СССР. Книга 4. Мастер спорта в догонялки

Глава 17

Правда, сразу переходить к активному физическому воздействию на сокамерников, не пришлось. Да и «классической» встречи нового сидельца, с расстиланием полотенца под ноги и загадыванием, принятых в уголовном мире шарад, тоже не было.

Всем и так было ясно, что вновь прибывший не относится к блатному миру. А, скорее, очень даже наоборот. И по всем, писанным, а так же неписаным но, порой, гораздо более суровым и действенным законам, здесь появиться никак не мог.

Ну а, раз уж случилась такая оказия то, даже самому распоследнему дураку было понятно, что косяк бедолага упорол знатный. Ведь менты, какими бы суками и блядями они не были, за своих стояли горой.

Подумаешь, мусор оступился! «С кем не бывает»… Особенно, при такой, напряжённой и ответственной, отнимающей все силы и нервы, прямо скажем, непростой работе. Это по мнению мусоров, разумеется.

Любой же честный бродяга понимал, что никто из представителей власти, имея, пусть даже микроскопическую и чисто теоретическую возможность, вдруг оказаться по ту сторону закона, ни в коем случае не хотел создавать прецедент.

Поэтому проштрафившиеся «начальники» сидели отдельно от представителей криминального мира. И даже в страшном сне не могли представить, что когда-нибудь окажутся в такой вот, предназначенной для ломки и, практически полного уничтожения личности, камере.

Кстати, все постоянные обитатели «пресс-хаты» в уголовной среде тоже были людьми конченными. И, попади они в общую камеру или в отряд на зону, и за жизнь любого из этого отребья никто не даст даже докуренного петухом чинарика.

Максимум, протянули бы до отбоя. Да и то, не факт! О каждом из них давно прошла нужная и, фактически являющаяся смертным приговором, «малява». Не оставляющая, попавшей в общество порядочных людей мрази ни одного шанса.

В общем, с одной стороны, находящиеся здесь существа принадлежали к уголовному миру. А с другой, прямо и недвусмысленно встали на сторону администрации. Работали на неё за страх и за те, в общем и целом простые и доступные на свободе плюшки, вроде нормальной еды, курева и, конечно же, алкоголя.

Трёхлитровая банка с которым, кстати, в открытую стояла на столе. Так же, как и пяток гранёных стаканов, да немудрящая, по меркам воли, само-собой, но в общем и целом, обильная и сытная закуска и початые пачки с сигаретами. Среди которых были даже «буржуйские» с фильтром.

Дым, кстати, в камере, стоял, в буквальном смысле, коромыслом. Так же наличествовал стойкий запах сивухи, не очень чистых тел и то неуловимое и вызывающее отвращение у не привыкшего к подобному образу жизни человека, амбре, присуще подобного рода заведениям.

Не сказать, что у меня был богатый опыт и обширные знания о советских тюрьмах. Но, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что ни в заселенном рабочими или студентами общежитии, ни в армейской казарме, такого вот… скажем так, неуставного вопиющего беспорядка и вызывающего стойкую бевотину запаха, быть попросту не могло.

Ну а то, как меня, сходу и без обиняков, отрекомендовали здешнему «обществу», ясно давало понять мои, «безрадостные» для несведущего человека перспективы. А так же незавидное времяпрепровождение в ближайшем будущем.

Собственно, наглядная демонстрация моей печальней судьбы, валялась позади стола и, пугая разбитым лицом, тихонько постанывала. Исколотые перстнями руки бессильно скребли пол а, когда изрядно отмудоханный но, судя по брошенному исподлобья колючему взгляду, не сломленный человек попытался встать его сильно но, как-то походя и лениво, ударили ногой в почку.

— Лежать, девочка! — Сипло процедил сквозь щербатые зубы, сидящий на нарах бугай, чей голый торс был испрещён нательной живописью. — Мы с тобой ещё на закончили… Так что, — тут амбал с противным хрипом собрав в ротовой полости харкоту, смачно плюнул, стараясь попасть на лицо измордованному, — подожди пока. Сейчас мы, по быстрому, отпетушим эту красотку, — Тут вся камера дружно и очень не приятно (ну, для меня во всяком случае) предвкушающе загоготала, — и продолжим нашу увлекательную беседу.

«Мда-а… Обстановочка так себе». — Опечалился я. — «Даже не "на троечку». А, прямо скажем, на полноценный и безапелляционный «кол с минусом».

Нет, ну я не то, чтоб совсем уж, сильно расстроился. Но, будь на моём месте обычный, не столь уверенный в собственных силах и возможностях индивидуум, сердце его, прочно и безоговорочно ушло бы в пятки.

