Монтао. Легенда о монахе

Глава 10

— Вам уже лучше? Думаю, этот шрам останется с вами навсегда. Но зато вы выжили. Видимо, у судьбы на вас большие планы! — прекрасный женский голос, но такой далёкий.

— Думаете, я скажу «спасибо»? Моя жизнь должна была закончиться на той дороге, вы не помогли… вы помешали судьбе! — такой юный и вспыльчивый, почти канувший в небытие. — Ваши старания пойдут прахом при первой же возможности, это я вам гарантирую!

— Прошу, не говорите так! Я знаю, что ваша душа заплутала, но дайте шанс мне помочь вам. Матушка говорит, что вы сильный человек, и я верю ей, ведь сама это вижу! Посмотрите мне в глаза, дайте новое обещание, молю!

— Да что от сраженного неудачника может понадобиться? Вашу чёртову крышу отремонтировать?

Девушка взяла руку собеседника в свою:

— Меня зовут Нани, починим её вместе?

Пузатый вормоловец плеснул из своей бутылки в лицо Тадао, чтобы тот очнулся.

— Ну? Говорит?

В который раз монах откашлялся и что-то неразборчиво ответил. Командир прорычал и отвесил пару пощёчин:

— Что говорит, жакр?

На его красивый расписной башмак приземлился кровавый плевок:

— А ты — горазд бить… связанных. Может, по старинке, на кулаках? Уж не знаю, на кой тебе история моей встречи с Торном, но, если выиграешь, скажу. Как тебе идейка?

Пузырь смахнул плевок с башмака платком, который отбросил следом, после чего уставился пристальным взглядом в глаз пленника. Наступила пауза, во время которой толстяк, видимо, осознавал вызов, брошенный ему монахом. Затем, разок икнув, он рассмеялся и адресовал верным солдатам позади:

— Жакр най биш⁈

Те отреагировали хохотом на слова своего начальника, который вновь развернулся к пленному:

— Твой хочет драка? С я? Твой нет головы, йокорц?

— Значит, забей меня до смерти, трусливая свинья. Но запомни на всю жизнь: даже в самом жалком йокотэрском рабе больше чести, чем в таком отродье, как ты! — Тадао снова плюнул кровью, теперь попав выше, на штанину.

Пьянчуга приказал развязать раба, не сводя с того глаз. Но и монах не отвёл взгляд, пока не рухнул на землю, освобождённый от сковывающих его пут. Самочувствие было никудышнее, но влажная после ночного дождя почва будто напитывала тело силой и энергией.

— Встать! Бой ирты! — враг размашисто откинул меч в сторону.

— Где же зрители? Разве Вормола не должна гордиться своими воинами? Может, кто-то позовёт ваших солдат? И ту женщину в большом шатре! Пусть посмотрят! Верно, командир?

Вновь обдумывая услышанное и допивая казавшуюся бездонной бутылку, толстяк уставился на монаха. Разум стал уступать алкоголю. Наконец, приняв решение, вормоловец сделал шаг вперёд и с такой силой хлопнул Тадао по плечу, что у того слегка подкосились колени. Затем, погрозив указательным пальцем перед единственным глазом, смотрящим на него, с ухмылкой кивнул головой и дал команду своим подчинённым.

Услышав приказ, солдаты тут же разбежались по лагерю, созывая всех на центральную площадь. Не прошло и пяти минут, как вокруг военачальника и его пленника собралась толпа, образовав плотную живую стену.

— Пора! Все, видь, здесь! — лицо толстяка выражало нетерпение. Пошатываясь, он обвёл толпу мутным взглядом.

— И она тоже. В большом шатре, — Тадао указал туда, откуда доносились женские крики.

Враг взревел, сжав кулаки:

— Нет! Эта парши не места рядом с вормоловцем дин. Понял? Бой!

Массивный сапог пролетел над головой вовремя увернувшегося монаха. Тут же последовал удар второй ногой, но цель оказалась ещё дальше. Стопа толстяка опустилась на землю, не успев принять устойчивую позицию, так как была выбита молниеносной круговой подсечкой. Ноги громилы разъехались, и он, беспорядочно размахивая руками-кувалдами в попытке удержать равновесие, всё же плюхнулся на свой пухлый зад, получив вдогонку хлопок ладонями по ушам, оглушивший его. Выиграв паузу, монах отошёл и опёрся о столб, к которому недавно был привязан.

