Наперегонки с ветром. Буря (СИ)

Глава 10

Дознаватель Бюль оказался низкорослым круглолицым мужчиной средних лет с длинными, лихо закрученными вверх тонкими усиками. Несмотря на потешную внешность, дело своё он знал отлично, — иначе как этим было не объяснить, почему при его появлении Габриэль едва не вытянулся в струну.

Из милого и решительного человека он буквально за пару минут превратился в подтянутого и строгого доктора Беккета, которому предстояло фиксировать все обстоятельства произошедшего, подмечать неочевидное и производить осмотр тела погибшей.

Разумеется, лишь после того, как он сам даст показания.

Сидя на обитом светлым атласом узком диване в холле, я незаметно наблюдала за ним и находила, что он в самом деле переменился.

За почти десять лет, минувшие с нашей последней встречи, Габриэль не просто неизбежно повзрослел. На этих похоронах он был одет проще всех — тёмно-синий сюртук без украшений, шейный платок в тон. Все выглядело так, словно доктор заглянул ненадолго, чтобы отдать дань приличиями, и собирался отправиться к себе в больницу прямо с кладбища, но, вопреки этим планам, решил задержаться.

Почему?

Мой взгляд упирался высокие голенища его сапог и крепкие бёдра, и я думала о том, что местный врач вхож в любой дом. В особенности такому доктору должны радоваться в домах вдовьи.

Судя по тому, что он оказался осведомлён о нашем расставании, Габриэль не променял отцовское мастерство на обычную работу, да ещё и не выпускал нас или лично меня из поля зрения.

Если так, о моей службе Совету не знать он точно не мог.

Это делало его идеальным кандидатом на роль того, кто обратился к Йонасу.

С ним не просто можно, а нужно было поговорить прямо, но точно не теперь. Слишком много свидетелей и желающих послушать, слишком мало времени и укромных мест.

После того, как они с Кайлом вдвоём вытаскивали горничную из петли, доктора уместно стало пригласить на чай. Если, конечно, он не напомнит о моём обещании пообедать с ним раньше.

Женевьева стала первой, кого дознаватель пригласил для беседы.

Я должна была стать второй.

Для следствия было бы полезнее поговорить для начала с кухаркой, а после с теми, кто пытался спасти Гаретту, но на месте Бюля я поступила бы так же — для начала опросила и отправила на все четыре стороны потенциально болтливых и переменчивых в показаниях женщин. А заодно и постаралась бы составить представление о графе Нильсоне поглядев на его супругу.

Это значило, что перед тем, как войти в кабинет, ещё не так давно принадлежавший Джону Уортену, а теперь любезно предоставленный дознавателю его икающей вдовой, следует собраться. Умеренная глупость, умеренный же испуг, полное непонимание происходящего, — я постаралась мысленно составить список того, что полагается испытывать и демонстрировать доброй женщине в сложившихся обстоятельствах.

Падать в обморок, как кухарка и ещё пара чувствительных дам, к счастью, было необязательно.

Я поднялась и неспешно прошлась по холлу, бросила равнодушный взгляд на проход, из которого вывернул Кайл, когда мы бежали в кухню.

Всего пятнадцать минут, чтобы побродить по дому — это ведь совсем немного.

Их было бы достаточно, чтобы проверить, нет ли на этом доме проклятия.

Что бы я ни собиралась разыграть перед господином Бюлем, понимать причины происходящего мне хотелось очень сильно.

Второй висельник за три дня впечатлял наводил на определённые мысли. Как будто, дом не должен в определённом смысле пустовать — не успел один покойник его покинуть, на смену ему появился следующий.

Кайл сказал, что нас поприветствовал «новый хозяин Фьельдена».

Мог ли он ошибиться?

Ведь в таком случае логичнее и куда красноречивее было бы вздёрнуть кого-нибудь из соседей на наших дверях.

Вот только я не помнила, ни одного случая, чтобы Кайл промахнулся так сильно, да и собственные ощущения редко меня подводили.

Два вдоха, два выдоха.