А так… Пять рыл, вооружённые двумя (ну, по крайней мере, увиденными мною на столе), кухонными ножами. Хотя, не будем исключать возможность того, что у каждого из обителей этой «славной», в кавычках, камеры, имеется заточка.

Хотя, вряд ли… Администрации не выгодно, чтобы подконтрольные им, и выполняющие за них практически всю грязную работу, зеки перерезали друг друга. Так что, скорее всего, эта пара «колюще-режущих» столовых приборов, валяющихся на застеленном порезанной и грязной клеёнкой столешнице — всё оружие, что имеется в наличии у здешних сидельцев.

Нет, сразу пускать его в ход они не станут. Ибо задача не убить, попавшего в их немытые лапы подопечного, а сломить морально. Старясь при этом не сильно покалечить и, по возможности, сохранить «товарный вид».

Так… Нанесение лёгких, но оттого не менее болезненных, травм, психологическое давление ну и, скорей всего, «брачные игры» в «опускание» и «смену масти».

Которого все блатные боятся. Нет, не больше смерти. Иначе не было бы касты «обиженных», а подвигшиеся этой, весьма неприятной и унизительной процедуре урки, массово бы кончали жизнь самоубийством. Но любой зек, всеми силами и по мере возможностей, старался избежать этой незавидной участи.

— Ну что, Пелагея… Клифт снимай! — Подошедший ко мне сиделец, по хозяйски ощупал лацканы моего пиджака и, с чувством законного владельца, посмотрел на туфли. — Пока ещё в людях числишься, можешь с обществом и поделиться!

«А-а, ну да… У „опущенных“ ничего ж брать нельзя»… — Промелькнула на краю сознания, появившаяся невесть откуда информация. — «А так… Пока не изнасиловали и не подвергли издевательствам, выходит, можно».

Первым моим порывом, было сразу же полезть в драку. Отстаивая своё право собственности и борясь за сохранение единственного, имеющегося в наличии, гардероба.

Но, немножко подумав, я пришёл к выводу, что, сняв шмотки и, сделав вид, что отдаю их во временное пользование, с большей вероятностью сохраню вещи в целости.

Ведь, драка в замкнутом помещении, да ещё с пятерыми, явно превосходящими по габаритам, противниками, не останется без последствий.

Одежду могут порвать, или тьфу-тьфу-тьфу, не дай Создатель, порезать. Причём, вместе с моей, горячё любимой и тщательно оберегаемой тушкой. Ну а то, что их обязательно заляпают кровью, тут даже и гадать нечего. Ведь, каким бы я шустрым не был, а в этой, предназначенной для ломки и приведению к покорности уголовников камере, хлюпиков не водилось.

Все, находящиеся в «пресс-хате» люди были плотного, я бы даже сказал, мощного телосложения. И явно понимали толк в избиении толпой одиночки.

Да, у меня есть, смазанные парализующим снадобьем иглы. Но ведь действуют они совсем не мгновенно. Относительно быстро — да. Но, всё же, пара-тройка секунд у каждого, кто подвергнется инъекции, будет в наличии.

А за этот, относительно короткий но, в запале смертельной драки, практически неисчерпаемый отрезок времени, всякое может случиться. Так что, на «чудо-иглы» надеюсь, а кулаками поработать всё-равно придётся.

Да и моё, если можно так выразиться, «оружие», предназначено для немножко других целей. Скажем, бесшумно и эффективно снять, не видящего тебя часового. Обезвредить, не ожидающего нападения и, по этой причине, беззащитного перед действием парализующего яда, не готового к немедленной драке противника.

А здесь, когда пять настроенных на немедленную агрессию громил, с плотоядным и брезгливо-энтомологическим интересом, рассматривают на тебя в упор, уповать на чудесное избавление от напасти с помощью парализующего средства, недальновидно и глупо.

В общем, вещей моих было жаль. Портить их, очень и очень не хотелось. И поэтому я, сделав пол шага назад, принялся раздеваться.

Удостоверение и баночку с иглами рассовал по карманам. Рассудив, что раз уж немедленной пользы от них не будет и, в любом случае, придётся «дорабатывать» кулаками, то и тратить «снаряды» незачем.

Мне ещё прорываться сквозь конвой. По возможности незаметно покидать здание. Да и за внешний периметр, тоже как-то выбраться нужно. Вот тут-то мне, мои, так кстати буквально накануне приготовленные, «чудо-иголки» и понадобятся.

