Событие сорок третье
Были ли предчувствия? Нет. Не все же немцы конченные отморозки? Должны быть среди них адекватные. Не, ну, должны? Переговоры во все времена переговаривали, что теперь-то не так? Но вот именно в этот раз всё случилось вопреки ожиданиям. В какой-то там уже раз. Правильно говорят, ожидай худшего, тогда может и сюрприз будет при благоприятном исходе.
Едва две шлюпки к причалу привязали и высокие договаривающие стороны, а именно два князя: Иван Глинский и Василий Палецкий (оба, как бы, могут себя царёвыми родичами считать), а также будущий ландмейстер, сошли на каменный причал, как из-за большого каменного здания с красной черепичной крышей повалили кнехты. Кнехт — это пехотинец. Пехотинцы в атаку бегом бегут, на своих двоих, а не на чужих четырёх, вот и эти бежали. Резво эдак. С копьями наперевес, а впереди пару рыцарей или баронов со шпагами, но тоже без всяких коняг. Ну, отличная встреча, и направленные на тебя копья — это просто неотразимый аргумент в споре. Было немцев много. Сотня, точно. Но попробуй их посчитай, бежали не рядами и шеренгами, бежали толпой. Хотя? На клин или свинью немецкую немного похоже, расширялась толпа сзади, не треугольник, но стремились, видимо, немцы к этому. Клин с былиииииных времён остался, а орднунг по дороге растеряли. Не те немцы… не порядочные… порядковые… м, упорядоченные.
Пошли бы с Иоганном фон Рекке в качестве почётной стражи его немцы, и перекололи бы кнехты ревельские их, и в грязные и холодные воды Балтики сбросили. Но пошли потешные. И пошли с Егоркой во главе. А это тот ещё маньяк. Он, выслушав напутствие князя Углицкого, обязательно, если чего не так пойдёт, доставить барона живым назад на корабль, предпринял ряд действий. Всем десяти своим подчинённым, что охраняли барона фон Рекке, велел тромблоны зарядить, потом тем четверым, что сопровождали князей Палецкого и Глинского тоже приказал и пистоли, и тромблоны зарядить. И мало это комбату показалось, он изъял тромблоны у своих на корабле и выдал уже заряженные гребцам. Эти как раз немцы и шведы с финнами — моряки, но тромблон не сильно от мушкета отличается, все стрелять умеют. Если что, то пальнут, пусть и в белый свет как в копеечку. Грохот же один чёрт грохнет. Сам Егор тоже и пистоли зарядил и тромблон.
Ещё у всех пятнадцати, с комбатом если считать, гренадёр висит на боку сумка с гранатами. Гранаты, они так себе, как сказал один подпоручик, не той системы. Это не двадцать первый век, выдернул чеку и бросай. Тут сначала надо трут раскочегарить, потом запальную трубку поджечь и только потом бросать, да и то, если бросать нужно далеко, то сначала в праще её раскрутить. И тут главное запальную трубку не перепутать, а то взорвётся над головой, лысым можно стать, а ну да, мёртвым и лысым. Разных цветов трубки. Исходя из этого, когда на тебя бежит сотня человек с копьями наперевес, и до них всего метров тридцать, то гранаты раскочегаривать времени нет. Есть тромблон, есть два пистоля и есть тесак, тяжёлая сабля прямая, лучше ими пользоваться, в этой перечисленной последовательности.
Юрий Васильевич с носа «Аврора» наблюдал за тёплой, да даже горячей, встречей его посольства, и не знал, что и делать.
— Тихон! Плывите на помощь… Ай, отставить. Лодки-то обе там. Костин, из малых миномётов… Ай, поздно. Ладно. Пусть будет по-взрослому. Иван Семёнович, — Боровой боднул подбородком главному бомбардиру Костину на Тоомпеаский замок, — делай, как ты умеешь, с бадабумом. Пятьдесят мин разрешаю туда послать, комтурам этим в подарок. Начинайте.
Пока метался князь Углицкий по палубе, да команды глупые давал, сражение на берегу началось. Тромблон картечью крупной бьёт метров на тридцать, палить раньше гренадёры не стали, даже до двадцати метров дали подбежать немцам. Залп из пятнадцати дробовиков передние ряды кнехтов повалил. И следом с лодок, привязанных, с причала, бабахнули моряки. Но там далековато получилось. Так, лёгкие ранения. Но ещё двенадцать выстрелов, какие уж есть. В это время потешные достали пистоли. По два у каждого, итого тридцать выстрелов, промахнуться с такого расстояния и безглазый не сможет, стреляй вперёд и обязательно попадёшь, толпа же надвигается. Егор выцелил уцелевшего командира этих копьеносцев, что чуть с боку размахивал толстой длинной шпагой, практически мечом. Попал, немец выронил оружие и картинно, как в плохом кино, стал складываться и валиться на причал.
