Монтао. Легенда о монахе

Глава 8

Вормоловский отряд из тридцати человек зашёл в бамбуковый лес неподалёку от высокой горы. Возглавляли строй пешие солдаты, за ними шла конница, и замыкающими были пленники, тянущие набитые всяким добром телеги.

За одну из таких телег был привязан человек в грязном сером кимоно, которого волокли по земле. Он стонал и морщился, его бросало в пот и дрожь, а позади себя он оставлял широкий алый след. За всю дорогу к нему лишь раз вернулось сознание. Совсем ненадолго единственный глаз беспомощного открылся, чтобы увидеть ясное голубое небо и зелёный бамбук, пытающийся достать до облаков, а после — вновь погрузиться во мрак.

Тадао начал постепенно приходить в себя только после того, как его грубо закинули в просторную клетку к таким же пленникам. Люди, столпившиеся вокруг, что-то бурно обсуждали на йокотэрском. Несмотря на знакомые слова, его, ещё не до конца вернувшееся сознание не смогло распознать смысл их разговора. Монах, в полубреду, протянул руку вверх и слабо произнёс:

— Не надо…

Вокруг ещё больше засуетились. Тадао перевернули на живот и сняли кимоно. Внезапно он ощутил неимоверную и в то же время отрезвляющую боль. Руки непроизвольно, как клещи, вцепились в ногу мужчины, стоящего ближе остальных. Один из пленников со словами: «Смотрите же! Он хочет жить!.. Держись, приятель, то ли ещё будет!.. Ну же, помогите мне!» — выдернул наконечник стрелы из спины.

Люди оживились, стали отрывать от своей одежды лоскуты, послужившие бинтами, поднесли воду. А затем спину вновь пронзила адская боль. Монах застонал и ещё крепче сжал ногу стоящего рядом, заставив того вскрикнуть. Хозяин ноги упал на землю и попытался освободиться, но безуспешно.

Рядом послышалась вормоловская речь. Стражник ударил по бамбуковым прутьям и рявкнул на пленных. Все разом притихли, попутно закрыв рот и Тадао. Дождавшись, когда надзиратель уйдёт, раненого стали перевязывать, смачивая водой. Когда же извлекли последний наконечник, монах вновь отключился.

Очнулся Тадао из-за круживших над ним светлячков. Внутри помещения стояла кромешная тьма, и только маленькие светящиеся насекомые, облетая плотно набитую людьми клетку, кое-как освещали пространство вокруг. Земля, на которой спали пленники, промёрзла без присмотра солнца. Не было никаких настилов или одеял, даже старого тряпья. В этих решётчатых бамбуковых стенах десять на десять шагов вообще ничего, кроме кучи плотно прижавшихся друг к другу людей, не было. Только их тёплые тела и служили им обогревом.

Тадао попытался привстать, но смог приподнять лишь голову, остальное тело его не слушалось. Человек по соседству, почувствовав неспокойные движения рядом, проснулся и тут же перевернул раненого на живот:

— Ты что ещё вздумал? Лежи. Я позову господина Сэто.

Человек стал пробираться на четвереньках с грацией кошки, ловко огибая спящих, пока не остановился около старого лысого мужчины. Растолкав и что-то шепнув ему на ухо, он указал в сторону монаха. Уже вдвоём они поползли обратно. Старец присел рядом с Тадао и заговорил шёпотом:

— Ну, здравствуй, приятель. Кажется, у богов ещё есть на тебя планы, да? — он усмехнулся.

— Что-то вроде того… — протянул монах и, превозмогая боль, повернулся на бок, чтобы видеть собеседника.

— О, лучше не двигайся. Чудо, что ты выжил с такими ранами. Говорят, тебя тащили всю дорогу. Как самочувствие? — его голос был убедительным и добрым, как будто разговор складывался с родным, заботливым человеком.

— За последнюю неделю я должен был умереть как минимум дважды. Кто ты… друг?

Старец наклонил голову:

— Моё имя Сэто. Раньше я был настоятелем в храме, а теперь стал какой-никакой поддержкой в этом забытом богами месте. А кто же ты?

