СССР. Книга 4. Мастер спорта в догонялки

Глава 16

Едва успели удалиться на несколько кварталов, как занимавший переднее сиденье пассажир кашлянул, привлекая внимание водителя и коротко приказал.

— Останови. — А затем, когда «Волга» припарковалась у бордюра на практически пустынной улице, обернулся и мотнул головой. Призывая сопящего рядом со мной подельника (ну, а кем, с моей точки зрения разумеется, может быть арестовавший меня гад? Только «подельником» и никак иначе"!) выйти из салона. — Пойдём, ещё раз пошепчемся.

Тот, снова буркнув в мою сторону что-то неодобрительно-угрожающее, демонстративно покряхтывая, выбрался из машины. И оба дятла отошли на несколько шагов. Снова предусмотрительно отвернувшись к вашему покорному слуге задом и, таким образом, соблюдая, как по мне, совершенно неуместную в такой напряжённой и критической ситуации, конспирацию.

«У-у-у, морды КГБэшные»! — Злобно и немножко расстроено, подумал я. — «Чтоб вам пусто было»!

Хотя, если быть честным перед самим собой, то нечего на зеркало пенять, коль рожа крива. Ведь, как ни крути, и под каким, пусть даже и самым благоприятным для меня ракурсом не разглядывай создавшуюся ситуацию, а вина, целиком и полностью лежала на мне.

Партийного папу и его, не к ночи будь помянутого, феерически долбоебическго сыночка (то есть, простите, одного из лучших представителей, золотой советской молодёжи) ведь замочил? Было дело!

Двоих шестёрок, ничтоже сумяшеся помножил на ноль? Тоже верно!

Ну, так чего теперь удивляться и, пусть даже и в собственных глазах, пытаться найти оправдание за совершённые под влиянием момента, слишком резкие и, прямо скажем, совсем неблаговидные и очень недальновидные поступки?

Ведь, миллионы рядовых советских граждан, живут в окружении и под постоянным «патронажем» эдаких вот «боссов», «князьков» и прочих мелких, но в силу природной наглости и благодаря созданным, зачастую ими же самими обстоятельствам, «хозяев жизни».

И ничего. В смысле, откровенно криминального. Партийных руководителей не валят пачками. А возмущённый беспределом и несправедливостью пролетариат не отлавливает зарвавшихся начальников по углам. Устраивая им «тёмную», простым и незатейливым способом вдалбливая в тупые бошки простую и понятную истину.

Гласящую, что все люди братья. А действовать нужно не руководствуясь мелкопоместническими инстинктами и под влиянием затуманившей голову спеси, а по справедливости. Ну или, в крайнем случае, просто по закону.

Тут я поймал себя на мысли, что в общем целом и поступил, следуя исключительно своим внутренним убеждениям. Да и содеянное, если честно, не вызвало внутреннего отторжения. И уж подавно, совсем не трогало мою чистую, как слеза младенца, и ничем не запятнанную совесть.

Я, целиком и полностью уверен, что вор должен сидеть в тюрьме. Бандит — лежать в могиле. А таким вот жертвам аборта как, вполне заслуженно убиенный Кеша, лучше вообще не рождаться.

Ну, а если, не иначе благодаря попустительству Создателя, появились эта врачебная ошибка на свет то, ни в коем случае, не должна оставить потомства. Портя генофонд и запуская порочный круг вселенской несправедливости на новые обороты.

Короче, «премию Дарвина» все, попавшиеся в мои «чистые руку» получили вполне заслуженно и хватит об этом!

Тем временем, два сотрудника очень серьёзного ведомства, достали из карманов сигареты и дружно закурили.

— Что делать будем? — Выпуская обильное облако дыма, вопросительно взглянул на коллегу первый.

— Как что? — Стряхивая пепел и снова затягиваясь, ненаигранно удивился второй. — Везём субчика к нам и колем до самой жопы!

— Вот! — Назидательно подняв указательный палец кверху, многозначительно произнёс первый. — Именно этого от нас и ждут! И, если мои опасения, хоть на десятую долю процента верны то и искать фигуранта, в первую очередь, будут во внутренней тюрьме Свердловского Комитета Государственной Безопасности!

— Руки у них коротки! — Сплюнув и снова затягиваясь, злобно бросил второй. И, скорее пытаясь убедить самого себя, чем серьёзно аргументируя высказанное им предположение, сложил из пальцев левой руки фигу. — Кто им даст, вырвать подозреваемого из лап нашей Конторы?

Причём, слово «Контора» он выделил голосом. Произнеся с Большой Буквы и, таким образом, давая понять всю мощь и значимость представляемой им организации.

