Монтао. Легенда о монахе

Глава 13

Раздался кашель. Тадао подбежал к Идзумаси. Богомол успел насквозь пронзить бедолаге живот, ему оставалось умереть в луже собственной крови, полной отравы.

— Т-тадао… Я не хочу умирать… — он еле дышал.

Монах взял друга за руку.

— Пожалуйста, п-пожалуйста, не надо. Я люблю эту жизнь, я люблю играть, люблю, — музыкант закашлялся от заливающей горло крови, — дышать… Я вижу её, Тадао, она за вами. Держите меня, — юноша крепче сжал руку монаха и в последний раз выдохнул, широко открыв глаза.

Тадао прижался лбом к обмякшей руке Идзумаси и стал что-то шептать. Эти слова невозможно было разобрать человеку, но природа отреагировала на них.

Вмиг небо затянули тёмные тучи, и хлынул ливень. Подул сильный ветер. А вместе с ветром, сквозь стену дождя, прилетели красные птицы. Полчище пернатых окружило двух друзей. Птицы неестественно, как будто хором, которым управляет дирижёр, запели. Тадао закрыл глаз и обратился к небу:

— Прошу тебя, Нани!

В ответ прямо в него ударила молния, пронизывая паутиной своих стрел всё тело, а через лоб, прижатый к кисти Идзумаси, и бездыханное тело музыканта. Птичий хор заголосил громче, быстрее и ещё ритмичнее, словно сопровождая своим пением какой-то тайный обряд.

— Давай! Слышишь⁉ Я готов!

В тот день огромная туча закрыла от солнца все окрестности и затопила ливнем округу на многие километры от основания Рэйни, с пика которой очень громко кричал какой-то сумасшедший. Раз за разом молнии били только туда — в одно и то же место на заснеженной вершине.

Но вот прогремел мощнейший раскат грома, сразу после которого гроза прекратилась.

Рядом с монахом и музыкантом из дождливого мрака возник яркий сгусток света, из которого явился дух прекрасной девушки. Нани плавно приблизилась к людям и взяла одного за плечо, а второму положила руку на грудь. Мокрый глаз Тадао смотрел прямо на неё, а она в ответ улыбалась. Тело монаха испытывало чудовищную боль, на которую он не обращал внимания, ведь снова видел свою жизнь — лучшую её часть. Пение птиц теперь успокаивало, воспроизводя более тихие и нежные звуки.

Девушка перевела руку с плеча на щетинистую щёку, проведя указательным пальцем по большому шраму. Мысли Тадао были открыты для неё. Она видела все деяния монаха, но не отводила от него взгляда.

А потом Идзумаси задышал и открыл глаза. Девушка сняла ладонь с его груди, заключив в свои объятия Тадао.

Ненадолго мужчина оказался в лесном храме, а уши услышали по-прежнему бесподобный саншин. Инструмент играл самостоятельно. Листья кружили вокруг Тао и Нани. Они смеялись, ничего не говоря. Вновь настали те счастливые дни. Но всё же где-то в глубине души монаха не отпускали чувства тревоги и сомнения.

Переведя взгляд на музыканта, он уловил в его глазах надежду и веру. Решение было принято:

— Ещё рано, Нани. Я должен попытаться остановить нашествие вормоловцев.

— Нет! Хватит мести. Твоё оружие снова с тобой, хотя ты обещал совсем другое. А теперь ты остался без защиты. Идём со мной, Хикару ждёт.

— Хикару? Так это…

Девушка рассмеялась и закружила монаха в танце:

— Хватит тебе заставлять нас ждать. Дома нет ни боли, ни печали, разве у тебя осталось много времени? — она погладила седую голову.

Тао остановился:

— Немного. Это верно. И больше всего на свете я хочу снова быть с тобой и сыном. Но… Этот мир — мой мир, и я не могу уйти, не попытавшись его спасти от той смерти, что погубила нас и теперь губит наш народ. Я знаю, где Торн, у меня есть время, чтобы остановить войну. Уже скоро, и я навечно присоединюсь к вам.