А пока… Под глумливое хихиканье и предвкушающие подначки, вроде «послушная девочка» и, «не боись, без юбки не оставим», я снял пиджак, брюки, рубашку и майку. И, аккуратно сложив пристроил в уголке.

Брызги крови и ошмётки того, что попадёт на кожу, смою в жестяной раковине. И, к тому же, голым драться гораздо удобнее и вольготней. Ничто не стесняет движения, никто не схватит тебя за рукав или полу пиджака.

А, что касается поверья, что «обнажённый человек чувствует себя гораздо более беззащитным и уязвимым, то меня оно, по какой-то загадочной и необъяснимой причине, совсем не коснулось».

Ну, не чувствовал я дискомфорта и всё тут! При этом, поймал себя на мысли, что где-то, в глубине души, надеялся на кокой-то, не к месту и очень зря, пришедший в мою больную голову, «энергетический щит». Который, вроде как, вызывался лёгким мысленным усилием и защищал, если не от пули то, от удара ножа точно. А от пинков и кулаков — и подавно.

И вот эта ложная надежда была весьма опасна. И могла привести к печальным и, я бы даже сказал, непредсказуемым и фатальным последствиям.

«Дурак блядь! Дебил конченный»! — Отрезвляюще обругал я себя. — «Какие ну хуй щиты, идиот! Тебя сейчас порежут для начала, а потом ебать бубут! А ты, фантазёр хуев, до сих пор в сказки веришь! Начитался фантастики, долбоёб, а теперь сдохнуть можешь»!

То есть, прошу прощения за мою, вырвавшую под влиянием момента, эмоциональную несдержанность, мысли мои свернули немножко не в ту сторону. Что, в данной конкретной, и совсем не располагающей к досужим фантазиям, ситуации, может иметь совсем мне не нужный, печальный и непредсказуемый исход.

— Ну что, сам на колени встанешь, или тебе помочь? — Расстёгивая ремень и спуская шатаны, с ленцой поинтересовался приказавший мне снять шмотки урка.

Тут сбоку приблизился ещё один, держащий набитый, как мне показалось песком, носок, сиделец. И, многозначительно похлопывая своим импровизированным, но оттого не менее эффективным и грозным оружием по ладони, ощерился.

— Что молчишь, пидорок?

Бля-а-адь! Столько оскорблений, к тому же, совсем незаслуженных, да ещё за такой короткий промежуток времени, я ещё не слышал! Хотя… Должно быть, это связано с тем, что до сих пор имел счастье находиться в обществе нормальных людей? Чья работа связана с принесением пользы обществу. К тому же, привыкшими действовать более гуманными, а совсем не такими вот, первобытными и варварскими методами.

«Хотя… неча на зеркало пенять, коль рожа крива»! — Тут же одёрнул себя я.

В конце-концов, я здесь и оказался лишь потому, что дал себе волю. И, поступая не по закону, а подталкиваемый, невесть откуда взявшейся «внутренней справедливостью», отправил на тот свет целых шесть разумных.

Да, интеллектом они особенно не блистали. Да и морально-этические качества этих, не слишком далёких индивидуумов, оставляли желать лучшего. Но, как ни крути, а действовал я совершенно такими же, неандертальскими, методами.

Так что, нечего удивляться, что попавшего под подозрение меня, засунули в это вот, не предусмотренное законодательством но, очень часто используемое для более успешного дознания, неприятное заведение.

А всё из-за появления при моём задержании внучки Подгорного. Задристали славные сотрудника КГБ. Вот и решили спрятать сред уголовников, а не в своей внутренней тюрьме.

Да, методы у работников сурового ведомства совсем не угодные Создателю. И характеры очень далеки от ангельских. Ну так, простые, почитающие закон и ведущие нормальный образ жизни советские граждане, здесь не оказываются.

Я же, как ни крути, преступник. Убивший шестерых уродов, благодаря связям и лазейкам в нашем, как на мой взгляд, очень даже гуманном законодательстве, не боящихся ответственности.

Что, ни в коей мере не умаляло моей, правда пока ещё не доказанной вины в глазлах арестовавших меня КГБэшников.

К тому же, использование урок для убеждения в необходимости плодотворного сотрудничества со следствием таких же, набедокуривших и накосорезивших урок, тоже, как ни крути, идёт на пользу обществу.

Печально, вообще-то, что здесь оказался именно я. Но, очень надеюсь, что пребывание в ИВС будет краткосрочным и временным. А потому, хватит растекаться мыслью по древу и пора начинать первую часть Марлезонского балета.

Ещё раз окинув взглядом диспозицию, всё-же пришёл к выводу, что пару-тройку иголок задействовать необходимо.

