Маг Первого дома

Глава 17. Развязка.

Кривоухие, довольно грузные, корявые монстры стояли на площади.

Я смотрел на них. Их было четверо.

Первый представлял собой жёлтое гладкое существо с длинными усами, которые увенчивались костяными шипчиками.

Ещё один, менее выразительный, но на вид гораздо более опасный, выглядел как меч для крокета. Гладкий, тяжёлый. Внутри я чувствовал такие энергопотоки, что казалось, будто сама Сифирь вышла из какого-то дома и пришла сюда, чтобы порвать меня на мелкие кусочки.

Да, задачка, конечно. Как с таким справляться?

Третий монстр не хватал звёзд с неба. Строго говоря, он вообще ничего не хватал, потому что у него не было рук. Две длинные ноги, такое же длинное туловище, круглая безволосая голова. Он напоминал Слендермена из интернет-мемов. Только вот в них у Слендермена имелись руки, а это существо беспрерывно издавало стоны. Больше похоже на психологическую атаку.

Четвёртого монстра видно не было, но я ощутимо чувствовал его присутствие. Похоже, он не имел физической формы, а был чем-то вроде газа. Смертоносного, нацеленного меня уничтожить.

Мои чувства были обострены, наверное, если бы не мой друг — фиалковое поле, который дал мне обострённое восприятие, я бы не смог так точно проанализировать противников после нескольких брошенных взглядов.

Как с ними сражаться? Лайонела рядом нет, да никого рядом нет! Есть только пустота в сердце, которая не даёт мне опомниться и принять хоть какое-нибудь важное решение.

Люблю ли я Ирэн? Думаю, что да. Люблю её грациозный стан, её великолепное чувство юмора, заботу. А главное — она отвечает мне симпатией. Взаимность, конечно, не всегда прерогатива, но в данном случае она нужна хотя бы для того, чтобы была почва для ростков чего-то нового.

Чего-то крупного, что называется любовью. Или чувствами, ведь что такое любовь? Она начинается как химический процесс, который перерастает в заботу. Забота превращается в симпатию и чувство привязанности, потребность заботиться в ответ. Тогда взаимовыгода отступает на задний план.

Низшее проявление любви — когда вы вдвоём кого-то клеймите, сплотившись вокруг одной цели, дружите против.

Среднее — когда просто привязались и два одиночества нашли друг друга.

Но истинная Любовь — это потребность. Потребность в ком-то другом, в том, кто также испытывает потребность в тебе, в том, кто понимает, что ваши качества замечательны. В том, кто видит и знает, зачем нужен этот человек. Или не знает, потому что не хочет знать, или ему просто не нужно объяснять всё это. То, что необходимо, и так чувствуется. Всё воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

Пока я размышлял о любви, монстры начали атаку. Любовь делала меня сильнее, увереннее и гораздо более опаснее, чем если бы я был один.

Нет никакого смысла в том, чтобы бояться любви. Такое может привести к непоправимым последствиям.

Монстры приближались. Желтоусый подтянул ко мне когти и схватил за ляжку.

Какой-нибудь карикатурный злодей из художественного произведения захочет похитить важного для соперника человека, например, любимую, и утащить её куда-нибудь далеко в глубинку, чтобы вести шантаж.

В моём случае любимая не пойми где, соответственно, монстры до неё не доберутся.

Я должен победить их, чтобы вернуться к Ирэн, обнять, поддержать, потрогать пальцами её губы.

Мяч для крикета начал раскаляться и дал такую тепловую волну, что у меня начали обгорать ресницы.

Эдуарда настигли суровые, жёсткие испытания, которые могут показаться нелепыми, но я не боюсь этого, потому что подобные ситуации могут уничтожить личность. А кто ты без личности?

Любовь — то, чего всё-таки нужно добиваться. Если она приходит в руки сама, то у тебя нет возможности проверить её на прочность. Какая же это Любовь. Лайонел, преданный оруженосец, мне служит, несмотря на то, что я изгнанник и неперспективный хозяин, настолько неперспективный, что, может быть, даже нелогично испытывать ко мне какую-то привязанность. Но тем не менее он на это идёт и не оставляет меня. Почему? Потому что, наверное, считает меня другом.

