СССР. Книга 4. Мастер спорта в догонялки

Глава 7

«Эк завернула, шалава хитровые…» — Злобно охарактеризовал, «выступившей не по теме», как искренне считал пришедший «взять своё» Самуил Исаакович.

(Так как, несмотря на, скажем прямо, совсем не интересующее никого мнение, не слишком-то и уважаемого им директора Дома Офицеров, по поводу межвидовой классификации их общей национальности, Самуил Исаакович тоже считал себя не «жЫдом» а «евреем», то я, как и в случае с глубокоуважаемым Семёном Яковлевичем, тоже не буду полностью воспроизводить подуманное им плохое слово. А, скромно и информативно изображу многоточие. Как и в предыдущем случае, оставив простор для воображения и место для неуёмной фантазии, наших любознательных читателей.)

Будучи человеком властным, Самуил Исаакович был изрядно раздражён, как он искренне считал «нелепой выходкой», обязанной скромно «молчать в тряпочку» и, уж точно, ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах, «не отсвечивать» рядовой участницы ансамбля.

Но, поскольку ссориться с одной из солисток, назначенного им на должность «курицы, несущей золотые яйца» музыкального коллектива было, по крайней мере, недальновидно, то Самуил Исаакович благоразумно оставил все оскорбительные эпитеты при себе. И, тяжко и глубоко, словно разговаривая с дитём малым, вздохнув, сказал.

— Благодарю Вас, Виктория Ивановна. — И тут же, давая понять, с какой стороны от начала списка находится её номер, а так же минимальную заинтересованность её мнением, обратился к пришедшим вместе с ним сообщникам. — А что скажут остальные члены комиссии?

«Иш, как вопрос поставил, пидор гнойный»! — Излишне эмоционально охарактеризовал соплеменника Семён Яковлевич. — «У нас здесь, оказывается, уже "коми-и-иссия-а! Ну, ничего! Сейчас армейское руководство подъедет, тогда и поговорим»!

Тем временем в штабе округа полковник Городомыслов входил в кабинет главы Уральского Военного Округа, Петра Васильевича Чернобрового.

— Разрешите, товарищ генерал? — Козырнув, спросил посетитель.

— Проходи, Игорь Пантелеевич. — Встав навстречу начальнику первого отдела, протянул руку хозяин кабинета. И, отодвигая стул, сделал приглашающий жест. — Садись. Рассказывай, с чем пожаловал.

— Тут такое дело, Петр Васильевич. — Не зная, чего начать, Городомыслов, в задумчивости, пробарабанил кончиками пальцев по столешнице. — Как вы знаете, у нас, в Доме Офицеров своя самодеятельность имеется.

— Ну-у, полагаю да… — Неопределённо протянул Чернобровов. И, заметно поскучнев, вяло поинтересовался. — И какое, скажи пожалуйста, эти гаврики имеют отношение к обороноспособности страны? — Тут большой армейский чиновник принял деланно-задумчивый вид и, скривив лицо, позволил себе еле заметно улыбнуться. — Или, среди них завелись диссиденты и начали петь крамольные песенки?

— Да нет, музыка у них хорошая. — Отрицательно покачал головой Игорь Пантелеевич. И стихи вполне себе адекватные. — Тут он выложил на стол коробку с катушкой магнитофонной плёнки и, пододвигая к генералу, посоветовал. — Послушаете на досуге.

— Что, прям таки хорошие песни? — Вопросительно вскинул брови Петр Васильевич.

— Патриотические. — Нисколько не сомневаясь, ответил начальник первого отдела. И, вспомнив, с каким энтузиазмом подпевал народ под композицию о прелестях советских девушек, усмехнулся. — Я бы даже сказал, очень!

— Так, в чём же дело? — Недоумевая, вскинул брови хозяин кабинета. И, пожав плечами, заявил. — Пусть поют себе. На зло врагам, на радость людям.

— Отжать их у нас хотят. — Радуясь, что предварительная часть беседы протекла в таком конструктивном ключе, поспешил уведомить начальство Городомыслов. Собрались вывести перспективный коллектив из под юрисдикции армии и переподчинить горкомовским и филармонии.

— Что, прям таки очень ценные кадры? — Не поверил полковнику генерал. — Настолько, что это требует моего вмешательства?

