Усилитель 2. Мальчик и облако

Глава 22

Германия. Гамбург.

Директор филиала военной разведки Германии Георг Блюм был не в духе. Точнее, в тихой ярости. Такое состояние бывало у него с каждым годом все чаще. Вот и сейчас он выслушивал объяснения Анны-Лены Бирбокс – начальника отдела, в котором в понедельник обнаружилось исчезновение капитана Хайнца и его ярость с каждой минутой становилась всё сильнее.

– После этого я послала своего заместителя доехать до дома Хайнца, чтобы убедиться, что там не пропало электричество и не произошло ничего другого, что мешает ему прибыть на работу и выйти на связь. Когда он вернулся, то сообщил…

– Почему он не позвонил Вам от дома, когда обнаружил, что дом закрыт и внутри никого нет?

– Он звонил, но я в это время пошла на обед, смартфон в столовую я не беру, так что…

– Понятно. Не нужно было никого никуда отправлять. Согласно «Регламенту 3-9» в случае неприбытия офицера утром на службу, Вы должны были в течение пяти минут использовать все имеющиеся каналы связи, чтобы выйти на связь с капитаном Хайнцем. В случае отсутствия отклика с его стороны – даётся ещё пять минут на установление связи с его семьёй. Если и это не получилось, – Вы сообщаете дежурному по Управлению; на этом Ваши функции исчерпаны. Дальше дежурный действует по своей инструкции.

– Этих регламентов такая куча, я ещё не со всеми ознакомилась. Ранее Хайнц никогда не опаздывал. За опоздание его могли лишить премии, и мне не хотелось оставлять его без денег.

Показав рукой, что ему нужно подумать, Георг встал и подошёл к окну. Думать ему было не нужно. А вот успокоиться – требовалось. Срочно.

– Непроходимая тупица, – думал он. – Эта дура даже не допустила с самого начала варианта, что семью могли убить, а дом заминировать, и тогда её зам, взявшись за дверную ручку, тоже бы погиб. Впрочем, зама не жалко – такой же политический назначенец, только из арабов. Она уже полгода в отделе, а документов до сих пор не знает. Да и о работе разведки представления самые туманные; точнее, – никаких. Куда мы катимся? Это выпускники военных вузов и разведшкол, пройдя специализацию, назубок знали все инструкции и регламенты и понимали, что надо делать. Политические назначенцы себя такой ерундой не утруждают, и с каждый годом таких «не утруждающих» становится всё больше. И одна из них – вон, сидит. «Пивнушка» – как сразу прозвали её офицеры управления. И фамилия подходящая («БирБокс» – с немецкого «пивной погреб»), и внешность вполне пивная, да и замашки, как у официантки-разносчицы. В фартуке и чепчике она бы смотрелась органично. Видел как-то её фотографию в форме: мундир сидит, как на корове седло.

Успокоившись и вернувшись за стол, полковник завершил беседу: – Я лечу в командировку в Берлин, прошу через два часа представить рапорт о Ваших действиях и действиях Ваших подчинённых и приложить подробный хронометраж.

Берлин. Штаб Федеральной разведывательной службы.

– Господин генерал, как следует из записей уличных камер наблюдения и переговоров по телефону, – начал доклад полковник Георг Блюм, – вечером пятницы капитан Фриц Хайнц с супругой и тремя детьми выехали на празднование дня рождения подруги его жены в город Розенгартен. В таблице указаны места и время событий. Мы полагаем, что, увидев данные о пробках на выездных трассах, он решил их обойти и проехать через мигрантские кварталы Хорбурга*. Навигация с его автомобиля показывает: переехав Эльбу, он ушёл с шоссе, и воспользовался короткой дорогой, по Деникштрассе. Авто Хайнца прошло две трети расстояния до кольцевого автобана, по всему маршруту держа приличную скорость. Но на перекрёстке с Люманштрассе его машина остановилась на четыре с половиной минуты; там могло быть ДТП или пробка, либо его автомобиль остановили каким-то другим способом. К сожалению, в арабских кварталах действующих видеокамер нет, и что там произошло, мы пока не знаем; поиск свидетелей ведётся. Но именно там, через две минуты после остановки, перестали работать смартфоны Хайнца и его семьи и больше они в сети не появлялись. Сам он никакого сигнала опасности не активировал, в результате дежурная служба до понедельника оставалась в неведении… Когда машина тронулась после остановки, она ехала медленно; затем свернула во двор, являющийся тупиковым и оборудованный закрывающимися воротами, и там автомобиль нашла группа спецназа вечером понедельника: это было не трудно, так как маячок работал от автономной батареи. Авто разграблено. Фрица, его жену и детей обнаружить не удалось. Поиски продолжаются.