— Бырды жакр най дыш! — проревел командир.

Толпа поддержала его слова криком и свистом. Навряд ли кто-то из солдат мог предположить, что их отдающий приказы начальник не может победить в драке обычного раба, да ещё и измождённого пытками. В эти несколько спокойных секунд Тадао обвёл взглядом округу.

Солнце находилось во второй половине своего дневного пути. Пусть до заката ещё далеко, но как же быстро прошёл день! Вдалеке по единственной дороге, выходящей из леса, шёл конный отряд из четырёх всадников, а за ними спешил очередной бедолага с петлёй на шее, волочащий ноги за лошадью, к которой и был привязан.

В другой же стороне промелькнула знакомая фигура. Кажется, Сэто. Вышел к рабочим из отдельно стоящего шатра с двумя большими мисками, больше похожими на корыта для кормления свиней. Неужели ему позволяют самому ходить по лагерю?

Со стороны гор повеяло свежим ветерком. Тадао сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие, голова закружилась, и на мгновение он почувствовал, как мир уходит из-под ног, но всё же, качнувшись, удержал равновесие.

В этот момент в монаха тараном влетел его противник, повалив на спину. Придавив пленного животом к земле, он начал беспощадно обрабатывать огромными кулаками свою цель. Тадао оставалось лишь закрываться и терпеть боль в надежде, что толстяк вскоре выдохнется. Но раз за разом удары не ослабевали, а, наоборот, усиливались. В какой-то момент монаху удалось сковать атакующие его руки и остановить нескончаемый град, но он тут же получил тычок головой в лоб.

Теперь одна голова билась о другую, проверяя на прочность. Во время очередного удара Тадао попал лбом толстяку точно в нос. Озверев, тот вырвался из хватки монаха и сомкнул свои ручищи на его горле, одновременно прижав к земле всем весом.

Воздух перестал поступать. Картина вокруг стремительно темнела, а звуки постепенно отдалялись, пока вовсе не стихли. Вдалеке уже слышалась прекрасная мелодия трёхструнного саншина.

Неожиданно железные клещи разомкнулись, и глоток кислорода вернул Тадао в чувства. Глаз снова открылся, вокруг слышались громкие возгласы.

Своими победоносными криками толпа солдат отвлекла командира, и тот, осознав, что уже победил, решил не добивать свою жертву, планируя в будущем демонстрировать её унижения в назидание другим.

В честь своей победы толстяк откупорил новую бутылку вина, усевшись рядом с побеждённым. Он смеялся и что-то говорил, пока не взял протянутый ему красно-чёрный меч и, довольный собой, удалился в шатёр. Кажется, он совсем забыл, зачем затевался этот бой.

Двое вормоловцев подхватили едва живого пленного и поволокли его в клетку, где уже сидел новый «постоялец». Монаха бросили на землю, лицом в пол.

Некоторое время он лежал неподвижно, пока не услышал над собой знакомый голос:

— Тадао?

Солнце постепенно садилось, прячась за высокий бамбук. Но всё же монах смог различить знакомые черты в багряных лучах заката. Это был музыкант.

— Идзумаси? Ты как тут оказался? — окровавленный, в разорванной одежде монах приподнялся перед парнем.

Одежда флейтиста тоже была потрёпана и перепачкана, особенно — белая накидка. Его вид отражал все невзгоды и испытания, которые парню пришлось пережить в последние дни.

— О, Тадао! Вы ведь так неожиданно пропали! Я даже сначала подумал, что вы превратились в рисовый шарик, но… честно сказать… потом я проголодался и съел вас.

Как же я рад, что вы живы! — вид у Идзумаси был по-настоящему счастливым, несмотря на условия, при которых они встретились.

Монах стал припоминать, что оставил музыканту накидку и немного еды из повозки спасённого доставщика. А потом ушёл, не попрощавшись.

— Я ведь почти дошёл до Рейни, помните про мою мечту? Вон же она! Невероятно, я вижу её прямо отсюда! — юноша ткнул пальцем в гору, видневшуюся сквозь туманную дымку на горизонте. — Всего день пути, представляете? Эх, а меня поймали эти мерзкие вормоловцы.

— Это — та самая, на вершине которой ты собирался сыграть на весь мир?

