Наперегонки с ветром. Буря (СИ)

Глава 13

Я стояла на дороге.

Она была широкой и ухабистой, убегала далеко вперед, скрывалась где-то впереди среди деревьев, но до них было еще далеко.

Вокруг меня было поле — огромное, но никому ненужное, заросшее бурьяном почти в мой рост.

Земля под ногами не гудела. Под босыми ступнями она ощущалась холодной и слишком твердой для жаркого лета, — так было, потому что земля эта была мертвой.

Как и все вокруг.

Черный лес впереди казался смутно знакомым, но я не могла припомнить, когда именно мне приходилось бывать в нем, потому что между мной и этим лесом стоял Кайл.

Он не был похож ни на графа Нильсона, каким его узнал Фьельден, ни на хмурого земледельца Этьена, которого люди интуитивно предпочитали обходить стороной.

Даже на сдержанного, но очень наблюдательного, хотя и почти безымянного новобранца в замке Совета.

Сейчас он был слишком собой — таким, как я увидела его впервые на шумной и грязной улице в своей деревне: безупречная осанка, красивый разворот плеч и темный, абсолютно нездешний взгляд.

Тогда я так и не смогла объяснить себе, что показалось мне таким привлекательным, — если не считать той огромной разницы, что существовала между ним и окружавшими меня крестьянами.

Очень быстро я перестала даже пытаться понять, потому что причина не имела значения.

Сейчас я могла разглядеть его лицо до мельчайших деталей, вплоть до той новой складки у губ, на которую обратила внимание в деревне.

Но все-таки он стоял ужасающе далеко.

Казалось, что совсем рядом, но стоило мне протянуть руку, расстояние растягивалось, а окутавшая все вокруг ночь становилась темнее.

В ней не слышалось ни звуков, ни чужого плача, но она все равно была живой и отчаянно холодной.

Кайл оглянулся, бросил долгий задумчивый взгляд на лес, и у меня сжалось сердце.

Так много было того, что я хотела бы сказать ему.

Так много того, для чего было не подобрать ни слов, ни действий, ни взгляда.

Слишком давно это было — достаточно, чтобы обратиться в прах.

И все равно, стоило ему развернуться и направиться к этому лесу, сердце зашлось какой-то отчаянной безнадежной болью.

Голоса, чтобы окликнуть его не было, — имя оседало где-то в горле, а с губ срывался только беспомощный жалкий шепот.

И все-таки он обернулся.

Скользнувший по мне взгляд оказался настолько обжигающим, что кожу начало покалывать, а потом Кайл протянул мне руку, предлагая последовать за собой.

Это было неправильно.

Что-то в этом читалось фальшивое, неестественное, стоящее того, чтобы бояться, но я все равно сделала шаг вперед, а потом еще один и еще, хотя секундой ранее казалось, что я не смогу сдвинуться с места.

Лес продолжал чернеть и качаться впереди, и выглядел настолько неживым, что идти туда совершенно не хотелось. “А ведь ты обещала, что даже в Пекло за ним пошла бы. Уже передумала?”.

Раздавшийся из ниоткуда вкрадчивый голос был уже знакомым: ни мужской, ни женский.

Тот, что я приняла за голос дома, в котором мы жили.

Нашего дома.

Кайл продолжал идти вперед, не оглядываясь, а я внезапно захотела заставить его остановиться, посмотреть на меня.

Отчего-то казалось, что если это произойдет, морок спадет, и я увижу чье-то чужое либо.

Быть может, просто черный провал на него месте.

Однако я продолжала идти за ним как привязанная, и край черного леса, мерещившийся бесконечно далеким, был уже совсем близко.

А потом правую руку обожгло болью и меня повело вправо.

Кайл продолжал двигаться по дороге, а я шла прямиком в поле и не могла даже повернуть головы, потому что бурьян пропал, а на его месте была лишь выжженная кукуруза.

Когда-то я уже…

Запястье снова выкрутило и обожгло, и подняв руку, я обнаружила, что шрам открылся.

