Усилитель 2. Мальчик и облако

Глава 27

Владимир. Дом семьи Приваловых.

Молчаливо ввалившись в гостиную, не снимая курток и не разуваясь, Дмитрий Антонович, Юрий и юрист рода по молчаливому знаку главы рода, расселись в креслах.

Немного помолчав и оглядев нахмуренные лица присутствующих, Дмитрий Антонович озвучил решение: – Сегодня ничего обсуждать не будем – вечер, поздно. И повлиять ни на что невозможно, решение оглашено. Да и не только мыслям будет полезно улечься за ночь, но и мозгу осознать новую реальность. Так что лучше поужинать и завалиться спать. Приглашаю в столовую, стол накрыт, кто захочет – может и накатить, стресс снять немного.

Однако и старший сын Юрий, и юрист откланялись и обещали завтра рано утром быть.

Владимир. Кирпичный завод.

Печь называлась «кольцевой», но была прямоугольной. Такая вот квадратура круга. Я уже привык к тому, что людям просто лень напрягаться, чтобы придумать слова, точно описывающие события, объекты и явления. Берут – что попало, лепят – к чему и как попало; а ты потом мучайся. Помню, как в детстве, услышав словосочетание «морская свинка», я представлял маленького чистого поросёнка, барахтающегося в воде, и управляющего движением с помощью хвостика, как винтом; а из воды торчит только круглый розовый пятачок с двумя дырочками; а вместо копыт у него – маленькие ласты из нежной кожи. Каково же было моё разочарование, когда оказалось, что морская свинка – это небольшой грызун типа суслика. Единственное, что у него общего со свинкой – его можно есть. Морских свинок и ели инки, в Америке, разводя их для мяса. Ну, назвали бы их «коротконогий кролик» или «индейский суслик», – так, всяко, гораздо ближе к реальности.

В сопровождении Геннадия Алексеевича, Михаила Генриховича и Виктора Михайловича Дитерихсов, представителей дворянского совета, обходим по кругу, а точнее, по периметру эту, так называемую, круговую печь – почти полсотни метров длиной и с десяток метров шириной.

Моя новая собственность – переданная мне в качестве виры от семейства Приваловых: очень болезненно, а порой и очень дорого обходится дворянам недержание – как слов, так и рук. Ну, а особенно, – некоторых других органов тела, зачастую подменяющих собою мозг.

Рядом с печью постоянно крутится техника, снуют люди, и управляющий предприятием, – как только подпишем акт, – моим предприятием, объясняет: – Цикл производства непрерывный; ночью дежурная смена следит за процессом, утром начинается выгрузка обожженного кирпича из отсека, где кирпич остыл; на следующий день работники переходят на выгрузку из следующей камеры, и так ежедневно по кругу; каждые сутки – сдвиг на одну камеру. А освобождённые от кирпича камеры другая бригада обследует, вычищает, готовит и затем загружает в них кирпич для обжига, точно в таком же ежесуточном ритме. И когда, совершив круг, огонь вновь дойдёт до этой камеры, процесс начинается по следующему циклу. И так непрерывно, десять месяцев в году. Летом на два месяца встаём на ремонт и профилактику, и вновь перезапускаемся. За год работы печь производит больше двенадцати миллионов кирпичей!

Я выпадаю в осадок! Куда мне девать столько кирпича? Завалить ими все восемьсот гектаров пустошей? В моём мозгу рисуются апокалиптические картины вавилонской башни из кирпича…

Управляющий, проводящий для нас экскурсию, не может понять, к кому он должен обращаться в первую очередь; а спросить – не по чину. Поэтому он обращает свой рассказ то к одному, то к другому из присутствующих, по их заинтересованности и вопросам пытаясь определить – кто же новый хозяин?