— Да! Вы помните! — Идзумаси закашлялся и вытер рот рукой. — Скажите, вы мне поможете? Я ведь не могу умереть в плену у этих дикарей!

— Спокойнее. Умереть? С чего это вдруг? Мы уйдём отсюда очень скоро. Но помимо нас есть ещё люди, нуждающиеся в нашей помощи. Здесь происходят очень странные дела. Сначала нам придётся в этом разобраться, ты поможешь мне?

— Конечно! О, это же ваше, — музыкант снял накидку и вернул хозяину. Сейчас, когда серое кимоно с узорами превратилось в сплошную бахрому, она пришлась кстати. — А как вы сюда попали?

Разговор продолжался, пока солнце не стало клониться к закату.

Незадолго до возвращения остальных рабов один из стражников привёл женщину. Она еле держалась на ногах. Опираясь о бамбуковые прутья клетки, прошла мимо двух заключённых и села в своём углу. Тадао аккуратно подсел чуть ближе и заговорил:

— Я… сожалею. Не знаю, что именно происходит в том шатре, но…

— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — женщина закрыла голову руками и вцепилась в свои волосы. — Никогда не говори о том аде!

— Послушай же! Я знаю, каково тебе. Твоя душа потеряна. Считаешь, что жизнь уже кончена. Но нет, ты ошибаешься, это не конец. Судьба бывает слишком жестока, но есть ещё много прекрасного, чтобы забыть обо всём этом. Жёлтые осенние листья, опускающиеся на крышу старого храма, человеческая доброта, согревающая в лютую зиму, и мечты, и надежды, когда, казалось бы, смысла больше нет. Жизнь — это холст, и сейчас ты рисуешь самыми чёрными красками. Так дай мне шанс помочь, — Тадао пристально посмотрел ей в глаза.

Поднялся лёгкий ветерок, а с ним прилетела красная птичка и села на бамбуковые прутья. Птичка начала издавать тихую красивую мелодию, привлекая внимание безумной женщины. Та медленно опустила руки и подняла голову, взглянув на певицу.

Идзумаси не знал, чем можно помочь в такой ситуации, и молча сидел в стороне.

— Я… расскажу, что знаю, — начала пленница. — Йокотэрцы попадают сюда обычными людьми. Но после пары дней работы начинают слушать проповеди Сэто. Как давно он здесь — неизвестно. Никто ведь не задерживается в лагере надолго. Для мертвецов даже есть огромная яма в лесу. Но этот старик чувствует себя лучше всех и наставляет остальных работать. Ты же был на той дороге, что они вырубают? Это прямая дорога в порт, куда приходят корабли из Вормолы. Оттуда поступают приказы всем остальным войскам, оккупировавшим Йокотэри.

— Неужели мы добровольно создаём дорогу, чтобы нас было легче захватывать? Почему люди это делают, имея возможность сбежать?

Женщина едва заметно пожала плечами:

— Не знаю. Они просто становятся послушными и верными старику. Для этого хватает всего нескольких дней. Сколько ты уже здесь?

— Нет-нет. От меня не дождутся того, что я начну есть, как собака! Ты ведь не начала. Почему?

Она снова пожала плечами и склонила голову. Монах отошёл, понимая, что разговор окончен.

Красная птичка тоже закончила свою песню и улетела. Пришло время думать. Тадао задался вопросом: поменялось ли что-нибудь в его голове, пока он был в заточении? Он всё ещё ненавидел вормоловцев и желал свободы, чтобы продолжить свой путь. Значит, проповеди Сэто на него не подействовали. Идзумаси незаметно подсел ближе:

— Тадао, по-моему, у вас было меньше седых волос.

— Я давно не видел своего отражения, Идзумаси. Ты бы лучше отдыхал. Завтра тебя наверняка ждёт трудный день. А я пока подумаю, что нам дальше делать.

— А, понял-понял, хорошо.

На какое-то время все притихли, погрузившись в собственные мысли, пока за спиной монаха не раздался удивлённый возглас музыканта.

Тот держал в руках одну из бамбуковых жердей ограждения, которую только что вырвал из земли. Если вырвать ещё и соседнюю, то с такой дырой в стене можно легко сбежать, даже не делая подкоп.

— Смотрите, они вкопаны совсем неглубоко.