Я в самом деле не чувствовала в доме Уортенов ничего, что даже отделено напоминало бы проклятие или хотя бы самую завалящую порчу.

Однако мёртвая горничная, лежащая на полу в кухне, всё-таки была.

Такое положение дел наводило на ещё одну интересную мысль: оно не могло подобраться к нам. Чуяло, злилось, но пока не могло причинить настоящий вред.

Пугать подобным образом с его стороны было глупо, — чем бы ни было на самом деле, оно совершенно точно было разумно, — но вывести из равновесия, отвлечь, переключить на другие заботы тоже

Как будто их и без того было мало.

Суета вокруг купленного банка рано или поздно должна была вылиться во что-то, и хорошим оно точно не станет.

— Леди Элисон, — Габриэль шагнул ко мне, но продолжить не успел.

Женни вышла из кабинета в котором остался дознаватель, нашла меня взглядом и коротко кивнула, давая понять, что я могу войти.

Она не казалась взволнованной сильнее обычного, но именно это мне больше всего и не понравилось.

— Госпожа Готтингс, прошу вас, — помощник дознавателя, имени которого я не запомнила, вежливо, но очень настойчиво потеснил её к двери.

Как и предполагалось, ему было дано распоряжение выставить из дома тех, кто больше всех видел и мог тем или иным образом повлиять не показания прочих.

Я кивнула ей в ответ и, не глядя на Габриэля, отправилась на допрос.

Он занял не больше получаса, но проведен был мастерски. Бюль не проявлял горячего интереса к тому, что я говорила, но и пренебрежителен не был. Напротив, он выказывал почти неуместное радушие, улыбался из-под своих усов и прищуривался, как будто собирался начать шутить.

Мне всегда нравилась такая манера вести дела, — не в меру заинтересованных в расследовании она раздражала, пытавшихся солгать заставляла расслабиться и выдать себя неосторожным словом или поступком. Кому, в самом деле, придёт в голову, что глуповатый простак сможет напасть на настоящий след?

Стив умел делать подобное почти в совершенстве и пару раз даже пытался дать мне несколько советов, но воспользоваться ими мне как-то не довелось или просто не хватило терпения.

Когда я вернулась в холл, ни Кайла, ни Габриэля видно не было, зато меня едва не сбила с ног кухарка. Она отчаянно торопилась поговорить с дознавателем, рассказать ему обо всём, что успела заметить и о чем смогла догадаться.

Помощник дознавателя всё так же стоял у двери, и, сочтя это превосходным поводом не прощаться с Айлиль Уортен, я накинула плащ и вышла на улицу.

Ветер усилился настолько, что теперь трепал подол и портил причёску, но накидывать капюшон я не стала.

До нашего дома было всего несколько ярдов, которые предпочла пройти спокойно, не пригибаясь и не ускоряя шаг.

Через три дня будут ещё одни похороны. Присутствовать и на них тоже нам точно не понадобится, но, может быть, сходить и стоило.

Стоя на второй ступеньке, я оглянулась на дом Уортенов ровно в тот момент, когда к нему подъехала запряженная двумя лошадьми крытая телега, в которую должны были погрузить тело.

Почему именно они?

Наш дом был последним на улице, единственными после дома Уортенов. Когда Айлиль выскочила на улицу и закричала, люди бежали… отовсюду?

Проверяя внезапно пришедшую на ум догадку, я повернулась к своей двери спиной и внимательно осмотрелась по сторонам.

Прямо напротив начиналась широкая дорога, по которой Женни и Джеральдина впервые привели меня сюда.

Справа росли три высокие ели — предвестницы близкого леса.

Слева, напротив дома Уортенов, стоял большой и старый сарай. На двери болтался тяжёлый замок, и вполне могло статься, что не пользовались им очень и очень давно.

Дальше начинались дома.

Выходило, что Уортены были не просто нашими соседями, а соседями ближайшими.

На практике это не давало почти ничего, но было поводом к тому, чтобы подумать.

Если во Фьельдене завелось что-то, возомнившее себя хозяином города и наделившее себя же правом выживать чужаков, все это действительно имело смысл.