— Подгорный в хороших отношения со Щёлоковым… — Сделав толсто намекающую паузу, первый посмотрел в глаза товарищу. — А министр МВД, как все знают, совсем не дружит с Андроповым. Причём, до такой степени, что оба убить друг друга готовы!

— Считаешь, из-за простого мента будут задействованы таки силы? — Недоверчиво протянул второй. И тут же, опровергая самого себя, задумался. — Хотя… Если эта течная сучка обрисует дело так, как ей выгодно, всё может быть…

— То-то и оно… — Выбрасывая окурок, подтверждающе кивнул первый. — Был бы он простым, никому не известным и не обратившим на себя внимания ментом, я бы даже не задумался. А так… Начнутся проверки, вытряхивание грязного белья и прочие, сопутствующие любому кипешу «радости». А под раздачу — к гадалке не ходи! — непременно попадём мы. Как инициаторы этого сабантуя и дураки, проявившие излишнюю и, главное очень поспешную, инициативность.

О том, что инициатива всегда ебёт (простите, выходит боком и постоянно сопровождается многими лишними телодвижениями и большим износом нервной системы) инициатора, оба высказываться не стали. Ибо всё и так было ясно. А сотрясать воздух попусту, эти суровые и закалённые во многих незримых боях мужчины, не привыкли.

— Значит, к Петровичу! — Подытожил первый. И, давая понять, что решение принято и разговор закончен, развернулся и направился к машине.

Второй молча последовал за ним. Злорадно усмехаясь и даже немножко жалея этого, сильно зарвавшегося и не в меру наглом младлея.

Ибо Зимин Алексей Петрович был начальником Свердловского ИВС. То есть Изолятора Временного Содержания. Подчиняющегося не структурам Государственной Безопасности, а как раз, столь нелюбимому главой их ведомства, Юрием Владимировичем Андроповым, Министерству Внутренних Дел.

Как это может быть, спросите вы? И получите ответ, что всё очень и очень просто!

Да, сидящие где-то там наверху «паны» могли враждовать. А вот умные и предприимчивые «холопы», совсем не любящие когда «трещат» их собственные, тщательно лелеемые и горячё любимые чубы, зачатую находили способ договориться.

Бесспорно, о какой-то совсем уж запредельной дружбе, сопровождаемой целованием в дёсны и братанием на крови, речи не шло. Но приятельские и, не очень часто но, всё-же возникающие время от времени, деловые отношения, имели место быть.

Ведь «работа с людями» дело, как ни крути тонкое. Очень даже специфическое и сопровождаемой целой кучей непредсказуемых и трудно учитываемых факторов.

Так что, оказание мелких услуг и получение вовремя предоставленной дружеской поддержи было самой, что ни на есть насущной необходимость.

Вот и теперь, за пару бутылок коньяка и в счёт давно сложившихся добрососедских отношений, наглого субчика до понедельника подержат в пресс-хате. Оформлять, естественно, никто ничего не будет. А после выходных, подвергшийся соответствующей психологической и, главное, физической обработке фигурант, будет шёлковым.

Запоёт, как миленький. Тем более, что, к тому времени, сменив половую ориентацию, на вполне законных (ну, во всяком случае, согласно устоявшимся в блатном мире правилам) будет считаться представителем неуважаемого племени пернатых.

Да и распространяться, перетерпевший издевательствам арестант, скорее всего не будет. Подпишет признание и, взамен на обещание не обнародовать сведения о постигшей его печальной участи, пойдёт на зону как миленький. Это в том случае, если советский суд не определит ему высшую меру наказания.

Но, кто ж ему про это скажет? Дурачку ласково и ненавязчиво будут вводить в уши, что «непременно разберутся». И, начав сотрудничать со следствием, он обязательно, пусть даже и через десять или пятнадцать лет, но всё-таки выйдет на свободу.

К тому же, как сотрудник органов, сидеть будет не с «опустившими» его блатными, а в так называемой «красной зоне». Где отбывают наказание проштрафившиеся менты и прочие, запятнавшие себя разного рода преступлениями, служившие государству элементы.

Что-то там нарешавшие КГБэшники вернулись в машину. И, судя по, как показалось, жалеющему меня взгляду первого и, торжествующе-презрительному второго, что-то они задумали. Причём, приготовленный мне сюрприз явно не из приятных.

«Бить будут»! — С предвкушающей радостью подумал я. И, мечтая о том, что наконец-то смогу не сдерживаться и как следует размять кости, заулыбался.

