слово било словно хлыст.

— Они напали первыми, — я не стал отрицать.

— У нас иная информация, — незнакомый капитан впервые заговорил. Голос у него был ровный, без эмоций.

— Я защищался, — упрямо повторил я и посмотрел прямо в глаза капитану.

— Громов, хватит, — Крутов хлопнул ладонью по столу. — Ты ставишь под удар не только себя, но и аэроклуб.

— Я ничего не нарушал.

— Нарушил, — капитан достал из папки листок. — Вот заявление и объяснения от пострадавших. Они утверждают, что ты напал на них без причины. Они сняли побои. Уголовно-наказуемое деяние это…

Я мотнул головой и спокойно, но твёрдо сказал:

— Это ложь.

— Доказать можешь?

Я промолчал и задумался. Мои показания против них троих. Расклад не в мою пользу.

— Вот и всё, Сергей, — Крутов закрыл папку. — Вопрос стоит о твоём отчислении…

— Сутки, — выдал я.

— Что — сутки? — не понял Павел Алексеевич и посмотрел на меня.

Я встал, вытянулся по струнке и, глядя вперёд, чётко проговорил:

— Товарищ майор, разрешите доложить! Я могу предоставить свидетелей и доказательства, что действовал в самообороне. Прошу двадцать четыре часа для сбора материалов.

Крутов медленно откинулся на спинку стула, переплетя пальцы рук на животе. Его взгляд стал пристальным, изучающим. Капитан рядом едва заметно покачал головой, явно не одобряя моего предложения.

— Какие именно доказательства ты можешь предоставить, Громов? — спросил майор, делая ударение на каждом слове. Его голос звучал скептически, но без прежней жесткости.

Я оставался в стойке «смирно», чувствуя, как капли пота медленно стекают по спине под гимнастеркой.

Остаться за пределами аэроклуба я просто не мог.

— Во-первых, товарищ майор, в районе переулка должны быть свидетели. Я видел, как из окна пятиэтажки за нами наблюдали. Во-вторых, в переулке напротив дома установлен уличный фонарь. В субботу вечером он работал. Свидетелем мог стать вахтер соседнего общежития — пожилой мужчина, который обычно курит у окна в это время.

Капитан едва заметно переглянулся с Крутовым. Майор постучал пальцем по столу:

— Фамилия?

— Не знаю, товарищ майор. Но он носит очки в железной оправе и… — я на секунду замолчал, вспоминая детали, — … на правой руке у него отсутствует мизинец.

Крутов кивнул, делая пометку в блокноте. Капитан неожиданно вступил в разговор:

— А сами пострадавшие? Ты знаешь, кто они?

Я отрицательно мотнул головой и посмотрел на капитана:

— Никак нет. Я видел их впервые. Всё выглядело, как обычная провокация конфликта. Но странно, что они меня знали, раз написали заявление на конкретного человека. Не так ли?

В кабинете повисло напряженное молчание. Крутов переглянулся с капитаном, затем тяжело вздохнул.

— Хорошо. У тебя есть время до завтрашнего утра. И помни… — Он приподнялся, опираясь на стол. — Если ты не предоставишь убедительных доказательств, вопрос о твоем отчислении будет решен без лишних разговоров. Если ты под следствием, то мы не сможем тебя оставить. Сам понимаешь, какой удар по репутации клуба.

— Так точно, — отчеканил я.

— Свободен, — кивнул Крутов, и я прочитал в его глазах нечто большее, чем просто приказ начальника. Была там и тень чего-то личного, чего я пока не мог понять.

В коридоре я остановился, переводя дыхание. Теперь у меня было меньше суток, чтобы найти доказательства и разобраться, кто же на самом деле стоит за этой провокацией. Возможно меня хотели избить, но, когда не вышло, стали действовать грязным методом. Кто за этим стоит — мысли у меня, конечно же, имелись, но нужно было проверить. И начать расспросы я решил с моего знакомого, который как раз крутился среди шпаны и имел там некоторый «вес».

Я вышел из здания аэроклуба, засунув руки в карманы, и задумался. Где искать Ваньку-Борща (именно это прозвище он мне как-то назвал на шабашке и сказал, мол, если понадобится его найти, то так и спроси любого из «наших»)? Этот здоровяк с лицом боксёра не так давно терроризировал дядю Борю со своими приятелями, но потом куда-то запропастился. В последний раз, когда я его видел, он, вроде, встал на путь исправления. Но связи-то у него в подворотнях у него остались! Если кто и знал этих троих — так это он.