Кайл так и не сказал, почему пришёл к такому выводу, увидев бедолагу Джона мёртвым.

Гадать, просто ли не успел или не счел нужным, было бессмысленно, и я просто поднялась к двери, на ходу доставая ключи.

Два щелчка, и она открылась, пропуская меня в полутемный из-за пасмурной погоды холл.

Так или иначе, оно действительно хозяйничало здесь. Решало, кому жить, а кому умирать.

Вычищало город от тех, кто казался ему бесполезным или слишком слабым — недостойным пребывания здесь.

Однако же само слово «новый» предполагало, что у Фьельдела был и другой хозяин.

Старый.

Тот, кому хватило знаний и ума, — или безрассудства, — чтобы отправиться на кладбище и просить защиты.

Кто-то смертный.

Тот, кому было не тягаться с этой силой самому, но достаточно отчаянный, чтобы хотя бы чинить ей препятствия.

Кто-то, кого Новый Хозяин не принял в расчёт и с кем даже не попытался договориться.

Где бы я ни бывала и что бы в тех местах ни происходило, подобные войны за территории всегда заканчивались плохо, и прежде всего для тех, кто в них не участвовал.

Джон Уортен и горничная Гаретта были тому хорошим примером.

Что же до Альфреда Готтингса, в одном он оказался прав, — даже если того требовала ситуация, я не умела носить траур.

Избавившись от черного платья и окатив себя прохладной водой, я положила на стол записку Сесиль и, подумав, все-таки достала свою сумку.

Случай расспросить ее напрямую мне в ближайшее время вряд ли представится, а глухая стена, на которую я натолкнулась, пытаясь прощупать Женни, наводила на определенные мысли.

Она знала, что случилось с Йозефом Мерцем не хуже его вдовы. Или догадывалась и была близка к истине, но делиться своими домыслами отчего-то не стремилась.

Учитывая тот факт, что с ней я сблизилась сильнее, чем с кем-либо, это могло бы стать неоценимой дружеской услугой.

Или же она, напротив, сказала больше чем могла бы, вынудив вдову написать?

Сладковатый травяной дымок поплыл по комнате, и я отрешилась ото всего, поглужаясь в чужие переживания.

Эту записку совершенно точно написала Сесиль. Более того, это была ее инициатива и ее прямая просьба к Женевьеве — передать мне сообщение тайком, так, чтобы никто даже случайно не видел.

Она до сих пор боялась. Йозефа уже не было, банк оказался продан, а распорядиться отписанной Кайлом долей она не смогла бы никак иначе, кроме как передать ее своим детям.

Сам документ, который я успела изучить еще раз, прежде чем отправиться ко вдове на чай, был составлен идеально: деньги получала сама Сесиль, ее дети, либо же, в случае и их смерти, доля возвращалась к графу Нильсону. Никаких сторонних наследников, никаких законных способов передать ее еще кому-то.

Открыв глаза, я еще раз перечитала записку.

По всему выходило, что Сесиль знала что-то, из-за чего ее семья могла пострадать даже без учета денег.

Что-то, что наверняка знал и Кайл. Или, по меньшей мере, уже догадывался.

Погасив свечи, я прошлась по комнате, а потом вышла в коридор.

Тишина в доме оглушала. Мне не было сложно выносить ее с непривычки после шумного замка Совета, и она не вызывала холодок по спине, как это было в доме Уортенов, но что-то с ней определенно было не так.

Оставшись в одиночестве до самого вечера, я имела хорошую возможность проверить.

На стене в кухне висели пучки трав, и самое время было взглянуть на них поближе.

Ни на что всерьез не надеясь, я тем не менее нашла там все что нужно: полынь, тысячелистник, зверобой. Еще несколько засушенных растений, одно из которых было с длинными и похожими на когти красными листьями.

Трогать последние точно не стоило, но связав привычные травы в пучок, я вышла в холл и подождала, пока дым от них стал густым и сизым.

Нужно было почистить этот дом в первую же ночь. С учетом того, как плохо я спала здесь…

Дело не обязательно должно было быть в доме.