Нани вздохнула:

— Только будь осторожнее. Если тебя заберёт жница смерти раньше меня, уже никто не сможет тебе помочь.

Мир стал отдаляться вместе с девушкой. Монаха снова уносил поток листьев. А затем на его плечи и голову пролился дождь.

Кажется, тучи не собирались расходиться, только набирая штормовой оборот. Идзумаси стоял целым и невредимым рядом с грустным монахом.

— Тадао… Как вы это сделали?

— Сколько у меня ещё тёмных волос? — игнорируя вопрос друга, спросил, в свою очередь, Тадао.

— Ну, где-то пятая часть… Не меньше. А что?

Монах вернул своё потерянное в бою оружие и слегка разрезал кожу на тыльной стороне руки. Кровь шла и не останавливалась. Больше никакого бессмертия.

— Как ты себя чувствуешь?

— Просто превосходно. Только я совсем ничего не понимаю, да и смутно что-либо помню за последний час, — Идзумаси осмотрел себя. — Возможно даже лучше, чем когда-либо. Так как вы это сделали?

— Просто у меня хорошие отношения с… влиятельными сущностями.

Парень усмехнулся, затем достал флейту и стал наигрывать весёлую мелодию, пока Тадао, подойдя к самому краю, всматривался в сторону моря. Оно было неспокойным, раскачивая из стороны в сторону вражеские корабли в захваченной гавани.

— Скажи мне, Идзумаси, как тебе удаётся контролировать живых, да и не живых существ при помощи флейты? Второй раз это замечаю.

Парень пожал плечами и неуверенно предположил:

— Может, от сердца исходит? Начинаю играть, когда хочется, и как-то так получается, что могу контролировать кого и как хочу… Не всегда, конечно. Хотя сейчас… — он несколько раз сжал и разжал кулак, разглядывая проступившие вены. — Я чувствую себя сильнее.

— Как думаешь, ты мог бы заставить метеориты падать в определённое место? — Тадао, не отрываясь, смотрел на порт вдалеке.

— Ну, не думаю… — неуверенно произнёс юноша и тут же замялся. — Раньше бы не смог… Так что вы всё-таки со мной сделали?

Монах, наконец, перевёл взгляд на музыканта и улыбнулся:

— Передал небольшой подарок. Так как, поможешь?

На заре в сторону порта и большого прибрежного поселения окружавшего его, направлялся одинокий путник. Вся гавань была забита кораблями с развевающимися на мачтах вражескими флагами. Ещё с ночи небо затянуло тёмно-серыми дождевыми тучами. Но когда послышался боевой и задорный мотив флейты из ниоткуда, и в то же время — разносившийся повсюду, небеса расступились для грядущего.

Вначале тучи стали постепенно менять цвет с серого на грязно-розовый, а затем на ярко-красный. И вот, их толщу пробили раскалённые ядра, за каждым из которых тянулся длинный огненный след. Небо над головой Тадао изрезали кровавые шрамы. И что интересно, траектория небесных тел пролегала так, что конечной точкой их падения стал порт.

Раньше эта гавань и посёлок принадлежали йокотэрцам. Но местные жители давно покинули свои дома, либо были убиты, либо угнаны в рабство. Жильё заняли вормоловские солдаты, моряки и командующий армией со своим штабом.

Для всех, кто сейчас там находился, в один миг настал сущий ад. Огненные молнии вреза́лись в воду, выталкивая вверх раскалённые фонтаны. Огромные волны, поднятые падающими с неба камнями, переворачивали корабли. Дома и деревья полыхали. При ударах о землю метеориты раскалывались на осколки, которые разлетались в разные стороны, оставляя огромные воронки и накрывая солдат, бегущих по улице с перекошенными от ужаса лицами.

Тадао смело вошёл в охваченный пожаром посёлок. Главная дорога была усеяна обгоревшими трупами, а те, кто ещё остался в живых, не обращали никакого внимания на чужака, пытаясь как можно скорее унести ноги прочь. Хлынувший из дырявых туч дождь не в состоянии был унять быстро распространяющийся огонь.