По пути я зашёл в киоск «Союзпечать». Купил пачку «Казбека». Не для себя, а как твёрдую валюту за информацию. Эти папиросы были дороже «Беломора», а значит, являлись более весомым аргументом в разговоре с уличными пацанами.

Трамвай подъехал, когда я только подходил к остановке. Я запрыгнул внутрь и прижался к поручню, наблюдая, как мелькают за окном хрущёвки с блеклыми шторами. В голове прокручивал план: найти Ваньку, выяснить про тех троих, но главное — успеть до утра.

Трамвай довёз меня до моего района, я вышел на остановке и отправился туда, где обычно собиралась местная шпана. Как и ожидалось, на скамейке у подъезда сидела молодежь: пятеро парней лет по шестнадцать-семнадцать. Один, с татуировкой «Слава КПСС» на кисти, орал что-то про футбольный матч «Спартака». Двое других перебрасывались картами, явно играя в «пьяницу». Я замедлил шаг, оценивая иерархию: самый крупный, с квадратной челюстью, видимо, был главным, потому что он сидел посередине, развалившись, а остальные почтительно косились на него.

— Чё, пацаны, — начал я, специально опуская окончания, как они, — не подскажете, где Ванька-Борщ шарит?

Я стоял, слегка ссутулившись, руки в кармане — поза не агрессивная, но и не робкая.

Тип с квадратной челюстью медленно поднял на меня глаза:

— А тебе на кой?

Голос у него был хриплый, с налётом показного безразличия, но я заметил, как его пальцы сжались — признак настороженности.

— Дело есть. По серьёзке.

Я сделал паузу, давая понять, что не собираюсь объяснять подробности каждому. В их мире лишние вопросы не приветствовались. Это я помнил по бурным девяностым из моей прошлой жизни.

Картёжник с хитрой мордой, узкими глазками и острым подбородком не выдержал первым:

— Ты чё, мент, что ли? — спросил он, но в его тоне я уловил больше любопытства, чем агрессии.

Я фыркнул, точно так же, как это делал дядя Боря, когда хотел показать своё превосходство:

— Ну ты сказанул, ха, — махнул я рукой, имитируя их жесты, — я из аэроклуба.

Я специально сделал ударение на «из аэроклуба», потому что в их среде это звучало почти как «из комитета», как рассказывал мне Ванька во время нашей совместной подработки.

— В субботу трое лохов на меня наехали, думаю, он в курсе, кто они. Нужно с ними потолковать… за жизнь.

При этом я достал «Казбек» и раздал всем по папиросе.

Стоило мне это сказать, как сразу стали заметны перемены в их отношении: плечи расслабились, в глазах появился интерес. Хитрющий уже готов был говорить, но сначала посмотрел на «квадратную челюсть». Ага, ждёт одобрения. Тот кивнул почти незаметно.

— А, ну это другое дело, — оживился картёжник, теперь уже почти дружелюбно. — Борщ сейчас на стройке у двенадцатой школы бетон мешает. — Он оглянулся и добавил шёпотом: — Только скажи, что от Кольки с пятого передали.

— Спасибо, парни, берите всю пачку, — сказал я и оставил им «Казбек».

— О, спасибо, браток! — заулыбались пацаны.

Я заметил, как «квадратная челюсть» забрал пачку себе, выдавая папиросы остальным по одной. Ни один не стал спорить. Чёткое подтверждение его статуса.

Перед тем как уйти, я нарочно задержался на секунду, кивнув им всем:

— Бывайте.

Не «до свидания», а именно так, как говорили между собой эти парни. Я заметил, как они переглянулись, когда я уходил. Видимо, я всё сделал верно, и ушёл тоже как надо — не спеша, но и не затягивая. Было видно, что я оставил по себе впечатление человека, который знает правила их игры. Теперь нужно было найти самого Ваньку и выяснить у него всё, что он знает об этой троице.

Стройплощадка у школы гудела как улей. Ваньку я заметил издали. Сложно было не узнать здоровенного детину в заляпанном цементом комбинезоне.