Скорее уж во мне самой и той скорости, с которой я мысленно назвала его “нашим”.

Последнего точно стоило остерегаться. Стоило одергивать себя в такие моменты вовремя, потому что не было ни “нас”, ни чего-то общего, помимо работы.

Временно общий дом был лишь случайным местом, в котором приходилось жить, ни я, ни Кайл даже не выбирали его для съема. И все же происходящее поразительно походило на чью-то дурацкую насмешку: еще совсем недавно я в порыве какой-то нездоровой откровенности рассказывала святому брату Матиасу о том, что нашего дома никогда не было, и никому из нас он не был нужен. Теперь же, когда все стало более чем очевидным, появился и дом, и возможность просто побыть вместе.

Мне показалось, что от самого этого слова, — “вместе”, — меня едва ли не мутит, но всего мгновение спустя выяснилось, что дело вовсе не в нем.

Валивший от трав дым стал густым и черным, как копоть от жаровни, в которой что-то забыли и ненароком сожгли.

Я уставилась на него, не до конца веря в то, что вижу.

Дым же становился гуще, поднимался к потолку столбом и начинал постепенно вытеснять воздух. Тонкая ветка полетела на пол, погасла в полете, а травы затрещали.

Мысленно выругавшись, я вернулась в кухню почти бегом, опустила пучок в чан с водой и убедившись, что он погас, вернулась в холл, распахнула входную дверь.

К тому времени черным едким дымом заволокло даже лестницу.

Закашлявшись, я остановилась на пороге, подставила лицо ледяному ветру и удивлением поняла, что оно горит, а руки мелко трясутся.

Все выглядело и ощущалось так, словно тут и правда начался пожар.

Прижав рукав к носу, я обернулась на холл и поняла, что вернуться в него невозможно. Несмотря на поток воздуха и сильный ветер, дыма становилось только больше, и, растягиваясь по углам, он делался гуще и все более ядовитым.

Кому бы ни принадлежал этот дом, хозяева явно были против чисток.

Ну же самому дому требовалось что-то посерьезнее стандартных методов.

Почти что ощупью стащив с вешалки плащ, я накинула его и стянула у горла, а потом все-таки спустилась по лестнице.

На улице дыхание постепенно восстановилось, но с трех шагов дом выглядел неприятно. Дым повалил в дверь, начал рассеиваться, превращаясь в жидкое облако.

Даже после настоящего пожара он не мог бы таять так.

Я посмотрела на дом Уортенов в тайной и малодушной надежде все-таки столкнуться Кайлом, потому что происходящее было абсолютно ненормально, а то, чего не видела я, зачастую мог увидеть он.

Люди толпились у забора и некоторых я даже знала в лицо, хоть и не по именам, но его среди них не было.

Бюль еще не отпустил или он сразу пошел в банк…

Как бы там ни было, дом продолжал дышать на меня густым черным дымом, а я смотрела на него, застыв на месте и раздумывая над тем, что именно это слово пришло мне в голову — “дышал”.

Сейчас он казался живым и искренне возмущенным тем, что я посмела что-то менять внутри. Как будто до сих пор выжидал, затаившись, но теперь его терпению пришёл конец.

Я опустила ресницы в надежду услышать не начавший подвывать ветер, бьющий в спину, а его, но дом молчал. Словно уже сказал мне всё, что ему хотелось бы.

Как вариант, можно было войти внутрь и потребовать от него ответов, но я поймала себя на том, что не могу. Переступить порог, закрыть за собой дверь и остаться с ним один на один — всё это казалось невозможным. Как если бы мне даны были нарантии того, что это дорога в один конец.

«Рискни, попробуй. Если повезет, избавишь всех, включая саму себя от проблем».

Явздрогнула от того, как отчетливо прозвучал в моей голове это голос.

Он не был ни мудским, ни женским и не был приглушен ничем, кроме собствннной воли.

Пока — тихо. На пробу. Лишт для того, чтобы проаерить, насколько я способна услвшать его.

