Представитель Госкомспорта Ефим Евгеньевич Храмов, посетивший Свердловск для решения текущих «общеорганизационных вопросов», в принципе, не рассчитывал задерживаться на эти, с его «общегосударственной», так сказать точки зрения, мелкие региональные соревнования.
Сколько их таких в необъятном Советском Союзе… Больших городов, втайне считающих себя не хуже Москвы и, тешащих собственное самолюбие, громко именуя очередной населённый пункт «столица края».
А уж про самомнение местечковых талантов он и вовсе был… весьма скептического и неоднозначного мнения. К тому же, будучи специалистом больше «по хозяйственной части» чем докой, разбирающимся в тонкостях поиска и воспитания юных, в той или иной степени проявивших себя дарований, Ефим Евгеньевич относился к этим, так сказать, в кавычках «талантам» без особой надежды и какого-либо пиетета.
Безусловно, он имел отношение к боксу. Занимался в юности, и даже окончил институт физкультуры. Но, с самого начала было понятно, что больших или даже просто, каких-либо заметных высот в этом виде спорта ему не достичь. И потому, наплевав на очень кратковременную и, прямо скажем, весьма непривлекательную в плане физического здоровья, боксёрскую карьеру, с чистой душой и лёгким сердцем, пошёл «по чиновничьей части».
Дело ведь в том, что это лишь молодым и горячим остолопам, отчаянно мутузящим друг друга на огороженном канатами ринге, кажется, что мир и, возможно, даже вся Вселенная, крутится вокруг них. Смелых и бравых парней, не боящиеся ни Бога ни чёрта и, ради достижения очень, с его собственной точки зрения сомнительной, «спортивной славы», тратящих силы и порою даже гробящих здоровье, отбивая товарищам буйные головы.
На самом деле, не только театр, как утверждал широко известный в узких кругах товарищ Станиславский, но и любое, мало-мальски серьёзное мероприятие, начинается «с вешалки». То есть, с не замечаемого многими и такого привычного на первый взгляд, повседневного материального обеспечения.
Ведь, для того, чтобы проводить тренировки, спортивное сооружение нужно сначала построить. Поставить здание на баланс, закупить инвентарь, выделить средства на содержание, оплату коммунальных услуг.
Платить заработную плату, наконец. Обслуживающих и поддерживающих во всех этих огромных постройках жизнь сантехникам, электрикам и уборщицам. Не говоря уже о чиновничьей братии, без которой не мыслимо ни одно важное дело. Да и про тренерский состав тоже нельзя забывать.
В общем спорт — дело весьма затратное о очень ресурсоёмкое. Уделяя внимание, в основном, выделенному на его попечение сектору, Ефим Евгеньевич был в курсе, что в любой дисциплине есть собственные заморочки и трудности. Взять хотя бы разговор с коллегой, курирующем имеющимся практически в любом большом городе Советского Союза, бассейны.
Наполнить ванну которого стоило пять тысяч рублей! Только вдумайтесь! При средней месячной зарплате рядового советского гражданина в сто целковых, один лишь раз залить до краёв бассейн стоит целых пять тысяч. И это не говоря об отоплении. Ведь для того, чтобы поддерживать постоянную, комфортную для посетителей температуру, тоже нужны средства. Причём, огромные по меркам не информированного обывателя и сопоставимые с деньгами, не укладывающимися в воображении простого смертного.
В общем, как вы понимаете, Ефим Евгеньевич работал, в общем и целом «не по спортивной части». Но, уступая просьбе местных коллег, был вынужден задержаться на время проведения этих, мелких и незначительных, с его точки зрения, соревнований. Дабы «придать весомости и значимости» своим присуствием.
Ведь, заседание в судейской коллегии «гостя из самой Москвы», к тому же, имеющего, пусть и весьма опосредованное отношение, к боксу, в глазах периферийных чиновников, поднимало турнир на некий, чуточку более высокий уровень. А так же тонко и осторожно намекало на неявные и, надо признаться, весьма мутные и очень сомнительные «перспективы» для выступающих на канвасе, молодых бойцов.
Но, само словосочетание «на вас приехал посмотреть человек из Госкомспорта» оказывало просто магическое действие! Как на юные дарования, так и на привезший их в город-миллионник тренерский состав.
Да и авторитет местных спортивных функционеров становился чуточку выше. Как в глазах, подотчётных наставников молодёжи, так и, чего греха таить, в их собственных.
