Монтао. Легенда о монахе

Глава 2

Путник какое-то время провёл у реки, используя возможность привести в порядок свою одежду и освежиться. Даже в самые жаркие дни вода в этом водоёме оставалась прохладной. Монах с удовольствием наблюдал за прозрачным потоком, плавно огибавшим щиколотки его ног. Ниже по течению резвились дети из деревни. Не имея других развлечений, они ловили лягушек и плескались в речке. Родители были заняты своими делами, поэтому малышня могла веселиться до темноты.

Вечерело. Гостю пора было отправляться в дорогу. Его путь лежал в густой тёмный лес. Насвистывая непонятный мотив, он пошёл единственной тропой, судя по количеству травы на ней, давно нехоженой. Даже закат, прятавшийся за высокими деревьями, не мог осветить ту беспросветную тьму, что таилась в лесной чаще. Казалось, из неё исходит некая дымка, плавно поднимаясь от земли, густо покрытой фиолетовыми и розовыми цветами высотой до самого колена.

Приближаясь к лесу, в то время как солнце, наоборот, стремительно отступало, уступая место луне и звёздам, монах услышал звуки мелодии флейты. Спокойные, нежные, лёгкие и умиротворённые, будто звуки колыбельной. Он попытался присвистывать им в такт, но то и дело сбивался. Ступив на цветочную поляну, сразу за которой начинались первые деревья, путник внимательно прислушался к музыке. Но топот и крики позади заставили его обернуться.

— Дядя, дядя! Это я! Недзи! Подожди! — мальчик пробирался сквозь цветы, достававшие ему почти до груди.

— Ох! Дружок!.. Зря ты сюда пришёл!

— Дядя, я же вроде говорил, что собираюсь спасать всех мужчин! Мне просто… Эх!.. Трудно пройти сквозь эти цветы… без длинных ног.

— Понял!.. — монах подхватил подбежавшего малыша и посадил себе на плечи.

Довольный Недзи напялил на себя его шляпу и ухватился за удачно расположившийся на затылке хвост.

— Оу!.. Держись крепче!.. Теперь мы поедем домой, приятель… Хе-хе! — улыбнулся мужчина, разворачиваясь в обратную сторону.

Мальчик поморгал, глядя на отдаляющийся лес, и застучал ногами по груди монаха:

— Обманщик! Я знаю, что они там! Я их спасу! Ты мне не друг! Забудь моё имя! Я тебе не верю!

— Ну всё, всё! Знаешь, я мог бы сходить туда один, но теперь вынужден вернуть тебя маме. Понимаешь? Придётся возвращаться.

— Постой! Дядя монах! Дай я сам пойду! Так быстрее! Проводишь меня до дома, потом вернёшься! Хорошо я придумал?

— О, я совсем не… Ладно, тогда — шире шаг! Думаю, мама тебя давно потеряла, — он поставил Недзи в шляпе на землю.

Мальчонка взглянул на лицо, оставшееся без укрытия.

— А я и не знал, что вы тоже дрались… Извините! — малыш извинился совсем не за своё замечание, а за действие, предпринятое сразу же после. — Я справлюсь! Честно! — и бегом рванул в сторону леса.

— Стой! Недзи! — мужчина ринулся вслед за скользящей над цветами шляпой.

На удивление, относительно длинные ноги взрослого не только не могли нагнать пятилетнего мальчика, но даже порядком отставали. Тот убегал всё дальше на звук флейты, огибая стволы деревьев и перепрыгивая через их массивные корни.

Они пробежали сквозь полосу высокого невзрачного кустарника и оказались в гуще деревьев с ярко-фиолетовыми листьями, такими же по цвету, как поляна перед лесом. Их ветви свисали, словно пряди волос в поклоне. Лунный свет просачивался сквозь кроны, отражаясь от растений на земле. А навстречу этим прядям поднималась дымка тумана. Она становилась всё плотнее, так что вскоре стало сложно что-то разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.

Мужчина пробежал ещё немного в том направлении, куда, по его мнению, удалилась шляпа, но нужно было признать — он совсем заплутал. Флейта продолжала звучать где-то совсем недалеко. В сторону её убаюкивающих звуков и направился потерявшийся в тумане человек.

Неожиданно с деревьев заструился мягкий голубой свет, как будто кто-то зажёг фонари, чтобы указать путь к мелодии. Даже в самой тёмной чаще эти огоньки стали маяком для ищущего глаза. Монах, спотыкаясь о препятствия, скрытые под цветочным ковром, ориентировался на звуки инструмента и свет, исходящий от деревьев-фонарей.