Правильно быть кому-то другом. Это важная роль, важная цель. Да, именно цель. Безрукий Слендермен прыгнул на меня. Ещё чуть-чуть, и он коснётся моей плоти. Почему-то я подсознательно чувствовал, наверное, благодаря знаниям, которые заложил в меня Метижес, что тактильный контакт с ним не закончится чем-то действительно хорошим.

Надо собраться. Я сконцентрировался на яростной атаке. Плюнул в чудовищ намотанной за всё это время на кулак «Зелёной арматурой», резко приложив сразу троих существ. Жёлтый монстр был разрезан на две части, ничего так и не успев сделать полезного в жизни.

Шар, наполненный магической энергией, так легко не сдался. Он перехватил острыми зубами моё заклинание и оттащил его на себя. В нём была такая сила, что, наверное, смог бы остановить поезд «Сапсан» на полном ходу. Рыча, он тащил меня к себе. От резкого рывка я потерял точку опоры и грохнулся. Что сказать, офигенно.

Я должен всех обезвредить! В этот момент я почувствовал, как моя голова начала взрываться изнутри от боли. Я понял, что тот газообразный монстр пытается парализовать меня болью и страхом.

Другой вопрос, что боль и страх в моём случае звучат, как атавизм.

Что мне терять? Если я сейчас не одержу победу, Первый дом устранит меня, лишив того, что мне дорого.

Если проиграю, больше не увижу Ирэн.

Мной двигали любовь и чувство, что нужно всё сделать правильно.

На красивой площади стояли колонны, их было много, они напоминали мне о театре.

Нет, я не позволю вам лишить меня красоты, я не позволю вам, поняли?

Представив, что мяч для крокета — это сигарета, я поджёг его «Багровым огнём», я взял его за суть, проник в самую глубину и забрал его страхи. Памятуя уроки Метижеса, я впитал их.

Я залез в его разум, и теперь шар боялся меня. Не я его, а он меня.

И меня должны бояться все, потому что я Эдуард из Первого дома.

Мяч для крокета в ужасе намеревался скрыться. Я сдавливал его в руке, как грецкий орех, я мял его, как испорченную туалетную бумагу.

Шар умер от страха, позорно пытаясь сбежать с поля битвы.

Так, кто ещё остаётся?

В воздухе возник Василий Берёзкин. Он эффектно левитировал и опустился прямо передо мной, раздавив Слендермена.

— Привет, мой старый друг, — сказал я.

Выглядел он сейчас как Сухожилый.

— Да, это моя настоящая внешность, а не ваш аристократический фальшивый лоск, — пробормотал Берёзкин.

— Интересно, интересно, — сказал я, размышляя об оставшемся в живых монстре.

— Ты боишься этих шавок? Они тебя не тронут, если я не захочу.

— Так это ты заказчик всего этого дерьма?

Сухожилый картинно закатил глаза.

— Нет. Совсем не я. Но, прежде чем что-то тебе сказать, ответь. Как ты думаешь, возможно ли восстановить «Колючий щит»?

Я напрягся.

— Конечно, иначе зачем всё это?

— А я тебе скажу так. Я использовал запрещённое заклинание, «Эктосферу». «Эктосфера» поглощает разрушенные защитные заклинания-артефакты, таким образом, становясь сильнее. В каком-то смысле твой «Колючий щит» теперь в моей «Эктосфере».

Глаза Василия на миг подёрнулись поволокой, я перестал видеть его зрачки. Но через секунду наваждение рассеялось.

— Так вот, «Эктосфера» запрещена потому, что вы, аристократишки, трясётесь за свои щиты, за свой статус, за мнимый вес в этом прогнившем обществе.

— Так ты же тоже аристократ, разве нет?

— К сожалению, да. Я ненавижу всю эту систему с самого детства. Чего и тебе советую.

— Знаешь, я не очень адекватно воспринимаю советы, если они рекомендуют ненавидеть, — хмыкнул я.

— Наглец! — рявкнул Василий.

Стремительно приблизившись ко мне, он исполнил какой-то магический рывок и сбил меня банальной подножкой. Я плюхнулся на спину. Больно. Затошнило. Тело девятнадцатилетнего Дюрейна не слишком адаптировано к таким физическим нагрузкам, тем более без тренировки. Одно дело — упасть на мягкие маты в учебном зале. Другое — когда местный гангстер пытается тебя унизить, а ещё что-то доказать. В принципе, я настолько обессилен, что, наверное, Василий мог бы сейчас меня прихлопнуть. Но нет, он не намерен меня убивать. Что же Берёзкин задумал?