Улица, по которой шёл монах, заканчивалась пристанью, уходящей далеко в море. Именно к ней были пришвартованы богато украшенные суда вормоловских военачальников. От остальной армады флота они отличались более яркой раскраской, а также количеством вымпелов и флагов на мачтах.

Часть из них уже покоилась на дне, часть представляла собой догорающие остовы, вот-вот готовые рассыпаться в прах и также погрузиться в морскую пучину. Но одна шхуна всё ещё держалась на плаву.

В надежде спастись небольшая толпа выживших солдат что есть мочи рванула к трапу, прокинутому между судном и пристанью. Первые, забежавшие на него, были уже в нескольких шагах от борта, но на палубу попасть им так и не удалось.

Монах, вклинившись в кучку столпившихся у причала, быстрым взмахом меча разрубил канат, удерживающий мостик, и, не дав опомниться окружавшим его вормоловцам, сам прыгнул в воду, исчезнув в её толще.

Трап своим незакреплённым концом с гулким звуком ударился о борт шхуны, стряхнув с себя всех, кто по нему карабкался. Под тяжестью лат солдаты один за другим уходили на дно.

Огромный, словно вековой дуб, облачённый в украшенные золотом доспехи, с длинной толстой цепью в правой руке и прикреплённым к ней шипастым металлическим шаром, военачальник, поджидавший своих воинов на корабле, увидев происходящее, понял, что на палубу уже никто не попадёт. Рыкнув от досады, он отошёл от борта и направился на капитанский мостик к рулевому механизму.

Чтобы управлять небольшой шхуной, не нужна была команда. Корабль медленно, повинуясь действиям одного человека, стал разворачиваться кормой к пристани, беря курс на выход из гавани в открытое море.

Зафиксировав колесо руля в нужном положении, громадный вормоловец присел рядом, решив, что теперь можно и расслабиться, но тут же вскочил обратно на ноги.

На палубе, прямо перед его глазами, откуда ни возьмись, возник человек с мечом в руках.

— Торн! — выкрикнул незнакомец в белой мокрой накидке и оголил оружие.

— Хын терэмай? — стоявший на капитанском мостике сразу перешёл на ломаный, понятный врагу язык. — Ты кто?

Подходя ближе, Тадао заметил у себя под ногами решётку, служившую потолком для карцера в трюме судна. Снизу на него многозначительно смотрел грязный и заросший заключённый-чужестранец.

— Помнишь меня, Торн? — монах остановился у ступеней, ведущих наверх, к штурвалу.

— Нет, — буркнул в ответ громила и начал раскручивать над головой цепь. — Я не оставляю в живых йокотэрцев.

Шипастый шар полетел прямо в голову монаха, но тот, в последний момент, успел отбить его в сторону. Цепь обмотала перила, и Торн начал дёргать её обратно.

— Золотой дом. Храм в вечно осеннем лесу. Ты помнишь его? — Тадао метнул нож, который со звоном отскочил от кирасы врага, не причинив тому никакого вреда.

— Да кто ты, чепр равад⁈ — вормоловец ещё раз дёрнул цепь и вернул-таки оружие, сломав толстые перила.

Он вновь начал раскручивать шар, двинувшись вниз по лестнице навстречу монаху. Тот, в свою очередь, отступал, выдерживая безопасную дистанцию.

На морщинистом и загорелом лице с козлиной бородкой расплылась мерзкая улыбка:

— Ты глуп! Я убивал всех. Я не оставляю жить. У меня есть шрам на каждый уничтоженный храм.

Тадао присел, уклоняясь от просвистевшего над макушкой шара, и тут же подпрыгнул, когда острые шипы процарапали доски палубы в том месте, на котором он только что стоял.

Не дожидаясь прилёта смертоносного снаряда после следующего круга, монах сам атаковал противника рубящим ударом сверху с глубоким выпадом вперёд. Но опытный воин одной рукой перехватил рукоять меча атакующего, зажав её своей огромной лапой поверх кисти Тадао, а второй накинул ему на шею цепь и начал душить.