Я остановился у входа на стройплощадку, прислонившись к кирпичной кладке. Ровно в полдень раздался гудок, и рабочие потянулись к выходу, снимая пропитанные потом кепки и вытирая загорелые лица. Среди них был и Ваня. Он шел, размахивая железной кружкой, и что-то оживленно обсуждал с напарником.

Увидев меня, он тут же расплылся в широкой улыбке. Он что-то крикнул товарищам и быстрым шагом направился ко мне.

— Ну надо же, Серёга! Какими судьбами? — Ваня протянул руку, его ладонь была шершавой, а рукопожатие крепким.

Я улыбнулся в ответ, чувствуя на удивление неподдельную радость от этой встречи.

— Решил проведать старого знакомого. Как жизнь у трудового народа?

— Да вот, видишь, — он гордо махнул большим пальцем за спину, где кипела стройка. — Устроился на постоянку, помощником бригадира стал. Через полгода, глядишь, и свою бригаду доверят.

Я видел, как ему было приятно — я стал свидетелем того, как он сам, своим трудом и решимостью налаживает собственную жизнь.

— Молоток! — я искренне обрадовался за него. — Значит, с тем… прошлым завязал окончательно?

— Ага, Серёг. Это железно. Решил жизнь менять. Даже на вечернее документы подал — в строительный техникум.

Я удивленно поднял брови.

— Серьёзно? Это же отлично! А как же… твои бывшие дружки? — осторожно поинтересовался я.

Ваня махнул рукой:

— Да ну их. Понял я, Серёг, что по их дороге далеко не уедешь. То проблемы с законом, то ещё какая напасть… А тут, — он похлопал себя по карману, — и зарплата стабильная, и перспективы. Жениться собираюсь!

— Не может быть! — я рассмеялся. — Кто же на тебя, обормота, согласился?

— А ещё не согласилась, — признался Ваня, немного засмущался и даже покраснел. И тут же с гордостью добавил: — Но я работаю в этом направлении!

Я похлопал его по плечу:

— Ты, Ваня, молодец! Честно, рад за тебя.

Самому даже стало как-то приятно на душе, что этот здоровяк, бывший уличный хулиган, нашел свой путь в жизни.

— Спасибо, Серёга. Без тебя всё это было бы невозможно. Я ведь помню, как ты тогда… — Ваня вдруг посерьёзнел. — А тебе-то что надо? Понимаю ведь, просто так не пришёл бы — просто посмотреть на мою работу. Забот и хлопот у тебя и без того много.

Я кивнул и перешёл к делу:

— Да вот, Ваня, неприятность одна случилась…

Ваня внимательно слушал, не перебивая. Его широкое лицо всё больше хмурилось, брови сдвигались, образуя глубокую складку над переносицей. Он то потирал подбородок, то скрещивал руки на груди, явно обдумывая каждое мое слово.

Когда я закончил, Ваня тяжело вздохнул и почесал затылок:

— Так вот оно чё, Серёг… Да-а, в субботу и правда один тип рыскал тут по району. В кожаной куртке, как у летчиков. Искал ребят, которые могли бы «отоварить» какого-то выскочку. Мне тоже предлагали. Целый полтинник сулили.

Он поморщился, как от неприятного воспоминания:

— Но я, как ты знаешь, с этим завязал. Да и вообще, что-то мне в этом деле не понравилось… Слишком уж заказчик наглый был и нервный.

Я подался вперед:

— А как он выглядел, этот тип?

Ваня задумался, прищурив глаза:

— Ну… Роста среднего, в этой самой кожаной куртке. Волосы рыжеватые, зачёсаны назад. И вел себя дергано, всё пальцем тыкал, матюгался.

Пока Ваня описывал детали внешности заказчика, в памяти всплыл дружок мажорчика, который во время экзамена по физподготовке попытался вывести меня из строя, но у них ничего не вышло. Но я решил уточнить:

— Вань, а он случайно не упоминал, чем ему этот «выскочка» насолил?

Ваня покачал головой:

— Нет, только орал, что выскочка «совсем обурел». — Он вдруг оживился: — Но знаешь что? Я могу привести пацанов, которые видели, как он с теми тремя договаривался. Ребята здешние, со стройки, они как раз у забора курили, всё видели.

Я улыбнулся и кивнул:

— О, давай! И еще…. Как считаешь, смогут они завтра утром прийти в аэроклуб и рассказать обо всём, что видели?