Короче, умасленный в положенных местах (уютный комфортабельный номер в ведомственной гостинице, обильное питание, а так же поход в баню с умеренными возлияниями и дегустацией многозвёздночного армянского коньяка, а вовсе не то, что вы подумали) товарищ Храмов «скрепя сердце» продлил командировку.
И, с удовольствием вспоминая вчерашние посиделки, без особого интереса наблюдал за тем, как юные остолопы, в точности такие же, каким чуть более двадцати лет назад был и он сам, иногда воодушевлённо, а пророй, и не очень, мутузят друг друга.
В общем и целом, ничего сумевшего удивить, или поразить воображение, он не увидел. Всё проходило, если можно так выразиться «в рамках статистики». И, хотя то и дело объявляли о выступлении кандидатов в мастера и даже мастеров спорта, было ясно, что до участия в первенстве Российской Федерации, не говоря об попадании на «Союз», в большинстве случаев речи не было.
Да, хорошие парни. Неплохо подготовленные и в чём-то даже талантливые. Но таких в Советском Союзе даже не сотни. Их тысячи. Большинство из которых, позанимавшись ещё пару-тройку, от силы пять лет, повесят перчатки на гвоздь. И, как многие и многие до них и, в общем-то он сам, благополучно забросят спорт.
Предпочитая тратить время и силы на другие, более важные для нормальной и продуктивной жизни, занятия.
В этом не было ничего плохого. Или, тем более, постыдного и зазорного. Юность, как и положено этой счастливой и беззаботной поре, проходит. Преисполненный энтузиазма и бурлящий энергией молодой человек остепеняется. И, как следствие, выбирает другие, определяющие дальнейшую счастливую жизнь, приоритеты.
Просмотрев первые несколько поединков, Ефим Евгеньевич для себя решил, что ему всё ясно. И, отдавая дань уважения сидящим рядом с ним за судейским столом, коллегам, погрузился в собственные мысли.
Однако, вышедший на канвас худощавый но, тем не менее, пропорционально и атлетически сложенный паренёк лет шестнадцати, заставил заострить внимание и приглядеться чуточку тщательней.
«И куда только организаторы смотрят»? — Немного раздражённо подумал он. — «Ясно же, что такому юнцу нечего ловить со взрослыми и матёрыми мужиками»!
Однако, перекинув пару листов, он нашёл данные на привлёкшего внимание спортсмена. И, с удивлением убедившись, что выглядевший, скорее учеником старших классов юноша уже, оказывается, достиг двадцати двух летнего возраста.
И, более того, является сотрудником убойного отдела в Главном милицейском Управлении города. Носит офицерские погоны и, следовательно, его появление на сегодняшнем турнире, не должно вызвать абсолютно никаких нареканий.
«Бывает же»! — Поглаживая собственное брюшко и, немного кривовато ухмыльнувшись", покрутил головой он. — «С виду щегол щеглом. А, оказывается, уже взрослый»!
Тут рефери объявил начало. И «молодой», как про себя окрестил юношу Ефим Евгеньевич, начал «праздновать труса». Выглядевший гораздо хлипче и субтильней соперника, он постоянно уклонялся от схватки. И, явно проигрывая по очкам, с первой же минуты боя, прочно и убедительно, завоевал «приз зрительских антипатий».
Заслужив при этом предупреждение о пассивном ведении боя.
«Всё с вами ясно, молодой человек». — С равнодушным безразличием подумал Ефим Евгеньевич. — «Природу не обманешь. А, против мощного и сформировавшегося мужчины, дрищлявым шкетам выступать не рекомендуется».
Такого мнения представитель Госкомспорта придерживался ровно три минуты. До тех пор, пока «сопляк», сильным и, практически неуловимым для глаза ударом, не отправил противника в нокаут. Который, вне всякого сомнения, обеспечивал ему чистую победу.
Если бы не одно маленькое «но». Удар был нанесён буквально в последнюю секунду боя. И, после возвестившего об его окончании удара гонга, просто был не засчитан.
Второй раунд, проведённый отчаянным и, как начал подозревать, водящим уважаемых людей за нос, веселящимся мальчишкой, прошёл в такой же, безалаберно-издевательской манере. Внимание Ефима Евгеньевича как, впрочем, и практически всех зрителей в зале, было приковано именно к этому поединку.