Дым продолжал валить из открытой двери, и я стиснуоа зубы, подумав, что это уже перебор.

Силы, которым люди не могли подоьрать имен, нередко заигрывали с нами, но это было уже через край. Если дом, — или то, что так искуснт притворялось им, — хотело побороться за сивтус сильного, это можно и нужно было устроить.

Закончить эту мысль я толком не успела, — между лопатками пробежал хорошо щеакрмый холодок от того, что чей-то взгляд ввинтился в спину.

Я развернулась и из-за ударившего в лицо ветра, сначала никого не увидела, но, как оказаллсь, нужно было просто присмотреться внимательнее.

За самой разлапистой елью стояла Маргерет Мерц. Полиция и собравшиеся у Уортенов гости не смогли бы заметить ее, но мне был отчетливо виден ее профиль.

Точно так же и она могла видеть, как я смотрела на дом. Быть может, даже то, как я ввбегала из него.

Любопытно, видела ли она валящий из двери дым или это представление было только для меня, как в долбантм площадном театре?

На ходу застегивая плащ, я направилась к елям, но старшая леди Мерц этому почему-то не обрадовалась. Она развернулась и начала быстро удаляться, но разница в возрасте и степени упорства сыграли мне в плюс — я обогнала её бегом и преградила дорогу.

— Расскажите мне, что случилось с Йозефом.

Маргарет замерла, её дыхание едва заметно сбилось. Она явно не ожидала столь стремительной атаки, а я не была намерена своё преимущество терять.

— Если вы не отойдете, я позову на помощь, — она процедила это с таким презрением, что мне стало смешно.

Пожалиая леди сжала губы и уже собралась обойти меня, как случайно подвернувшуюся под ноги помеху, но я вцепилась в ее рукав, отчасти даже сожалея о том, что она ни за что на свете не закричит.

Для таких, как эта женщина, подобное стало бы настоящим позором.

— То, что убило ващего сына, теперь угрожает моему мужу. Поэтому не надейтесь, что я отстану.

На мой азгляд, получилоаь неплохо, — достаитчно страстно, но подчеркнуто тихо. Пусть лкди и немолода, научиттся угрожать ей следует.

Глаза Маргарет сузились.

Я медленно, как будто лишь теперь спохватилась, уюрала руку, даря ей иллюзиб свободы и возможности выбора.

Она снова посмотрелв на дом Уортенов.

Неужели правда пришла только для этого?

— Хорошо, я расскажу, — наконец решившись Маргарет поциала моц взгляд.

Теперь и она говорила тихо, как если бы опасалась, что нас могут подслушать.

Острую фазу конфликта модно было считать законченной, и я пожала пдкчами, кивая на свою открытую дверь, из кльлрой прлдолжал валить черный дым.

Теперь я могла быть уверкна в том, что другие его не видели — в противнтм случае кто-нибудь уже наверняка поднял бы крик о пожаре.

— Я бы пригласила вас на чай, но… — я кивнула на дом и неопределённо подала плечами, позволяя ей самой понять как пожелает.

Леди Мерц коротко и криво ухмыльнула.

— Туда? Благодарю покорно, избавьте от такой чести! — она подумала ещё секунду, а потом кивнула мне на ведущую к кладбищу дорогу. — Идемте. Я каждый день прихожу к Йозефу. Сегодня вы можете меня сопроводить.

Мысленно восхитившись терпением сумевшей найти с ней общий язык Сесиль, я снова посмотрел кинк дом. Нужно было вернуться и запереть его.

Маргарет без труда проследила ход моих мыслей, но почему-то её полуулыбка в этот раз оказалась мягче:

— Не беспокойтесь, графиня. Во Фьельдене нет дураков, готовых войти туда без приглашения.

В том, как она ко мне обратилась, опять проскуозило пренебрежение, но именно оно её и выдало.

Я дёрнула уголками губ, улыбаясь ей в ответ схожим обрезом:

— Что ж, я поверю вам на слово.