— Без проблем! — Ваня уверенно хлопнул меня по плечу. — Я сам приду с ними. С утра? К девяти — пойдёт?

— Да. Спасибо, Ваня, — я кивнул и крепко пожал его руку. — Ты мне жизнь спасаешь.

Ваня смущенно ухмыльнулся:

— Да ладно, какое там спасаю… Просто по-человечески, по-справедливости. Кстати, может, в среду вечером заглянешь… ну, знаешь, в техникум? Я Наташку хотел познакомить с нормальными людьми. Пусть видит, что я не только со шпаной общаюсь.

Я улыбнулся:

— Обязательно приду. Только без этих ваших студенческих посиделок с чаем и стихами, ладно?

— Да ну, какие стихи! — засмеялся Ваня. — Просто в столовой посидим, пирожками угощу. Она у нас в техникуме преподает, культурная совсем.

Мы еще немного поболтали о пустяках, потом тепло попрощались. Ваня отправился обедать, ну а я пошел дальше, обдумывая услышанное.

Теперь картинка вырисовывалась ясней. Как я и думал, в этом деле не обошлось без мажорчика. Всё никак не успокоится он, и в этот раз перешёл черту, после которой дороги назад нет.

День клонился к вечеру, а у меня в кармане лежали уже три фамилии свидетелей. Помимо Ваниных строителей, удалось разыскать того самого вахтёра из общежития, о котором я рассказывал Крутову — Александра Игнатьевича. Оказалось, он ветеран, а мизинец потерял под Сталинградом. Старик охотно согласился подтвердить мою версию, даже вспомнил, что один из нападавших кричал что-то про «летуна».

После заскочил к нашему участковому, который тогда приходил к нам домой, когда его озадачили характеристикой. После недолгой беседы я всё же убедил его порыться в картотеке и выдать мне справку, что те трое — местные хулиганы, а один из них даже отсидел за грабёж.

Дома наскоро поужинал, проверил гимнастёрку — чистая, выглаженная. Завтра всё должно быть идеально.

Встал рано, затемно. Зарядка, пробежка, чай с бутербродом и быстрые сборы в аэроклуб.

К семи уже был на месте. Кабинет Крутова ещё закрыт, коридоры непривычно пустые. Разложил на столе в приёмной бумаги: справку от участкового, список свидетелей, их показания. Всё чётко, по-военному.

К половине девятого подтянулись Ваня с товарищами. Все в чистых наглаженных рубашках, видно, что старались. Затем подошёл и Александр Игнатьевич, в пиджаке с орденами.

— Главное — говорите как было, — дал я последнее напутствие всем.

Они кивнули. Ваня даже подался вперёд. Как оказалось, это стало для него делом принципа.

Ровно в девять дверь кабинета открылась, и меня позвали:

— Заходи, Громов.

Я сделал уверенный шаг внутрь. Сейчас всё начнётся. И закончится. В мою пользу.

Помимо майора и капитана, у стены стоял неожиданный гость — тот самый Серый. Его присутствие заставило меня внутренне собраться — в прошлый раз, когда мы пересеклись, он задавал слишком много неудобных вопросов. Будто проверял меня.

Куда теперь клонить станет? Какие выводы сделает?

— Садитесь, — кивнул Крутов свидетелям. — Начнём по порядку.

Александр Игнатьевич вытянулся, как на построении:

— Товарищ майор, разрешите доложить! В субботу в 21:30 я находился на вахте. Из окна наблюдал, как трое молодых людей поджидали кого-то у фонаря. Когда подошёл курсант Громов, они начали его провоцировать. Первый удар нанёс один из троицы. Ударил сбоку, в корпус.

Капитан скрупулёзно записывал показания. Когда очередь дошла до Вани, тот добавил:

— Эти трое — местная шапана. Их нанял рыжий в кожаной куртке. Мой напарник Мишка видел, как он им деньги передавал.

— Можешь описать этого человека? — спросил капитан.

— Рыжеватый, волосы зачёсаны назад, — чётко ответил Ваня. — Говорит громко, матерится. Ведёт себя — ну, как этакий хозяин жизни. И самое главное — на правой руке у него шрам в виде звезды.

В этот момент Серый, до этого молчавший, наклонился к Крутову и что-то тихо прошептал. Я видел, как майор сначала нахмурился, затем его глаза расширились от удивления. Он резко поднял голову:

— Позвать Семёнова. Немедленно.