А когда, не сумевший ни разу попасть по противнику боксёр снова оказался на канвасе, стало понятно, что задержался товарищ Храмов совсем не зря.
Найти в регионе нового и перспективного бойца а, главное, доложить об этом наверх, очень дорого стоит! Всем, так или иначе участвующим в подковёрной борьбе «заклятым друзьям» станет ясно, что не зря он есть свой хлеб. И, занятый так незаслуженно отодвигаемыми на второй план хозяйственными делами, продолжает «держать руку на пульсе».
Ну а когда, замордованный оппонент «свердловского самородка», как окрестил про себя перспективного парня Ефим Евгеньевич, отказался от третьего раунда и, тем самым безоговорочно признал поражение, московский гость понял, что поймал удачу за хвост.
Парня срочно нужно «брать на карандаш». И, после победы в этом заштатном турнире, перетаскивать в Москву.
Да, это будет немного не по регламенту. И, даже с некоторыми нарушениями. Но, судя по ленивой и, даже можно сказать, какой-то небрежной манере боксировать, до первенства Союза он может попросту не дотянуть. И не потому, что плох или не хватает таланта. А попросту по причине, видимого невооружённым глазом, равнодушного и абсолютно наплевательского и несерьёзного отношения ко всему происходящему.
Лень ему будет, попросту говоря. А так же неинтересно. Мотаться по сборам, постепенно, шаг за шагом подниматься вверх. Тратя месяцы и годы на, как показалось Храмову, совершенно не интересующее и очень мало прельщающее пацана занятие.
— Кто этот, так замечательно показавший себя юноша? — Осторожно поинтересовался Ефим Евгеньевич у сидящего рядом коллеги. — И что за восторженная молодая особа проявляет к нему столь настойчивое внимание?
— Николай Петров. — Слегка поморщившись, словно пришлось без сахара сжевать дольку лимона, ответил собеседник. — Восходящая звезда на музыкальном небосклоне. А барышня… — Тут спортивный чиновник невольно подтянулся и принял чуть более собранный и строгий вид. — Корреспондентка из Москвы. Говорят, специально прилетела, чтобы снять теле репортаж о молодом даровании. И… — Тут брови собеседника многозначительно взметнулись вверх. — По слухам, внучка самого Подгорного!
«Надо брать»! — Тут же, без всяких сомнений и прочих, сопутствующих принятию непростого решения колебаний, сделал вывод Ефим Евгеньевич. — «Не ясно пока, что там за мутная история с музыкой. Но поучаствовать в судьбе парня просто необходимо»!
К тому же, внимание, проявленное к перспективному юноше родственницей одного из членов Политбюро, ясно давало понять, что в младших лейтенантах тот долго не задержится. А человека, вовремя «заметившего талант» и, очень вовремя и так кстати, «протянувшего руку помощи», в обозримом будущем, ждут очень не плохие и весьма существенные плюшки.
Отработав или, скорее, судя по прежнему иронично-скептическому, с отдалёнными интонациями недовольства, выражению лица Травникова, «оттанцевав» и «откривлявшись» третий раунд я, по ставшей «хорошей и доброй» традиции, лёгким и хорошо дозированным крюком уронил противника на канвас. Чтобы, услышав последовавший за этим звук гонга, остаться ждать решения судейской коллегии.
Немного посовещавшись, высокая комиссия без особого, как понимаю, удовольствия и очень сильно скрепя сердце, вынесла вердикт в мою пользу. А что, собственно, всем этим уважаемым людям оставалось делать? Ведь, несмотря на моё «трусливое и пораженческое» и «граничащее с клоунадой» поведение, все три раунда закончились демонстративной, можно даже сказать, показательной поркой моего, прямо об этом заявляю, не совсем не удачливого соперника.
Причём, неблагосклонность к нему ведренной и непостоянной фортуны было выражена не в плохой подготовке. Или, не дай Создатель, отсутствию позволяющих хорошо и уверенно боксировать навыков. И то и другое у выступившего против меня парня как раз имелось. Не в избытке, само-собой. Но, по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы чувствовать себя более чем уверенно. И без обиняков бороться за звание чемпиона.
Нет, изменчивая удача повернулась к нему задом оттого, что противником его стал я. Не знаю уж, по прихоти злодейки-судьбы или по воле Всевышнего, наделённый гораздо большими физическими возможностями, чем любой простой смертный.