Генерал Конрад Кинкель углубился в изучение бумаг, по порядку уложенных в толстую стопку и на десяток минут в кабинете генерала воцарилась тишина. Оторвавшись от рапортов и расшифровок разговоров, он начал задавать вопросы: – Почему подруга жены не обеспокоилась тем, что Хайнцы не приехали?

– Они с Фрицем недолюбливали друг друга. Он считал, что она плохо влияет на его жену; она его мнение о себе знала. Она подумала, что Хайнц мог поссориться с женой и они передумали ехать, и не хотела участвовать в семейном скандале.

– Если с Фрицем что-то случилось на перекрёстке, почему он не активировал кнопку опасности?

– Если стекло автомобиля разбили одним ударом, и сразу же прыснули туда газ, он уже не мог это сделать – на активацию нужно минимум две секунды времени. Но его могли спровоцировать, чтобы он остановился и вышел из машины, и тогда вывести его из строя можно было ещё проще.

Перелистнув несколько страниц, генерал Конрад Кинкель решил перейти ко второй части беседы: – Теперь о действиях твоих подчинённых, Георг …

– Конрад, ты же понимаешь, что это – бесполезное обсуждение. Я тебе еженедельно представлял рапорта о её несостоятельности. И вот эта полная непригодность проявилась во всей красе очередной раз. Что-то изменится? Её кто-то накажет? Гамбург – сложнейший город, погружающийся в пучину экстремизма и насилия! Тот же Хорбург полиция отваживается патрулировать только днём – патрули слишком часто подвергались нападениям в ночное время, и решили ночью туда не ездить. Восемьдесят процентов населения Гамбурга имеют иностранные корни. И ладно бы – какие-нибудь поляки или греки! Так нет! Это азиаты и африканцы. У нас почти сто тысяч афганцев – и представь себе: они не ткут ковры, они торгуют наркотиками. А между бандами, их крышующими, идёт война. В городе перестрелки каждую неделю. Сто пятьдесят тысяч турок – граждан Германии. И ещё почти двести – имеющих турецкое гражданство. В Гамбурге – бывшем ганзейском городе, скоро будет сотня мечетей. У нас месяца не проходит без митинга за создание халифата. И вместо того, чтобы направить в город специалистов, хотя бы представляющих работу разведки, нам сбрасывают бесполезное дерьмо, которое не способно даже изучить список имеющихся инструкций, не говоря о том, чтобы руководствоваться ими в работе. Мы уже забыли, что основным критерием должна быть профпригодность. Армия всегда была мне политики, а теперь не только министр обороны, но и куча генералов и офицеров – политические назначенцы. Как может командовать кораблём капитан, не бывший старпомом и не командовавший даже шлюпкой? Разве это не идиотизм? Но мы, немцы, этот идиотизм воплощаем в жизнь с истинно немецкой последовательностью и педантичностью. Над нами смеются не только англичане и французы – но даже венгры и поляки. Скоро, совсем скоро к ним присоединятся итальянцы и испанцы и не потому, что они стали работать лучше – просто, по своей привычке, получив очередные инструкции, они палец о палец не ударили для их выполнения. И у них старая школа сохранилась...

– Георг, успокойся. Ты просто устал.

– Конрад, я не просто устал. Я – очень устал. Я – окончательно устал. Я настолько устал, что приехав к тебе, зарегистрировал в канцелярии рапорт об отставке. Я выслужил все сроки, какие только можно, мне четыре раза продлевали контракт. Мы с тобой всегда находили общий язык; сделай для меня доброе дело – оформи всё быстро, чтобы к Рождеству я был на пенсии. Моей жене, детям и внукам это будет самым ценным рождественским подарком!

* Южный район Гамбурга.

Севернее Владимира. «Опытный участок».