Густая и почему-то черная кровь выплескивалась из него толчками.

Земля под ногами начинала нагреваться, как будто пожар начинался под ней.

Я по-прежнему не могла оглянуться, не могла двинуться с места, а темнота, похожая на удушливую гарь начинала давить.

“Везучая же ты сука…”, — раздавшееся прямо за спиной шипение напоминало голос Кайла лишь отдаленно.

Дурацкая, неумелая, откровенно бездарная попытка скопировать.

Я подняла руку так, чтобы кровь лилась на землю и уходила в нее, и тут же уперлась ладонью во что-то теплое.

Мне наконец удалось вдохнуть, пусть и судорожно, и открыть глаза.

Кайл спал на боку, а моя ладонь, абсолютно чистая, лежала на него ребрах.

Лбом я почти уткнулась ему в спину, — так близко, что могла чувствовать узор из шрамов под рубашкой и его тепло.

Ресницы ощущались подозрительно мокрыми, но шрам был в порядке — ни царапины, ни самой крошечной капли кровь.

Судя по лунном свету, падавшему на пол через окно, стояла глубокая и глухая ночь, — безопасная, настоящая, та, в которой ни одна тварь не рискнула бы пытаться куда-то меня увести.

И тем не менее, ей почти удалось.

При мысли об этом я сделала еще один резкий вдох и замерла.

Кайл всегда спал чутко, — каким только чудом не проснулся, когда я за него схватилась?

Сердце отчаянно колотилось в горле от запоздалого противоестественного страха и злости.

Чем бы оно ни было, у него и правда почти получилось.

Почти.

Наша кровная связь или что-то иное заставило меня свернуть с пути. В буквальном смысле не просыпаясь выйти из спальни и прийти к нему.

Опять.

Даже для меня самой это уже начинало походить на цорменнок издевательство, а на фоне вечерней истории с младшим Готтингсом — вдвойне.

Даже когда он учил меня и нас прямую ответственность, я никогда не позволяла себе вот такой прятаться за его спину.

Убрать руку я не успела и теперь чувствовала, как прямо под ладонью бьётся его сердце — размеренно и спокойно, как может быть только во сне.

Собственное дыхание сбивались, как будто мне пришлось долго бежать.

Нужно было срочно убраться из его постели и забыть это, как страшный и позорный сон, а с настоящими снами разбираться уже при свете дня.

Я моргнула, прогоняя остатки непонятно откуда взявшихся слез и постаралась унять собственное сердцебиение.

Ещё секунду, две, три.

Убрать руку и как можно тише отодвинуться, чтобы перина не промялась.

При всём желании я не смогла бы изобрести внятного объяснения тому, как оказалась здесь.

Говорить правду было немыслимо.

Сон, разумеется, оставался всего лишь сном, но такие неконтролируемые выходки были отличным поводом разорвать кровную связь.

Беречь её, как единственное, что связывало нас, помимо общих воспоминаний, было глупо, но я этого не хотела.

Сейчас, в темноте и полусне, медленно ведя по его спине кончиками пальцев, можно было себе признаться: я не хотела отказываться от этой клятвы и уже не мыслила себя без неё. Как будто это в самом деле была бы уже не я.

С такими мыслями уходить следовало ещё быстрее, и всё-таки рискнула шевельнуться. Вдохнуть ещё раз поглубже, как будто чужой запах мог вытравить из лёгких стылых мёртвый воздух, и…

Кайл пошевелился. Смазано, как любой человек меняет позу во сне.

Выругавшись про себя, я стиснула зубы и решила, что просто встану. Если он проснётся, скажу, что услышала шум, а дверь была открыта. Дом явно оказался непростым, и случиться в нём могло всякое.

Просто напомнить себе, что моё дурацкое и ничем не обоснованное «Не хочу» не умеет значения и сделать единственное движение.

Кайл развернулся и, обняв поперёк спины, протянул меня ближе.

Его сердце не забилось быстрее, дыхание не участилось, — он так и не проснулся. Всего лишь инстинктивное движение по старой привычке.