— Я скажу тебе, Эдуард. Твой «Колючий щит» не вернётся. Первый дом убьёт тебя. Чтобы избавиться от позорного пятна в своей биографии, чтобы никто даже подумать не мог, что Первый дом можно победить, потому что иначе они будут трястись, вцепившись в своё положение. Они будут каждую секунду переживать за то, что их заменят кем-то более достойным. Учитывая нравы паршивых аристократов, достойных вагон и маленькая тележка.

— О-о-о, земные идиомы?

— Даже ваше измерение лучше, чем это! Вы хотя бы врёте не так, как мы.

— И что ты не отвечаешь на вопрос? Ты заказал убийство монстров. Если они ручные, почему самостоятельно их не уничтожил?

— Нет, они вовсе не ручные. Просто за время, пока ты упражнялся, я так накачал «Эктосферу», что могу черпать из неё энергию. Моя персональная Сифирь, моя личная батарейка.

— Ты использовал запрещённое заклинание. Почему тебя не изгнали?

— Если бы ты немного подрос, то знал бы, что основное назначение Второго дома — шпионаж. Поэтому мы так близки с Первым домом. Мы цепные. Даже не собаки. Мы хищные койоты на страже аристократического блага. Мы тайная служба, поэтому нам использовать запрещённые заклинания вполне допустимо. Другое дело, что я играю против них, поэтому и накачиваю «Эктосферу» в своих интересах, не оформляя действия документально.

— Слушай, а тебе не кажется, что газовый монстр ещё жив? — мы болтали с Василием как лучшие друзья.

— Кажется, — напряжённо ответил Берёзкин.

В воздухе возникла Этгрин. Девушка хлопнула в ладоши, рядом с ней воплотились два упругих квадрата, похожих на топорщащееся желе. Они взорвались, и я услышал стон у себя в голове.

Этгрин мелодично засмеялась и сказала:

— Всё, с двенадцатью монстрами покончено. Эдик или как ласково? Эдя? Кстати, разрешите представиться: я и есть заказчица.

— Так вы вместе? Я был прав, значит. А где интрига? Это даже неинтересно. Любой детектив в нашем измерении был бы более насыщенным интригой.

— Не спеши. Дело в том, что мне нужно было посмотреть, на что ты способен. Надеюсь, ты не обижаешься на мою маленькую шалость с Синтией? Она маньячка, психопатка, убийца. Понимаешь? Настоящая убийца. Я спасаю её от тюрьмы, от домов, прочих санкций. Одобрения к её поступкам у меня скорее нет, но родная кровь!

— Так, даже не пробуй доказать мне свою правоту. — Мой голос звенел, как холодная сталь. — Вы причина моих страданий. Из-за вас я лишился своего статуса.

— Ага, шиковал бы сейчас в кровати со служанками, со своими шлюхами из Четвёртого дома. Проституцию вы тоже легализовали, друзья? Магическая Москва питается соками всей страны, загляни за МКАД, люди стонут там, натуральное средневековье. Почему? Почему вы так слепы и не обращаете внимания на проблемы обычных людей? У вас на глазах повязки, что ли? Или вы их сознательно нацепили, чтобы не видеть очевидного?

Берёзкин протянул мне руку, чтобы помочь подняться.

Я покачал головой.

— Проваливайте прочь, ублюдки.

— Мы ещё вернёмся, — сказал Василий, обнял Этгрин, и они телепортировались.

Я оглядел поле боя. Погибший от страха мяч для крокета. Разрубленный мной жёлтый монстр. Раздавленный Слендермен.

Можно отмечать победу? С другой стороны, я не знал, как правильно поступить. «Колючего щита» нет. Попробовать вернуться в Первый дом? Я не докажу правоту.

Что же делать, может быть, Метижес мне подскажет?

Но как попасть к Метижесу, не обращаясь к Магире? Я тоже не знаю.

Меня охватило отчаяние, с которым я, без сомнений, справлюсь.

***

Василий Берёзкин расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Он молчал уже несколько часов. Шар-передатчик был накрыт шалью. Василий не хотел принимать звонки и разговаривать сейчас с кем-то, возможно, единственной, кто мог бы сейчас стать его собеседником, была Этгрин.

Берёзкин не хотел звонить ей первым, она тоже не удостаивала его своим вниманием.