— Только что, буквально несколько минут назад, мне звонил директор Дома Офицеров, Яков Семёнович Стрелочников. — Несмотря на цейтнот или, в переводе на русский, катастрофическую нехватку времени, обстоятельно пояснил Игорь Пантелеевич. — И, в панике сообщил, что к нему заявилась целая делегация. Во главе с директором городской филармонии и при неслабой такой поддержке в виде шишки из горкома. Да и главного цензора с собой прихватили. Не считая свиты из мелкой чиновничьей шушеры.

— Да-а. — В задумчивости потеребив мочку уха, пробормотал Петр Васильевич. — Слабоват наш директор против такой своры. Не сдюжит. — И, решительно хлопнув широкой ладонью по столу, отчего подпрыгнув и жалобно забренчал пластмассовый стаканчик с карандашами, скомандовал. — По коням!

А затем, сняв телефонную трубку, позвонил в гараж и отдал распоряжение главному механику, приготовить к выезду служебную «Волгу».

В чём, кстати, совершенно не было необходимости. Так как штаб округа находился буквально в нескольких десятках метров от Дома Офицеров.

Но, где вы видели, чтобы аж цельный генерал, да ещё занимающий такую высокую должность, ходил пешком? Несолидно это, да и вообще…

Перефразируя старый бородатый анекдот, можно сказать, что спешащие, да ещё на своих двоих, генералы, в мирное время вызывают смех. А в военное — панику.

Впрочем, преодоление пары шагов на автомобиле, никакой особой задержки не составило. На то она и армия, чтобы всё было чётко и по-военному.

Бесспорно, где-нибудь в находящейся у чёрта на куличках задрипанной части всё может оказаться и по другому. Но, когда речь идёт о человеке, носящем генеральские погоны да, к тому же, занимающем пост начальника Уральского Военного округа, действуют абсолютно другие установки.

Причём, это касается не только, зачастую надуманных и противоречащих самим себе, правил написанных людьми но и законов природы и, очень даже может быть, самого мироздания. Где все шестерёнки сами-собой начинают крутиться быстрее, а «по команде отбой, наступает тёмное время суток».

Тем временем, в кабинете, старающегося из последних сил держать оборону директора ДОФа, страсти накалялись всё больше и больше. Повышая градус межличностных отношений и грозя дойти до точки кипения.

Задавший прямой и, я бы даже сказал, претендующий на некоторую сакраментальность, вопрос, Самуил Исаакович, требовательно оглядел аудиторию и остановил свой пронзительный взгляд на, постаравшемся съёжиться и занять как можно меньше места, товарище Мячикове.

Который, понимая, что попал в большие жернова, клял плохими словами так не вовремя высказавшую свои, никому не интересные и — самое главное! — совсем не нужные, соображения, Вику.

Ведь всем, давно и хорошо известно, что всякий, делающий успешную карьеру индивидуум просто обязан иметь собственное мнение. Которое, обязательно должно совпадать с решениями начальства.

По правде сказать, судьба ансамбля вообще, так же, как и ведомственное подчинение, этих, что-то там бренчащих на электрогитарах людишек, в частности, очень мало волновали Степана Васильевича.

А вот перспектива «попасть на карандаш» людям из Городского Комитета Партии была чревата очень, очень большими проблемами. Как в непосредственном настоящем, так и в ближайшем и, как следствие, отдалённом будущем.

Так что, нисколечко не сомневаясь, Мячиков встал и, откашлявшись, хорошо поставленным голосом (ну, по крайней мере, он очень надеялся, что в глазах горкомовских чиновников он выглядит именно так), солидно произнёс.

— Полностью с Вами согласен, Самуил Исаакович. Эти, безо всякого сомнения, талантливые молодые люди нуждаются в руководстве и наставничестве такого, не побоюсь этого слова, великого знатока музыки, как Вы!

Это самое «Вы» и «Вами», Степан Васильевич оба раза умудрился произнести с Большой Буквы. И, осторожно оглянувшись на товарищей из горкома, с чувством выполненного долга, уселся на своё место.

При этом постаравшись отодвинуться от, имевшей наглость пойти против «общественного мнения», зарвавшейся Виктории Ивановны. Давая понять всем присутствующим, на чьей он стороне.

«Слизняк противный». — Без особой ненависти охарактеризовала собственного парторга Виктория Ивановна.

Но, так как была женщиной, не только красивой и талантливой, а вдобавок ещё и умной, вслух высказываться не стала.