Воздух перестал поступать в лёгкие, лицо монаха побагровело. Позади врага, как ни в чём не бывало, на ступеньках капитанского мостика сидела женщина. Вся в белом. Она улыбалась, наблюдая за поединком.

Резкий удар коленом в пах ослабил хватку громилы, позволив Тадао освободить шею, а следующий за ним восходящий в подбородок пяткой той же ноги отбросил Торна на несколько шагов назад.

Взбешённый военачальник взревел, словно дикий зверь. Отстегнув тяжёлую кирасу, он скинул её и, резким движением разорвав правый рукав, оголил изувеченную руку, от плеча до запястья покрытую резаными шрамами.

— Смотри! Храм в жёлтом лесу, — он указал на один из порезов. — Убит! Я вырываю позвоночники каждому. Ты врёшь! — с этими словами Торн вновь двинулся на монаха, раскручивая своё грозное оружие.

Отступая, Тадао метнул в голову громилы деревянные ножны, которые тот без труда отбил, но на мгновение отвлёкся. В этот момент, сквозь решётку, на которой оказался вормоловец, до его щиколоток дотянулись руки пленного, наблюдавшего снизу за происходящим. Торн, словно подкошенный, рухнул на живот.

Монах, как молния, метнулся к врагу и вонзил меч между его лопаток. Но сам, поскользнувшись на мокрых досках палубы, потерял равновесие и упал рядом, лишившись своего оружия.

Торн не упустил момент. С торчащим из спины клинком, он тут же навалился на противника всем своим весом, подмяв его под себя, и, зажав под мышкой шею Тадао, крепко её сдавил.

Монах стал задыхаться. Перед взором вновь возник силуэт женской фигуры в белом, а в ушах зазвучал её радостный смех. Единственный глаз закрылся.

Это был последний счастливый день в храме. Тадао много раз проживал его заново. В усыпанном листьями дворе наигрывала прекрасную мелодию не менее прекрасная Нани. За саншином она прятала растущий живот. Тао с улыбкой подметал землю неподалёку и слушал. Периодически мимо них проходили и другие обитатели храма. Они улыбались и вежливо здоровались. Лёгкий ветерок заставлял листья вальсировать вокруг монаха и девушки.

— Хороший сегодня день, — произнесла Нани.

— Как и всегда, любимая, — парень пожал плечами.

Рядом с девушкой села красная птичка и что-то прочирикала. Это заставило её прекратить музицировать и внимательно посмотреть на мужчину:

— Тао, скажи, когда придёт час нашего расставания, ты продолжишь жить в гармонии?

В ответ мужчина снова пожал плечами:

— Не знаю. А ты бы смогла?

Нани, знающая йокотэрскую землю с самого начала её существования и даже раньше, не нашлась, что ответить. Тогда она сформулировала посыл иначе:

— Пообещай мне, что не зациклишься на том зле, которое будет тебя окружать.

— Нани, ты опять говоришь загадками. Но обещаю, что отведённое время, если оно, конечно, останется, я постараюсь быть полезен.

— Ну нет же. Скажи, что не возьмёшь в руки оружие снова, — девушка покачала головой из стороны в сторону.

Тао слукавил… Хотя нет… Тогда он честно верил в свой ответ, легко разбрасываясь словами, запамятовав, как жесток бывает мир. А сейчас его руки снова перепачканы кровью.

Ещё недолго они наслаждались безмятежным временем, пока к порогу стен не пришёл вормоловский отряд.

Дальше всё было, как в тумане: крики священнослужителей, друзей Тао; разгорающийся синий огонь, уничтожающий обжитые дома; град стрел, вонзающихся в тех, кто пытался убежать, и, наконец, последние слова: «Я буду ждать на той стороне, Тао». А после… монах должен был уснуть вечным сном.

Но, в кромешной тьме, вместе с лучами далёкого тусклого света, появилась Нани и вложила ему что-то в грудь. Он очнулся в сожжённом дотла дворе божественного пристанища, разорённого нашествием армии неприятеля.