Проходим в заводоуправление, где место в председательском кресле занимает Геннадий Алексеевич, и управляющий немного светлеет лицом, наконец-то поняв, кто здесь главный. Начинается беседа с вопроса об имеющихся проблемах, причём Михаил Генрихович Дитерихс настаивает, обращаясь к собравшемуся руководству завода: – Необходимо сейчас, в присутствии представителей губернатора и дворянского собрания, перечислить все причины, которые могут существенно повлиять на производство. Если в течение года окажется, что какие-то важные проблемы были скрыты, это будет расценено как попытка ввести в заблуждение нового собственника – Андрея Андреевича Первозванова и его опекуна – дворянина Геннадия Алексеевича Перлова.

Владимир. Дом семьи Приваловых.

Совещание в кабинете главы рода проходило в гнетущей атмосфере – суд признал полную неправоту рода, недостойное воспитание потомков, и, в связи с этим, обратился к императору с ходатайством об извержении рода Приваловых из дворянского сословия. Плюс и материальные потери, очень существенные и болезненные.

Выслушав комментарии юристов; в этот раз, как и на заседание суда, Привалов подтянул всех своих правовиков, переговорив с заместителями по производству, Дмитрий Антонович начал нарезать задачи: – То, что суд попросил обращение к императору отправить с задержкой на две недели – это уступка нам, чтобы мы успели повести реорганизацию в семье. Император всегда прошения о лишении дворянства поддерживает, особенно в детали не вникая. Юра, – обратился он к старшему сыну, – сегодня же готовим бумаги о твоём выходе из рода и создании независимой семьи дворян Приваловых с тобой во главе. Юристы услышали? Хорошо, сразу, как закончим, садитесь за прошения, всё заверяйте, как надо, сроки не горят, но поджимают.

– Дальше. Юрий, ты у нас больше по лесу и деревообработке специализировался, я жаться не буду – все делянки, что мы разрабатываем, лесные участки в нашей собственности, пилорамы, деревообработка, завод стройматериалов из дерева, фанерное производство и мебельный цех – переходит тебе. Собственность в твою пользу будем переоформлять параллельно с подготовкой бумаг на выход из рода.

– Себе оставлю цементный, железобетонный и цех металлических конструкций, и завод деревянных конструкций для строительства. Надеюсь, комиссия, что приедет налоги добирать, насчитает не слишком много, и средств, имеющихся на счетах, хватит на погашение долгов, и мне ничего продавать не придётся.

– Далее. Губернатор наше производство не разрушил, хотя и мог. Он в качестве виры Окинову забрал парк техники, что кирпичный завод обслуживает, и наши карьеры, где мы песок и глину добываем для производства кирпича. А Перловым – сам кирпичный завод. Хотел бы губернатор нас разорить – лишил бы нас лесных делянок и карьеров. И без них у нас бы производство встало. А чтобы новые получить – это же года три, не меньше – заявки, конкурсы, торги. Ну, вы не хуже меня знаете. Так что сегодня в церковь схожу, большую свечку за здравие Григория Семёновича поставлю и долгих лет ему пожелаю.

– И главное. Юра, завтра, как подпишешь все документы, улетаешь на нашу главную лесопилку, в Калачинск. Пару лет как от них и материалы хуже идут, и прибыль падает. Разберись. И этих двух – отставных козы барабанщиков, с собой возьми. Костя, – обратился он к среднему сыну, – назначаю тебя заместителем директора Калачинского лесозаготовительного и деревообрабатывающего комбината. Шанс тебе даю – показать себя в работе, и тогда, может, старший брат тебя в род примет и вернётся тебе дворянство. А ты Сергей, годика на полтора тоже в Калачинск полетишь – жить будешь у дедушки и бабушки, там и учиться. Увидите там, как наш род начинался и на чём поднимался, вам полезно будет. И, Юр, если посмеют только жить не в Калачинске, а в Омске – мне сообщи, да и сам наказать можешь.

Обернувшись к начавшей всхлипывать жене, Дмитрий Антонович удивлённо развёл руки: – Что ты сейчас-то расплакалась? А не когда огласили, что нас дворянства лишают? И не тогда, когда зачитали, что кирпичный завод, мне от предков доставшийся, к чужакам переходит? Нашей с тобой родительской любовью к младшеньким род чуть до гибели и разорения не дошёл. Так что пусть они там пару лет сопли поморозят, может, и до мозгов дойдет – поумнеют.