— Тадао… Просто Тадао…

Сэто с теплотой улыбнулся:

— Хорошо, Тадао. Мы рады тебя приветствовать в нашей небольшой и недолгой семье. Сейчас нам лучше поспать, ты согласен?

Но ответа старец получать, судя по всему, не собирался. Он повернулся и быстро пополз обратно на своё место. Монах посмотрел ему вслед и просто закрыл глаз. Постепенно Тадао одолел сон, погрузив в кошмары на весь остаток ночи.

Запертых людей начали будить ещё до восхода солнца. Стражник бил мечом по железному щиту. Звон металла о металл быстро вернул пленника в реальность. Не успел он почувствовать себя здоровым после прошлых увечий, как вновь валялся полуживой. Тем не менее ему кое-как удалось принять сидячее положение. Остальные узники вскочили, как кузнечики, и молча стояли в смиренном ожидании.

Вормоловец, дождавшись, когда все построятся, начал обход решётчатого «дома».

Помимо монаха, на земле остались ещё два человека.

Надзиратель гордой походкой вышагивал вдоль периметра клетки. Затем остановился вблизи одного из тех, кто не смог встать. Это был мужчина в рванье, едва прикрывающем его измождённое тело. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в земляной пол. Стражник несколько раз ткнул в него остриём меча через решётку, но бедняга никак не отреагировал. Тадао заметил, что бедолага уже не дышит, а тело приобрело бледный цвет. Вормоловец вложил меч в ножны и, как ни в чём не бывало, продолжил своё шествие.

Теперь он направился в сторону сильно перепуганной, на грани срыва, женщины. На вид ей можно было дать лет за тридцать. Она сидела, облокотившись на бамбуковые прутья клетки, закрыв голову руками, словно прячась.

— У, парши йокорц! Мыва ор шун… ха-ха-ха! — бородатый бугай злорадно рассмеялся.

Но женщина оставалась сидеть в той же позе.

Такое безразличие задело стражника. Он подошёл вплотную к решётке и, протянув через прутья руку, сгрёб в охапку распущенные волосы пленницы.

Та неожиданно развернулась и, ухватившись за рукоятку меча, торчащую из-за пояса надзирателя, выдернула клинок из ножен, тут же нанеся колющий удар своему обидчику. Вормоловец успел подставить щит, но для этого ему пришлось разжать кисть, отпустив волосы своей жертвы, и отступить на шаг назад. Он тут же заорал, призывая на помощь своих товарищей.

Всего за пару секунд у заключенной в руках оказался меч. Люди в клетке расступились перед ней.

— Не дадимся им живыми! — её голос был грозен и решителен. — Хватит цепляться за жизнь! Кто со мной? — женщина обвела горящим взглядом стоящих вокруг и подставила запястье под лезвие клинка.

Сэто молча стоял, наблюдая за происходящим. Прибежавшие на крик солдаты уже открывали клетку, а смелая пленница собиралась совершить непоправимое.

— Стой! — позабыв о боли, Тадао прыгнул в её сторону и выбил оружие из тонких рук.

Та вскрикнула и бросилась за мечом:

— Нет! Идиот!

Но солдаты уже схватили несчастную под руки и куда-то поволокли. Женщина истерично закричала, зная, что её ожидает. Крик продолжался, пока женщину не довели до одного из больших шатров и не втолкнули внутрь.

Бородатый надзиратель вернул своё оружие и, что-то скомандовав на ворломовском, встал около открытой двери. Рабы начали послушно, по одному, покидать бамбуковую тюрьму. Тадао смотрел на их спины, сидя как раз в том месте, где недавно сидела спасённая им узница.

Сэто вынырнул из толпы и шатающейся походкой просеменил к нему:

— Молодец, приятель, молодец. Знаешь, я поговорю, чтобы тебя сегодня не трогали, наберёшься сил. Но ты веди себя тихо, хорошо? Ловко ты с ней… для своих-то ран. Но… — тут он помедлил, подбирая наиболее подходящие слова. — Лучше так не делать, поверь.