Ибо, все всё понимали и так. А её мнение и устная и характеристика Степана Васильевича, как недавно решил товарищ Мячиков, всех собравшихся интересовало даже не в последнюю очередь. Им оно не нужно было вообще!

— Вот! — Воодушевлённый выступлением, так вовремя подсуетившегося и правильно «лизнувшего» Мячикова, Самуил Исаакович победно поднял указательный палец к потолку. — Думаю, всем всё ясно, товарищи! — Музыкантов мы оформляем на работу в филармонию. И, после того, как с предоставленным материалом поработаю я лично, полагаю, что с литованием песен проблем не будет.

Тут Самуил Исаакович бросил короткий взгляд на главного цензора и тот, приняв подачу, взял слово.

— Тексты, безусловно, сыроваты. — Издалека начал он. И, на время сменив тему, отдал должное «таланту» директора филармонии. — Что касается музыки, то здесь я целиком и полностью доверяю мнению такого уважаемого и известного человека, как Самуил Яковлевич. А со стихами поработаю я лично. — Тут он, поочерёдно посмотрел тяжёлым взглядом сначала на Вику, а затем на Семёна Яковлевича, и веско припечатал. — И, после того, как в слова и музыку будет внесена соответствующая корректировка, наше ведомство будет рекомендовать программу для исполнения на концертных площадках города.

Слегка прихуевшие, то есть, простите за мой французский, удивлённые и впавшие в состояние прострации от такого наивного и беспардонного намерения присосаться к чужой интеллектуальной собственности, Вика и Семён Яковлевич, словно вытащенные на берег рыбы, широко и безмолвно раскрывали рты.

А, искренне считавший, что победа у них в кармане Самуил Яковлевич, дал команду закругляться.

— Что ж, товарищи! — Начал он венчающую так успешно провёрнутое дело, реляцию. — Думаю, выводы комиссия всем ясны. — Тут директор филармонии ещё раз придавил взглядом «непокорную» Вику и продолжил. — Возражающих, как вижу, нет, а посему, жду всех участников ансамбля в своём кабинете. Скажем, в понедельник.

Все дружно начали вставать. Двигая стулья и переглядываясь. При этом чувствуя неимоверное и сладостное ощущение могущества и единства.

Да! Эта маленькая и, в сущности, не такая уж и важная победа, стала ещё одной вехой и подтверждением максистско-ленинского подхода к любой, возникающей на пути строителей коммунизма, проблеме!

Коллективу — всё! А участь презренных одиночек, покорно следовать выбранной старшими товарищами линии и претворять их решения в жизнь! Отдавая все силы и время на благо нашей Великой Родины! Которая, в благодарность, «отслюнит» немножко и им, денно и нощно радеющим за общее дело, в карман.

Ведь, по итогам сегодняшней «выездной сессии» и в счёт будущих дивидендов, каждый из участников получит совсем неплохую премию. Разумеется, все выплаты будут производиться согласно внесённому вкладу и существующей табели о рангах.

Но это так… Не заслуживающие внимания тех, кому об этом знать не положено, мелочи.

«Вот же суки! На Колины авторские замахнулись»! — В бессильной ярости кусала губы Вика. — «И, самое главное, что сделать-то, по крайней мере, здесь и сейчас, ничего не получится»!

Однако, как это частенько бывает, помощь пришла оттуда, откуда совсем не ждали.

— Браво, товарищи! Браво! — Раздался звонкий голос.

И, незаметно вошедшая и тихонько стоящая у дверей молодая девушка несколько раз громко хлопнула в ладоши.

— Вы кто такая? — В буквальном смысле слова, вызверился на нахалку Самуил Яковлевич.

А товарищ Мячиков, узнав беспардонную гостью, в очередной раз съёжился и, для того, чтобы занять как можно меньше места, казалось, готов был залезть под стул. При этом всеми словами кляня себя за то, что проявил необдуманную инициативу и попёрся на это — чтоб его черти побрали! — «совещание».

— Юлия Владимировна Подгорная. — Ничуть не смущаясь, заявила бессовестная девица. И, дабы и у кого из собравшихся не возникло сомнений, отрекомендовалась более развёрнуто. — Родная внучка Председателя Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, Николая Викторовича Подгорного. — Тут девушка обвела всех весёлым и немножко презрительным взглядом, и продолжила. — Это я брала интервью у автора слов и музыки, прозвучавших на вчерашнем, смею заметить, так понравившегося простым советским людям, концерте. — Запись которого я повезу в Москву. И уже ТАМ, — многозначительно подняв глаза вверх, усмехнулась Юля, — будут решать, нуждаются ли песни в доработке и, если да, то кто именно из маститых композиторов, будет давать советы вашему юному дарованию!