Сегодня, когда все, кому было это нужно, сбросили в разрытую могилу Джона Уортена всё, что хотели и прошептали над ней ье слова, которые казались им правильными, дорога к кладбищу была пуста. Где-то высоко в ветвях даже пела какая-то шальная птица, и Маргарет даже подняла лицо, чтобы её послушать.

— Вы наглая. Думаете, что если заплатили, можете чего-то требовать. Да ещё так открыто, так сразу, — она даже не напала, скорее подумала вслух.

Теперь, когда мы были наедине среди деревьев и нас совершенно точно никто не видел и не слышал, я могла позволить себе ответить ей так, как хотелось — спокойно, но с ответным пренебрежением к ней и её догадкам:

— Мы не планируем жить здесь постоянно. Граф приведёт дела в порядок и мы вернёмся в столицу. Банком должен будет кто-то управлять. Поэтому не надейтесь, роль бесправной приживалке вашей невестке примерять не придётся.

Маргарет остановилась.

Когда она развернулась, мне, как и в первую нашу встречу показалось, что она готова в буквальном смысле на меня накинуться — её тонкие ноздри раздувались, а глаза лихорадочно блестели.

Я попала в цель.

Если в первый раз она была просто напугана, то теперь ещё и не знала, как следует себя со мной вести после того, что сделал для её семьи Кайл.

Жаль, нельзя было просто приказать ей превратить заниматься ерундой и начать говорить по делу.

— Ну, знаете!.. — так и не придумав ничего лучше, леди Мерц пошла дальше.

Я последовала за ней, но решила на всКий случай отстать на полшага. Будь я на её месте, мне не хотелось бы, чтобы собеседница видела моё лицо.

Она долго собиралась с духом, а впереди уже показались первые надгробия.

Её нужно было поторопить.

— Я знаю, что вашего сына убили, но не могу понять, как это сделали. Яд?

Маргарет вздрогнула, как если бы успела вовсе обо мне забыть.

Или же её задело то, как буднично я говорила о её беде.

Так или иначе, по-другому было нельзя — жалости она не прощала, в этом я несколькими минутами ранее имела возможность убедиться.

— Я не знаю, — когда она, наконец, ответила, я почти не узнала её голос, настолько тихим и растерянным он был. — У Йозефа не было проблем со здоровьем. А яд… Я думала об этом, но они бы не посмели. Посмертные исследования всегда проводит доктор Беккет, а он честный человек. К тому же, дружен с дознавателем Бюлем. Возникно у него хоть малейшее сомнение, поднялся бы большой шум.

Новость о том, что у Габриэля здесь сложилась такая репутация, отдалась в рёбрах странным теплом, но задумываться об этом у меня времени не было.

— Вы знаете, кто «они»? За что могли убить Йозефа?

Навстречу нам всё же попалась молодая и бледная женщина, и Маргарет помедлила с ответом, пока мы не оказались достаточно далеко.

По обе стороны от дороги, по которой мы шли, вместо деревьев уже были свежие и не очень могилы. Леди Мерц скользила по ним равнодушным взглядом, пока наконец не свернула вправо.

Место погребения Йозефа вызывающе отличалось ото всех остальных поблизости. Символ спасител ного знаниения, — жезл и прикреплённый у нему круг, — на нём заменило простое прямоугольное надгробие.

Такие ставили тем, кто не сильно почитал при жизни Плачущую Богиню и Безликого Бога, но и в открытую выступить против них не решался.

Неожиданно.

Остановившись над могилой сына, Маргарет смотрела на неё до тех пор, пока лицо её не окаменело.

О чем бы она ни думала или даже ни советовалась с ним, я не была, да и не чувствовала себя в праве вторгаться.

— Мэр Готтингс, Гарри Миголь. Это те, кого вы уже знаете, но есть и другие. Те, кто правят этим городом. Вы ещё узнаете, потому что вашего мужа они тоже в покое не оставят.

На этот раз её голос был не просто приглушённым, а почти что мёртвым. Я даже помедлила с ответом, чтобы наскоро проверить, не имею ли вести беседовать с самим Йозефом, решившим воспользоваться для этой цели любезно предоставленным материнским телом.