От внезапного и хорошо знакомого тепла лицо обожгло, и я все-таки закрыла малодушно глаза и снова принялась отсчитывать секунды.

Не может же не почувствовать.

И все-таки он продолжал спать.

Теперь прямо перед моим новом оказалось основание шеи, и так удобно было бы просто прижаться губами, а потом провести выше. Первой потянуться за сонным и медленным поцелуем.

Даже зная, что ничего хорошего за этим не последует.

Вернее, сейчас, в моменте, это наверняка будет безупречно, но точно не после, когда придет пора в меру вежливо прощаться.

Памятуя о прошлом разе, я должна была держаться от него подальше, потому что слишком стремительно и внезапно «Попрощаться как следует» превратилось в «Уйти без серьёзных потерь».

Никогда, ни разу, даже в самом чудовищном ночном кошмаре я не могла вообразить себя навязывающейся мужчине.

Однако с Кайлом это повторялось из раза в раз, — так много раз за три неполных месяца.

Его рука лежала на моей спине приятной тяжестью, за огком подвывали то ли местные духи, то ли ветер.

Не хотелось поднимать голову и разбираться, потому что здесь и сейчас было по-настоящему спокойно. Отпустившее вечером напряжение в самом деле ушло, неконтролируемая дрожь после сна, который сном, по большому счету не был, отступала, а дыхание постепенно становилось глубже и спокойнее.

Взгляд Кайла не ввинчивался мне в висок, он больше вообще не шевелился, как будто нашел для себя самое удобное положение, и я прикрыла глаза, решив, что нет ничего страшного в том, чтобы немного полежать так.

Рано или поздно он все равно сместится, и тогда можно будет поступить так, как планировала, — подняться быстрее, чем он успеет окончательно очнуться и свалить все на послышавшийся шум.

и никогда ни при каких обстоятельствах не признаваться. Ни в том, что это оказалось вбито в мою голову настолько глубоко и крепко, — не помня себя, я все равно пришла к нему после того, как меня пыталась прикончить тварь, принявшая его облик. Ни в том, что снова буквально дышала им, по капле выдавливая из себя ту дрянь, что выжигала меня изнутри.

Тогда огнем, сегодня — гнилостным ледяным смрадом. Какая, в сущности разница?

Тепло опасно расслабляло, и я напомнила себе, что засыпать вот так точно нельзя, а потом приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой светлую ткань наволочки.

Я спала, вытянувшись на животе, а за окном брезжил тяжелый и серый осенний рассвет.

Было хорошо и легко, без всяких условностей и оговорок, и единственным желанием стало потянуться без спешки.

В конце концов, если обошлось ночью…

Кайл отвел мои волосы в сторону, мягко и совсем не настойчиво поцеловал в основание шеи.

Можно было подумать, что он тоже не хочет будить, но почти в ту же секунду его ладонь, — на этот раз теплая, — медленно двинулась вверх по моему бедру под подол рубашки.

Разнеженное со сна тело отозвалось мгновенно. Не открывая глаз, я сдвинула колено выше и прижалась к подушке щекой, устраиваясь удобнее.

Еще одна естественная на грани рефлекса реакция.

Такая же неподконтрольная.

Кайл поцеловал ещё раз, а потом сжал мои бедра крепче.

Он вошёл осторожно, медленно, чтобы движение не вышло слишком резким для раннего утра.

Ощущения в расслабленном теле были обострены до предела. Я тихо и довольно застонала в подушку и зажмурилась сильнее, подавать навстречу.

Он придержал, пресекая само намерение, и начал двигаться сам. Почти лениво, как будто сам не проснулся до конца.

Обезоруживающее тепло и тяжесть его тела уничтожили последние даже не сомнения, а их отголоски.

В конце концов, если мы вынуждены оказались жить под одной крышей, почему не получить от этого максимум?..

Кайл превосходно умел чувствовать, что именно нужно делать, чтобы стало особенно хорошо, и сейчас молчал.