Владимирская область.

– Ну, что, генерал песчаных карьеров? Как тебе новая собственность?

Мы с Геннадием Алексеевич Перловым с стоим на крутом обрыве. Вообще-то, не песчаного: ярко красные склоны и бугры внизу свидетельствуют – карьер глиняный. И техника, которую мы видим на самом дне карьера, занимается заготовкой глины для завода. Как пояснили мне юристы, при разговоре о вире с Привалова, проходившем между князем Окиновым и губернатором Владимирской области, Дархан Тайшаевич сразу сообщил, что виру он возьмёт, но передаст стороне, подвергшейся необоснованному нападению – то есть мне, Первозванову. Вот Григорий Семёнович и предложил ему взять карьеры и технику – к кирпичному заводу они в комплекс очень хорошо ложились. Так что таких карьеров, поменьше размерами, чем этот, у меня теперь шесть. Этот вообще громадный – вытянувшийся дугой почти на километр и местами до сорока метров глубиной. А ещё четыре песчаных карьера. Часть из них – собственная земля, а часть – на время получены по лицензии.

– Мне, вообще-то, учиться надо. И к имперскому триатлону готовиться. А тут – это. Вам же некогда заниматься что землёй, что заводом. Я хотел Вас попросить: найти людей, которые за всем хозяйством приглядывать будут. Директора – что кирпичного завода, что транспортного цеха перед Приваловым отчитывались, и он их работу контролировал. Вот чтобы кто-то всем этим от Вашего имени управлял. Ну, как мне выделили Виктора Дитерихса, чтобы его отца не перегружать.

– Хорошо. Подберём, – согласно кивает Геннадий Алексеевич.

Владимир. Дом Перловых.

На прогулках, стоило мне пришпорить коня, точнее, – отпустить немного повод и сказать: – Ну, что, Ветер, давай! – как Ветер тут же ускорялся до бешеной скорости и нёсся по просёлочным дорогам и тропам, штурмовал холмы и форсировал ручьи. Меня всегда радовала эта скачка, когда от скорости полёта захватывает дух, встречный поток воздуха обдувает развевающиеся волосы, а ты превращаешься с конём в единое существо, живущее только одним – жаждой ещё большей скорости. И иного пространства, кроме вот этой скачки, – не существует: весь мир сливается в зелёно-серую полосу из кустов и деревьев на периферии зрения.

Но и без коня вся моя жизнь была такой же скачкой – тренировки э-зрения и исследования «облака», занятия в лицее и подготовка к экстерну, языки и упражнения для имперского триатлона, спорт и дуэли, земля и кирпичный завод. И начинающаяся светская жизнь, для вхождения в которую у меня появился ещё один ипподром – паркетный пол танцевального зала, на котором я скакал по два, а то и три часа два раза в неделю. И без этого тоже было нельзя, – впереди «балы, красавицы, лакеи, юнкера…». Конечно, утрированно, но если ты «в обществе», то быть свободным от него не получится. Запишут в зазнайки или недоговороспособные, и доказать обратное будет не так просто.

Из-за этой постоянной гонки многие события, не требовавшие моего непосредственного участия, оставались без моего внимания. Я просто принимал их к сведению как естественное течение жизни.

Как и в прошлом году, новогодний бал Кати потребовал деятельного участия Оксаны Евгеньевны. Но мужскую половину семьи не затронул. Кавалером Екатерины на балу был специально приехавший из Москвы Кирилл Борисович Фениксов – один из внуков нашего учителя китайского. Но Вася мне шепнул, что Катя выдала ему «военную тайну»: на самом деле – это её жених! Пока это секрет, но после наступления нового года начнётся подготовка к празднованию шестнадцатилетия Кати, на котором планируется провести и обручение.

Владимир. Дом Латышевых.