Внезапно музыка оборвалась. Одновременно с ней погасли и путеводные огни. Туман медленно рассеивался.

— О, Недзи… — чувство тревоги нарастало.

Наступила гробовая тишина. Не было слышно ни сверчков, ни птиц. Ветер словно обходил лес стороной, не желая нарушать гнетущую атмосферу.

Вдруг все раститения вокруг пришли в движение, будто кто-то невидимый ими управлял. Раздался крик мальчика. Путник побежал на звук его голоса, стараясь не задеть странные цветы, которые двигались так неестественно.

Но вот флейта зазвучала вновь. Растения замерли, а туман и огни опять появились. Звуки мелодии слышались всё ближе. Так почему же мальчик кричал?

Монах попытался ускорить бег, но споткнулся и упал в цветы. Густые фиолетовые лилии, высотой почти по пояс, мягко приняли падающее тело в свои нежные, но крепкие объятия. Бутоны накрыли сверху, как тяжёлое покрывало. Человек в белом, лежащий на цветочной «перине», почувствовал, что не только не может подняться, но даже пошевелить пальцами. Это казалось невозможным. Ясное сознание уходило всё дальше и дальше, погружая монаха в сон. Он стал заложником неведомой силы, которая оказалась гораздо мощнее его самого.

Но чудо! Музыка прервалась, и бесконечно сонное состояние вмиг исчезло.

Однако, помимо нашего путника, из гущи цветочного плена начало подниматься что-то ещё.

Корни растений отпускали восставших духов, одетых в разные одежды, с разным оружием: от вил и крестьянских обносков до боевых мечей и доспехов древних воинов.

Эти полупрозрачные сущности словно застряли между жизнью и смертью с пустыми выражениями лиц и тёмными глазами, не знающими покоя. У них была ещё одна общая черта — смертельная рана. У кого-то — отверстие в теле от обычного колющего удара, у других — отсутствие части ноги или руки. А некоторые призраки и вовсе были лишены головы. Вся эта нечисть пробудилась одновременно, в момент, когда исчезли звуки флейты.

Неупокоенные души, как показалось монаху, повернули головы, у кого они, конечно, остались на своём месте, в его сторону. На самом деле их глаза смотрели сквозь человека, на своих призрачных врагов.

После нескольких секунд неподвижного противостояния мёртвые воины внезапно ринулись друг на друга. Их мечи со звоном скрестились в массовой битве. Часть духов устремилась куда-то в лес, другие выпустили в них стаю стрел, чтобы остановить. Ещё один град стрел обрушился на бойцов-крестьян. Призраки получали удары несовместимые с жизнью, но продолжали сражаться.

В сторону места, где стоял монах, бешеным галопом неслись всадники, сносившие всё на своём пути. Но, как порыв ветра, пролетели сквозь живого. Прозвучал боевой клич, и навстречу всадникам выбежали копейщики.

Вдалеке, куда направилась часть воинов, виднелось огромное дерево, а на небольшом расстоянии от него — развалины каких-то каменных строений. Стараясь не задевать сражающихся, монах последовал за теми, кто бежал к дереву и руинам.

Окружение мертвецов нагоняло жуткие чувства. Казалось, что единственный островок жизни — это дерево и развалины, давно пришедшие в запустение.

Когда-то здесь могли расти всевозможные цветы, а не только фиолетово-розовые лилии. Наверняка сюда приходили люди, чтобы отдохнуть, помечтать или просто прогуляться, наслаждаясь красотой природы. Под ковром цветов покоилась каменная дорожка, которую время надёжно спрятало и разрушило. Исполинское многовековое дерево венчала густая крона, склонившая к земле длинные ветви с нежно-фиолетовыми листьями, касавшимися лилий, растущих им навстречу, вверх.

Вокруг этой природной стены, преграждающей путь к стволу и корням, топтались мертвецы, но внутрь не заходили.

Приблизившись, монах понял, что они осторожно наблюдают за действиями, разворачивающимися под развесистой кроной, стараясь не нарушить таинственную церемонию, скрытую от глаза нашего путника. А единственное, что он смог услышать, это плач девушки.

Внезапно, к его удивлению, из полупрозрачной толпы вышла живая душа — молодой парень с флейтой. Уверенным шагом он направился прямиком к монаху. Подойдя вплотную, музыкант приложил палец к губам и отвёл его в сторону, подальше от мертвецов:

— Что же вы наделали! Твой мальчишка пробудил их всех, понимаешь? Ох, как же я не хотел допустить этого вновь…

Добрая, будто беззаботная, совершенно отстранённая от всего происходящего улыбка появилась на одноглазом лице:

— Не переживай. Не стоит так волноваться. Просто расскажи с чего всё началось?