Дежурный выскочил из кабинета. В тишине было слышно, как за окном гудит трактор. Через десять минут в дверь робко постучали.

— Войдите!

Семёнов вошёл, бледный, но видно — держится, хорохорится. Увидев свидетелей, он едва заметно дрогнул. Бравады в повадках поубавилось.

— Товарищ майор, вызывали? — голос у него сегодня звучал неестественно громко.

Крутов встал, медленно обходя стол:

— Семёнов. Кто это такой — рыжий, со шрамом в виде звезды на правой руке? Твой друг?

Виктор побледнел ещё больше:

— Я… я не знаю, о ком вы…

Серый негромко произнёс:

— Странно. Ведь это же ваш товарищ детства — Николай Лозовой. Тот самый, которого не приняли в аэроклуб из-за одного инцидента на экзамене по физподготовке, — сказав это, Серый многозначительно посмотрел на Семёнова.

Тот затрясся. Его глаза начали метаться от Крутова к Серому и обратно.

— Он… он сам всё придумал! — вдруг вырвалось у него. — Я только сказал, что Громов меня раздражает… А Витька уже организовал всё! Я не знал, что они с ножами будут!

В кабинете повисла тяжёлая тишина. Крутов медленно вернулся за стол. Я же еле сдержался, чтобы не присвистнуть. И ножи ещё!

— Дело серьёзное. Ты опозорил аэроклуб, Семёнов. Подкуп уголовников для расправы с товарищем — это уже не детские шалости. Но и здесь ты оплошал… Даже признать содеянное ты не можешь. Всё отпираешься, сваливаешь всю вину на товарища своего, — проговорил Павел Алексеевич и бросил взгляд на Серого, а затем проговорил, будто вынес приговор: — С сегодняшнего дня ты отчислен. Собери вещи и покинь территорию немедленно. Приказ будет сегодня же.

Когда Семёнова вывели, Крутов тяжело опустился в кресло:

— Громов… я думаю, товарищ участковый соберет материал соответствующий по тем нападавшим. Ты сам-то заявление будешь писать?

— Да пусть живут, я их и так наказал.

Он кивнул.

— Ну и славно, нам лишние скандалы не нужны. Свидетели могут идти, спасибо, товарищи.

На прощание Серый едва заметно кивнул мне — в этом жесте читалось что-то вроде одобрения. Выйдя из кабинета, я увидел, как Ваня и его товарищи оживлённо обсуждают произошедшее.

— Ну что, Серёг, получилось? — хлопнул меня по плечу Ваня.

— Получилось, — я расслабил плечи. — Благодарю!

— Да ладно… — гоготнул здоровяк. — Ты ж на меня в своё время не махнул рукой. Всё по-честному. По-честному, по справедливости.

После разбирательств день пошёл своим чередом. Вторая группа собралась выбирать нового старосту вместо Семёнова. В коридорах болтали, что, возможно, выберут Карасёва. Того самого тихоню, который всегда аккуратно конспектирует лекции. Я отсидел занятия, будто ничего не произошло: аэродинамика, теория навигации, строевая подготовка. Всё как обычно. Только теперь в коридорах на меня посматривали с новым выражением — не то с опаской, не то с уважением.

После учёбы зашёл в столовую, взял компот и котлету с гречкой. Поел не торопясь, наблюдая, как за окном садится осеннее солнце, окрашивая аэродром в медные тона. Потом собрал вещи и отправился домой.

Дорога заняла час с лишним. Я вышел раньше своей остановки и пошёл пешком, чтобы проветрить голову.

Поднимаясь на этаж, я впервые с момента моего попадания в это тело ни о чем не думал. Казалось, действительно получилось весь остальной день сделать самым обычным. В голове была приятная пустота — отдых от мыслей и раздумий. Я достал ключ, щёлкнул замком…

И замер на пороге.

Мать стояла в прихожей, необычно нарядная: в черном платье с белым воротничком, волосы уложены аккуратными волнами. Но лицо — немного бледное, глаза красные, будто она только что плакала.

Я остановил на ней внимательный взгляд, и она заговорила.

— Серёжа… — голос её дрогнул. Она сделала шаг вперёд, сжала мои руки в своих. Ладони у неё были холодные. — Папа вернулся.