Поле очень долго мне не давалось. Впрочем, как оно могло мне поддаться, если в обычном зрении это и было обычное поле с пожухлой травой. Необычность его я его видел только в силовом зрении. Но никакого другого способа изучения, кроме как смотреть на него или пытаться «трогать», у меня не было. Разложенные по земле или установленные на вешках шары и квадраты из разных материалов вели себя не одинаково, но объяснить это я тоже не мог. Нужно было набирать статистику и как-то потом анализировать. Приближалась зима и на холодный сезон поездки прерывались: в минус двадцать так не посидишь, как я сейчас – на высокой раздвижной лестнице, наблюдая за дыханием облака и улетающими от него лепестками.

Посидев на верху, перемещаюсь на многослойный коврик, который я тоже привёз – чтобы рассматривать камни и грунт в их естественном положении и пытаться руками понять какие из лент проходят через меня, а какие огибают, и записать потом всё в таблицу. Уже вечерело, низкое солнце подсвечивало поле. Вглядываясь, замечаю, что моё магическое зрение стало сильнее – я смог рассмотреть мелкие структуры облака: как бы капельки пара, которые раньше не мог выделить из общего массива. А те же ленты, оказалось, состояли из нитей. Разглядывая ленты, замечаю, что некоторые энергетические паутинки выходят из земли: тонкие струйки вытекали из грунта, подхватывались облаком, растворяясь в нём или свиваясь с другими струйками в узкие ленты. Если бы я не лежал, уставившись на небольшие камни, я бы и не смог увидеть, как из земли потянулся тонкий дымок. Его колыхнуло, закрутило, притянуло к себе облако, и эта маленькая ниточка стала его частью. Начинаю приглядываться: нитей из земли сочится немало, они очень тонкие, и если облако плотно касается земли, то и зафиксировать их появление невозможно. Почти все такие «ниточки» вначале бесцветные, подкрашивались уже в облаке, когда начинали клубиться.

Ну что же. Скорее всего, облако так и сформировалось из нитей, поступающих из земли. Раньше я не мог понять: если облако постоянно теряет ленты, клубы энергетического дыма, нити и звёздочки, то почему оно не исчезло? Теперь можно считать, что мне стала известна первая тайна облака – оно постоянно пополняется, подпитываясь из грунта.

Задумываюсь – а если пригнать бульдозер и снять половину метра земли? Или даже метр? Изменится ли что-то? Тут же отвергаю этот план, как глупый: так ведь и структуру почвы можно нарушить, и облако тогда может исчезнуть. А если не исчезнет – то такая ценность информации о том, что нити идут с глубины? Всё равно ведь не будет известно – откуда.

Владимирский военный госпиталь.

Этой работой Евич тяготился – но никуда деться от бумаг было невозможно. Каждый день он час, а то и два тратил на то, чтобы подписывать бесконечные приказы, распоряжения, накладные, акты перемещения материальных средств или их списания. Его руки, получая скальпель, сливались в единый организм с узкой полоской хирургической стали и буквально в доли миллиметра резали плоть – даруя жизнь. Шариковая ручка для его пальцев была непривычным инструментом пыток, и поэтому буквы выходили корявыми и плохо читающимися. Хотя, у кого из медиков буквы другие? Иногда, глядя на свои записи в книгах болезни или на накладываемые резолюции и рецепты, он вспоминал старый студенческий анекдот: – Холмс, меня до сих пор мучает вопрос: как вы тогда узнали, что я доктор? Это невероятно!! – Элементарно, Ватсон! По почерку...

Секретарша, забирая бумаги, сообщила, что к нему просится один из врачей и Евич грустно подумал, что основных вариантов два – посетитель или будет проситься «за ленточку» или в академию: штат и так укомплектован не полностью и потеря каждого практикующего врача ухудшала положение всех остальных.

Увидев в раскрытую дверь знакомого врача, Евич кивнул: – Заходите, Григорий Денисович.

– Юрий Васильевич, наш госпиталь – уникальное заведение, с грамотными врачами, хорошей организацией медпомощи, – начал тот, переступив порог.