— Ну что ж, слушайте:

'Эта почти всеми забытая история случилась в тёмные и смутные времена, много поколений назад. Тогда все земли принадлежали разным сильнейшим и ни от кого не зависимым господам. Император ещё не знал единой власти, как сейчас, и не мог распределять территории семьям в личные владения по своему усмотрению.

Один злой, очень злой господин привёл своих людей на землю, именуемую «Лиловым Дождём», потому как росли на ней прекрасные глицинии. Здесь он приказал возвести самый красивый город, что когда-либо существовал в Йокотэри, под стать окружающей природе.

Изводя до смерти рабочих, которые трудились днём и ночью, злой господин в итоге получил огромный изящный дворец, ровные широкие улицы и строгие крестьянские дома. Город был окружён стенами, высокими и неприступными, такими же грозными, как и армия его хозяина.

Но в противовес своей тёмной душе, изверг имел дочь — Фудзико. Это был невинный белый лепесток.

Жители боялись и ненавидели господина, но любили его дочь, а она любила их. А больше всех на свете Фудзико любила простого, не из знатного рода, жителя «Лилового Дождя». Он был сыном фермера и тоже, как водится, должен был стать фермером. Но судьба распорядилась иначе.

Молодые влюбились друг в друга до беспамятства. Они скрывались от посторонних глаз под кроной самого большого дерева в лесу, листва которой была наполнена светом солнца и луны. Вдалеке ото всех они танцевали под музыку флейты, кружась у могучего ствола, вовлекая в водоворот танца опавшие листья. Их движения стали отточены до совершенства.

Красивую притягательную мелодию было слышно далеко в лесу. И вскоре жители прознали о молодой паре. Они стали тайком приходить к дереву, чтобы увидеть прекрасный танец.

Прознали о влюблённых и шпионы злого Господина. Длинные языки рассказали всё отцу Фудзико, который пришёл в неистовую ярость. Он запер дочь во дворце.

Но чистые сердца не знали преград. Они спланировали побег. Весь город был готов был им помочь, даже если бы пришлось пойти против самого́ могущественного господина, так как простой народ давно его ненавидел за жестокость и несправедливость.

Одной безоблачной ночью вассалы восстали против тирана. Началась бойня крестьян с армией. Спятивший от злости отец выколол глаза девушке, чтобы она не сбежала. Тогда возлюбленный Фудзико сам пробрался в покои дворца и вывел её в единственное безопасное место, что знал, — в лиловый лес, под могучее древо.

Говорят, в тот последний раз даже смерть застыла, чтобы взглянуть, как танцевали влюблённые. Вассалы и воины ненадолго забыли о вражде и ненависти и молча, страшась отвлечь танцующую пару, как заворожённые смотрели на грацию чистой любви.

Явился к дереву и отец Фудзико. Пожалуй, единственный, на кого не действовали чары волшебного танца.

Оголив меч, с диким криком ярости он кинулся в сторону танцующих. Пара прервала танец. Но юноша не растерялся. Выхватив оружие у стоявшего рядом, ещё заворожённого музыкой флейты и пластикой танца, солдата, он закрыл собой возлюбленную и отразил удар нападавшего. Началась жестокая схватка. Фудзико горько зарыдала. Из её глаз потекли кровавые слёзы. Лес обагрился.

В том бою никто не вышел из смертельного круга. А дух девушки, плачущей от горя, до сих пор не знает покоя. Он заманивает странников под старую глицинию, в мир своих грёз, чтобы они могли увидеть неоконченный танец, ставший символом вечной любви и скорби…'

На минуту время остановилось. Монах думал. Музыкант же явно сильно нервничал. Рядом слышались всхлипы.

— Да… Твои истории гораздо лучше моих, друг. Мальчик и все ушедшие из деревни мужчины — там? — он указал на столпившихся у листвы.

— По легенде, Фудзико не смогла смириться со своим горем и страдала, невольно заставляя страдать и остальных. А те, кто хотел ей помочь, становились заложниками, без возможности уйти из-под кроны дерева. Я видел мальчика, он забежал туда.

Теперь послушай: только музыка способна их успокоить. Но даже она не сможет вернуть тех, кого забрала судьба. Они во власти кроваво-плачущей девы. Мы лишь можем…

— Глицинии… А я всё думал, что же за прекрасные растения? — перебил монах и искренне заулыбался. — Спасибо тебе! Играй, как ни в чём не бывало. Хорошо?