Гибель или ранение ещё пары десятков копейщиков общую массу не остановили. Остановил взрыв гранаты. У одного из потешных тромблон не выстрелил, то ли с полки порох ссыпался, то ли отсырел, по морю ведь в лодке вёсельной добирались, брызги летят. Так вот, парень не стал с пистолями экспериментировать, а вдруг и там не выстрелит, он схватил кресало и трут и в два удара подпалил кусочек трута, раздул, достал гранату и поджёг запальную трубку и со всей силы запустил в плотную толпу набегающих немцев, и тут же полез за второй, ещё две секунды, и летит вторая, ещё две и третья.
Кнехты взрывов посреди своих наступающих колон не выдержали, их и так чуть не половина уже полегло, по трупам бежали и по раненым своим, а теперь ещё и взрывы прямо под ногами. Не выдержали ребята и бросились назад к тому зданию, из-за которого выбежали.
— Гранаты! — взревел Коноплёв, и сам первым стал высекать искры.
На тренировках поджечь запальную трубку получалось секунд за десять, у самых проворных за семь, здесь, на причале, лучшие собрались, ветераны. Семь — восемь секунд и вслед убегающим немцам полетели гранаты. Далеко, разве скорости придали, но вторую гранату уже раскручивали на праще, метров за семьдесят спокойно отправляли, ну и здесь воздух не плотнее и сила тяжести не больше чем в Москве и Кондырево, прямо в хвост убегающей толпе десятисантиметровых шариков насыпали. Попадали кнехты. Не все, примерно треть из тех, что выбежала из-за здания с красной черепичной крышей назад за него смогла забежать.
— Контроль! — Коноплёв сунул уже вытащенную из сумки третью гранату назад и дёрнул из ножен тесак. Полно раненых гансов корчится и кричит от боли на камнях причала. А нефиг тут с копьями бегать! Кто к нам с копьём придёт, тот от тесака погибнет.
Событие сорок четвёртое
С трёх коггов и двух бригов уже спустили шлюпки и туда, оттеснив мореманов, набились потешные, так в шлюпке шесть гребцов, и можно человек восемь перевести пассажиров, теперь к берегу в каждой по два десятка гренадёр летело. Иногда неумение слаженно работать вёслами и спешка сказывались, всё же работать вёслами на ушкуе и здесь, на маленькой лодчонке, разные разности, сбивались здоровяки с ритма, но десятники есть, разумных полно, догадались считать, и дальше уже вёсла вполне дружно вспенивали серые воды Балтийского моря на раз-два. И пяти минут не прошло, как сотня гренадёров, ощетинившись тромблонами, заняла позиции, используя всякие тюки, мешки и штабеля сундуков и досок на причале в качестве прикрытия. Кому не хватило, те просто распластались на камнях. Все отлично понимают, что попасть в лежачего человека в разы сложней, чем в истукана. Лежат гвардейцы и удивляются, и чего это в будущем все фильмы про полицию дебильные снимают, почему они выбегают и стоя стреляют, не из-за укрытий, не лёжа, стоят как на параде. Неужели в будущем в полицию только дебилов набирают, или это в режиссёров дебилов набирают. Ну, не может же автор сценария такое придумать⁈
Ну и диверсанты, что успели по копейщикам только два залпа сделать, теперь хищно водили стволами карамультуков и стреляли по всему, что шевелится. Это был датский купец? Ну, святой Пётр отделит там, у врат, агнцев от козлищ. У него работа такая. Пропустит датчанина, если тот жил праведной жизнью. Или индульгенцию купил. Деньги Господу обязательно нужны, чем больше продано индульгенций, тем лучше у него настроение. А пребывая в благодушном настроении, чего бы датского купца не пропустить, тот несколько кило серебра уже монахам передал.
Юрий Васильевич почти и не принимал участие в этом движении народа к справедливости. Тут работал не приказ, а призыв: «Наших бьют». Вот в обстреле замка это да, там приказ он отдал и пятьдесят мин, выпущенных из стадвадцатимиллиметровых миномётов, закончились за шесть — семь минут. Это как «Тюльпан» в будущем. Нет, порох дымный и настоящая взрывчатка — это разные вещи, но в каждой из пятидесяти мин больше четырёх кило самого улучшенного пороха. Мало обитателям того замка не покажется. Если после этого там останется хоть кто-то, с кем можно переговоры вести, то человеку этому можно сразу медаль вешать на шею с надписью «Удачливый ссукин сын».