Я слышала его сбившееся дыхание над ухом, почувствовала спиной, как сердце забилось чаще.

Воздух в комнате сгустился, стал плотным и влажным. Мне пришлось облизнуть пересохшие губы, когда Кайл провёл по моей шее кончиком носа, повторил это движение губами.

Когда он становился таким, всё моё самообладание трещало по швам. Даже жаль не было.

Я чувствовала его в себе полностью, сознание плыло, а дышать было почти нечем.

Зато удобно оказалось перехватить его руку подтянуть ближе и поцеловать ребро ладони, тут же прихватить зубами, — не больно, не кусая, но давая знать о том, что невозможно выразить словами.

Он вернул этот недопоцелуй через тонкую ткань рубашки, коснулся чуть выше лопатки и перенёс вес на другую руку, чтобы можно было начать двигаться чуть резче.

Так, чтобы горло у меня обожгло на вдохе.

Это могло длиться всего несколько минут или целую вечность — я потеряла счёт времени, равно как и ориентацию в пространстве.

Был только он, этот безумный жар внутри и неторопливая утренняя почти что нежность.

Что-то из тех времён, когда мы могли потянуться друг к другу, не отдавая себе отчета.

В этом уютном и ласковом безвременьи не было ни неловко, ни больно. Только так, как должно было, — хорошо, неторопливо. Так, словно мы не были ограничены ничем, кроме собственного вдохновения.

То, как сильно он был сосредоточен на мне.

То, как безоглядно позволял себе расслабиться.

Спокойная уверенность, с которой я могла вытянуться под ним, немного меняя угол, делая и без того предельно тесный контакт ещё теснее.

Всё это в совокупности и каждое в отдельности расходилось по телу второй волной удовольствия, а Кайл продолжал двигаться так, что мне уже приходилось кусать губы.

Зная, что сейчас он точно не остановится, я всё равно пыталась растянуть момент, продлить его настолько, насколько удастся, чтобы впитать кожей.

Этих попыток, заведомо безнадёжных, хватило ненадолго, потому что сейчас не было ни игры, ни вечной попытки испытать друг друга на прочность, хотя обычно подобное разгоняло кровь нам обоим.

Были только мы, без оговорок и недомолвок, и так приятно оказалось просто позволить ему вести.

Стоило мне полностью отпустить себя, и очень скоро и без того тусклый свет померк окончательно, но лишь для того, чтобы вспыхнуть через секунду необычайно ярко.

В следующий раз я открыла глаза, когда через задернутые шторы мне на лицо упал луч жидкого октябрьского солнца.

Ночью я отчётливо видела Кайла. На полу и стенах лежали лунные блики, а за окном качался лес — сделав так, чтобы Альфреда непременно нашли, он не оставил лес без присмотра.

Либо оставил тому возможность смотреть на себя в знак признательности за оказанную помощь.

Теперь же я проснулась одна, и, резко сев на постели, посмотрела по сторонам.

Кайла не было, но утро оказалось не безнадёжно поздним.

Завернув в свою спальню за халатом, я почти сбежала по лестнице, надеясь перехватить его прежде, чем он уйдёт в банк.

После того, что было на рассвете, я чувствовала себя почти невесомой, и даже лестница показалась не такой крутой.

Я уже собралась позвать по имени, когда до меня донеслись голоса.

Дверь в кабинет осталась открыта. Кайл, уже полностью одетый и до отвращения бодрый, стоял у книжного шкафа, а в кресле для посетителей расположился Габриэль.

Он сидел, свободно и с удовольствием вытянув ноги, и хотя в это позе не было ни фамильярности, ни вызова, чувствовалось, что ему здесь комфортно.

— Доброе утро, — я остановилась на пороге, потому что, несмотря на утреннюю свежесть, радостным ни один из них не выглядел.

— Доброе, — Кайл прошёл к столу, кивнув мне коротко, но без подчеркнутого внимания.

Доктор Беккет же вскочил и отвесил короткий старомодный поклон:

— Леди Элисон.