— Ч-что? Постой! — музыкант закричал вслед. — Сумасшедший! Легенды правдивы! Что же ты творишь⁈

Насвистывая успевшую запомниться мелодию, монах прошёл сквозь тени призраков и, отодвинув свисавшую листву, добровольно вступил в ловушку. Последнее, что можно было расслышать позади: «Пусть душа твоя обретёт покой!»

Огромное дерево надёжно, не хуже высоких каменных стен, укрывало внутри себя всех, кто оказывался под его сенью. Лунный свет бил снизу вверх, яркими лучами подсвечивая нескончаемый лиловый листопад. Центр был совершенно свободен и пуст, кроме сидевшей у самого ствола плачущей полупрозрачной девушки. А у раскидистых корней, измученные и несчастные, но живые, стояли мужчины и несколько женщин.

Не все из них были жителями ближайшей деревни. Кто-то наверняка был просто обычным, добрым на душу путешественником или прохожим, завлечённым в это место мелодией флейты. Между неподвижными, но живыми и дышащими телами, стоял Недзи, крепко прижавшись к своему отцу.

— Вот и славно, — негромко промолвил монах себе под нос.

Плачущая девушка всё же услышала его голос и мгновенно подскочила:

— Папа? Это ты? Не подходи! Я люблю его! Оставь же ты нас, прошу!

— О!…Твой папа тебя больше не потревожит!…Успокойся!

Монах начал медленно подступать к перепуганному духу, но девушка издала резкий вопль, который парализовал всё его тело, доставляя нестерпимую жуткую боль. Присутствующие люди падали, кричали и слёзно молились. Все, кто мог слышать, сейчас жалели о том, что имели такую способность…

Их страдания внезапно прекратили звуки флейты. Музыкант начал играть. Фудзико замолчала. Теперь она подняла голову к свету и слушала. Настало время перевести дух. Люди затаили дыхание. Только бы не побеспокоить девушку и не вернуться к боли, которую она им только что причинила.

Монах их прекрасно понимал. Понимал и их полные ужаса взгляды, направленные в его сторону, когда он приближался к призраку. Подойдя на неприлично близкое расстояние и наклонив голову к её уху, мужчина прошептал:

— Я вернулся… Фудзико.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами, будто могла видеть, и улыбнулась:

— Ну наконец-то! Неужели мы снова вместе?

Девушка взяла руки монаха в свои и повела в незнакомом для него танце. Они кружились, поднимая вихрь лепестков вокруг себя, выходили в центр, насыщаясь лунным светом, проводя его по своим телам, плавными жестами передавая партнёру. Фудзико больше не плакала, нет. Теперь она смеялась и радовалась.

— Рао! Я так ждала! Но как же мой папа?

Не переставая повторять движения за ведущей, монах с улыбкой, веря в это сам, ответил:

— О, милая! Он поверил в нашу любовь! Поверил так же сильно, как и мы! Больше он нас не побеспокоит, не стоит о нём думать. Лучше продолжим танцевать!

Движения стали приходить на ум сами, будто кто-то нашёптывал их, меняя расположение рук и ног так, как того требует танец. Постепенно жесты партнёров стали настолько синхронными, словно они учились этому долгие годы. А призрачные ладони Фудзико касались уже чьих-то иных, таких же призрачных ладоней. Во время очередного разворота монах понял, что танцует вместе с духом возлюбленного, так как его тело помимо его воли двигалось настолько грациозно, будто бы сам Рао им завладел.

Цветы расступались перед парой, давая ей насладиться долгожданным танцем. Эта ночь была только для двоих. Они кружились, сходились и расходились под присмотром звёзд до тех пор, пока мелодия не стала постепенно затихать. С ней замедлился и танец. Девушка обняла танцора, неважно, кто это был — монах или давно почивший Рао. Она наконец успокоилась, крепко прижалась к груди партнёра и тихонько заплакала:

— Спасибо тебе…

Но этот плач был не таким, как прежде, — горьким и безудержным. Сейчас слёзы омывали кровоточащие раны в сердцах влюблённых, смывая всю боль и печаль. Это были слёзы счастья и радости.

Монах почувствовал, что больше не нужен, и отошёл, оставляя на своём месте дух счастливого парня, склонившего свою голову к голове Фудзико, заключив девушку в свои нежные, но крепкие объятия.

Внезапно подул давно не посещавший это место свежий ветер, унося куда-то в неизведанную даль силуэты молодой призрачной пары, одновременно, освобождая от магических оков измученных людей.

Встреча зари в деревне близ лилового леса была одной из самых счастливых, которую могли помнить её жители. Мужские силуэты, освещаемые восходящим солнцем, возвращались домой. Победоносная весёлая музыка сопровождала их. Впереди вприпрыжку бежал мальчик, поторапливая взрослых.