Боровой оглядел город в подзорную трубу. Нижний город тоже стеной ограждён, но там высота нормальная, ни один бюджет не вынесет двадцатиметровой стены вокруг всего города. Так он ещё и дальше свои улицы-щупальца распустил, выметнулся из-за стен. Вполне успешный, процветающий и растущий торговый центр. Сейчас он выглядел вымершим. Люди, услышав рёв Линдворма, попрятались по подвалам, у кого есть, а у кого нет под столами. Даже собак на улицах не видно и им стало недосуг встречаться с Линдвормом, есть дела поважней, забиться, например, под стол, под бок хозяина. Не, не страшно, просто нужно охранять хозяина. Скулёж? Это от усердия.
— Не получилось опять по-хорошему. Андрейка, гаркни там ворону в Воронье гнездо, пусть вывешивает сигнал: «Всем на берег». Будем захватывать. Перестаёт мне нравиться идея с королевством Ливония. Неадекватные тут все. Стой. На лодки наши сигнал пусть подаст, чтобы возвращались. Нужно диверсантов высадить.
Сам Юрий Васильевич подошёл к самозабвенно палящему в кого-го Юрию Стрелкову.
— Остановись. Ствол эвон раскалился. Как рука? Ну, раз стреляешь, то жить будешь. Юра, тут в паре километров есть Домский собор, вон его шпиль. Там в настоящее время может находиться епископ Ревельский… ай с этими длинными именами. Во, записал, ага у этого короткое — Фридрих фон Амптен. Боюсь, власть светскую мы выбили, и теперь он как бы главный. Фон Рекке говорит, что он человек неплохой и неглупый, нужно его сюда попытаться доставить. С бережением. Всех, оказывающих сопротивление, уничтожить, в плен никого не брать. Нужно тебе в качестве поддержки штанов Егоркиных гренадёр с десяток? Нет, так нет. Вон, лодки уже назад плывут. Как будете готовы выдвигайтесь.
Вместе с двумя лодками на корабль вернулись переговорщики. Все трое в разных настроениях. Иван свет Михайлович Глинский ругался, плевался, кулаком грозил в сторону замка и требовал ещё им туда мин послать. Князь Палецкий держался за саблю и требовал дать ему сотню потешных и двадцать его послужильцев, и он возьмёт город.
— Конечно, Василий Дмитриевич. О том и с отцом твоим договаривались. Бери своих послужильцев, и я дам команду Егору выделить тебе сотню гренадёр. Действуй по своему усмотрению. Отдельно от тебя ещё три — четыре отряда будут, вы там внимательней, друг дружку не перестреляйте. Ну, по внешнему виду ориентируйтесь. У нас кафтаны, а у этих товарищей чулки, тут тяжело спутать.
Главный же переговорщик барон фон дер Рекке впал в уныние. Он уже королевскую корону на свою русую головку примеривал, а тут война опять и главное — теперь резиденция короля Ливонии — замок в Ревеле разрушен.
— Может и тебе сотню дать? Я Кострову команду дам? — подошёл к уставившемуся на замок барону Юрий Васильевич.
Тот радостно головой закивал. Значит, не пропащий человек. За власть нужно бороться. Власть сама себя не возьмёт.
Событие сорок пятое
— Доктор, зачем вы меня меряете?
— Я не доктор, я плотник.
Был бы телефон… Да даже проволочный, в смысле, с проводами на катушке, как в Великую Отечественную, и Юрий Васильевич бы сидел у аппарата эбонитового и выслушивал донесения от командиров взводов, рот и батальонов о захвате такой-то улицы, хибары или такого-то кабака
— Первый, это пятый, мы тут ик… захватили ик… едальню на третьей стрит или авеню, хрен их немчуру поймёшь. Тут столько еды, а пива скоко…
— Скоко?
— Ну, минус две бочки, ага, минус три бочки, есть ещё. Как добьём зелёного змия, так дальше пойдём, напротив и чуть дальше кабак. И его ик… ик захватим.
Но нет ни телефона, ни слуха. Потому только подзорная труба и глаз правый. Нет, он естественно Коробову, Кострову, Егорке Коноплёву, барону Рекке и князю Палецкому сказал, чтобы если чего важное, то гонцов чтобы слали, но пока ни одного нет. Выходит, в кабаках не застревают. Пока война идёт в посаде, порту и прочих окрестностях. Войной можно с натяжкой назвать, но время от времени в кого-то наши палят. То тут то там вспухает облачко серого дыма.