За долю секунды его взгляд метнулся от моих губ по шее вниз, к завязанному на два узла поясу, и обратно.

— Доктор поспешил к нам с новостями, — опустившись в своё кресло, Кайл кивком предложил мне диван. — Кофе?

На столе уже стояли две чашки, но я отрицательно покачала головой.

Габриэль явно намерен был стоять, пока не села я, поэтому пройти к дивану всё же пришлось.

— Что случилось?

Габриэль нахмурился, опустив взгляд, а потом посмотрел на меня прямо:

— Альфреда Готтингса убили.

Часы на стене показывали половину девятого, и я с трудом сдержалась от того, чтобы восхищённо выдохнуть или даже присвистнуть.

Кайл умел получать желаемое, о чем бы ни шла речь, но чтобы настолько быстро…

— Убили?

Сонное неверие в голосе далось мне, судя по всему, неплохо, потому что Габриэль медленно кивнул:

— Я решил сообщить вам, потому что его смерть была странной. Тело выглядит так, будто он мёртв, по меньшей мере, несколько дней, но прислуга Готтингсов клянётся, что ещё вчера вечером господин Альфред был жив и здоров…

Он не закончил по множеству причин, и я решила сделать это за него:

–... И покинул дом неожиданно в моём обществе.

Несколько секунд Габриэль смотрел на меня очень пристально, а потом кивнул снова:

— Да. Дознаватель Бюль лучший во Фьельдене, и мэр распорядится, чтобы он навестил вас.

Он был так трогательно собран, что мне оставалось лишь невозмутимо подать плечами:

— Боюсь, я ничем не смогу быть ему полезна. Господин Альфред проявил неприятную несдержанность во время поминального обеда у Уортенов, его брат вмешался. Думаю, господину Самуэлю не составит труда это подтвердить. Приведя, в себя в порядок, он искренне раскаялся и хотел загладить этот инцидент. Мы немного прогулялись, господин Альфред рассказал мне местную легенду о Хозяине леса и показал сам лес. Вероятно, он счёл, что так эта история произведёт на меня бОлтшее впечатление. Оно оказалось даже слишком сильным. Мне стало не по себе, я пошла домой, и до этого момента полагала, что господин Готтингс поступил так же.

Кивнув в третий раз, Габриэль, наконец, сёл, но развернулся так, чтобы держать в поле зрения и меня, и Кайла.

— Ещё вчера я думал о том, что не хотел бы уйти как Джон Уортен…

Он думал и сейчас, хмурился, и мы, не вговартваясь, ему не мешали.

— В любом случае, эта беседа будет не более чем формальностью, — придя к каким-то выводам, Габриэль поднял голову, тряхнул ею чуть нетерпеливо. — У Готтингса сломана шея и огромный ожог на руке. Кроме того, он откусил себе язык. Как будто его пытали. Женщина вашей комплекции и вашего нрава просто не смогла бы сотворить подобное.

— Это весомый аргумент, — потянувшись к чашке с кофе, Кайл хмыкнул едва слышно.

Габриэль развернулсч к нему, и дышать в комнате отчего-то стало легче.

— Я успел осмотреть тело только поверхностно, но, думаю, это преступление станет одним из самых загадочных в истории Фьельдена. Убийца, судя по всему, был очень высокого роста. Гораздо выше, чем кто-либо из горожан или вновь прибывших. Настоящий великан. Не исключено, что в этих лесах завелись разбойники. Когда я жил недалеко от столицы, там был похожий случай. Огромный человек сбежал из цирка, в котором много лет выступал, и примкнул к местной банде. Он был очень силён. Во Фьельдене нет цирка, но людей, которых природа сделала не такими как всё, мы, немало. И у многих из них могут быть причины для того, чтобы бежать на Север. А ято вы об этом думаете, граф?

Он держался спокойно, но подчёркнуто официально, и в этом не было ни позерства, ни лицемерия. Мы просто прорабатывали версию, и, откидываясь на спинку дивана, я подумала, что зря отказалась от кафе.