Блин! Даже жалко стало парня, честное слово! Правда, немного и чуть-чуть не по настоящему. Ведь, как ни крути, а силой и на верёвках его никто сюда не тянул. И молотил он своими, «обутыми в перчатки» (которые, если вы помните мои досужие рассуждения, на самом деле являются самыми настоящими рукавицами или варежками) грабками, с неподдельным и весьма завидным энтузиазмом.
Метя, между прочим, не куда-нибудь, а по моей, и так не шибко соображающей бестовковке. А, если б попал? Больно, наверное б было?
Хотя… Если вспомнить широко распространённое в узких кругах мнение, выраженное простым народом в бодро звучащей пословице — «клин клином вышибают». И, кто знает, очень может быть, получи я в тыковку, то случившаяся после попадания в затылок газового баллона амнезия могла пройти. А исчезнувшая невесть куда память — наоборот вернуться.
Хотя… Возможен и другой, более грустный и весьма неблагоприятный для вашего покорного слуги, сценарий. И без того пострадавшее серое вещество смешалось бы в эдакий, ничего не соображающий гоголь-моголь. И один Создатель знает, какие печальные и незавидные перспективы ожидали бы одного немного наглого, очень самонадеянного и, при этом, как утверждали некоторые знакомые, весьма талантливого, младшего лейтенанта милиции.
Короче, ну его на хуй, таки плюшки. То есть, опять вынужден просить прощения, предпочту отклонить это, «заманчивое» в кавычках, и только что навоображаемое самому себе, предложение. И впредь попытаюсь обойтись более традиционными методами.
Тут рефери поднял вверх мою лапку. И, под редкие и негромкие, а так же, как показалось довольно-таки равнодушные аплодисменты, я пролез под канатами и пошкандыбал вслед за Олегом Авдеевичем в раздевалку.
— Хвалить не буду. — Расшнуровывая мои перчатки, скупо бросил он. — Но и ругать, по большому счёту, не за что. Ведь, — тут он, поморщившись, покачал головой и, давая таким образом понять его истинное отношения к моим сегодняшним «выкрутасам», — победителей не судят.
Качать права, задавая никому не нужные вопросы, вроде «какие претензии»? или «в чём дело, тренер»? я благоразумно не стал. Отцепился, и ладно.
Ну, подумаешь! Провёл оба боя не по задуманному кем-то сценарию. Описанному в многочисленных методичках и «многократно проверенных временем».
Но тут уже прошу прощения, дорогие товарищи! «Каждый дрочит, как он хочет». А так же, «на вкус и на цвет все фломастеры разные» и, до кучи, «никто не знает, где жмёт чужой ботинок».
Может, робкий я. Скромный и застенчивый юноша, стесняющийся бить ближнего по лицу и только перед угрозой неминуемого поражения, скрепя сердце, решающийся нанести один-единственный и, к несчастью для оппонента, такой удачный удар.
Тут в раздевалку заглянул слегка запыхавшийся и, как показалось, немного смущённый директор спортивного комплекса.
— Петров! — Тихим но, не переставшим от этого быть командным, голосом, назвал он мою фамилию. — Пошли в мой кабинет. — И, уже на ходу, не оборачиваясь, бросил через плечё. — С тобой поговорить хотят!
Поскольку перчатки к тому времени уже были сняты, мне ничего не осталось, как молча последовать за ним.
И, хотя я бы предпочёл сначала ополоснуться в душе и одеться более подобающим образом, возразить не решился. Слишком уж суетливыми были движения чиновника. А промелькнувший в глубине глаз затаённый страх, ясно давал понять, что встретиться со мной хотят очень уж непростые люди.
Имеющие в руках власть и право распоряжаться чужими, такими маленькими и незначительными на их взгляд, судьбами.
В общем, пожав плечами, я поплёлся за семенящим впереди директором. А, не желающий оставлять подопечного без присмотра, Травников, не произнеся ни слова, двинулся вслед за мной.
В кабинет, правда, его не пустили. Впрочем, как и самого хозяина. Остановившийся перед покрытой тёмным лаком дубовой дверью директор просительно посмотрел на моего тренера и умоляюще произнёс.
— Олег Авдеевич… Давай-ка, мы с тобой тут подождём. А с молодым человеком побеседуют и, я уверен, выяснив всё что требуется, дадут нам возможность спокойно работать дальше.