– Ты какой-то сегодня рассеянный, за танцем следишь вообще плохо, – сделала мне замечание Алёна, лёгким движением кисти немного приподнимая мне локоть правой руки. – Чем у тебя голова забита?

Для кавалера, вообще, недопустимая ошибка – опустить вниз правую руку, на которой лежит левая рука партнёрши – локоть всегда должен быть параллельно паркету. Но события последних дней меня и впрямь немного выбили из равновесия, и я честно отвечаю: – Кирпичами!

Она рассмеялась: – У мамы не бывает салона, чтобы собравшиеся дамы тебя не вспомнили, что вообще, для твоего возраста необычно – как правило, обсуждаются старшие юноши или совсем уж взрослые. Так что я в курсе твоей бурной жизни: с кубками, медведями, медалями, дуэлями, ну, теперь ещё и с кирпичным заводом.

– Как я вообще могу кого-то интересовать? Я – никто! И звать меня – никак! Прежде, чем я что-то буду из себя представлять, если, конечно, вообще когда-нибудь стану кем-то интересным, должно лет десять или пятнадцать пройти.

– Ты абсолютно не знаешь женщин! Любая женщина может из ничего сделать шляпку, салат и скандал! Для некоторых женщин этот список – не полный и они с таким же энтузиазмом и изобретательностью умеют из ничего организовывать сплетни! У тебя жизнь насыщенная, у них – скучная. Вот они и разнообразят её таким образом, перемывая тебе косточки.

***

Танцы закончились, спешу домой – с конём пообщаться, с Четом погулять, уроки сделать, языки учить…

Из темноты ко мне шагает рослый пацан, и я сразу узнаю одного из посетителей танцевального салона Латышевых – Никиту.

– Андрей, у тебя есть время поговорить?

Сразу хотел сказать ему, что с Алёной я просто танцую, и если у него на неё какие-то планы, то меня он может в расчёт не брать. Если его это не удовлетворит, пусть вызывает на поединок! Но решил, что это грубовато, поэтому отвечаю: – Да, конечно.

Хорошо, что я сдержатся, так как моё предположение о теме разговора оказалось неверным.

– Тебя же Судьёй зовут; звали? Я поинтересовался: ты реально раньше помогал в разных сложных ситуациях. Тут такое дело – я с Ильёй поссорился. Мы с ним чуть ли не с яслей дружили, семьи наши приятельствуют, в гости друг к другу ходим постоянно. А мы с ним в конце лета что-то начали претензии друг другу высказывать, ну и понеслось. Правильно говорят: хочешь испортить отношения – начни их выяснять. Поссорились – но не ругались, просто высказались и разошлись, каждый при своём оставшись. Теперь даже в лицее не разговариваем. Ты как-то можешь помочь это урегулировать или посоветовать, как сделать? Я-то уже остыл. Думаю, и Илья тоже.

– Никит, ты же один пришёл. Когда в приюте или в школе ко мне подходили, это всегда были две стороны спора, и они обе готовы были на тот вариант урегулирования, который я предложу, так как считали, что я поступлю по справедливости. Вряд ли Илья согласится со мной общаться – он меня не знает. Как ты ему сможешь это предложишь? Вы с ним в ссоре, не разговариваете и не общаетесь. Да и не поможет это – он изначально будет считать, что я на твоей стороне и сомневаться в моём нейтралитете.

– Всё, что я могу тебе посоветовать, – продолжил я, – переговори с ним сам. Ты ничего не потеряешь – вы ведь и так не общаетесь. Просто подойди и попроси три минуты на разговор. Чтобы хотя бы в классе общаться, а не дуться и демонстративно друг от друга отворачиваться. А вообще, мне показалось, что вы зря сразу возникающие претензии не высказывали – вот они и копились. А не высказанная претензия – она растёт. И когда ты её, в конце концов, вытаскиваешь на свет, чтобы озвучить, она не просто суммируется со всеми остальными, там правила умножения действуют. Так что и на будущее: если тебе что-то в друге не нравится – сразу ему скажи. Вежливо, аккуратно, но сразу.