Однако подозрения мои не оправдались. Передо мной по-прежнему стояла Маргарет.

Уже не несгибаемая старшая леди Мерц, готовая защищать свою семью любой ценой, но убирая горем мать. Пусть и гордая до тошноты, но как раз это было мне знакомо.

— Что они хотели от него получить? Банк? — я спросила намного мягче.

Маргарет отвернулась от могилы и взглянула на меня.

Её глаза оказались сухими и красными, хотя она совершенно точно не плакала.

— О, нет. Банк должен был оставаться в его руках. А ему следовало делать что велено и помалкивать.

То, как она ходила вокруг жа около, не оставляло уже никаких сомнений, и я тоже посмотрела на надгробие, прежде чем спросить прямо:

— Они заставляли его проводить через банк деньги? Украденные деньги?

Наши взгляды встретились, и лицо Маргарет дрогнуло.

Он поспешно вытащила и поднесла к губам платок, а я отвернулась, чтобы не унижать её тем, что вижу её слабость.

Огромное кладбище казалось безмятежным. Меня никто не хватал за ноги, не пытался дотронуться до плеча ледяной призрачной рукой.

Хватило прошлого визита в компании Кайла?

Или дело обстояло как-то иначе?

Две большие вороны сорвались с церковной крыши и полетели прочь.

— Вы не представляете себе, какие это деньги.

Я развернулась, потому что м голосе Маргарет впервые прозвучала то ли страсть, то ли ужас.

Сейчас уже она едва сдерживалась от того, чтобы вцепиться в мой рукав.

— Я догадывалась, что Райан нечист на руку. Многие догадываются. Но я подумать не могла, что речь идёт о таких деньгах. Йозеф сказал, что его щкставляют прятать миллионы. Деньги из городской казны. Часть того, что поступает из столицы. Ни одна лавка во Фьельдене не будет работать, если хозяин не платит. Йозеф тоже платил. Сначала он считал, что двадцать процентов от прибыли это невысокая цена за возможность иметь эту прибыль постоянно, но потом они захотели большего. Он должен был прятать эти деньги, превращать их в законные доходы и распределять, но не мог распоряжаться ими. В случае, если бы в банк нагрянула полиция или того хуже, столичные дознаватели, в новат был бы только он.

Примерно это я и ожидала услышать, но горячность, с которой она говорила, производила сильное впечатление.

— Кайл не станет этого делать, — я скорее подвела итог для себя, чем ответила ей.

В былые времена мы не гнушались награбленными деньгами, но когда возникала необходимость получить их, везде находился лес, а в нём — несколько самоуверенных разбойников.

На честный труд это походило мало, но было по крайней мере весело. И никогда — таким путём.

Маргарет невесело засмеялась — как будто ещё одна ворона закаркала.

— Поверьте мне, станет. Сначала может и откажется, но только до тех пор, пока они не найдут, чем надавить.

Такой смех был верным признаком подступающей истерики, а её нужно было срочно пресечь.

— А чем давили на Йозефа? Угрожали Сесиль или детям?

Леди Мерц вздрогнула, как будто очнулась ото сна.

Снова повернувшись к могиле, она глубоко вздохнула:

— Нет, что вы. Зачем так. Вам ведь уже рассказали о моем старшем внуке?

В том, как она назвала мальчика, не было ни капли наигранности, и прозвучало это приятно.

— Да.

Я не видела смысла отрицать очевидное, и заметила, как уголки губ Маргарет дрогнули. Она, в свою очередь, оценила, что я не стала уточнять.

— Человек, приходивший от Райана, сказал, что всё будет просто. Весь город просто узнаёт о том, что Сесиль требовала денег от Альфреда, угрожая, что объявит его отцом своего сына. Как вы понимаете, ни её, ни Йозефа, ни, главное, Людвига в покое бы после этого не оставили. Люди, церковь…

Я кивнула, и хотя Маргарет, стоя ко мне спиной, этого не видела, она кивнула в ответ.

— Вы узнали все, что хотели?