Монах непонимающе посмотрел на старца, но тот нырнул обратно в толпу и показался уже снаружи клетки, что-то нашёптывая стражнику, указывая пальцем в сторону Тадао. Бородач в ответ только буркнул, и Сэто пошёл следом за остальными.

Вскоре тюрьма опустела. В ней остались лишь безжизненное тело и прислонившийся к прутьям монах. Злой вормоловец молча вошёл внутрь, не сводя глаз с живого узника, взял за ноги труп и поволок его прочь, не забыв запереть за собой бамбуковые двери.

Наконец настал покой. Солнце показалось из-за горизонта, освещая красным заревом округу, позволяя рассмотреть её в свете своих лучей. Единственный заключённый, оставшийся в тюрьме, стал наблюдать.

Его новый «дом поневоле» располагался на небольшом пригорке, у края огромного палаточного лагеря. С этого места хорошо просматривались ровные широкие дороги и пересекающие их, более узкие, чётко разделяющие на квадратные кварталы плотно расположившиеся друг к другу шатры, обтянутые кожей бежевого цвета. В разных частях этого городка были обустроены тренировочные площадки. С другой стороны нового «дома» Тадао начиналось холмистое предгорье, покрытое густыми зарослями бамбука.

Из больших шатров, служивших, видимо, казармами, периодически выходили солдаты в лёгких доспехах, с хлыстами в руках. Часть из них сопровождала рабов-йокотерцев на работы, подгоняя отстающих ударами по ногам. Другая часть, собравшись в небольшой отряд, скрылась в гуще бамбукового леса. Оставшиеся «растворились» на территории лагеря.

Полог одного из шатров поменьше, кожаную крышу которого венчал вормоловский флаг, приоткрылся, и оттуда показался крупный мужчина с длинными усами. На нём, в отличие от остальных, совсем не было доспехов. В одних широких шёлковых штанах, с голым торсом и круглым, выпирающим вперёд животом, он вальяжно расхаживал по городку. Проходящие мимо солдаты вежливо поприветствовали его и, ускорив шаг, постарались побыстрее скрыться за ближайшим углом..

Из большого шатра, куда отвели узницу, послышался истеричный женский крик. Долгий, полный страха и ужаса, сменившийся громким плачем навзрыд. Кто-то рявкнул, женщина ещё раз вскрикнула, а после всё стихло.

Одна красная птичка села на кожаную крышу неподалёку и запела. Сидя на земле, Тадао закрыл глаз, слушая переливы высокого голоска. В воображении тут же возникла картинка: густой травянистый ковёр и журчащий ручей рядом.

Умиротворённого человека окружила целая стая маленьких птичек, начавших подпевать красной. А потом заиграл трёхструнный инструмент. Сознание монаха всё больше погружалось в звуки нежной мелодии, издаваемой шёлковыми нитями.

Внезапно грубый вормоловский голос, прозвучавший из небольшой компании проходящих мимо клетки стражников, вытолкнул Тадао обратно в реальность. Мечтательный образ упорхнул вместе с красной птичкой.

Солдаты просто проходили мимо, но, увидев монаха, решили поглумиться над пленником на своём языке:

— Нагла, йокорц вер имара оржулаф!..

Компания расхохоталась от, наверное, очень смешного комментария. Узник открыл глаз и пристально, с молчаливой улыбкой, взглянул на проходящих. Один бросил пренебрежительное: «пф» — и пошёл дальше. Другой же показал кулак, но тоже не стал задерживаться.

Спустя какое-то время вернулся ушедший в лес отряд. По всей видимости, без добычи, так как толстяк подошёл к солдатам и стал на них орать на своём языке. Его рваную речь можно было спутать с лаем собаки. Огромный, с побагровевшим от злости лицом и полупустой бутылкой йокотэрского вина в руке.

Успокоить разгневанного удалось подбежавшему стражнику. Он что-то робко сказал и явно развеселил толстяка новостью. Полуголый пьянчуга зашатался в сторону того самого большого шатра, куда ещё до рассвета утащили женщину. Солнце стыдливо спряталось за гору, а лающий смех из под кожаного купола ещё долго разносился по всей округе.