— Подождите, я сейчас. — Старясь, чтобы мой голос звучал как можно более безобидно и даже немножко испуганно, пролепетал я. И, присев и вытащив из кармана баночку с вазелином, продемонстрировал будущим жертвам. — Вот…

— Да ты у нас, оказывается опытный! — Захохотал тот, что держал в руках сделанную из носка дубинку. — И что, часто полковников и генералов обслуживал?

Отвечать я благоразумно не стал. А, подцепив ногтем, вытащил три, утопленные в парализующем средстве иголки, и приклеив их к указательному пальцу левой руки, спрятал свой стеклянный контейнер обратно в карман пиджака. Потом аккуратно положил его на место и занял прежнюю позицию.

— Хватит резину тянуть! — Болтая голыми причиндалами, в нетерпении рявкнул тот, что намеревался «быть первым». И, попытавшись схватить меня за волосы, проорал. — Раскрывай свой поганый рот, сука!

Собственно, дальше изображать из себя пай-мальчика не было смысли. Краем глаза уловив, как пренебрежительно искривил губы и презрительно сверкнул глазами лежащий под столом, избитый уголовник я, не разгибаясь, сильно ударил излишне похотливого батаря в промежность.

Отчего тот, как-то жалобно всхлипнув, потерял сознание и начал заваливаться на меня.

«Тьфу, блядь»! — Выпрямляясь и блокируя удар наполненным песком носком по затылку, выругался я. И, преодолевая брезгливость, пообещал себе. — «Надо будет потом обязательно руки вымыть. С мылом и, возможно, даже два раза».

А затем, быстро провёл двоечку, ломая второму челюсть и отправляя его в стопроцентный нокаут.

Надо отдать должное, в этой камере находились не утончённые рефлектирующие интеллигенты, а самые настоящие звери. Троица, сидевшая за столом и с приготовившаяся с интересом лицезреть спектакль, под названием «укрощение очередного строптивого», среагировала почти мгновенно.

Один тут же метнул в меня, моментально очутившийся в его руке нож, а другой запустил табуретом.

От заточенного куска стали я успел увернуться. А под массивное столярное изделие, выкрашенное не одним слоем коричневой масляной краски, благополучно подставил голову, начавшего падать, словившего нокаут обладателя такого замечательного, наполненного тяжёлым песком, носка.

Не знаю уж, насколько сильно пострадали кости черепа, послужившего импровизированным щитом, зэка. Но вот кожа была рассечена сильно. Отчего началось обильное кровотечение и я, как в общем и целом и предполагал, был заляпан чужой кровью.

«Ай да Коля! Ай да молодец»! — Представив, как бы выглядел, идущий по улице, перемазанный с ног до головы красной сворачивающей жидкостью, похвалил себя я.

И, так как время не стояло на месте, одну за одной метнул все три иголки. Два снаряда попали в цель. А вот последний, из-за того, что лежащий на заплёванном полу избитый урка, схватил за грудки и приложил мордой о стол третьего, пролетел мимо.

«Что ж… В таком деле, любое подспорье в тему». — Подумал я.

И, быстро прыгнув вперёд, нанёс два сильных удара. Вырубая обоих, начавших «плыть» противников и одновременно переключая внимание на затеявших возню, пока ещё остававшихся в сознании, несостоявшихся сокамерников.

Понаблюдав за ходом борьбы пару секунд и, поняв, что мой помощник, избитый и, видимо потерявший много сил, вне всякого сомнения проигрывает, нанёс прицельный удар по затылку его противника. Стараясь при этот, как бы мне этого не хотелось, не довести дело до летального исхода.

Ведь, судя по всему, моя вин в смерти, не к ночи будь помянутого Альберта Трифоновича, пока ещё не доказана. Улики имеющиеся у КГБэшников, скорей всего незначительные и косвенные. Так что, брать на себя лишнюю мокруху, и становиться объектом преследования всей милицией и КГБ Советского Союза, нет никакой необходимости.

Попытавшихся прессануть меня урок я обезвредил. А плодить сверх меры сущности, вешая на себя лишние трупы, попросту глупо.

Люди, естественно, если вырубленных мной пятерых моральных уродов можно назвать людьми, делали свою работу. Да, мерзкую и грязную. И совсем не гуманными и никак не соотносящимися с библейскими заповедями и угодными Всевышнему а, скорее даже противными ему, методами.

Но, раз уж терпит Создатель таких вот «добровольных», трудящихся так сказать «на общественных началах, энтузиастов», значит это кому-нибудь нужно. И не мне, со своей колокольни и имеющимся двухнедельным опытом существования в социуме, их судить.