Кайл тем временем взял паузу, обдумывая услышанное.

— Думаю, что ваше предположение не лишено смысла, доктор Беккет.

Доктор поспешил едва заметно склонить голову в знак признательности за это одобрение:

— Именно поэтому я единственный из четырёх городских врачей, кто допущен ко всем подобным расследованиям.

Эта новость уже заслуживала коньяка, но я осталась видеть неподвижно.

Кайл же поставил чашку и снова посмотрел на доктора:

— Значит, ваше слово для дознавателя Бюля имеет вес?

— Да, мы с ним даже приятельствуем, — Габриэль положил ногу на ногу и снова нахмурился, искренне и горько сожалея о том, что собирался сказать. — Видите ли, я, до определённой степени знаю Ришара Бюля. Он великолепный сыщик и по-настоящему честный человек. Если речь идёт об убийстве, тем более, таком жестоком, ему не будет важно, кто именно стал жертвой, младший и любимый сын нашего уважаемого мэра или запойный сапожник с окраины. Он будет работать днём и ночью, не покладая рук и не смыкая глаз. Хвататься за каждый, даже самый призрачный след, стараясь изобличить преступника. Но, к нашему общему сожалению, не всё в его власти. Даже если в окрестностях Фьельдена появились разбойники, причесывать лес сейчас бессмысленно. Это станет гораздо проще делать через две, а то и три недели, когда листва опадет. К тому же, никому и никогда не придёт в голову упрекнуть дознавателя в недостатке способных заниматься этим людей. Фьельден, как вы, вероятно, заметили, не похож на столицу, здесь жизнь течёт размеренно и тихо. А мэр Готтингс, хотя и безусловно уважаемые всеми, не имеет достаточных связей в Королевской Канцелярии, чтобы просить прислать сюда роту солдат. Кроме того, есть горы, в которых можно скрываться до бесконечности, имея достаточное количество провизии. Или вовсе сгинуть без следа. Так что, боюсь, не смотря на всё неимоверные усилия, которые приложит дознаватель Бюль, это дело имеет всё шансы остаться не раскрытым.

Фьельден и правда был далеко не столицей, но, памятуя о том, что у всяких стен могут обнаружиться уши, он говорил идеально правильно. Рассуждения посвящённого в тонкости местного быта человека, в которых не было допущено ни одной двусмысленной интонации, очень сложно было бы трактовать как грубое: «Искать убийцу Альфреда дознаватель Бюль не станет».

Кайл слушал его с той же смесью весёлого недоумения и чуть ироничного умиления, что и десять лет назад.

— По всей видимости, господин мэр будет вдвойне опечален.

Подняв глаза и убедившись, что был понят правильно, Габриэль дёрнул уголками губ:

— Вне всякого сомнения. Господин Готтингс возлагал на младшего сына большие надежды. Поговаривали, что он прочит господина Альфркжа себе в приёмники. Вернее, прочил.

— Что ж, если так, я принесу господину мэру и его супруга самые искренние соболезнования, — поднявшись, Кайл обошёл стол и прислонился бедром к его противоположному краю, чтобы удобнее було разглядывать меня. — Как бы там ни было, вы заглянули очень вовремя, доктор Беккет. Как вы, должно быть, заметили, у этого дома есть весьма серьёзный недостаток. Крутые ступени. Леди Элисон оступилась на них прошлой ночью.

Ища на мне следы опаснооо падения, Габриэль развернулся так резко, что мне стоило огромного труда не обжечь Кайла взглядом, способным выдать его враньё.

— Что же вы сразу не сказали? Я могу…

Он все-таки вскочил, и мне пришлось отрицательно покачать головой:

— Не стоит, доктор, всё в порядке.

— В чем я очень сильно сомневаюсь, — Кацл перехватил его взгляд, не давая встревожиться ещё сильнее. — Скажите, как, по-вашему, такой серьёзный удар заслуживает того, чтобы провести несколько дней дома, в постели?