Враг он там, за стенами Нижнего города. Думают отбиться. Это вряд ли. Два миномёта уже спустили с кораблей и теперь волокут их к одним из ворот Нижнего города. Ворот четверо, но зачем все четверо вышибать, одних будет достаточно. Понятно, что миномёт и ворота не лучшее сочетание. Но не пушку же снимать с корабля⁈ Так там и калибр меньше и заряда пороха всего с фунт, несопоставимые вещи. Фунт и десять фунтов пороха. На такой случай к станине миномёта есть приспособа, которая позволяет стрелять практически горизонтально. Это у настоящих миномётов, где мина при опускании в ствол накалывает капсюль, нельзя горизонтально или настильно стрелять. Но в его миномётах заряды раздельны, и это скорее мортирка, а не миномёт. Приспособа простейшая. Это что-то типа клина — упора, что подставляется под станину. Ну, да при испытаниях стало ясно, что отдача сносит всю конструкцию, переворачивает и кувыркает. Так и чёрт с ним, чтобы такой миной вышибить ворота возможно одного раза хватит, а нет, так пусть пять минут и несколько «твоих матерей» и «ежа в зад тому, кто это придумал» и аппарат готов вторую минуту по недобитым воротам садануть. Никаких бьющихся и ломающихся частей в нонешних миномётах не предусмотрено.
Как-то, ещё когда в универе на военной кафедре Боровой на артиллериста учился, то преподаватель один, дедушка почти и с бородкой чеховской, рассказал, как американцы во время второй мировой пытались из своего 107 мм миномёта по японским укреплениям стрелять настильно стандартным или штатным выстрелом. Додумались янки до следующего: на взрыватель мины (с полным зарядом) надевалась небольшая ракета в сгорающем корпусе. Мина вставлялась в ствол и утапливалась рукой насколько возможно, после чего ракета поджигалась. Реактивная тяга осаживала мину в ствол, где она натыкалась штатным капсюлем на боек — а дальше все как обычно. Но тут никаких капсюлей нет, обычный пороховой заряд в картузе и отверстие для поджога этого пороха.
Миномёт он и так, даже при обычной стрельбе, почти всегда падает после прыжка, особенно на больших углах возвышения. Опыт подсказал следующее, и Боровой тут ни при чём, сами миномётчики стали такой способ использовать, командир и заряжающий при выстреле становятся ногами на опорные площадки двуноги, а при стрельбе в непосредственной близости от своих войск, когда падение может бед серьёзных понаделать, наводчик еще и наваливается на трубу. Юрий Васильевич, когда эту методу увидел, то ошалел сначала, но люди живы остались и даже не оглохли, все давно себе пробки для ушей придумали. Сейчас уже все миномётчики этот способ используют.
Но сносом ворот Юрий Васильевич решил не ограничиться, он подозвал Коробова и ткнул пальцев в штабеля досок на причале. Приготовили, наверное, для погрузки на корабль. Товар. Да, у вас товар, у нас купец. Доски метра четыре с половиной, можно сбить три штуки, добавить перекладины и получится замечательная лёгкая лестница.
— А кто? — развёл руками Матвей Ильич.
И без слов понятно, стрелки и рубаки у него в избытке, а плотников нет. Точнее, лестницу-то сколотят. А вот чем?
— Не ссы, моряк ребёнка не обидит. В смысле, на каждом корабле плотник есть. Все твои, считай, сейчас команду дам. У них, вот чует моё сердце, и топоры есть, и пилы, и гвозди, да и умения хватит лестницу соорудить, чтобы она не развалилась, когда на неё пять человек сразу залезет и прыгать будут.
Сказать быстро, но пока лодки туда-сюда гоняли, за плотниками и обратно, куча времени прошло, Коробов молодец, увидел кузнецу недалеко от причала и конфисковал там всё имущество, в том числе и гвозди, так что пока все плотники корабельные собрались, уже поместные две лестницы наживили. Понятно, мореманы раскритиковали, мазутами сухопутными обозвали, объяснили, чем плотник от столяра отличается, и быстренько в пятнадцать-то рыл и эти две лестницы до ума довели, и ещё три сварганили. Не прошло и четверти часа, как поместная конница… ну, спешенная, но резво, поскакала с лестницами наперевес к стене Нижнего города.