— Чё лыбишья, урод? — Неприязненно вызверился на меня усевшийся рядом цербер. И, криво ухмыльнувшись, многозначительно пообещал. — Посмотрим, что в понедельник с утра запоёшь…

М-да… Судя по всему, мне предстоят весьма занимательные выходные. Сопровождаемые непременным физическими нагрузками и, очень даже может быть, нанесением разной степени тяжести физических повреждений.

Правда, я и мои охранники думали об этом по-разному. С их точки зрения, прессовать и метелить будут, конечно же меня. Ну, а ваш покорный слуга, был абсолютно противоположного мнения.

Поколесив ещё минут пятнадцать, мы остановились возле целого комплекса заданий, сложенных из красного кирпича. Окружённых забором и с густой спиралью колючей проволоки, идущей поверх оного.

Невдалеке виднелся жилой массив и расположенный на первом этаже гастроном.

— Сбегаешь? — Непонятно спросил сидящий рядом с водителем первый.

— Да. — Коротко ответил второй.

И, бесцеремонно засунув руку во внутренний карман надетого на меня пиджака, вытащил носимую с собой наличность.

— Зарплату получил, что ли? — Удивлённо рассматривая оказавшиеся в руке крупные купюры, поинтересовался нагло ограбивший меня уродец. И тут же, проявив догадливость и, ясно используя преподаваемые в Высшей Школе КГБ знания и «метод дедукции», предположил. — Или это из награбленных?

Ни подтверждать, ни опровергать эти подлые инсинуации я не стал. А просто отвернулся к окну. Чем заслужил болючий тычёк под рёбра и не совсем нелогично предъявленную угрозу.

— Поговори у меня! — Недовольно пробурчал долбодятел. И, пообещав первому. — Я быстро! — Выскочил из машины и поспешно зашагал в сторону продуктового магазина.

В томительном ожидании прошло минут десять. После чего «гонец» возвратился, держа в руках целых пять бутылок коньяка. А так же кулёк конфет, явно отрезанный от большого кругляша и завёрнутый в грубую серую бумагу треугольник сыра и нехилый такой кусок докторской колбасы.

«Всю наличность потратил, сука»! — С небольшим сожалением о нажитых непосильным трудом и так расточительно пущенных на ветер моих средствах, подумал я.

А второй, не садясь в машину, передал заполненную благородной коричневой жидкостью тару первому, и радостно возвестил.

— По одной нам, и две Петровичу!

«М-да-а… Не подмажешь — не поедешь»! — С лёгкой грустью вспоминая, как совсем недавно и, по гораздо более приятному для меня поводу покупали коньяк с, теперь уже бывшими коллегами, подумал я.

Но тут, обойдя «Волгу» обобравший меня дятел резко рванул дверцу, к которой били прикованы мои руки. После чего отстегнул браслеты и, ухватив за шиворот, помог утвердиться на ногах.

— Пиздуй давай! — Коротко и лаконично отдал простую и ясную команду. И — в который уже раз! — ткнув меня кулаком в почку, вытащил пистолет и грозно предупредил. — Дёрнешься — стреляю на поражение!

«Шебуршить» раньше времени я, в общем и целом не собирался. Хотел бы сбежать — так сделал бы это ещё в спорткомплексе. Вызвав целую бурю совсем мне не нужных контрмер и, возможно даже, запололшную пальбу вдогонку.

Молча стерпев, в общем-то, не такую уж и сильную боль, я понурил голову. И, делая вид, что полностью и окончательно сломлен, поплёлся к мрачным, и выкрашенный унылой серой краской, воротам.

Квадратное окошко в них приоткрылось. Мои охранники о чём-то пошептались с находящимся по ту сторону вертухаем. И, после десятиминутного ожидания, в течении которых, служивый, скорее всего связывался по телефону с начальством, калитка открылась и меня пропихнули внутрь.

Встречал нас крепко сбитый мужчина лет сорока с подполковничьми погонами. Он пожал руки обоим сопровождающим и, приняв подношение, мельком и, с явно выраженным пренебрежением, посмотрел на меня.

— Нужно подержать до понедельника. — Высказал просьбу первый. И, тоже мазнув по мне жалостливым и, как на мгновенье почудилось, даже немножко сочувствующим взглядом, добавил. — В особых условиях.

— Сделаем. — Пообещал, как понимаю, начальник здешнего пенитенциарного заведения. — И, приказал пришедшим вместе с ним двум крепким мужчинам в форме. — В минус тринадцатую его!

Даже не знаю, привиделось мне, или один из конвоиров гаденько хмыкнул. Выражая таким вот, иронично-немудрящим образом, отношение к новому арестанту и его, прямо скажем, печальной и совсем незавидной участи.