Глаза Габриэля потемнели.

На этот раз он молчал почти минуту, а потом быстро облизнул пересохшие губы и развенулся ко мне, оценивая масштабы предполагаемого вреда.

— Уверен, что так. Я бы рекомендовал леди Элисон как минимум три дня покоя. К тому же, появляться в обществе с такими синяками — дурная идея. О вас, граф, могут поползли слухи самого неприятного толка. Не думаю, что ваша супруга захочет компрометировать вас, не имея на то оснований.

Всё мы знали, как мало нужно времени для того, чтобы скрыть или полностью вылечить настоящие отметины.

Так же мало как для того, чтобы заставить окружающих видеть несуществующие.

— Это очень ценные рекомендации, доктор. Уверен, моя супруга к ним прислушается.

Он был так очевидно доволен, что мне не нашлось, что ответить, а Габриэль тем временем продолжил:

— Я полагаю, что обе леди Готтингс простят графине её отстутствие на похоронах. Сегодня я собираюсь обедать у вдовы Мод. Она добрая женщина и не откажется помочь, когда узнаёт о ваших затруднения. Если вы дадите мне список необходимого, вечером вам останется только забрать готовую еду.

— Закажите на свой вкус.

Они переглянулись с таким пониманием, что мне пришлось подняться, напоминая от своём присутствии и о том, что всё начало заходить слишком далеко.

— А теперь прошу меня простить, дела, — Габриэль очень вовремя направился к выходу, но всё же задержался напротив меня. — Я рад знать, что вчерашний инцидент закончился благополучно, и вы в добром здравии.

Проводить его Кайл вышел сам, а мне пришлось сделать два глубоких вдоха и призвать себя к спокойствию перед тем, как последовать за ним.

— Три дня?!

Закрыв за Габриэлем дверь, Кайл вернулся ко мне, подошёл даже слишком близко.

— Мы же не хотим, чтобы ты сломала шею ещё и безутешному мэру или его уважаемой супруге, когда они на тебя набросятся? Может получиться очень некрасиво, а с обезумевшими от горя людьми такое происходит достаточно часто. Им не нужны доказательства или логика отличного дознавателя.

Зерно истины в этом было, но перспектива просидеть три дня под замком не укладывалась у меня в голове.

— Я не…

Что я, собственно, могла ему сказать? Напомнить, что способна держать себя в руках, и случившееся с Альфредом стало лишь стечением обстоятельств?

Кайл не позволил мне продолжить:

— Приказ Старшего специалиста. Вы ведь согласны подчиняться, леди Элисон?

Спорить с этим я уже не могла. Оставалось только посмотреть ему в глаза и ответить по-армейски чётко и глухо от клокочущего в душе недовольства:

— Есть!

— Ну вот и замечательно, — Кайл улыбнулся мне коротко, спокойно и довольно.

Он и раньше любил подловить меня на слове, но это было уже слишком.

Я развернулась, чтобы уйти.

Одеться.

Сварить кофе.

— Элисон, — он окликнул, не позволив мне сделать больше двух шагов.

Как долбаный кот с уже пойманной мышью.

Пришлось возвращаться обратно.

— Будут ещё распоряжения?

— Только вопрос. Один. Что привело тебя ко мне прошлой ночью?

Я была уверена, что именно этот вопрос он задавать не станет. Хотя бы потому, что у меня был заготовлен отличный встречный:

— А что заставило тебя трахать меня, едва увидев?

Он не трахал, а любил так нежно и восхитительно, что у меня до сих пор перехватывало дыхание в его присутствии, но лучше было остановиться именно на этой формулировке.

Главным стало не отвести взгляд, но Кайл и не оставил мне такой возможности. Привычно, — и всё равно неожиданно, — поймав за подбородок, он вынудил меня смотреть себе в глаза.

— Не люблю упускать хорошие возможности.

Он ответил и отпустил, отстранился на полшага.

— Позаботься о том, чтобы синяки после падения выглядели естественно.