Вскоре начало темнеть, ушедших рабов всё не было. Тадао чувствовал, как силы постепенно возвращаются. В отличие от прошлого раза, ему, по собственным предположениям, сейчас должно было понадобиться меньше времени для выздоровления. Значит, в ближайшие дни он сможет освободиться. Главное — придумать каким образом.

Если лагерь патрулируют ночью, а так и есть, придётся скрываться в тени, в тех местах, куда не достаёт свет факелов. Но нельзя уходить одному, нужно вывести пленных. Крепкий и толстый бамбук наверняка глубоко и надёжно вкопан. Вначале надо найти способ выбраться из клетки.

Мозг монаха думал точно не так, как учили его в храме. Если бы старец Сэто узнал, что Тадао был священнослужителем, наверняка разочаровался бы в нём как в своём возможном товарище. Не потому ли монах при знакомстве не сказал, кем он когда-то был? В любом случае нужно побольше разузнать об этом месте, когда вернутся остальные.

Из большого шатра вновь послышался женский плач. Оттуда вышел стражник и повёл перед собой еле передвигающую ноги узницу с заплаканным лицом. Он втолкнул её в клетку и оставил наедине с монахом.

— Как вы? Они что-то сделали? — обеспокоенный одноглазый взгляд бегло осмотрел её.

Но она ничего не ответила, опустившись на землю в углу, лицом к лесу.

— Вы хотели себя убить? Почему? — не унимался Тадао.

Женщина слегка усмехнулась, но вновь промолчала.

— Прошу, расскажите мне: что тут происходит? Мы должны хотя бы попытаться сбежать отсюда.

Темноволосая голова резко обернулась, и мужчина поймал на себе безумный, злой и одновременно отчаянный, взгляд:

— Да кто ты вообще такой? Ещё один герой, решивший сбежать из ада? Отсюда только один выход… и ты его сегодня выбил у меня из рук. Завтра пойдёшь вместе со всеми. И поверь, у тебя не хватит сил даже на то, чтобы думать о побеге. Ты и я — расходный материал. Но ничего, Сэто тебя успокоит, чтобы ты продолжал исправно и послушно работать, пока не ляжешь в общую яму для мертвецов.

— Что? Объясни, я хочу помочь!

Но больше женщина не собиралась ничего объяснять, вновь отвернувшись к лесу.

Монаху пришлось смириться и просто ждать возвращения остальных. Благо, совсем скоро в свете зажжённых факелов показался грязный и измученный строй бывших граждан Йокотэри, а ныне — рабов Вормолы. До дверей бамбуковой тюрьмы их сопровождали надзиратели. Пленники, еле стоящие на ногах, без лишних разговоров заходили внутрь и ложились на свои места, плотно прижимаясь друг к другу. Последним вошёл старец. По сравнению с другими он был чище и, несмотря на возраст, энергичнее. Дождавшись, когда вормоловец закроет клетку за спиной, он поднял руки к небу и начал вещать:

— О, мои дорогие соплеменники, сестры и братья. Я прошу всего минуту вашего времени, — отбросив усталость, люди, с блеском в глазах смотрели на настоятеля. — Мы с вами осилили ещё один день! Да, он был тяжёл, но отнюдь не непосилен. Поверьте мне, ваши мучения не пройдут даром, уж я-то знаю! Следующее рождение дарует тебе… и тебе, — он начал тыкать пальцем то в одного, то в другого, — и даже тебе, славную, полную богатств и удовольствий, жизнь. Мы будем держаться достойно и никогда не опустимся до уровня недостойных, верно?

Пленные, собрав остатки сил, захлопали в ладоши и даже поддержали его словом. Сэто сумел подбодрить народ и, посчитав свой долг выполненным, лёг на своё место. Но его отдых прервал Тадао:

— Сэто! Ваша речь была очень вдохновляющей.

— Спасибо, приятель. Думаю, нам пора ложиться.

— Разумеется. Только один вопрос: разве вы не хотите сбежать?