Сон каждый раз повторялся точь-в-точь, вот и сейчас… Кроме одной детали: на руинах былого счастья танцевала женщина в белом. Тадао никогда её не замечал раньше, но теперь её образ виделся вполне отчётливо. Женщина засмеялась злобным смехом.

В этот момент монах почувствовал, как огонь, словно живое существо, начал поглощать его изнутри. Глаз Тадао налился кровью, череп готов был лопнуть.

И вновь из языков яркого пламени возник образ Нани. Прижав прохладные ладони к пылающим вискам монаха, она прошептала: «Сейчас ты не можешь сдаться, Тао…»

Обхватив обеими руками запястье Торна, Тадао слегка оттянул его руку от своей шеи и что есть мочи впился зубами в предплечье врага.

Взвыв от боли, громила попытался встать. Опираясь на одну руку, он поднялся на колени, потянув за собой монаха.

Воспользовавшись моментом, тот вскочил на ноги, опередив грузного противника, и тут же вонзил своё колено точно в его лоб.

Вормоловец, взмахнув огромными ручищами, стал заваливаться назад, пока меч, торчащий из его спины, не упёрся рукоятью в палубу, удерживая тело громилы от падения на мокрые доски.

Только сейчас монах заметил торчащую из решётки трюма руку пленника. В ладони был зажат метательный нож, видимо, провалившийся в отверстие клетки после того, как отлетел от кирасы Торна.

— Спасибо! — Тадао улыбнулся и, схватив любезно протянутое ему оружие, тут же вонзил его в глаз стоящего на коленях с прогнутой назад спиной, подпёртой мечом, вормоловца.

— Бырды ус! Хын дыш, хын дыш! — взревел Торн.

Даже проткнутый насквозь и с пробитым глазом, он был слишком зол, чтобы умереть вот так сразу.

Монах присел на корточки рядом:

— Так ты поступал с каждым убитым. У каждой живой души была история, которую ты оборвал. Ради чего? — победитель пристально, с леденящим хладнокровием, смотрел на предсмертные судороги поверженного.

Торн поднял на монаха указательный палец и, сплюнув кровью, прохрипел:

— Твой император начал войну… Он послал летающего змея на нашу страну… Мы ответили… И теперь, остановим вас.

— Что? О чём ты говоришь?

Голос Торна стал угасать:

— Вы хотели… больше власти, а теперь… притворяетесь беспомощными… жалкими… — лицо военачальника исказила кривая улыбка.

Он поднял помутневший взгляд единственного оставшегося глаза в небо, затянутое кровавыми тучами, и, последний раз выдохнул.

— Стой! Что это значит?

Их корабль уже довольно далеко отплыл от порта, пожираемого огнём, продолжая дрейфовать дальше в море. Ненадолго умиротворяющая морская качка отвлекла Тадао от окружающей действительности, погружая в раздумья о смысле предсмертных слов заклятого врага.

Но крупные капли начинающегося дождя вскоре вернули монаха обратно в реальность. Он вспомнил, что не один на судне. Снизу-вверх, сквозь решётку, на него пристально смотрели глаза.

В трюме, куда спустился Тадао, хранились такелажные принадлежности, пара мешков с рисом, небольшие запасы сушёной провизии, а также закрытая клетка, сломать замок которой не составило особого труда.

Заросший вормоловец благодарно кивнул и, поднявшись на палубу, начал внимательно осматривать труп. Убедившись, что Торн точно мёртв, он перевёл взгляд на молча наблюдающего за ним монаха.

— Кто ты? — спросил Тадао.

Бывший пленник открыл рот, демонстрируя то, что осталось от отрезанного языка, а после ткнул пальцем в сторону тела.

— Ты понимаешь меня? — немой утвердительно кивнул.

— Умеешь управлять кораблём? — снова утвердительный кивок. — Славно… Надеюсь, ты сможешь доставить нас в столицу Йоки.

Во взгляде вормоловца промелькнуло неподдельное удивление.

— Кажется, у меня есть вопросы к нашему правителю.