– Ииииии…– протянул Евич…

– Я ещё в медицинской академии имел склонность к научной работе. – Наш госпиталь – высококлассное учреждение, и нужно каким-то образом те достижения, которые имеются, использовать на общее благо. У меня возникла идея подготовить серию публикаций в научных журналах по разным направлениям нашей деятельности. Бумажную работу я беру всю на себя, коллегам часто вообще некогда, а я холостяк, время есть, да и на дежурствах иногда вечера не сильно загруженные. Позже по каждой статье Вы определите список соавторов, в соответствии с их вкладом, и передадим в печать. Когда публикаций наберётся, можно и на диссертации замахнуться – думаю, под Вашим крылом вполне десяток кандидатов наук можно вырастить. В той же хирургии, где Вы основную скрипку играете, половину хирургов можно продвинуть до научных званий. Мне нужны только истории болезней и другая документация, я всё сам обработаю и уже в готовом виде представлю…

– Всё так. Исследований проводится много, что-то по ходу отметается, что-то идёт в работу и постепенно материал накапливается. Но проблема в том, что на всех историях болезней министерство обороны ставит гриф секретности. А снять этот гриф – почти невозможно. И даже если получится – вопрос о допуске нужно будет решать с каждым дворянским родом по отдельности; практические все лечащиеся у нас – дворяне. Вы же инфекционист? Ну, так и займитесь своим направлением, у вас же режимных ограничений нет. В масштабах государства в «инфекционке» у нас, как правило, присутствует только напряжённое ожидание очередной напасти, а потом страна на полгода уходит на изоляцию. В нашем госпитале есть все условия для научной работы по этому направлению; при желании, можно решить вопросы с получением данных за область в целом и привлечения их специалистов. Представьте, появляется какой-нибудь «грибной грипп» или «комариная атипичная пневмония» или «тараканья оспа», а у вас не только клиническая картина расписана, но и сыворотка готова! Красота! Тут не диссертацией – тут Нобелевской премией по медицине попахивает!

Китай. Провинция Хубэй. Ухань. Региональный офис клана Шугуан.

Разбирая почту, накладывая резолюции и сразу раздавая указания исполнителям, Цзин Шугуан, прочитав очередной документ, нажал на кнопку селектора: – Джао, близится совещание по захвату бизнеса у семейства Фэн, дядя назначил его через полторы недели. Нужно поднажать, а то мне доложить будет нечего – мы клан Фэн предупредили, время им на подумать, осознать неизбежное и смириться, предоставили. Распорядись, чтобы подготовили документы о покупке их собственности, ими уже занимались, окончательный вариант договора пусть вычитывают. Съезди в Шаян, возьми с собой юристов, договор и доверенности, фабрику пора переписывать на нас. Как раз за неделю всё оформим. И по земле и другим объектам тоже проконтролируй, чтобы работу ускорили – до совещания не успеем, но движение должно быть.

Как и всегда, день пролетел незаметно: казалось бы – два совещания по полчаса, но вот и полдень; небольшой выезд на предприятие – и здравствуй, вечер. Звонку от Джао он не удивился – помощник отличался расторопностью, времени, чтобы добраться до Шаяна и побывать на фабрике, у него было достаточно: – Добрый вечер, Джао. Как там клан Фэн поживает?

– Их нет.

– Кого нет?

– Фэн. Всех.

Цзин Шугуан даже немного опешил от неожиданности: – Как нет? Куда могла деться чайная фабрика?

– Фабрика есть. Точнее, корпуса. Но в них теперь расположены торговый комплекс, разные склады, какие-то небольшие производства. Но это уже не Фэн, а собственность разных семей и кланов. Все показывают документы на покупку земли и зданий; приобретали полтора – два месяца назад.

– А Фэн?

– Они продали фабрику, точнее землю и здания. Оборудования нет. Местные жители рассказали, что они в конце весны закрыли фабрику, новое оборудование демонтировали и куда-то продали, а старое сдали на металлолом или в утиль.

– Тащи сюда Фэна, ну кого-нибудь из их рода, кто там руководил. И поаккуратнее, не поломайте его по дороге.

– Их же нет, я сказал.

– А где они?

– Никто не знает. Уехали куда-то. Неожиданно снялись, просто исчезли. Все уехали. Их дома проданы, они здесь кучно селились, своим районом, и теперь в их домах живут новые люди.

– Отправь кого-нибудь в Ичан, они оттуда чай получали; там у Фэн несколько посёлков, наверняка они туда сбежали. А лучше езжай туда сам, мы их землю в округе Ичана выкупили, предупреди, что сбор урожая закончился, им пора выметаться. И старшего от Фэн привези – лучше того, кто был главным на чаеразвесочной фабрике и потом её продавал, я с ним сам поговорю.