Сэто неожиданно рассмеялся:

— Сбежать, приятель? Куда же, спрашивается? Не беспокойся, боги позаботятся о тебе, если будешь упорно работать. Я ведь был при храме, много общался с ними.

Тадао насторожился:

— С богами?

— Конечно. С самой Цукамарэ и Сономо. Ты слышал историю про них?

— С удовольствием бы послушал из ваших уст, — монах улыбнулся.

— Ну что ж, слушай:

'Когда-то, бесконечно давно, до того, как появилась Йокотэри и звёзды над ней, существовал пантеон с множеством богов. Они наслаждались своим бессмертием и всемогуществом и, в общем-то, славно проводили время.

Но однажды божественному Сономо — прославленному задире, стало скучно, и он поспорил с прекрасной богиней Цукамарэ, что она не сможет создать нечто такое же прекрасное, как она сама. Обольщённая Цукамарэ приняла вызов хитреца, не подозревая, что тот будет ей всячески мешать.

Сначала богиня создала время, ведь вне времени нет ничего. Но Сономо взмахнул рукой и время безвозвратно начало уходить. Тогда создательница постелила землю, чтобы смотреть, как растут цветы и деревья, но и тут коварный вредитель добавил свою лепту — старость и зиму. Так растения стали зациклены в круговороте жизни и смерти, юности и зрелости. А зимой он скрывал под снегом всю красоту природы.

Тогда прекрасная Цукамарэ создала солнце, чтобы отгонять холода. Но Сономо не унимался и раскрутил солнце, чтобы день сменялся ночью, когда, как известно, всё замерзает.

Богиня поняла, что её оппонент затеял нечестную игру, и расставила на Земле самые чистые души, каких ещё не видывал мир. Она остановила для них время, чтобы они поддерживали всё то, что пытается погубить бог-негодяй.

Сономо не успевал портить создаваемое. Это его так разозлило, что он просто решил разом всё разрушить. Но создательница не могла этого допустить, ведь её творение, несмотря на все изъяны, всё же стало прекрасным, как она и хотела. Цукамарэ утащила проказника-злодея в подземный мир — Дзиёми, где у них завязался бой.

На выжженной арене разгневанный Сономо принял образ дракона, чтобы победить. Но богиня не собиралась с ним драться. Она поступила хитрее — запечатав выход, навсегда оставив Сономо под землёй. Сама же вознеслась к облакам, сверху наблюдая за происходящим на земле.

Так они и сидят по сей день по разные стороны, следя за судьбами людей, которые сами же и пишут где-то там. А те самые — чистые души, что создала богиня, говорят, так и ходят по миру, делая его лучше в противовес всему тёмному злу'.

В разных краях эта легенда сильно варьируется. Где-то боги любили друг друга, где-то создательница всё же заточает Сономо, но остаётся вместе с ним, чтобы дать бесконечный бой. Монах слышал разные версии, и все они по-своему хороши.

— Ну что ж, а теперь, если не возражаешь, приятель, я бы поспал, — Сэто повернулся спиной к Тадао и мигом задремал. Монах ещё долго витал в своих мыслях, пока тоже не погрузился в сон.

Но этот тревожный сон длился недолго. Глубокой ночью единственный глаз открылся.

В слабом мерцании светлячков можно было разглядеть лишь очертания предметов вокруг. Все спали, даже безумная женщина мирно, пусть и немного вздрагивая, посапывала в углу.

Тадао попробовал немного раскопать земляной пол, и тот легко уступил. В земле не было камней, а почва была достаточно рыхлой. Это — идеальные условия для подкопа, который можно вырыть всего за ночь, но почему раньше никто даже не попытался так сделать? Что-то тут не складывалось.

Монах начал всматриваться в темноту за решеткой: шатры, тренировочные куклы, телеги и повозки, набитые чем-то. Редкие факелы указывали на то, что ночных постов было очень мало для такой большой территории. А значит, мест, где можно спрятаться в тёмное время суток, вполне достаточно.

— Н-не по-ни-ма-ю… — протянул Тадао, и с этими раздумьями вновь погрузился в сон.