Она вряд ли могла рассказать мне больше, но теперь хотя бы было ясно, почему Сесиль умоляла не спрашивать ее.

— Спасибо.

Я поблагодариоа ее вполне искренне, а Маргарет вдруг рассмеялась.

— Надеюсь, вам это поможет. Если этот дом не убьёт вас раньше. Тогда им точно нечем станет на него давить. Если вас не станет.

Я беззвучно усмехнулась и покачала головой.

Она была не первой, кто говорил подобное.

А мэр Готтингс, если такое и правда придёт ему в голову, не станет первым, кто попробует давить на Кайла, угрожая мне.

Практика показала, что до сих пор подобное ни у кого не вышло, но леди Мерц сама дала мне повод спросить:

— Что не так с этим домом?

При воспоминании о чёрном дыме меня охватило неприятное чувство.

Я, уже приготовилась услышать страшную сказку из разряда откровеннцх небылиц, но Маргарет вдруг развернулась, окинула меня долгим, не то гневным, не то изумленным взглядом.

— Думаю, вам есть у кого поинтересоваться этим. А теперь извините, я хотела бы побыть одна.

Продолжать она была не намерена, и мне оставалось только кивнуть и двинуться, к выходу в одиночестве.

Перед тем как свернуть на дорогу, я, всё же обернулась, но лишь для того, чтобы, увидеть как Маргарет гладит ладонью холодным мраморный камень.

В такой момент действительно следовало убраться подальше, и я ускорила шаг.

На Фьельден и его окрестности уже начали опускаться ранние осенние сумерки, зато ветер немного стих.

По мере приближения к дому, я задалась вопросом, рассеялся ли чёрный дым? Или, напротив, стал ещё плотнее и захватил уже второй этаж?

Улица оказалась притихший и пустой, а дыма видно не было.

Закрыв за собой дверь и подняв канделябр с тремя зажжёнными свечами повыше, я осмотрела стены и потолок.

Следов сажи на них не было, как не было и дыма.

Как если бы всё случилось только в моём воображении.

Маргарет оказалась права — войти в оставшийся открытый дом никто не осмелился. Чужое присутствие внутри не ощущалось, а всё вещи, включая записку Сесиль, лежали на своих местах.

Свернув листок, я спрятала его у свою сумку, а её вернула на дно короба для одежды.

Захочет Кайл того или нет, нам придётся обсудить это, когда он вернётся.

После того, что рассказала леди Мерц, дом уже почти не казался мне проблемой. В конце концов, воздух в нём был чистым и свежим, — он как будто отозвался и успокоился, стал готов в дальнейшему сотрудничеству, и с этим я в состоянии была разобраться без его участия.

А вот с мэром Готтингсом дела обстояли иначе.

Его выходки едва ли с внутренней открытием, но методы, о которых гоуорила Маргарет, предполагали необходимость выработать стратегию.

В половине одиннадцатого я порезала оставшееся мясо и поужинала в одиночестве.

Дом молчал, — похоже, устал не меньше меня или затаился, ожидая ответного хода.

Порадовавшись хотя бы этому, я вы янулась на кровати и, глядя в высокий потолок, попыталась обдумать ещё одну свою догадку.

Безобразная сцена у Уортенов не произвела на меня сильного впечатления днём, — Альфред Готтингс был не более чем очередной пьяной свиньей.

Но что если не так просто?

Всего одна пикантная компрометирующей меня сцена, и можно было бы переходить к активным децствиям.

Для нового в городе человека, ещё и владельца такого важного банка, вопрос репутации стоял остро.

При необходимости Кайл умел производить правильное впечатление. То, которое хотели получить люди. Я не сомневалась в том, что он легко переиграет всех Готтингсов разом, но информация точно не была лишней.

Тело гудело так, будто прошедший день я провела на тренировочном полигоне, а глаза закрывались сами собой.

Свеча на прикроватной тумбе почти догорела, и до того, как она погасла полностью, я бросила ещё один взгляд на лежащие тут же часы.

Они показывали уже четверть первого.

Шагов Кайла внизу слышно не было.