Внезапно побледневший Самуил Яковлевич почувствовал, как земля уходит из под ног.

А ведь всё так хорошо сложилось! Но теперь, из-за внезапного вмешательства этой… этой… так не вовремя появившейся дурочки, всё пошло прахом. Огромные кассовые сборы. Махинации с левыми билетами и, самое главное, делающие человека по настоящему богатым, авторские отчисления!

«Да, чтоб ты сдохла, подстилка кремлёвская»! — В сердцах проклял самоуверенную московскую гостью разгневанный директор филармонии.

Но, поскольку был человеком, не только до безобразия жадным, но и немножко умным, благоразумно оставил свои, прямо скажем, не очень хорошие пожелания, при себе.

Он прекрасно понял, что, казалось бы, только что, целиком и полностью бывшая в его руках ситуация, вышла из-под контроля. Ибо с ТАКИМИ мастодонтами, как Председатель Президиума Верховного Совета СССР, местечковым шишкам тягаться было просто глупо.

У зарвавшегося щенка и, собранного им на скорую руку, так называемого «ансамбля», внезапно нашлись высокие покровители. И, стричь капусту и пользоваться этой дойной коровой, будет совсем не он.

Последним же гвоздём, забитым в крышку его несостоявшихся надежд гроба, стали люди в военной форме. Высокие, подтянутые мужчины, все в званиях не ниже полковника. Возглавлял которых сам начальник Уральского Военного округа генерал Пётр Васильевич Чернобровый.

— Здравствуйте, товарищи! — Громко приветствовал он всех присутствующих. И, обведя всех требовательным взглядом, вкрадчиво поинтересовался. — А что, скажите пожалуйста, столь высокое собрание, делает на мой подведомственной территории?

Только что считавшие, что они «на коне», «члены комиссии» стремительно поскучнели. Начальник главлита, вообще уставился в окно. Сделав вид, что «он ни при чём». А желание «поучаствовать» в судьбе молодого дарования и «осчастливить» его — не бесплатно, само-собой! — своими ценными правками, всем просто привиделось.

Тем временем, родолжавший стоять с раскрытым от бессильного негодования ртом, Самуил Исаакович, постарался взять себя в руки и начал делать «хорошую мину, при плохой игре».

— Мы приехали, чтобы обсудить вчерашнее выступление подопечных многоуважаемого Семёна Яковлевича. — Залебезил он. — Рассмотреть, так сказать, перспективы и наметить способы дальнейшего сотрудничества.

— Что ж, товарищ Стрелочников доложит мне о результатах разговора. — Ехидно усмехнулся генерал. А пока, можете быть свободны. Нам с Семёном Яковлевичем, нужно порешать кое-какие хозяйственные вопросы.

Разом поникшие и прячущие глаза члены «комиссии» быстро покинули кабинет.

А Пётр Васильевич, усевшись на стул и, сделав приглашающий жест и, тем самым отдавая команду прибывшим с ним подчинённым располагаться, сказал.

— Ну, доставай магнитофон. Надо же послушать, из-за чего весь сыр-бор разгорелся!

Семён Яковлевич засуетился, вытаскивая из шкафа катушечник «Астра». Генерал, переглянувшись с начальником первого отдела, опустил, взятых «для солидности» и «численного преимущества» офицеров. И, уже через несколько минут все, наслаждаясь принесённым из буфета горячим сладким чаем и вкусными печенюшками, вслушивались в красивые и так хорошо ложащиеся на слух и принимаемые всем сердцем, мелодии.

На второй или третье песне, Пётр Васильевич снял, крепившийся на резинке оливкового цвета галстук. А затем, расстегнув верхние пуговицы рубашки, заговорщицки подмигнул директору Дома Офицеров.

И, знавший толк в простых человеческих отношениях Семён Яковлевич, тут же вытащил из сейфа бутылку многозвёздочного армянского коньяка. Затем, выглянув за дверь, попросив секретаршу организовать лимончик, и дальнейшее слушание будущих всесоюзных шлягеров прошло в «тёплой и дружеской обстановке».