Некогда сейчас об этом думать. Пустое. После того, что Эдуард устроил на площади, Василий не знал предела его возможностей. Шутка ли, он тащил энергию одномоментно из двух Сифирей.

«Зелёную арматуру» мощнее, чем колдовал Эдуард, трудно вообразить.

Подобные таланты могли губительно сказаться на репутации Второго дома и значительно усилить Первый, если, конечно, Эдуарда туда вновь примут. Василий думал, как лучше поступить, и пытался составить план действий. Как выпутываться из ситуации?

Второй дом не знает об истинных планах Берёзкина.

Эдуард наверняка в попытках отомстить захочет расправиться с Берёзкиным. Как склонить его, как переманить на свою сторону?

Эдуард на своей Земле был не самым честным человеком. Будучи Сухожилым, он неоднократно с ним общался. Тогда он производил впечатление заурядного бандита. Но здесь, обученный манерам и магии, Эдуард начал показывать свои недюжинные таланты. Корпус Ирисов пока не разобрался, по какой причине именно Эдуард из всех живущих людей смог использовать Сифирь, которая не отказывала Эдуарду даже с другой Земли. Именно он открывал прорехи между измерениями. Фактически, если бы Эдуард по ночам во сне не разговаривал с Сифирью, сам того не осознавая, корпус Ирисов не узнал бы о существовании иного измерения.

Удивительно, но пока не было известно о каких-то других подобных случаях. Возможно, Эдуард был единственным человеком, способным открывать прорехи.

Василий посмотрел в окно, вообразив, как Эдуард со своим оруженосцем и той седой женщиной из Шестого дома вновь проникает во Второй. Сейчас он выпрыгнет из сутеми, схватит за горло или просто сожжёт «Багровым огнём».

Василий вздрогнул от собственных мыслей, им руководит страх. Страх — это не то, что может помочь сейчас.

Шар-передатчик издал нежную трель.

У меня этот звонок специально настроен на Этгрин,— пронеслось в голове у Василия.

Он снял шаль с шара-передатчика и нажал на матовую поверхность, немного придавив кончиком указательного пальца.

— Дорогой, это я! Как ты? — излишне заботливо спросила Этгрин, учитывая её характер и социопатические склонности.

Василий сомневался, что её действительно это интересовало. С другой стороны, подобная внимательность говорила о том, что она хочет понравиться Василию, и их интрижка начинает перерастать в полноценный роман.

Это как когда пишешь книгу. Сначала несколько абзацев, потом рассказ, а потом уже более широкое полотно качественно написанного текста. Или не очень. Всё зависит от писателя.

— Дорогой, ты вообще меня слушаешь? — спросила Этгрин, поджав губы.

— Да.

Он стал слишком много отвлекаться. Нужно срочно исправлять это досадное недоразумение.

— Где Эдуард сейчас?

— Давай дадим ему время подумать до завтра?

— Как ты думаешь, не грохнет ли он нас с тобой?

— Где штаб Корпуса ирисов он не знает, ему и не положено. Те, кто знают в Первом доме, ему не скажут.

Василий доверял Этгрин, хотя понимал, что человек такого склада характера, при этом обладающий такой силой и интеллектом, при необходимости сможет легко переиграть его. Доверие в их случае выглядело скорее слабостью, но Этгрин очень манила его.

Берёзкин понимал, что Этгрин умеет заботиться, потому что она не оставила без внимания свою сестру, которая много раз должна была поплатиться за свои поступки.

— Так, а что, если сыграть на чувствах Эдика?

Будучи в курсе всех сплетен и дворцовых интриг, Василий знал, что Эдуард соревновался с Андреем из Третьего дома за некую волшебницу. Что, если попробовать шантажировать Эдуарда?

— Главное, сделать это правильно. Если сыграть топорно, он может отвернуться от нас.

— Можно подставить женщину, которая ему нравится.

— Нет, нет, нет. Если мы похитим его пассию, то сами окажемся плохими в его глазах. Давай-ка мы лучше выкрадем её и скажем, что Первый дом с ней расправился. Так он ещё больше рассердится, зато мы на контрасте будем выглядеть выгодно.

Эдуард зашёл в комнату Берёзкина.

Тот вскочил, загородившись «Эктосферой».

— Не нужно меня шантажировать. Я готов вступить в Корпус ирисов, — сказал бывший маг Первого дома.