— Тише… Слишком рано… Хорошо, что мы знаем, как сбежать, но мы не знаем когда, пока не разберёмся, что происходит с остальными пленными, — прошипел монах. — Верни обратно, пока стража не заметила.

Парень понимающе кивнул и воткнул прут на место.

— Сейчас лучше выспаться и набраться сил, — Тадао прикрыл глаз, постепенно погружаясь в дрёму.

— Тадао, Тадао… Мне есть что сказать, — над монахом сидел Идзумаси.

Пока измученный пленник спал, настала ночь. Рабы вернулись. Сейчас они внимали очередной речи Сэто. Но музыканту было не до того, он говорил очень тихо, чтобы не привлекать внимание:

— Вы чувствуете запах?

Проснувшийся втянул носом воздух и пожал плечами:

— Ничего, а что случилось?

— Возможно я ошибаюсь, но от этих людей пахнет отравой. Обратите внимание: нотки клёна или чего-то похожего.

Одежда работяг была перепачкана едой, хотя, если вспомнить то, как они предпочитают есть, ничего удивительного. Чуть наклонившись к ближайшему рабу и принюхавшись, монах едва уловил характерный запах, смешанный с запахами остатков пищи, пота и грязи.

— Откуда ты знаешь, как пахнет яд? Ты же не… — Тадао замешкался, подбирая слова в попытке деликатнее выразить свои опасения.

— Да не смотрите так на меня, — улыбнулся музыкант. — В отравах, если честно, совсем не разбираюсь, но это — характерный запах вормоловской гадости, его я… знаю.

Механизмы в голове монаха закрутились, пробуждая ото сна. Если люди и вправду были отравлены, это может объяснить их недомогание, но, не слепую преданность. В том, что Сэто нечист на руку, сомнений не осталось. Скажи это ему в лицо, и он, под видом проповеди, может приказать своим адептам порвать на куски любого, кто так утверждает. Монах вспомнил, как минувшим днём видел проповедника одного, выходящего с едой из вражеского шатра.

Словами «Мы близки, как никогда раньше, друзья!», старец закончил речь, и все улеглись спать. Кажется, утренним неповиновением Тадао расстроил старика, и теперь Сэто старался не смотреть в его сторону.

— Какой у нас план? — спросил Идзумаси.

— Особо и нет, если честно. Завтра тебя поведут на работы вместе с остальными. Сильно не усердствуй. Где-то в полдень принесут еду. Увиденное, думаю, тебя удивит. Рискну предположить, что яд находится в ней.

— А как же вы? Вы не пойдёте со мной?

Монах, принимая удобное для сна положение, кинул многозначительную фразу:

— Завтра что-нибудь придумаю.

Разбудили узников, как обычно, удары по решётке. Ночи оказалось достаточно, чтобы силы Тадао восстановились. Поразительно, но раны стали заживать ещё быстрее. Кровоточащие участки лопнувшей под ударами кнута кожи превратились в затянувшиеся рубцы. Исчезли и синяки на шее, оставленные огромными ручищами толстяка.

Идзумаси, только что открывший глаза, выглядел растерянным. Монах взял его за плечо, успокаивая, и показал жестом, что нужно подняться. Парень так и поступил.

Тадао посмотрел в угол, где находилась женщина, и улыбнулся ей. Но неожиданно она тоже ответила ему улыбкой и встала в общий строй. Заметив широко открытый глаз, с удивлением смотрящий на неё, женщина произнесла:

— Вчера ты говорил прям как Сэто, а он умеет говорить красиво. Но за твоими словами был вес и правда, это вас различает. Я дам шанс судьбе, если она этого хочет. Уж слишком долго мне пришлось терпеть терзания от проклятых вонючих животных.

Стадо заключённых начали выводить наружу. Идзумаси дёрнули сзади за рукав:

— Присмотри за ней, не давай ей есть. Если до завтра не вернусь, уходи сам, — шепнул монах и снова сел на место, оставшись в клетке.

Как и следовало ожидать, когда рабов увели, за непокорным пленником пришли надзиратели. Так же, как и вчера, его привязали к столбам, оставив одного.

В голове Тадао крутилась одна идея ещё с вечера, может быть, достаточно глупая и необдуманная, которую он намеревался воплотить в действия. Слишком уж долго длится этот плен. Несколько дней неволи ощущались как несколько месяцев.