Хотя, мелкой букашке, попавшей в жернова карательно-исправительной системы, в любом случае и, даже при самых благоприятных раскладах, никогда не светило ничего хорошего. Ведь, сам факт ареста и последующего заключения под стражу есть ломающее судьбу, ну или, по крайней мере, прерывающее обычный уклад жизни и, ни разу не внушающее оптимизма, событие.

В общем, ни ждало меня ничего хорошего. И, как пелось в старой-престарой песне, «казённый дом» у меня уже нарисовался. Правда, ему не предшествовали «цыганка с картами» и «дорога дальняя». Но, во всяком случае я очень на это надеюсь, свалить отсюда я сумею очень и очень скоро.

И, само-собой, как и положено всякому, не желающему коротать время в застенках, свободолюбивому индивидууму, отправлюсь в познавательное и, как минимум увлекательное путешествие. И подозреваю и даже немножко боюсь, что оно будет наполнено самыми разнообразными, весёлыми и не очень но, при этом обязательно вредными для чьего-то здоровья, бурными приключениями.

Говоря о вреде для здоровья я, как вы понимаете, не имею в виду болячки и разного рода хвори. Нет. Они, конечно же, будут «иметь место быть». Но где-то там, у других людей и абсолютно без моего непосредственного участия или, не дай Создатель, вмешательства.

Я же — к гадалке не ходи! — обязательно приму активное участие в нанесении разного рода травм, переломов и ушибов и, тьфу-тьфу-тьфу, очень даже может быть, что лишу какого-нибудь, особо наглого и зарвавшегося индивидуума, жизни.

Размышляя подобным образом мы, не медленно и не быстро, двигались по двору. Стараясь не привлекать внимания я украдкой бросал любопытные взгляды. Запоминая и утрамбовывая в бестолкове экспозицию и рассматривая свою новую и, очень на это надеюсь, кратковременную обитель.

Конвоиры, при помощи лаконичных «стоять», «пошёл» и «направо-налево» уверенно рулили процессом. И вскоре, спустившись на «минус первый этаж» или, как вы, наверное успели догадаться, в подвал, прошли по коридору и оказались перед мощной, железной и, как и полагается в подобного рода учреждениях, выкрашенной суровой в своей брутальной бескомпромиссности серой краской, дверью.

— Лицом к стене! — Дали мне очередное чёткое указание, не оставляющее простора для манёвров.

После чего расстегнули наручники и втолкнули в камеру.

— Знакомьтесь. — Не переступая порога, громко представил он мою скромную персону, с интересом уставившимся на вашего покорного слугу, хмурым обитателям. — Николай Петров! Любитель молоденьких девушек и, по совместительству, младший лейтенант милиции!

После чего продемонстрировал всем, почему-то не отобранное при обыске удостоверение и маленькую стеклянную баночку. В которой раньше, до проведённой мной переработки находился, иногда используемый «по прямому и недвусмысленному назначению», вазелин. А теперь, перемешанное с этой вязкой и жирной субстанцией, хранилось парализующее вещество с натыканным туда иглами.

К слову, открывать и исследовать содержимое, не иначе, как по причине самоуверенности и природной тупости, арестовавшие меня КГБэшники не стали. Просто, погоготали и напророчили, что «в ближайшем будущем, мне это, „обязательно и непременно“ понадобится».

Охуевший, то есть простите, впавший в лёгкий такой, можно даже сказать перманентный, ступор от только что проведенной и такой информативной презентации, я покрутил кистями руи и попытался размять плечи.

Ведь то, что легко не будет, понял сразу. Так как откровенно глумливый тон и подленькая двусмысленность выданной мне характеристики просто-напросто не оставляли простора для манёвра.

А вот полёту фантазии, вызверившихся на меня сокамерников — наоборот. Давали возможность напридумывать тако-о-ого-о-о!

«И ведь, ни грамма не соврал, сука»! — Злобно подумал я.

И то правда… Коля Петров? Да, он самый и есть! Девчёнок, во всём их разнообразном и вызывающий недвусмысленный интерес великолепии люблю? Так кто ж их не любит, лапочек и милашечек!

Да за последние две с небольшим недели, дня не было, чтобы я не задумывался о том, где найти, временную и, обязательно на всё согласную, вторую половинку.

Ну, а то, что служу в милиции, это же самая что ни на есть, настоящая правда.

В общем, пресловутый «казённый дом» встретил меня во всём своём мрачном и не сулящим ничего хорошего, великолепии. Так что, понимая, что ни о какой комфортной отсидке речи не шло, я глубоко вздохнул и приготовился раздавать «сёстрам по серьгам».